Демьян Гробов и Запретная башня. Часть 1

©Михаил Головин, 2022-2025г.

Все права защищены. Copyright ©2025 Михаил Головин. Никакая часть этого произведения не может быть продана, распространена, исполнена, опубликована, скопирована и/или воспроизведена, использована каким-либо образом, цитирована или опубликована в любом СМИ, включая веб-сайты, без предварительного письменного согласия автора. Утилизация данного сценария не изменяет никаких ограничений, изложенных выше. Михаил Головин.

Корректура, редактура, вычитка текста. © Азарова Е.С. 2022–2025 г.

Демьян Гробов и Запретная Башня

Часть 1

Глава 1

Старинный долг

Ночью, сопротивляясь метели, перепрыгивая сугробы и едва не попадая под колеса машин на дорогах, бежал человек. Он упорно мчался без оглядки к небольшой церкви, стоящей в глубине городского парка. Церковь освещалась уличными фонарями, но из-за пурги их свет казался тусклым. Неистовый холод пробирал человека до костей. Под вой метели и стук собственных зубов, под стон тяжелой, массивной двери он наконец-таки проскользнул в церквушку.

Человек был крайне взволнован и напуган. Он метался от одной иконы к другой. Вскоре его тревожность утихла, и он упал на колени перед Богородицей, сбросив с плеч свое пальто. Но прежде зажег свечи в большом церковном подсвечнике – кандиле.

Сжав свой висящий на шее крест в ладонях у груди, священник принялся молиться. Его неуверенный шепот эхом разлетался по пустым холодным углам церкви и умирал там.

Молящийся был с бородой, впалыми щеками и обвисшими веками. На голове было надето что-то напоминавшее церковный головной убор – скуфью или комелавку. Лицом он походил на старика, но крепкая спина и ноги выдавали примерно четвертый десяток лет. Из молитвенной речи отчетливо выделялись фразы «облегчи мучения ей» и «сохрани жизнь и ему».

Совсем скоро он отвлекся от молитвы – дверь церкви распахнулась порывом ветра и со звоном бахнула. Ветер от сквозняка пробежался по всей обители Господа, колыхнув пламя свечей в кандиле.

Проигнорировав это, он вновь повернулся к иконе и склонил голову к груди. В церкви стало заметно холодать. Молитва священника сбивалась – от холода язык заплетался, и служитель церкви изредка растирал предплечья, чтобы согреться.

Молящийся приоткрыл глаза и взглянул на кандило. Пламя, подпрыгивая, трещало и, словно угасая, делалось все меньше и меньше.

Встав и подойдя к кандилу ближе, священник заметил чёрные потеки воска, сползающие по свечам. В их свете он также увидал пар от дыхания, что клубился под его носом. А принюхавшись, учуял, что воздух быстро начал пропитываться гнилью и сыростью.

За его спиной по стене метнулась тень, на мгновение очернив лики икон.

– Кто здесь? – вскрикнул он, едва не свалившись от разворота.

Ответа не последовало. Тогда служитель церкви накинул на себя пальто и вновь упал на колени, забубнив молитву.

Под его мольбу из глубины церкви раздался голос, похожий на сдавленное сиплое рычание.

– Я согрешил, священник. Хочу исповедаться.

Подскочивший от страха церковный служитель наступил на подол своего пальто и повалил кандило на пол. Почерневшие словно от мазута свечи затухли, и церковь, что едва освещалась слабым желтым светом единственного кандила, погрузилась в еще большую темноту. Света от уличных фонарей едва хватало, чтобы разглядеть убранство церкви. И все же, встав на ноги, служитель Господа сделал шаг в полумрак и попытался взглядом найти того, кому принадлежал этот нечеловеческий голос. Дышать становилось труднее, от страха сперло дыхание.

Сделав еще пару шагов, он увидел фигуру, укутанную в плащ, издевательски повторявшую позу молящегося у ног большого распятия Иисуса Христа.

– И какие же грехи ты взял на душу? – набравшись смелости, спросил священник гостя.

Гость отвечать не спешил.

– Многие… – всё же проговорил он.

– У каждого из нас достаточно грехов. И какими бы они ни были, все достойны отпущения, – незваный гость молчал. Священник сглотнул, ожидая ответа.

– Даже такие, как убийства? – в голосе чужака чувствовался не то азарт, не то интерес, не то издевательская нотка.

Священник в оцепенении раскрыл рот. Гость зашевелился, и подолы мантии зашелестели, как листья по ветру, нагло нарушая молчание служителя.

– И кого же ты убил?.. – боясь ответа, выдавил из себя наконец-таки он.

Плечи незнакомца от прерывистого смеха задвигались под мантией.

–Я? – продолжил он. – Многих…

– Что ж. Отмаливание будет долгим, – священник старался держаться стойко.

Спина, что была услужливо согнута перед распятием Христа, выпрямилась, и над спавшим с затылка капюшоном появилась голова. С темными сальными волосами, спадавшими на плечи.

– Разве я сказал, что хочу покаяться в убийствах? – в голосе гостя чувствовалось оскорбительное возмущение.

Слуга Господа осекся, прикусив губу, спросил:

– Так какой же грех страшнее душегубства заставил тебя прийти сюда?

– «Душегубства…», – протянул издевательски чужак. – Каких слов мы понабрались. Что ж… – церковный служащий услыхал, как гость жадно, со свистом вдохнул ноздрями воздух, а затем начал громко говорить двухголосно: – Я убил своего брата… К черту!.. Я убил отца… К черту!.. Но вместе с тем… – двухголосый рык перешёл в подавленный одиночный стон. – вместе с тем я сделал дитя сиротой… Вот мой грех.

В церкви повисла тишина. Священник оторопел. Поджав губы, он взялся за свой крест и, взглянув на главный вход в церковь, сказал:

– Молитва «Отче наш» или «Богородица, смилуйся» тебе в помощь, – затем плавно двинулся к двери, не отводя от нечестивого гостя взгляда. По церкви эхом разлетелся колкий смешок.

– Много же ты молитв выучил с нашей последней встречи, Прокофий… –слуга Господа, словно пронзенный молнией, замер. – А я до сих пор ни одной не знаю, –закончил гость.

Скованный словно невидимыми цепями служитель церкви стал всматриваться в своего собеседника. Он пытался предположить, откуда тому известно его имя. В глазах блеснуло не то воспоминание, не то предположение, и от этого он побледнел пуще прежнего.

– Кто ты? – теряя дар речи, спросил Прокофий. Сердце начало биться сильнее, заглушая собственные мысли. Пылинки, плавно летавшие в редких проблесках света от уличных фонарей, застыли. Вьюга с метелью за пределами церкви стихли. Всё, абсолютно всё провалилось в тишину. Да в такую, что давила на уши. Ответ Прокофию явился не словом. Фигура, сидящая у ног Христа, медленно встала на ноги. Некто под мантией был тощ, плечи под ней казались острыми. Нечестивец обернулся на Прокофия, и тот сорвал с груди крест, вытянул его перед собой и сжал так, что побледнела рука.

– Прочь отсюда! ИЗЫДИ!

Перед дрожащим крестом во мраке церкви засветилось трупным цветом лицо. На узких губах была запекшаяся кровь. На остром подбородке и на шее были так же засохшие потеки крови. На вид человек был моложе Прокофия, но выглядел потрепано, уставше и зловеще. Руки его были скрыты под мантией на уровне груди: похоже, он что-то держал, пытаясь это сберечь. Прокофий еще раз попытался изгнать незваного гостя из обители Господа, но тот уходить вовсе не собирался.

Тяжелые веки чужака распахнулись, обнажив бездонные словно колодец черные глаза.

– Скажи, Прокофий, неужто страх был настолько невыносим, а просьба чересчур постыдна, что они привели тебя к Господу?

– Не важно, что меня привело к Господу. И неважно, по какой тропе! – дерзко возразил он нечестивому.

– Ну да…– просипел тот в ответ, усмехаясь. – Твоя чересчур загаженная не исключение.

Прокофий прищурился, губы дважды попытались разомкнуться. Поджав их, он на секунду-другую задумался.

– Да… Ты прав… – ответил он тихо, сжимая крест в руке все сильнее. – Как видишь! Но…Теперь вот убираюсь, – священник обвел второй рукой церковь, призывая гостя осмотреть величие дома Господня. Гость подобный жест и иронию не оценил, как понадеялся Прокофий.

– Думаешь, выученные молитвы, ряса и наставления других спасут твою душу? –чужак шагнул вперёд. Прокофий подался назад, чуть не выронив крест. Нечестивый довольно улыбнулся и продолжил: – За это врата к Господу не открывают, друг мой.

– Не тебе говорить, за что открывается перед душами людскими Царство Небесное!

Сказанное Прокофием рассмешило гостя. Дикий, возбужденный смех, вырываясь разными голосами из пасти, будто голоса бесов из преисподней, обнажил острые почерневшие зубы. Адский гогот тревожил иконы и распятия. И те, и другие дрожали на стенах.

Вскоре гость умолк, и его глаза азартно сверкнули.

–Зато я знаю, за что открываются врата Ада… – Прокофий тревожно сглотнул, крест резал ему руку от сильного сжатия. – Да ты и сам это знаешь, верно? – закончил незваный. В церкви, казалось, нет ничего такого, что могло бы породить тень, но она явилась вновь. И в этот раз Прокофию удалось её лицезреть как есть. Позади чужака его собственный силуэт рваными лоскутами жадно пополз вверх. Прокофий, увидав это, перекрестился трижды и незамедлительно отступил. Тень, оскорбительно оплетая ноги Иисуса, вскоре распласталась по всей стене, на которой висело распятие. Где-то в глубине груди нечестивого послышались тихие ликующие вопли.

Гость стоял надменно. Служитель церкви бросил мимолетный взгляд на Христа, будто ожидая помощи. Но Иисус, прежде безмятежный и умиротворенный, таким и оставался.

– ХВАТИТ! ДОВОЛЬНО! – сорвался Прокофий на отчаянный молящий крик, и ноги его подкосились. Пятясь, он упал. Выронив крест, он тут же схватил его трясущимися руками и, словно перебрасывая в руках горячую картошку, поймал наконец-таки за основание.

– Ха–ха! Постарел ты, друг мой, – гость довольно наблюдал за трепыханиями священника. – Стал неуклюжим и… Более трусливым.

– Да что тебе надо? – жалобно прошептал Прокофий. Голосом он просил немедленно оставить его в покое. Губы тряслись, как у ребенка, готового вот-вот разрыдаться.

Тень сползла, как и улыбка ее хозяина.

– Ты должен вернуть мне долг… Пришло время платить, Прокофий, – сказал тот.

У Прокофия все оборвалось внутри. Страх начал давить на грудь и ребра.

– И…– без сил начал Прокофий. Боясь ответа, не решался на вопрос. И все же ожидание было невыносимо. – Что же ты хочешь? Мою душу?

По церкви разлетелось презрительное фырканье.

– Твоя душа не стоит даже телеги навоза, –Прокофий свободно выдохнул, хотя был несколько задет подобными словами о своей душе. – Нет, друг мой. Мне от тебя нужно другое…

– Ну? Не томи! Говори! Что же? – Прокофий вставать с пола не спешил, боясь снова упасть. Гость охотно глядел на то, как священник мучается в размышлениях. У него вновь появилось охотное желание поиздеваться над ним, потомить. Но увидев, как тот уже был похож на одну из догоревших в кандиле свечей , передумал. Под мантией зашевелились наконец-таки его конечности. Из многочисленных складок показались тощие, костлявые руки с такими же пальцами. Пальцы-пауки с опухшими, узловатыми костяшками бережно огибали небольшой «кокон» из одеял. Под ногтями виднелись куски грязи и земли.

– Что это? – негодующе вымолвил священник.

– Это наша погибель и ваше спасение, – гость кончиками пальцев аккуратно оттянул одеяльце, и в нем показалось человеческое лицо. Пухлое, розовощекое. Ребенок в одеялах спал как заколдованный, не слыша и не чувствуя, что происходит вокруг него.

– Ваша погибель и наше спасение? – Прокофий неспешно встал на ноги. Крест он уже не держал перед собой, но и подойти ближе не решался.

– Во всяком случае, так думают некоторые из нас. Отчего и хотят его смерти. Другие же верят ровно в обратное… Я же… – незваный гость задумался, смотря на малыша. – Не разделяю убеждений ни первых, ни вторых.

Прокофий молчал. Нечестивец, не отводя головы от ребенка, метнул взгляд на священника.

– Возьми его к себе на воспитание.

– Усыновить? – изумленно спросил Прокофий.

– Да, – подтвердил гость. – Это дитя должно расти как смертный человек. Он будет тебе сыном, а ты…

– ТАК ОН ТОЖЕ ВУРДАЛАК? – священник горячо вскрикнул и вновь сжал крест в своей руке, вытянув перед собой.

– Полукровка, – поправил священника гость.

– Это ничего не меняет! Настанет день, и он обратится в такого же… В такого же… – Прокофий подбирал слова не слишком острые, дабы в случае чего не лишиться жизни. –Он станет таким, КАК ТЫ!

– Не станет, – к удивлению Прокофия ласково сказал незваный. – Я сделал всё возможное, чтобы силы тьмы в мальчике не пробудились… – священник сжимал челюсть от неприязни. Чужак продолжил уверять: – Даже когда солнце отмерит положенный срок в 11 лет, мальчик останется мальчиком.

– Исключено! – Прокофий отрицательно замотал головой. – Это невозможно! Полукровки всегда пробуждаются!

– Разве я похож на того, кто не уверен в своих словах или действиях, священник? –незваный вновь возмутился, его глаза и лицо полыхнули красным. Прокофий утихомирил свой пыл и на всякий случай сделал шаг назад.

– Нет, – покорно сказал он. – Не похож… Но дитя на воспитание я взять не могу.

– Почему? Подобный душевный жест точно тебе зачтется ИМ, – нечестивый взглянул наверх, и Прокофий невольно поднял глаза туда же. Будто действительно сверху кто-то за ними наблюдал.

Священник задумался.

– Нет. Я один раз уже взял на душу непростительный грех… – Прокофий взглянул собеседнику в глаза. – Связался с тобой. Больше со слугами тьмы я ничего общего иметь не хочу!

– Значит, отказываешься возвращать мне долг? Так, священник? – уточняюще спросил гость. Нечестивец распахнул глаза еще шире, на лице проступили черные пульсирующие вены. Стены церкви загудели. Он вновь говорил не одним голосом. Теперь с Прокофием говорила будто целая разгневанная толпа.

– А не ты ли как щенок скулил, прося о помощи? –стены глумливо стали подвывать, передразнивания Прокофия. Тот пятился от «друга», вновь мотая крестом. На него продолжал наступать нечестивый.

– А не ты ли клялся во всём, что угодно, лишь бы спасти свою шкуру? – по церкви шепотом разлетелись людские клятвы, также нагло передразнивая Прокофия. Священник настолько сильно сжал свой крест, что по основанию заструилась кровь.

– ПРОЧЬ ОТСЮДА! УБИРАЙСЯ! ИЗЫДИ, ДЬЯВОЛ! – Прокофий принялся читать «Отче наш», стараясь заглушить по-хозяйски бушевавшие в церкви голоса.

Незваный гость наступал уже более широким шагом. Прокофий, не сводя с него глаз, суетливыми шагами пятился спиной к главной двери.

– НЕ ТЫ ЛИ ПРОСИЛ СПАСТИ ТЕБЯ ОТ ЭТОГО? – вурдалак сорвался на громкий низкий вопль. Крест в руке Прокофия вспыхнул огнем. Уронив его, священник почувствовал, что спину чем-то обожгло, и обернулся. Главная дверь в церковь распахнулась с грохотом, оббив собой стену, и вместо метели и вьюги в дом Господа влетели языки пламени. Огонь клубами прорывался внутрь. Из него, наваливаясь друг на друга, ползли обугленные грешники. Впиваясь ногтями в пол, они приближались к Прокофию, стараясь ухватить его за ноги. Прокофий отскочил от двери и влетел спиной в вурдалака, словно в холодную каменную статую. Упав на пол, он уткнулся лицом в ладони и завопил. Слёзы градом стекали по щекам.

– ХВАТИТ! УМОЛЯЮ!

В секунду все прекратилось. Дверь захлопнулась, всосав в себя пламя и тела, голоса преисподней стихли, стены приняли прежний вид. Незваный гость сел перед Прокофием. Его рука коснулась плеча. Прокофий, взглянув на собеседника, дрожащим голосом прошептал:

– Я не могу его взять, Григор. Прости… Дважды связываться с… – Прокофий поджал губы. – Не могу… Прости… Умоляю… Уходите…

Прокофий уткнулся взглядом в пол. Григор пальцем приподнял его голову за подбородок и заинтересованно взглянул в глаза. Белки вурдалака, что хоть как-то виднелись, уступили место расширяющимся зрачкам. Теперь в священника всматривалась сама тьма.

– А–а–а, – довольно прошипел он. – Приближающая радость отцовства… Вот оно что.

Прокофий от услышанного онемел. Он прикусил язык и старался не сболтнуть ничего лишнего. Григор ждал, когда священник подаст телом хоть какой-то знак. Знак насчет его правоты.

Незваный гость приподнял свою голову, принюхиваясь. Прикрыв глаза, он глубоко и с наслаждением вдохнул.

– Ммм, – протянул вурдалак. – Твои молитвы были услышаны, священник.

Прокофий испуганно и недоуменно вскинул брови. Глаза его забегали в раздумьях.

Григор распрямился, спрятал дитя под складками мантии и произнес напоследок:

– Запомни, – спокойно добавил он. – Я всегда получаю от своих должников то, что хочу, друг мой.

Улыбнувшись неоднозначно Прокофию, вурдалак темным вихрем летучих мышей растворился под куполом церкви.

Прокофий несколько раз потерянно повторил последние его слова: «приближающаяся радость отцовства», «твои молитвы были услышаны» и «я всегда получаю то, что хочу».

– Нет, – внутри все сжалось. Он незамедлительно вскочил и выбежал из церкви, оставив свое пальто.

Перепрыгивая сугробы и овраги, он добежал до своего двора. Найдя у себя в кармане ключ, Прокофий открыл дверцу старенького подержанного автомобиля и сел за руль. Выжав педаль газа в пол, Прокофий через некоторое время оказался около родильного дома.

Заехав на его территорию, мужчина остановился на ближайшей пустой разметке и, выскочив из машины, как пробка из бутылки, подбежал ко входу. Потянув с силой на себя дверь, он мигом проскочил внутрь. Около турникетов его встретили охранник и пара медсестер. Прокофий в спешке что-то говорил, махал руками. Просил разрешения пройти.

Вскоре медсестрам и охраннику из обрывистых фраз Прокофия все же удалось что-то понять.

– Нет, уважаемый. Ночь на дворе. Часы приема можете посмотреть на стенде.

Но Прокофий словно не слышал. Он вновь заговорил о том, что ему срочно надо увидеть супругу, и спрашивал, не случалось ли у них в больнице чего-то подозрительного в последние пятнадцать минут?

Персонал лишь пожимал плечами, мол, ничего такого не было. Охранник попытался вежливо выпроводить батюшку. На удачу Прокофия в коридоре появился доктор в белом накрахмаленном халате.  Он, направляясь к источнику шума, широкой и уверенной походкой подошел к Прокофию.

–Что здесь за гам? – спросил требовательно он.

Прокофий изъяснился более внятно, и лицо врача засияло озарением.

–А, вы Прокофий Иванович? Гробов?

–Да, – подтвердил священник. – Прокофий Иванович Гробов. Моя жена…

Врач по-доброму коснулся его плеча, тем самым прервав батюшку, и заверил его.

–Не волнуйтесь! Теперь все порядке. Ваша супруга жива и здорова, как и ребеночек. Так что все опасения остались позади. Поздравляю вас, кстати, – врач пожал руку Прокофию. Тот обмяк от услышанного, но отступать не собирался. Прокофий в очередной раз спросил разрешения повидаться. Хотя бы на чуть-чуть.

О Григоре и слугах тьмы Прокофий, кончено же, рассказывать никому не собирался. Вдруг из родильного дома его тут же увезут в сумасшедший дом? Так что свое желание он объяснил предсказуемо для других.

–Я боялся потерять их обоих. Доктор, умоляю. Дайте убедиться, что они в порядке.

Доктор задумался. Конечно, исключений быть не может, даже для батюшки, но его ситуация и вправду была нелегка. Роды были слишком тяжелые. Да и сам врач трижды отец. Понимал, каково это – переживать за родных. Так что доктор в итоге пошел Прокофию навстречу и проводил его в палату к супруге и сыну. Заранее предупредив, что надолго оставить их не может.

– У вас десять минут, – сказал он и закрыл за собой дверь в палату, оставив семью наедине.

В палате на кровати лежала измученная женщина. Мокрые от пота волосы прилипли к лицу. Но, несмотря на это, она улыбалась. Улыбалась, глядя на укутанного в одеяльце малыша на её руках.

Прокофий метнулся тут же к жене и ребёнку.

– Как вы? Всё хорошо? – дрожащим голосом спросил он.

Супруга в ответ кивнула с улыбкой. Прокофий, внезапно ошеломленный догадкой, начал метаться по всей палате, выглядывая в окна, заглядывая в каждый угол и даже в мусорное ведро.

– Здесь никого не было? Никто не заходил?.. Эм… – Прокофий взглянул на жену. – Такой… странный?

В ответ священник получил нужный ему ответ, что никого в палате не было.

– Успел, значит… Или он сблефовал?.. – с выдохом сказал он сам себе и подошел к своей семье.

– А что стряслось, дорогой? – спросила мама малыша слабым голосом.

– Ничего, все хорошо.

Подойдя ближе и увидев, что малыш спокойно спит, Прокофий упал на колени и, уткнувшись в живот супруге, заплакал. Он заботливо обнял, а затем одарил поцелуями и её, и своего первенца.

– Дорогой, я бы хотела назвать его Демьяном, – предложила супруга Прокофия, и тот, всхлипнув, кивнул головой.

– Думаю, Господь не будет против… Демьян. Красивое имя.

На улице метель всё бушевала и бушевала. А с ветви ближайшего дерева, как летучая мышь, укутанный в мантию, свисал Григор. В руках он держал новорожденного малыша, в унисон завывающего с метелью, и вглядывался в палату через стекло.

–Демьян… – повторил Григор. – Хорошее имя тебе досталось, мальчик мой.

Затем вурдалак взглянул на Прокофия.

– Ну а ты, мой старый друг, прости меня. Это было необходимо, – с сожалением в голосе сказал Григор, переведя взгляд на малыша у себя в руках. – Обещаю, твой сын получит жизнь, за которую любой смертный продал бы душу.

Григор поправил одеяльце еще мокрому и плачущему малышу и, поймав порыв ветра, исчез с новорожденным в холодной ночи вместе со своими крылатыми слугами.

Глава 2

Козлиный переполох

С той памятной ночи в церкви, которую Прокофий Иванович, священник, вспоминает не без молитв, прошло почти 12 лет. Вместе с годами он обзавелся сединой и морщинами, но все же Прокофий не был настолько старым, чтоб хвататься за кроссворды и засыпать с ними в кресле посреди дня. Вместо этого он усердно работал, служил в церкви и со всей серьезностью и душой воспитывал своих сыновей, которых у него, после рождения первенца, прибавилось аж на шесть. Что же касается первенца – речь идёт о том младенце, которого тайно подменили и нарекли красивым именем Демьян, – то он и не подозревал, что между ним и Прокофием никакой родственной связи не было. Об этом не догадывался, разумеется, и сам Прокофий. Ну а вопрос о родстве остальных мальчишек положительного ответа не подразумевал, и те знали почему.

Всё их большое и дружное семейство уютно расположилось в просторной городской квартире по Котловской улице дома номер 17. Прокофию Ивановичу повезло заполучить её в дар от своих родителей, которые долгое время безрассудно и слепо потакали ему во всем. Но, слава Богу, они это признали хотя бы в конце своего пути. К сожалению, они не дожили до того момента, когда Прокофий Иванович встал на правильный путь и с каждым годом старался жить как порядочный христианин и любящий отец.

В одну из августовских ночей Прокофий Иванович крепко спал в своей кровати, чего нельзя было сказать о светловолосом мальчишке, спавшем за стенкой. Демьян вот уже седьмую ночь подряд мучился от ночного кошмара. В нем он видел один и тот же сон: непроходимый лес, промерзшую сырую землю, по которой он рассекал босиком, и того, кто вечно дышал ему в затылок, ходя за ним по пятам. Сон, к слову, кончался всегда одинаково, до этой ночи… Вытрепав всю душу и вдоволь насладившись мучениями мальчишки, виновник кошмара показывался как есть в истинном обличии. Но при пробуждении Демьян напрочь забывал личину своего мучителя, и какие бы ни прилагал усилия, чтобы вспомнить – ничего не получалось. Вот и в этот раз всё было так же… Ну, почти. К горлу мальчика потянулась когтистая рука, и сквозь кошмар прорезалось: «Демьян!» Кошмар лоскутами расползся, уступив место рыжему мальчишке с веснушчатым лицом, но прежде чем он смог его увидеть, в памяти Демьяна плотно отпечаталось недобрая сказанная чудищем фраза.

– Демьян, это я! Игог’ь! Ты слышишь? Пг’оснись! – рыжеволосый, кудрявый и картавый мальчуган теребил Демьяна за плечи. А тот продолжал вскрикивать и размахивать руками перед своим лицом.

– Прочь! Уйди!

– Это я! Демьян, тише! – повторил Игорь и зажег ночник на прикроватной тумбе. Демьян отскочил прыжком в угол к стене, к которой была приставлена его кровать, и с трудом вздохнул.

– Ну? Пг’ишел в себя? – спросил Демьяна Игорь.

Но Демьян отвечать не спешил. Обливаясь холодным потом и тяжело дыша, он вытер рукавом пижамы лоб и сделал глубокий вдох. И только лишь после того, как увидел перед собой в свете ночника обычного мальчика, выдохнул и кротко кивнул.

Игорь, видя, в каком состоянии пребывает его брат, не спешил задавать ему вопросы. Тем временем у Демьяна было время осмотреть небольшую комнату, где стояло всего три нешироких кровати, у каждой из которых по тумбе, и небольшой шкаф у двери. Одна из трёх кроватей, в дальнем углу, временно пустовала.