Демьян Гробов и Запретная башня. Часть 1

– Он заболел? – обеспокоенно спрашивали братья у отца. Прокофий суетливо всех разгонял и просил не мешаться под ногами. Вытащенный из подмышки Демьяна градусник сообщил нерадостный итог – температура 40.

От увиденных цифр охнули и Прокофий, и Настасья Павловна. В ту же минуту все братья получили указания. Игорь побежал в магазин за малиной, Олежка должен был вскипятить воду для чая, Степу просили раз за разом менять смоченное холодной водой полотенце, а близнецы помогали по мелочам. Затем жар сменил озноб.

– Х-х-холодно… – простучал зубами Демьян, и внимание Настасьи Павловны привлекла внезапно появившаяся на его ожогах деталь. Она надела очки, склонилась над больным и ужаснулась.

– Прокофий Иванович, – позвала она, проводя аккуратно пальцами по открытым на теле местам. – Смотрите.

Прокофий Иванович незамедлительно подбежал и, сощурившись, побледнел.

На лице, шее и руках, что были пару мгновений назад просто красными, выступили желтые водянистые пузыри. Они лопались, и их содержимое, словно кипящее масло, вязкими каплями стекало по коже.

– Да что это такое?

Демьян начал стонать, каждое движение причиняло ему муки, а мягкие подушки казались терновым венцом. Демьян приоткрыл один глаз и произнёс еле слышно: “Папа, мне больно…”

На лбу лопнула еще одна пара волдырей и заставила Демьяна опустить веки.

Прокофия охватывала паника, а морщины на лице углубились.

– Я помогу тебе, сынок, всё будет хорошо… Потерпи! – прошептал Прокофий Демьяну и промокнул холодным полотенцем обожжённый лоб сына. Прокофий не знал наверняка, что это. Просто сильный ожог от солнца или один из этапов обращений в кровопийцу? Однако он схватился за телефон и вызвал подмогу – тех, кто работает в паре с Господом, помогая людям избежать преждевременной встречи с костлявой, – “Скорую помощь”.

Бригада медиков явилась к церкви незамедлительно, а вместе с ними прибежал и Игорь с малиной.

– Ну, куда идти, кто у вас больной? – спросила врач. И Прокофий провел их к Демьяну. Врач и медсестра осмотрели мальчика и вновь всучили ему холодный градусник, от которого Демьяна всего передернуло и затрясло.

– Потерпи, солнышко, потерпи, – по-доброму говорила медсестра.

А врач тем временем уселась на принесенную ей Прокофием табуретку и начала опрос.

– Ну? Чего случилось? Рассказывайте.

Олежка достал свой блокнот, как и врач свой планшет. И оба принялись черкать ручками, когда Прокофий начал говорить, путаясь в мыслях.

– Не знаю, с чего начать. Эм… Вот сыновья играли на улице, под солнцем, – Прокофий сделал паузу, смотря, как врач делает заметки в планшете, затем продолжил. – Думаете, ожог, сгорел на солнце?

Врач вновь взглянула на вытекающие волдыри Демьяна и сочувствующе поцокала.

– Да не думаю, так и есть… – сказала она, а затем спросила. – Как долго под солнцем он пробыл?

Прокофий пустился в воспоминания, словно хотел вспомнить всё вплоть до минуты. Но Настасья Павловна опередила.

– С утра и вот до этого часа, почти… Весь обед точно…

Врач удивленно вскинула бровями. А затем она отложила планшет и протянула руку к медсестре.

– Давай градусник.

Та достала его аккуратно из подмышки Демьяна и вложила ей в руку.

– Хм. Ну да… Сорок. Ожидаемо, – сказала она и вновь отдала его медсестре, не глядя в её сторону. Та протерла прибор и убрала в уклад.

– Но он все лето у меня гулял и такого не было, – удивленно развел руками Прокофий. Он думал, что всё же это не ожог…

Врач тяжко вздохнула и чуть повысила голос.

– Уважаемый, вы в каком городе живете?

– В этом.

– Ну? Последние два месяца какая погода у нас была? Облака да дожди, а отметки на термометре едва хватало, чтобы белье высохло на улице. Это как раз сейчас вот… – взмахнула врач рукой. – Рекордный день! Жара невыносимая, под 40 градусов, и ни одного облачка. Неужто новости не смотрите?

– Не смотрим, – виновато ответила за Прокофия Настасья Павловна.

– Ну вот и зря, – сурово сказала ей врач. – Сколько машин за этот день расплавилось, и что ни звонок в МЧС – то пожар. И всё сегодня!

Прокофий задумался. А ведь действительно, погода текущего месяца была прохладной по меркам лета. Многие ходили в ветровках. Ну а сегодняшний первый за все летние каникулы жаркий день, Прокофий возможно и не заметил этого из-за своих переживаний. После этих мыслей на сердце у него чуть отлегло, хотя волнение все равно бередило душу. Особенно после того, как врач сказала насчёт погоды “чертовщина какая-то”.

– Так что неудивительно, что ваш сын такие ожоги получил. Солнце в обед самое опасное! – продолжала она, вновь осматривая Демьяна. – У любого на его месте кожа слезла бы. Да и сам он светленький к тому же. Это тоже немаловажно.

Врач распрямилась на табуретке и взяла чистый лист.

– Так что это просто ожог. Сильный, но ожог.

– Но мои другие сыновья тоже были весь этот день под солнцем! – не унимался Прокофий.

Врач задумчиво взглянула на мальчишек и поджала губы. Прокофий почувствовал, как волнение вновь разрастается в его груди, как огонь в стоге сена.

– Пап… – начал Степа, – Мы часто уходили в тень. Не как Демьян…

– Да… – подтвердили остальные. И на это врач развела руками.

– Вот видите. Ладно… – протянула она и уткнулась в свой чистый лист для заключений. – Вот вам мази выписываем, “Пантенол”, таблетку от температуры сейчас дадим, можете, кстати, тоже подавать, если снова будет подниматься, – врач протянула написанные рекомендации Прокофию, а медсестра дала таблетку Демьяну.

– На, мой хороший, выпей.

Демьян совершил над собой усилие и проглотил лекарство. Врач убрала все свои медицинские принадлежности в уклад и распрямилась.

– Ну и сметанкой можете обмазываться, – добавила она вновь, сочувственно взглянув на ожоги Демьяна, а затем обернулась на Прокофия и Настасью Павловну. – Сметана-то есть? А то у нас кончилась, – сказала она, бросив взгляд на уклад.

– Купим! – заверил решительно Прокофий и в этот же миг во второй раз послал Игоря в магазин, но уже за сметаной.

– Ну и славно! Мажьте ожоги сметаной, и будет как новенький через пару дней. Народный способ, поверенный.

– Благодарим вас, дай Бог вам здоровья! – Пожелала Настасья Павловна, не сдержав слёз. Врач и медсестра расплылись в улыбке и поблагодарили тем же.

– Ну и почаще смотрите на небо, папаша. Если новости игнорируете, – напоследок посоветовала врач, когда Прокофий провожал их до машины.

– Разумеется, – с улыбкой сказал он и принял совет к сведению.

Через пару минут прибежал Игорь, и ожоги Демьяна уже были намазаны толстым слоем сметаны. Как и говорила врач, через пару дней Демьян встал на ноги, и от температуры и ожогов не осталось и следа, разве что кожа слазила.

Насчет погоды Прокофий тоже был теперь аккуратен. Без панам он никого не выпускал из церкви и всегда проверял погоду. Если была жара – наказывал сидеть в тени всем, без исключения. Особенно в обеденные часы.

Передышка в странностях была недолгой. Следующей проблемой для Прокофия стал чеснок. После еды Демьян свалился на пол, схватившись за живот.

– Нуууу… – протянул врач в поликлинике, нажимая на живот вскрикивающему от боли Демьяну. – Гастрит, скорее всего. Обострение, – заверил он.

– Откуда? – озадачился Прокофий? – Чипсов он не ест, газировку не пьет. Все на фруктах и овощах!

Врач пожал плечами.

– Не знаю, причины могут быть самые разные, – врач, продолжая осмотр, надавил чуть сильнее, и из желудка Демьяна, разумеется, через рот, на пол выскочили все зубчики чеснока. К слову, не переваренные. Врач проморгался от увиденного и вопрошающе сначала взглянул на Демьяна, а затем обернулся и на его отца, выгнув бровь в недоумении.

– Чеснок? И вы едите его в таком количестве? Вернее… Глотаете? – доктор с ужасом взирал на дюжину больших головок около своих ног.

– Да… – сухо подтвердил Прокофий, хотя был уверен, что Демьян их жевал всеми зубами.

– И как часто? – с опаской задал второй вопрос врач.

– Ну… – Прокофий виновато поджал губы. – Трижды в день.

– Трижды в день? Это получается… – врач закатил глаза, считая. – 36 зубчиков чеснока в сутки, 252 в неделю и 1 116 в месяц? Если в месяце 31 день, конечно же… Зачем? – удивился врач, раскрыв рот.

Прокофий молчал. Не скажешь же, что так Прокофий отгоняет нечисть? Да и потом, раньше они обходились одним зубчиком чеснока в сутки, это последние дни так вышло. Поэтому чрезмерным превышением Прокофий это количество не считал.

– Чеснок – вещь полезная, конечно, но не в таких же масштабах! – опроверг мысли Прокофия врач. – Не удивительно, что вашего сына от него воротит!

И в этот день Демьяну поставили диагноз – отравление и аллергия на чеснок. В качестве лечения ему выписали паровую диету и исключение из рациона аллергенного растения. Что Прокофий и сделал. Но на время.

Прошла неделя, и Демьяну стало легче. Зубчик чеснока он ел аккуратно и всего один раз в день. Радости в душе прибавилось с выпиской Егорки, которая чуть запозднилась из-за одной его кости, которая никак не хотела срастаться. Мальчишки Егорку встречали как положено, с апельсинами и молоком, которое они с Прокофием успели найти у другого местного козовода. А сам Егорка больше наслаждался объятиями, которых ему так не хватало из-за этого проклятого гипсового кокона.

На следующий день Демьян был сам не свой. Он был вялым, сонным и не показывал особого желания что-либо делать.

– Хандра настигла, сынок? – уточнял Прокофий, глядя, как Демьян клевал носом за обедом.

Но тот молча пожимал плечами. Ночью же Демьян плохо спал, если вообще можно считать, что он спал. Так продлилось пару дней.

И по этой причине следующий поход к врачу не заставил себя долго ждать. Прокофий решил обязательно сходить к педиатру. Тот начал осмотр с расспроса, ну а затем стал слушать сердце, которое… не билось?

– Что? – вскочил Прокофий с табуретки. – Как не бьется?

Побледневший врач сбросил с себя стетоскоп и взял другой из дальнего ящика.

Он всунул оливы себе в уши и прислонил акустическую головку стетоскопа к грудине Демьяна.

– Господи… – выдохнул он. – Всё нормально…Наверно тот уже того.

Прокофий без сил плюхнулся на стул и протёр рукавом лоб.  Врач, продолжая слушать легкие Демьяна и говоря: “Дышите – не дышите”, с улыбкой обернулся на Прокофия.

– Да что вы так взволновались? Ах-ха! Если бы оно не билось, то ваш сын на ногах сейчас бы не стоял.

Прокофий в ответ улыбнулся. И подумал, знал бы этот врач, что вместе с живыми по земле расхаживают те, чье сердце может не биться не одну сотню лет, он бы так беспечно не говорил.

Педиатр, как и следующий врач, к которому они обратились для второго мнения, поставили диагноз – бессонница из-за стресса. И для её решения выписали настой трав для питья.

Но к несчастью Прокофия через пару дней стало только хуже, а настои не оказали должного эффекта. Помимо бессонницы вернулись и прежние недуги. За обедом у Демьяна случился приступ, когда он учуял и увидел чеснок у своих братьев.

Закрыв ладонью нос, он убежал из-за стола прочь и долго не мог прочихаться. А после у него жутко болела голова. Да так, что не помогали никакие таблетки. Он сжимал от боли свои виски ладонями, словно тисками. На солнце он также стал реагировать как в тот раз – всё тело стало покрываться волдырями и ожогами, даже когда Демьян находился в тени.  И сколько бы Игорь ни бегал за сметаной и сколько бы ни мазали “Пантенолом” – всё было без толку. Все привело к тому, что Демьян перестал выходить на улицу, а солнцезащитные очки стал носить днем даже в помещении. По ночам он маялся, никак не мог уснуть и с нездоровым блеском в глазах взирал на луну. Днём же был слишком вялым и слонялся из угла в угол, не находя сил взяться за какое-либо дело. Спустя пару таких дней Демьян побледнел, а под глазами у него выступили темные круги. От усталости или болезни – Прокофий понять не мог. Хотя с большей уверенностью он считал, что это не просто болезнь. И от этого его трясло, причем не столько от страха, сколько от осознания своей беспомощности и злобы.

Разделял горе и тоску Демьяна больше всех Егорка. Он не отходил от него ни на шаг, даже когда тот сидел в максимально угрюмом настроении и скучающе смотрел на дневную улицу.

Настасья Павловна настояла на том, чтобы Прокофий опять вызвал “Скорую помощь”, и тот сделал это, хотя и считал бессмысленным, так как Прокофию скорее нужно было искать того, чьих это рук дело, пока не стало слишком поздно. Ну а если все же это дело рук Григора – то договориться с ним о новой сделке ради спасения сына.

Новая бригада заявилась к Прокофию чуть позднее, чем первая в прошлый раз. И состояла она из двух врачей. Пройдя к больному, они также всучили ему градусник и устроили, как и положено, опрос.

Прокофий рассказал всё как есть за исключением чертей, вурдалаков и прочего.

Исходя из услышанного, врачи преждевременно предположили, что Демьян возможно сильно отравился или подцепил какой-то вирус, но когда они достали градусник из-под его подмышки, то озадачились.

– Температура низкая… – врач прислонил ладонь ко лбу Демьяна и, обернувшись на напарника, потерянно сказал: – Холодный…

– Может, этот попробуешь? – протянул второй врач электронный градусник.

Через пару минут результат был не лучше – температура 30 градусов.

– Такого не может быть, – сказал один врач другому, и оба сочли, что градусники пришли в негодность.

Прокофий от увиденного и услышанного еще больше поддался своей панике. Настасья Павловна прятала руки в шаль раз за разом, а затем попросила остальных ребят выйти за дверь. Слишком много народу было в настолько маленьком помещении.

Странности продолжали накапливаться. Один из врачей решил послушать Демьяна и, как педиатр несколькими днями ранее, удивился отсутствию сердцебиения.

– Вы можете снять кардиограмму? – спросил Прокофий у врачей. Те ответили, что могут, и уже в следующую минуту они сделали её по просьбе мужчины.

Выданные результаты заставили врачей еще больше озадачиться. Они взглянули на Демьяна, который лежал, дышал и смотрел на них уставшими глазами, убеждая их в своем существовании. Но всё же, несмотря на это, один из врачей повернулся к Прокофию и показал результаты кардиографа.

– Эм… Простите… Это дикость. Но судя по этому… Ваш сын мертв, – сказал он тихо и сухо.

Настасья Павловна рухнула на пол, и к ней тут же метнулись врачи и поспешили привести её в чувства. Прокофий поднял упавшие из рук врача результаты кардиографа с пола, ловя себя на мысли, что время утекает стремительно и безвозвратно.

– Нужна госпитализация, – заверил один из врачей. Но Прокофий смял результаты и, бросив взгляд на Демьяна, сказал:

– Нет! Мой сын жив и будет жить!

– Да! – поддержал врач. – Дай Бог, так и будет, и долгих ему лет жизни, но для этого нужно оказать вашему сыну помощь!

– Нет! – повторил настойчиво Прокофий.

– Да как нет? Два градусника показали температуру, как, как… – врач пытался подобрать более деликатное слово, но не нашел. – Как у мертвеца. Да и кардиограмма о том же говорит. Можете мне говорить, что угодно, но здесь что-то нечистое!

– О да, вы правы, доктор, – подтвердил Прокофий, хищно усмехнувшись. – И я сам с этим разберусь, – заверил решительно он и уже в ближайшие минуты выпроводил врачей из церкви, взяв на себя полную ответственность за отказ в госпитализации сына, расписавшись в соответствующих бумагах.

 После отъезда бригады скорой помощи Прокофий сделал куда-то пару звонков, и под вечер на территорию храма подъехала большая грузовая машина. В её кузове лежало что-то, накрыто брезентом.

– Как думаете, что там? – гадал Игорь, а Олежка в блокноте очертил полосу для вариантов братьев. Но она так и осталась пуста. Никто не осмелился высказать свои предположения.

Братья, выглядывая из-за угла церкви, заметили, что грузчик помог Прокофию стащить на землю длинные деревянные доски. Расписавшись на бумаге у водителя и отдав ему деньги, Прокофий вскинул их себе на спину и потащил к сараю на территории храма.

– Доски? Зачем ему они, да еще и так много? – задался вопросом Олежка.

– Ну уж точно не для растопки бани, – съязвил, как всегда, Стёпа.

В это время с Демьяном сидела Настасья Павловна и Егорка, они делали всё возможное, чтобы Демьяну стало легче. Но легче ему не становилось. Он тяжело дышал и его клонило в сон. Хотя уже меньше, чем пару часов назад. Это обнадеживало Егорку, который изо всех сил шептал молитвы, сложив свои ладошки у груди. И через каждые пару минут проверял, не стало ли Демьяну легче.

Мальчишки решили тайком посмотреть, что же будет делать их отец. Они приблизилась к приоткрытой двери в сарай и заметили, как Прокофий, положив доски на выставленные рядом скамейки, принялся сколачивать их гвоздями.

– А вы что тут делаете? – вскрикнул он, увидев свидетелей.

Мальчишки перепугались и поспешили извиниться. Но Прокофий вмиг нашел им занятие.

– Живо к Демьяну и читаем молитвы, пока я не явлюсь. Ясно? – Прокофий дал указания, какие именно и сколько раз читать, и братья помчались выполнять наказ отца, параллельно обмениваясь мыслями насчет того, что сейчас увидели. А Прокофий, прикрыв дверь за сыновьями, вернулся к своему делу.

Братья, прибежав в церковь, по своей неосторожности имели глупость обменяться последними доводами насчет увиденного перед порогом в келью, а затем, зайдя в нее к Демьяну, принялись молиться. Новость об отце и его досках в сарае породили в душе Демьяна едкого червя сомнения. Ночь наступила подозрительно быстро, и враждебные мысли проснулись в его голове, не давая ему покоя. Как и неясный запах лекарств и страха, пропитавших воздух. Демьян вспоминал слова врачей и их перепуганные лица, когда те говорили о нем Прокофию так, будто час мальчика уже настал. Он не мог поверить в то, что его состояние подводит его к краю, к той границе, где жизнь и смерть сливаются воедино. И тем более не мог поверить в то, в чем убеждал его поганый червь.

– Господи, спаси его… – произнёс громче всех Егорка в искреннем порыве. Его ладошки дрожали, держа молитвенник. А затем он вновь зашептал под нос, как и другие братья, которые тоже не отставали от восьмилетнего братца. Близнецы вторили услышанное за Игорем, а Степа как никогда оптимистично прочитывал одну молитву за другой, пытаясь отогнать все дурное прочь. Олежка был мысленно с братом.

Демьян обвел взглядом братьев и почувствовал жгучую горечь в груди из-за настойчивой мысли, что может их больше не увидеть.

– Я умру, да? – тихо выдавил он, обращаясь к Настасье Павловне.

– Нет, что ты? – сплюнула она и, как и любил Демьян, запустила в его волосы свои пальцы. – Всё обойдется, мальчик мой.

Демьян едва улыбнулся и решил довериться словам Настасьи Павловны и более чутким молитвам Егорки. Этого ему сейчас было более, чем достаточно. Но молитва Егорки прервалась. Он всхлипнул от услышанного и убежал прочь.

Затем он вернулся с апельсином и налил в стакан чашку козьего молока, что осталось у него в бутылочке.

– Держи, – протянул он и то и другое. Демьян улыбнулся и приложил все усилия, чтобы проглотить дольку апельсина и выпить молоко. Он не был уверен, что это ему поможет, но был уверен, что Егорке от этого будет чуть спокойнее.  И потому сделал это. Демьян чувствовал, как их забота и любовь, молитвы и надежды окутывают его, словно большой невидимый кокон. Возможно, эта борьба за его жизнь и есть то, что придаёт ему сил – знание, что он в этом мире не один. К полуночи молитвы стихли – мальчишки уснули, а Демьян сделал глубокий вдох, чувствуя, как к нему вернулась толика его сил. Эту малую крупицу он решил использовать, чтобы наконец-таки заснуть и как следует выспаться.

Закрыв глаза и сопротивляясь тревожным мыслям, он потерялся в ощущениях. Теперь ночь ему казалось не такой уж не родной, а тени не такими темными. Демьян поддался необъяснимому желанию встать на ноги, что он и сделал на удивление быстро и двинулся к главным дверям церкви, подобно туману. Остановившись на пороге, Демьян толкнул ее скрипучие двери, и те распахнулись, обнажив ночь. Лунный свет упал ему на лицо, и его глаза засияли при виде луны призрачным нездоровым блеском. Холодный ветер, как предвестник беды, казалось, завывал молитвы, что читались ранее братьями во его здравие, а крупные капли дождя разбивались о землю, словно надежды на прежнюю жизнь.

Не чувствуя прежней ломоты в теле, Демьян ступил босыми ногами на размоченную ливнем землю. Сквозь пальцы ног проскальзывали дождевые черви, но игнорируя их, как и всё остальное, он двинулся по направлению к тому сараю, что с недавнего времени скрывал в себе тайну. Демьян шел… Что там делает отец, внезапно и сильно переменившийся после последних врачей? Почему еще не вернулся? Что так напугало его братьев и завладело их умами? Что это там была за причина, по которой терзал его душу этот поганый червь сомнений?