Обиженные на всех

ПРЕМУДРЫЙ ДОКТОР

Анатолий Викторович Мануильский полтора десятка лет трудился главным врачом больницы №7, прозванной в народе «истребительной». Массу людей за годы его руководства вывезли из клиники «вперед ногами». Лечили только тех, кто платил. На остальных не тратили силы и лекарства. В своей смерти больной всегда оказывался виноват сам. То слишком поздно обратился к врачам, запустив болезнь. То – слишком стар, и ослабленный организм не в состоянии побороть недуг. То – имел массу хронических заболеваний, сведших пациента в могилу. С годами подчиненные научились столь ловко составлять заключения и справки о смерти, что случись конфликт с родственниками очередного усопшего, никакая комиссия, никакая проверка не смогли бы установить точную причину кончины очередного несчастного или несчастной.

Сказать, что в «истребительной» совсем не лечили нельзя. Для готовых выложить за пребывание в отдельной палате со всеми удобствами десять тысяч рублей в сутки, не считая прочих «откатов», были лучшие врачи и медсестры. К ним на консультации специально привозили академиков и членов-корреспондентов Академии медицинских наук. Для них работал отдельный пищеблок, где можно было заказать уху из осетрины, сваренной в шампанском, прочие кулинарные изыски. Не смотря на строгий запрет Минздрава, в таких палатах разрешалось даже курить. Поэтому состоятельные люди, занедужив, рвались на лечение в больницу №7. Ну а молва о Мануильском как о талантливом организаторе лечебного процесса растекалась по всей России. На самого же Анатолия Викторовича сыпались награды, ученые и почетные звания. Он даже готовился стать избранным в членкоры Академии на ближайшей сессии.

Также имелись в лечебнице палаты проще – за три тысячи рублей в сутки. В них лежали по три человека. Кормили их с общей кухни. Внимание было куда слабее, нежели в хоромах для богатых. Правда, «закрывали глаза» на курение в санузле – закутке с унитазом, раковиной и душем.

Простой народ ютился в палатах на восемь-двенадцать коек с раковиной. Бежать же «по нужде» приходилось в общие туалеты в коридорах. «Застуканных» в них курильщиков беспощадно выписывали из клиники. Люди лежали в духоте и скученности в условиях формальных обходов лечащих врачей и еще более формальных обходов заведующих отделениями. Кому-то давали общеукрепляющие средства, далеко не лучшие отечественные лекарства подешевле. Нередко кто-то из стариков, помнивших творчество Владимира Высоцкого, напевал слова его песни:

– Умер мой сосед, что справа, тот, что слева – еще нет.

Принимали на лечение «непрофильных», онкологических больных. Семьи этих несчастных, измотанные страданиями обреченных людей, собирали деньги, давали взятки медикам, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от моральных и физических страданий, связанных с уходом безнадежно больных близких. Их держали в больнице №7 до поры, до времени. Врачи опытным глазом определяли, когда у несчастных кончатся деньги. Тогда заведующий отделением говорил:

– Завтра на выписку! Полечитесь, голубчик, амбулаторно! Походите в вашу поликлинику по месту жительства. А там денежки подкопите и снова – добро пожаловать!

Какие визиты в поликлинику, когда больной был не состоянии дойти даже до туалета? Кто-то, все же, через какое-то время возвращался. Большинство догорало дома.

Анатолия Викторовича это не беспокоило. Что ему сделают за «старло» -пенсионеров, тупорылых работяг или маргиналов-безработных? Зато за «сильных мира сего» можно было ответить. Не только должностью – собственной жизнью! Вот и старался ради них Мануильский с подчиненными. Как идет лечение того или иного «бугра» ему докладывали не единожды в день. Зато лекарства больница имела самые лучшие. Давали не только для богатых – для всех. Только не до всех они доходили. «Излишки» главврач сбывал в частные аптеки, имея хорошие доходы. Там же приобретал дешёвку для бедных. Снова умелые подручные ловко составляли документацию, в соответствии с которой дорогущие медикаменты получали все больные.

Дисциплину главврач поддерживал жесткую. Нет, не в отношении лечения пациентов. В отношении оплаты за очередное повышение по службе. Платить были обязаны все. Не важно, считался ли другом медик, получивший очередную категорию или назначенный заведующим отделением, а то и заместителем главного врача. На все существовала четкая такса. Лишь временами Анатолий Викторович делал «скидки». Однако «добирал» услугами. При этом слово старшего по должности было законом. Если кто-нибудь пытался высказать свое мнение, мгновенно вылетал из больницы. Даже своему сыну Мануильский не делал скидок. Наоборот, передал его на «учебу» одному из наиболее талантливых хирургов, но чрезвычайно жесткому Саше Коновалову. Александр Иванович был человеком настроения. Когда оно имелось, вытаскивал с того света, казалось бы, самых безнадежных пациентов, при этом зачастую голь перекатную. Когда не имелось – равнодушно взирал, как умирает его подопечный. Правда, для богатых людей настроение имелось всегда. Они совали ему в карман огромные деньги, минуя главврача. Тот не спешил предлагать Коновалову высокие, по больничным меркам, должности. Дотянул до звания врача высшей категории, дал достойную зарплату – дальше крутись сам. Опасался, что с годами Саша может превратиться в конкурента. Отстёгивать с «премиальных», однако, заставил.

Так, и текла жизнь в накоплении богатств, обустройстве дорогих квартир, оставленных позже детям. В покупке загородного дома в фешенебельном дачевладении «Версаль». В приобретении должностей, и ученых званий: кандидата, после – доктора медицинских наук, почетных званий, например заслуженного врача Российской Федерации. В интригах за награждение орденами «Дружбы», «Почета», «За заслуги перед Отечеством». Везде тоже приходилось давать – ведь тем, от кого все это зависело, тоже жить надо, тоже надо кормить семьи. Притом икрой, желательно, черной. Словом, оглянуться не успел, а сын уже взрослый. Присматривается к медсестричкам, да молодым врачихам. Не заметил, как его Галя из огневой дивчины превратилась в величавую даму. Правда, последнее время все чаще устающую от секса, все чаще старающуюся от него уклониться. Что делать? Возраст! Но Мануильский не тужил. Любая из подчиненных была к его услугам в любое время. При этом все прекрасно знали: понадобится повышение по службе, все равно придется платить. Иначе можно вылететь в районную поликлинику, где вместо конвертов с «гонорарами» дешевенькие шоколадки от стариков-пенсионеров, да хамство от молодежи.

– Не я ввел платежи, не мне их отменять, – любил говаривать Анатолий Викторович. – Я, пока стал главным врачом, бешеные деньги выложил!

Работать Галя не хотела. Вовремя успела оформить пенсию до повышения пенсионного возраста. Болталась на даче. Однако резиденция в «Версале» – совсем другое, нежели «шесть соток» в дачном кооперативе типа «Печатник», где публика с возрастом опускается все ниже и ниже. В «Версале» надо соответствовать. Дубленка белая, дубленка «кофе с молоком», дубленка зеленая, под цвет глаз, норковая шуба, соболиная шуба. Пожелала Галя и «шубейку» из горностая. Большие деньги даже для Анатолия Викторовича. А здесь – симпозиум в Риме не за горами. Надо приехать за пару дней до его начала, сшить «приличный костюм» тысяч за пятьдесят евро.

С этими мыслями Мануильский возвращался домой после трудового дня. Из леса, сквозь который проходило шоссе, потянуло дымом.

– Опять туристы костры жгут, – недовольно пробормотал главврач. – Куда только охрана природы смотрит?

– Они, Анатолий Викторович, еще и дизельного топлива для розжига добавили, – потянул носом водитель-охранник Кеша. – Последние дни дожди залили…

– Сегодня же переговорю с кем-то из наших, версальских, властей, чтобы лесников с полицией подключили. Эти дожди последние. Дальше обещают три недели жары. Не дай Бог, запылает лес! Лес-то государственный, Бог с ним! Но если огонь до «Версаля» доберется – мало не покажется!

Вот и въезд в элитный поселок. Охранник, взявший «под козырек», утопавшие в зелени вековых деревьев улицы, крыши хором за высоченными заборами.

– Галя, Рузанна! Я – дома! – вошел в огромный холл с фонтаном Мануильский. – Что вкусненького приготовили? Очень проголодался!

– Рузанне, Анатолий Викторович, вы сегодня выходной дали, – напомнил Кеша. – Она вчера, в воскресенье, по дому работала. Вы тогда гостей принимали… Я поехал? Завтра, как всегда?

– Подожди! – почувствовал что-то недоброе главврач. – Пойдем со мной!

На кухне медик наткнулся на бездыханное тело жены. Руки и ноги Галины были связаны бельевой веревкой и поясом от ее же халата. Вместо лица – сплошное кровавое месиво.

– Мертва, – определил Мануильский, коснувшись шеи супруги.

За три десятка лет работы он видел уйму покойников – убитых или скончавшихся от травм, не говоря уже об угробленных его подчиненными. Ни чувства глубокой утраты, ни жалости вообще Анатолий Викторович не испытывал. С годами страсти угасли, а отношения пары стали больше похожи на отношения хороших соседей.

– Сейф! – хлопнул себя по лбу главврач, – сделал шаг в свою спальню.

– Стоять! – вдруг бесцеремонно удержал его за руку Кеша. – Извините, Анатолий Викторович, но ходить сейчас по дому не надо! Ментов вызывать будем! Может, они какие-нибудь отпечатки пальцев найдут, другие следы преступления.

– Ничего себе, началась неделя! – выдохнул медик.

ЧЕРНЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

– Родичев, Хомутов, Петров – на выезд! – вошел в кабинет оперативной группы начальник «убойного отдела» Главного управления внутренних дел по Большому городу, подполковник Алексей Александрович Розанов. – Убийство в элитном загородном комплексе «Версаль»…

– Дачевладение «Версаль», насколько мне известно, находится на территории области, – недовольно проворчал старший опергруппы, майор Иван Васильевич Родичев.

– А, насколько мне известно, в областном управлении полно высококвалифицированных специалистов, – в тон ему вставил старший оперуполномоченный, капитан Юрий Владимирович Хомутов.

Оперуполномоченный Сергей Борисович Петров предпочел промолчать.

– Отстали, господа-офицеры, от жизни, – ответил подполковник. – Уже неделю, как территория «Версаля» включена в состав Большого города. Пока ее передали в ведение сопредельного муниципального отдела внутренних дел. Хотя обитатели этого комплекса сразу же поставили вопрос о создании на его территории собственного ОВД.

– Ничего себе! – все-таки встрял Петров. – Мало того, что все сразу же стали горожанами, еще и ОВД им вынь-положь! Зачем им в город? Жили бы себе на лоне природы, дышали чистым воздухом, гуляли по лесам…

– В Большом городе пенсии куда выше, чем в области. Масса еще всяких привилегий и преференций, – разъяснил начальник.

– Там один богаче другого! Зачем им пенсии с преференциями? – не унялся лейтенант.

– Как правило, чем человек богаче, тем он жаднее. Тем больше любит халяву, – усмехнулся Розанов.

– Может быть, сопредельному ОВД удобнее заняться «убоем»? – попытался гнуть свою линию Иван Васильевич.

– Объясняю для непонятливых, – как всегда в таких случаях рубанул подполковник. – Убийство совершено с особой жесткостью – наша компетенция. Потерпевшая – Мануильская Галина Васильевна – жена главного врача больницы номер семь.

– «Истребительная»! – вздохнул Родичев. – Отца моего там врачи убили… Мама, перед смертью, сказала, что отдала медикам все деньги, какие были в доме, все равно не лечили. Соседи по палате это подтвердили. Попытался добиться возбуждения уголовного дела – отказали. А меня – тогда молодого оперка – вызвал начальник ОВД и сказал: «Батю твоего все равно не вернуть. Заключение о смерти, все экспертизы проведены так, что „комар носа не подточит“. За Мануильским стоят очень высокие персоны. Будем дергаться – ни тебе, ни мне голов не сносить. Ну, меня-то на пенсию выпрут, а тебе куда деваться? На рынке тележки катать или в охранники супермаркета идти. Если тебя самого не посадят. О себе не думаешь – подумай о семье»!

– Продолжаю! – выждав, пока Иван выговорится, сказал Розанов. – Потерпевшая – заслуженный врач Российской Федерации, кавалер ордена «Дружбы». Снова – наша компетенция. К тому же, Большому начальнику уже пошли звонки с «самого верха». Именно, чтобы мы занимались, именно, чтобы твоя группа, Иван Васильевич, вела это дело. Судмедэксперты и криминалисты уже выехали. По коням!

На месте убийства судмедэксперт Трофимыч уже сидел на раскладном стульчике рядом с погибшей. Он констатировал, что у несчастной сломана челюсть и два ребра, повреждены внутренние органы, сломаны коленные чашечки, раздроблены пальцы рук и ног.

– Смерть наступила от болевого шока. Все травмы совместимы с жизнью, – констатировал эксперт.

Пока криминалисты собирали отпечатки пальцев, Хомутов с Петровым прошлись по периметру ограды. В паре мест отсутствовали камеры видеонаблюдения. Именно там, судя по грязи от ботинок и клочку черной ткани, в имение Мануильских проникли злоумышленники.

Тем временем, опера сопредельного ОВД, подобно волкам, окружившим добычу, расселись за круглым столом в гостиной, взяв полукруг хозяина дома.

– Скажите, гражданин Мануильский, какие отношения у вас были с потерпевшей в последнее время? – спросил один из них, с трудом скрывая «классовую ненависть» к богатым.

– Как у всякой немолодой супружеской пары. Разумеется, с годами теряется страсть, но остаются уважение, ответственность за детей. А мы их воспитали достойными членами общества! Остается поддержка друг друга во всех делах и начинаниях. Галя более тридцати лет проработала в медицине… Вы полагаете, что это я ее убил?! – вскинулся доктор. – Я сегодня весь день провел на службе, не выходя из клиники. Имеется множество свидетелей!

– Вот-вот: множество свидетелей – стопроцентное алиби! Разумеется, сами вы не убивали. За вас это сделал наемный убийца или наемные убийцы, – парировал другой сыщик.

– Нас ограбили! Я надиктовал список похищенного…

– «Похищенное» – плата наймитам за совершенное злодеяние, – вставил третий – самый старший по возрасту.

– Как вы разговариваете?! Я буду отвечать на вопросы только в присутствии своего адвоката – Рукосуйского!

– Нам по барабану: Рукосуйского или Х… есуйского! – хохотнули менты.

– Свободны, товарищи офицеры! – вошел в гостиную Розанов. – Дело переходит в «убойный отдел» главка. – Имеющиеся материалы передайте моим подчиненным! А перед доктором, если успели ему нахамить, потрудитесь извиниться!

– Извиняйте, док! Служба такая! Обязаны всех подозревать, – погасили наглые улыбочки опера

– Если бы вы знали: каких людей я лечу! Я этого так не оставлю! – побагровел Мануильский.

– Если бы у бабушки были яйца, то она была бы не бабушкой, а дедушкой! – еще раз хохотнули обнаглевшие менты, выходя из гостиной.

– Начальник «убойного отдела» Главного управления внутренних дел по Большому городу, подполковник Розанов, – представился Алексей. – Обещаю разобраться с этими сотрудниками и привлечь их к ответственности. Но сейчас, Анатолий Викторович, разговор не о них, а о вас. Прошу составить список лиц, с которыми у вас были серьезные конфликты. Всех, кто желал вашей смерти. Я имею в виду подчиненных, бывших подчиненных, людей из вашей сферы, пациентов, родственников пациентов, умерших во вверенной вам клинике. Я не имею в виду тех, кого вы привлекли к дисциплинарной ответственности, депремировали. За это не «заказывают». В случае с Галиной Васильевной орудовали профессионалы…

– Предположим, я кому-то перешел дорогу, но Галя здесь причем?

– В моей практике были случаи, когда сначала убивали самого дорого человека для объекта преступления, а затем его самого. Если до этого не удавалось изобличить злоумышленников и «заказчиков» противоправных деяний.

– У подчиненных и бывших подчиненных не те средства, чтобы нанять киллеров. Правда, есть у меня недоброжелатель – Теймураз Георгиевич Гогаберидзе. Мы одно время работали заместителями главного врача больницы №7. Очень хотел Теймураз стать главным врачом. Не повезло. Смертность в курируемых им отделениях была высокой. Не лечили там больных! Когда должность главврача стала вакантной, выбор пал на меня. Тимурчик тогда обиделся. Демонстративно ушел в муниципальную поликлинику. Однако не абы кем, а главврачом. По сей день, когда встречаемся на различных мероприятиях Минздрава, даже не здоровается. Еще был конфликт с бизнесменом Максимом Романовичем Подрезковым. Мы его жену приняли на последней стадии онкологии. Как человеку объяснили, что дни несчастной сочтены, и берем ее, лишь чтобы облегчить страдания. Сильно он почему-то обиделся. Кучу жалоб его адвокаты написали на больницу. Походили комиссии, потрепали нам нервы. Толку чуть! Рак – он и в Африке – рак!

– А еще?

– Больше не припомню. Я профессионально выполняю свою работу! Ко мне в клинику со всей страны больные стремятся попасть!

– Благодарю за помощь! Если, что-нибудь вспомните, – вот моя визитная карточка! Звоните! Я бы вам советовал какое-то время пожить в другом месте.

– Уже договорился с дочкой. Она сразу примчалась.

– В курсе. Сейчас дает свидетельские показания.

– Ее-то, зачем втягивать?

– Для нас, чем больше свидетелей – тем лучше!

На совещании в отделе Розанов спросил: какие рабочие версии?

– Первая – самое элементарное ограбление, – ответил Родичев.

– Правильно, Иван Васильевич! Эту версию никак нельзя отметать, – поддержал начальник. – В последнее время участились налеты на дачи. Месяц назад убиты в своем загородном доме генерал-майор в отставке, столетний Гончаренко, его жена и сын. Преступники похитили парадный мундир потерпевшего. А там такие уникальные для России награды, как орден Почетного легиона, французский Боевой крест. Гончаренко попал в плен во Время Великой Отечественной войны. Оказавшись на территории Франции, бежал. Сражался в рядах французских партизан. После войны советских орденов «полную грудь» заработал. Но тех отморозков поймали. Они награды потерпевшего в ломбард потащили. Есть еще пара случаев нападений на дачников.

– Не надо бы к ним нас подтасовывать, – насупился Иван Васильевич.

– Этим сейчас занимается областная полиция. В нашем случае «убой» совершен профессионалами. Кстати, вполне возможно, что какой-то сотрудник спецслужб, потеряв место, мог опуститься, забомжевать, начать промышлять по дачам… У вас, что, Хомутов и Петров?

– Действительно, налет совершили профессионалы, – начал Юрий. – Преступники нашли место, где в ограде отсутствуют камеры видеонаблюдения. Проникли на территорию «Версаля» незамеченными. Мы «тряхнули» охранников. Те сообщили, что частное охранное предприятие сэкономило на средствах скрытого слежения. Начальство так и заявило: «Доктора „разбомбят“, за него никто не вступится, а за богатых или „крутых“ нам головы отвинтят». Отмечу, что рядом с дачами академика Комаровского и проректора университета Хлебникова тоже нет камер. Муж потерпевшей мог иметь врагов, желавших сначала погубить супругу, а потом его самого.

– Правильно рассуждаешь, Юра, – кивнул подполковник. – Я уже запросил от Мануильского список таких лиц.

– Доктор – мужчина в соку. Могла любовница «заказать» потерпевшую, чтобы освободить для себя место, – высказался Петров.

– Не отрицаю, что у Мануильского могли быть отношения с подчиненными женского пола. Только нет у них денег на киллера. Доходы не те! – усмехнулся Розанов.

– А если любовница состоятельная? – упорствовал лейтенант.

– Вот, ты, Сергей Борисович, и проверишь наличие таких любовниц. В свободное от остальных заданий время, – хохотнул начальник.

– И, наконец, товарищ подполковник, народ именует больницу «истребительной», – снова взял слово Родичев. – Вполне могла свести счеты родня убиенных там пациентов. Я не о «простяках». О них в этом заведении давно ноги вытирают. А вот кто-то из богатых запросто мог «заказать». Чтобы напакостить самому Мануильскому.

– Имеется даже подозреваемый, – ответил начальник. – И еще, господа-офицеры, проверить надо самого доктора. Эту версию выдвинули оперы «с земли». Сразу стали прессовать дока. Но, поскольку такие вопросы «с кондачка не решаются», пришлось их поправить и заставить извиниться. Готовьте план оперативно-розыскных мероприятий и приступайте к его выполнению!

ОТЕЦ И ДЕТИ

Начали с Подрезкова. Хомутов с Петровым заехали в его фирму. Там сказали, что Максим Романович отошел от дел. Передал компанию детям, а сам ушел в монастырь. Искать его надо в Преображенской обители, спросить послушника Паисия.

В монастырь сыщиков долго не хотели пускать. Наконец, проводили к настоятелю. Тот велел привести брата Паисия. Явился некогда статный мужчина с ранней сединой. Игумен оставил оперов с послушником в своем кабинете.

– А нам сказали, батюшка, что все разговоры с мирянами монахи ведут в вашем присутствии, – удивился дотошный Петров.

– Видишь ли, чадо, брат Паисий – человек высокой духовной жизни. Он являет пример выполнения заповедей Христовых всем окружающим. Поэтому для него делается исключение. Если чем-то прогневал Бога, расскажет на исповеди.

– Итак, Максим Романович… – начал Хомутов.

– Зовите меня просто: брат Паисий. Мое мирское имя, кем был, и чем занимался, осталось за вратами обители. После смерти моей жены – Людочки, понял, что деньги, власть, положение в обществе, роскошь в быту – все суета сует. Главное – отринуть мирское, и как учил Господь: взять свой крест и следовать за ним. Поэтому я оставил фирму, ее заводы, научную часть, сбытовую систему детям. Достаточно средств им оставил. Достойно пожертвовал Русской православной церкви и Преображенскому монастырю. Должен сказать, что дети мне этого по сей день простить не могут. Сами меня не посещают и сотрудникам запретили под страхом увольнения. Это даже к лучшему – помогает полностью порвать все связи с миром. Что привело вас ко мне?

– Нам известно, брат Паисий, что ваша супруга скончалась в больнице №7. Как ее лечили, и какие отношения сложились после ее смерти с главным врачом клиники – Мануильским?

– Людочка попала туда с четвертой степенью рака. Ни один онкологический центр ее не принимал. Мануильский заверил, что у него лучшие препараты, лучшие врачи, новейшие медицинские технологии. Обещал поставить Людочку на ноги, если не за три месяца, то за полгода – точно! А ей реально оставалось жить месяц-полтора. Я не только оплатил дорогущее лечение, но пожертвовал на развитие больницы некое количество миллионов. Оказалось, что меня «развели» как последнего лоха! Прости, Господи, за скверные словечки! Я тогда был убит горем. Вопреки своим правилам, не очень вчитывался в документы. Позже из них выяснилось, что никто не дает никаких гарантий, никто ни за что не отвечает. Людочку же госпитализируют, лишь чтобы облегчить ее предсмертные страдания. Что касается немереных средств, вложенных в развитие клиники, Мануильсикй заявил на одном из судебных заседаний: «Никто не заставлял вас жертвовать деньги! Вы сделали это добровольно»! Все проверки, все суды оказались на стороне Мануильского, хотя в его действиях явно прослеживается статья 159 Уголовного кодекса – мошенничество. Ну, а мне был урок – простить его надо по-христиански и заняться служением Богу.

– Простили? – поинтересовался Петров.

– В том-то и беда, что не простил! На всех исповедях молю Господа о прощении за этот грех, а сам простить не могу!

– Жена Мануильского найдена в ее загородном доме жестоко убитой, – сказал Хомутов.

– Нет у меня денег, чтобы ее «заказать»! Рясу, подрясник, белье обувь – все обитель дает. Кормит-поит бесплатно. Не нужны мне деньги. Детям тоже «заказывать» ни к чему. До смерти Людочки они у меня в фирме на вторых-третьих ролях трудились. Теперь – полноправные собственники. А Мануильского теперь прощу! Бог его страшнее, чем меня наказал! Во искупление гибели Людочки забрал его жену.

– Юра, ты деду веришь? – осведомился Петров, заводя мотор.

– Представь себе, верю! Во-первых, «заказывать» не на что. Во-вторых, раскаялся Подрезков в своих грехах, а их у него хватает. Было еще при коммунистах всесоюзное промышленное объединение «Союзацетат». С развалом Советского Союза начальник объединения, его главный инженер и зам по коммерции раздробили контору на три части, и, пользуясь служебным положением, приватизировали их за три копейки. Зато потом собственность «отжали» у них самих. Даже застрелили сына главного инженера на глазах у родителя, чтобы тот стал сговорчивым. Через какое-то, очень небольшое время Подрезков вновь соединил эти части в единое целое. Стал качать многомиллионные прибыли в долларах. Так, что есть ему, в чем каяться! А с детьми надо потолковать. Хотя бы для того, чтобы полностью отработать версию с Подрезковыми. В элитный комплекс «Царское село» поедем! Там Подрезков еще в «лихие девяностые» купил дачу у народного артиста СССР.