Истина

Дизайнер обложки Лана Рауманн

© Лана Рауманн, 2025

© Лана Рауманн, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-0782-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Итак – ложь. Обман, дезинформация, вранье – называйте как хотите, механизм этого действия всегда един: люди извращают факты и получают от этого выгоду. Разную выгоду и в разных масштабах – все зависит от ситуации. Дети, например, лгут чтобы избежать наказания, привлечь внимание родителей, снискать уважение сверстников. Чаще всего они скрывают невинные проступки, не договаривают о проблемах в школе и такая «бытовая» ложь не приносит серьезного урона. Ей не брезгают и взрослые люди общаясь с начальниками-кретинами, скрывая измены, составляя резюме, назначая встречи, посещая доктора. Чем чаще человек лжет, тем убедительней он становится и тем меньше его мучает совесть. Некоторые специально оттачивают это особое мастерство годами. Такие люди лгут куда изощренней, но и мотивы у них обычно намного серьезнее. Случается, что человек лжет не осознавая этого – он может быть искренне уверен в правдивости чего-то ложного и передавать эту ложь другим. Иногда ложь колоссальна, если, например, касается политики. Самый разрушительный вид лжи тот, что воздействует на массы, ведь под видом истины он может изменить мировоззрение целых поколений. Каждый день история человечества переписывалась по прихоти заинтересованных сторон и найти достоверные факты становилось все сложней.

Ложь была неотъемлемой частью жизни людей в течение многих сотен лет… Была.

Сейчас я не могу вспомнить какой была моя последняя ложь, кому она была адресована, с какой целью произнесена и какую выгоду я получила солгав. Вообще-то мало кто из нас такое помнит, никто толком не придавал этому значения. Ложь всегда приходила сама, возникая в подсознании, никаких усилий для этого прикладывать не приходилось, теперь же она молчит. Я хочу рассказать вам о том времени, когда Истина пришла в наш мир, когда у человечества появился шанс сделать шаг, а точнее огромный скачек вперед. Привычный уклад жизни рухнул в одно мгновение, предоставляя нам возможность навсегда изменить его. Я опишу эту историю не общеизвестными сухими фактами, а так, как ее видела я сама.

Меня зовут Джейд Саттон. Сейчас мне тридцать девять лет. С тех событий, о которых я расскажу, минула декада. В то время мы с моей старшей сестрой (точнее кузиной, но об этом мало кто знает) проживали самую обычную и спокойную жизнь в светлом и уютном доме на Сентенниал бульвар в Спрингфилде, штат Орегон. Одноэтажный белый домик с небольшой террасой и гаражом сестра купила, отдав все свои сбережения, когда я была еще совсем ребенком, а ей пришлось оформить надо мной опеку. Ипотеку за него мы так и не успели выплатить. К двадцати пяти годам я уже имела отличную работу, можно сказать, что идеальную. Фирма, в которой я почти пять лет проработала иллюстратором находилась в Сакраменто, какое-то время я жила там, но по просьбе сестры вернулась домой. Мне было все-равно где жить, но работа была для меня важна и, к счастью, мне позволили продолжить трудиться удаленно. Это был тот редкий случай, когда твои интересы и способ заработка совпадают. Я создавала персонажей для игр, у каждого из них была своя неповторимая история, характер и причуды, свой маленький мир, который увлекал меня целиком и полностью. У меня тогда были грандиозные планы на будущее, сейчас даже смешно вспоминать. Наша фирма готовила крупный проект, (что-то о лесном народе, собирающем части разрушенных древних тотемов), который должен был вывести нас на новый уровень – поставить в один ряд гигантами игрового рынка и открыть перед всей командой невероятные перспективы, но у вселенной были другие планы. Перед людьми открылся новый путь, по которому судьба заставила идти и никто не мог этому воспротивиться. Развею ваши иллюзии, если вдруг они все еще с вами – вселенную не волнуют чьи-то желания и надежды – она уже давно все решила за вас. Когда-то я верила в обратное. Я верила, что мы сами пишем свою историю и никто, кроме нас самих не в силах изменить ее.

Когда я училась в колледже в Портленде моей соседкой по комнате была одна раскрепощенная заводила с кучей друзей и проблемами с алкоголем. Она была хорошим, добрым человеком, поэтому я решила упомянуть ее здесь и сохранить тем самым память о ней. Ее звали Исабелла Маркез. Она тоже верила в силу желаний, строила планы на будущее и постоянно «посылала запросы во вселенную» в образе этакой цыганки – провидицы. Она постоянно напоминала мне о приметах, стучала за меня по дереву, бросала соль через левое плечо, а среди многих ее звенящих браслетов, которые она носила не снимая, были и обереги, призванные защищать ее от неудач. А ведь мы с Исабеллой были знакомы еще в школе, обе росли в Спрингфилде, но довольно редко общались. Ее семья держала мексиканский ресторан и была очень религиозна. Они дорожили своей репутацией и практически не позволяли ей проводить время с друзьями, даже на школьные экскурсии ее отпускали через раз. Окончив школу я взяла перерыв, чтобы немного поработать и помочь сестре с ее бизнесом (она пекла, без преувеличения, самые вкусные пироги во всем Орегоне), а когда через год я поступила в колледж Исабелла оказалась моей соседкой. Потому я была поражена изменениями в ее поведении, в ее внешнем виде, это был словно совсем другой человек, словно она наконец могла быть самой собой. Думаю, именно из-за семьи, из-за гиперопеки и тотального контроля она, поступив в колледж, пустилась во все тяжкие. Травка, вечеринки, алкоголь. Парни. Много парней, но ни с кем из них у нее не выходило ничего серьезного. Как только очередной ухажер решал, что ему нужно нечто большее, чем мимолетные встречи, Исабелла тут же прогоняла его. Она не привязывалась ни к кому из них – ее родители запретили ей заводить отношения пока она не закончит колледж, и, дабы не усложнять себе жизнь, Исабелла просто хорошо проводила время. Мы с ней часто бывали на разных студенческих вечеринках, но я там присутствовала скорее, как ее моральный компас. Особенно мне запомнились вечера, проведенные за ее любимой игрой – «Правда или действие». Мне нравилось анализировать этот процесс. Хоть я и принимала участие в игре наравне со всеми, чувствовала я себя сторонним наблюдателем. Скелетов в моем шкафу было мало, так что я оставалась самой трезвой, ведь «действие» всегда было одно – выпить. И знаете к какому выводу я пришла, наблюдая? Люди – страшные существа. Звучит не очень, правда? Казалось бы – обычная игра, призванная повеселить и занять пьяную публику, но как вы думаете, на что люди готовы пойти, лишь бы не выдать позорной правды о себе? Что готовы сделать? Сколько готовы выпить? Я не раз видела, как спустя пол часа игры, некоторые уже не могли ровно стоять на ногах – на столько были пьяны. Иногда, конечно, было совсем не до смеха, иногда люди ругались, пару раз кто-то подрался. Иные, когда речь заходила об игре, сразу устанавливали правила и составляли список запретных тем. Тогда это была всего лишь игра, у человека всегда был выбор, он мог вообще не принимать в ней участия. Сейчас я вспоминаю то время с трудом, как будто пытаюсь припомнить давний сон. То, что так легко давалось тогда, сейчас невозможно и недосягаемо. Сейчас мы строим жизнь заново, по другим правилам. Но та игра всегда будет напоминанием о том, что люди – страшные существа.

Для меня все началось 16 июля 2025 года. Именно эту дату я считаю началом пришествия Истины. Раннее утро того дня запомнилось нам с сестрой серым небом, холодным кофе и сине-красными огоньками пляшущими по стенам нашего дома. Две патрульные машины и скорая помощь разбудили сиренами всю округу. Оказалось, что парень из соседнего дома убил свою невесту кухонным ножом, за то, что она отравила его собаку, в чем сама ему призналась. Офицер полиции Эбигейл Харрит пару часов опрашивала соседей, после чего зашла к нам. Эбби – мой самый близкий друг, так что расскажу вам немного и о ней. Ее отец, бывший полицейский, перевез Эбби в Спрингфилд, когда от рук грабителя погибла ее мать. Он не смог поймать убийцу и принял решение уехать из города, напоминавшем ему о его горе. У нас с Эбби были смежные уроки в школе и я заметила, что она все время одна. Другие часто дразнили ее за неухоженный вид и растрепанные волосы. Однажды, после уроков, я увидела, что новенькую, держа за ворот рубашки, ведет за угол школы старшеклассник. По какой-то причине я не стала звать на помощь, а побежала следом. Все слышали, как он смеется над ней, над ее смуглой кожей, некоторые возмущенно оборачивались, но никто его не останавливал. Догнав их, я, со словами «Эй, говнюк!» запустила ему в голову ботинок. На тот момент мне это казалось единственным верным шагом. Новенькая вырвалась из его рук и мы вместе бежали до самого моего дома, хотя тот парень и не думал гнаться за нами. Отдышавшись и посмеявшись мы познакомились. Моя сестра Джоанна (я всегда звала ее Джо), отчитав меня за утерянный ботинок, накормила нас персиковым пирогом. Позже, услышав от новенькой, как именно я потеряла ботинок, отчитала меня за слово «говнюк». Нам с Эбби тогда было по двенадцать лет, такие слова были под негласным запретом, но каким же ты был крутым, если смел произносить их вслух. С тех пор мы с Эбигейл были не разлей вода. Она жила на Картер Лейн, совсем не далеко от моего дома, и каждое воскресенье они с отцом посещали службу Преподобного Полсона в местной церкви, после чего заходили к нам в гости на чай. Ее отец не долго продержался на новой должности в местном участке – поддался слабости и стал крепко выпивать, так что Эбби практически жила у нас сестрой. Вскоре, после ее поступления в полицейскую академию, он скончался от панкреатита. Теперь она несла службу в нашем районе, но никогда ей не приходилось заходить к нам по работе до того самого дня. Мы втроем сидели на кухне и молча допивали остывший кофе. Перед уходом она все-таки поинтересовалась не слышали ли мы чего? И, получив отрицательный ответ, попрощалась. Ситуация с тем парнем была странная – никто никогда не слышал их ссор, они были вежливыми и приветливыми. Но той ночью он позвонил в участок и сознался в том, что убил невесту. Он вышел из дома спокойно, не сопротивлялся аресту, только плакал.

Следующий инцидент не заставил себя ждать. 18 июля тело Исабеллы Маркез со следами удушения нашли в реке у парка Милрейс. Я не верила новостям, отказывалась верить, но Эбби подтвердила, что арестован ее отец Уго – он сам признался, что задушил дочь, за то что она «распутная дрянь». Вся семья Исабеллы хранила молчание на допросе, никто не сказал ни слова, а на опознании тела ее мать, перекрестившись, плюнула ей в лицо. Новости следующего дня состояли исключительно из прямых трансляций беспорядков по всей стране, но ведущих не было, никакого звукового сопровождения вообще. 20 июля сирены на улицах не стихали, машины скорой помощи мелькали за окнами не переставая. Мы с Джо в те дни пару раз повздорили, ничего серьезного, но это было странно, как будто ты говорил именно то, что имели в виду, не утаивая и не стесняясь в выражениях. Мы обе заметили это. Обычно, при разговоре люди слаживают острые углы, стараясь быть вежливыми с собеседником даже если он не прав, но в те дни что-то явно шло не так и мы были довольно грубы друг с другом, сами того не желая. Однако, обратив на это внимание, мы договорились, что впредь будем осторожнее выбирать слова и темы для разговоров. В интернете в огромных количествах стали появляться ролики «казней». Люди на площадях судили чиновников разных рангов, тыкая в камеру какими-то документами, видимо изобличающими подсудимых. Подсудимые же без возражений каялись во всем содеянном, после чего толпа буквально затаптывала их либо забивала палками и камнями. Иногда появлялись видео, на которых людям заклеивали рты черным скотчем наперекрест. Что с ними происходило дальше я не знала, не хотела знать, мне вполне хватило случайных кадров с палками и камнями, чтобы прийти в ужас. Телефонная связь пропала практически сразу, интернет еще какое-то время функционировал выливая реки крови и насилия всем, кто желал смотреть. Но довольно скоро и он прекратил работу и наступила информационная тишина. Мы тогда приняли решение убраться подальше из города и затаиться. Мы не знали как долго нам придется скрываться и где, но оставаться в городе определенно было нельзя. Те немногие, кто, как и мы, сохранили рассудок и не поддались массовой истерии либо уезжали из Спрингфилда, либо прятались в своих домах, забаррикадировав все входы и выходы. Те же, у кого сорвало крышу от происходящего, нападали на своих соседей, грабили магазины и жилые дома. Группа подростков, разъезжая по району на старом пикапе, бросали в дома бутылки с зажигательной смесью, разбивали и поджигали машины. Нашему дому тоже досталось – брошенная ими бутылка разбилась о крыльцо и огонь сразу же устремился к двери, но мы вовремя успели потушить его. Участок Эбби тоже сожгли и она долго сокрушалась на счет того, что не успела вынести от туда оставшееся оружие. Из тира, в котором она тренировалась, и в который нередко брала с собой меня пострелять за компанию, украли всё до последней пули. К счастью у нее осталось ее табельное оружие – 320-й Зиг Зауэр, хромированная Беретта отца, которую она хранила как зеницу ока, старый дробовик, пылившийся в гараже лет десять и приличный запас патронов. Мы собрали одежду и необходимые вещи в сумки. Джо, сентиментальная душа, в добавок ко всему, упаковала свой любимый плед и наши фотоальбомы, хоть все те фотографии и хранились в моем телефоне. Машину мы решили взять мою. У сестры был фургон с огромным нарисованным вишневым пирогом на боковой дверце, он был просторным и втроем в нем было бы удобней чем в обычной машине, но, подумав о том, что нам, возможно, придется уходить от погони мы решили взять мой «Ровер». Белый «Лэнд Ровер Дискавери» второй серии, с сине-серой обшивкой сидений, которую я, к слову, сделала сама, мой первый и последний автомобиль. Сколько сил и денег было вложено в восстановление этой развалюхи страшно вспоминать, но то были мои силы и мои деньги, я буквально душу в него вложила, а потому дорожила им безмерно. Честно говоря все доводы по поводу возможной погони я привела специально, чтоб все согласились ехать на моей машине, потому как бросить «Ровер» я не согласилась бы ни за что. Раздобыв четыре канистры бензина, собрав в коробки все содержимое кухонных шкафчиков, кладовой и холодильника, а это были разнообразные консервы, коробки с печеньем, крупы, картофель, разные овощи и несколько бутылок масла (благо, что моя сестра всегда отличалась запасливостью), мы до отказа забили багажник «Ровера». Сумки с вещами и оружие лежали на заднем сидении. Там же сидела Эбби с заряженной и начищенной до блеска Береттой, на случай если придется отстреливаться. Было раннее утро, еще не рассвело. Мы сидели в машине в гараже, как нам казалось полные решимости свалить подальше от этого ада, но на деле мы были полны страха перед неизвестностью. Наконец открыв ворота, мы выехали на пустой и грязный Сентенниал бульвар и покинули наш дом. Навсегда.

II

Медленно проезжая вдоль еще сонных улиц города мы не могли поверить в то, что открывалось нашему взору из темноты. Сгоревшие дома и машины, разбитые стекла, сломанные ограды. Пару раз мне казалось, что я вижу лежащие на земле тела, но то могли быть и мусорные мешки, было слишком темно, чтоб узнать наверняка, а останавливаться и проверять мне совсем не хотелось.

– Господи… – Выдохнула Эбби. От неожиданности нас с Джо передернуло. – Это же Преподобный…

Мы посмотрели на церковь, мимо которой проезжали, но никого не увидели. Эбби высунулась из окна машины, вытянула руку и указала пальцем на шпиль. В тот момент ко мне снова пришел тот жгучий ужас, что я испытала увидев «казнь». Преподобный Полсон висел в петле на шпиле церкви с заклеенным черным скотчем ртом. С трудом подавив панику я прибавила газу и шпиль скрылся из виду, но образ его остался с нами навсегда. Эбби заплакала, почти всю дорогу она молча утирала слезы, которые все никак не желали останавливаться и хлюпала носом. Вскоре мы выехали за город и по объездной дороге двинулись на север. Конкретной цели у нас не было, мы просто надеялись наткнуться на охотничий домик или заброшенный амбар. Мы искали укрытия вдали от городов и людей, на всякого рода удобства было наплевать. И, спустя миль двенадцать пути, нам несказанно повезло. Уже рассвело и в лучах восходящего солнца, что – то блеснуло в глубине леса со стороны реки. Мы развернулись и направили машину по дороге, которая сворачивала к реке, дороге заросшей, будто нарочно заваленной ветками. Потом, миновав лес, мы немного проехали в обратном направлении по берегу и добрались до маленького серого домика с плоской крышей и бликующим на солнце водостоком. Рядом с домиком, метрах в пяти, была небольшая пристройка, а вокруг рос густой лес и кустарники. Мы остановили машину у пристройки. Эбби приказным тоном велела нам оставаться на месте, а сама с поднятым пистолетом двинулась к дому. Она ступала медленно и осторожно, аккуратно заглянула в окна, обошла дом со всех сторон и двинулась ко входу. Дверь, к нашему общему удивлению, была незаперта – дом будто приглашал нас войти. И Эбби вошла, пару минут ее не было видно, но потом она показалась в пороге с легкой улыбкой на лице и жестом позвала нас. Когда мы вышли из машины, первое что я услышала – кудахтанье. В пристройке у дома был курятник. Он был не в лучшем состоянии – грязный, лотки у кур были практически пустые, а воды не было вообще. Мы перенесли наши вещи и продукты в дом и принялись их разбирать. Нашли ключ от входной двери. Нашли бидон с питьевой водой, (как выяснилось недалеко от домика был родник), мешки с зерном стояли прямо у входной двери и Джо побежала кормить несчастных кур. Мы же с Эбби принесли ила с реки и закидали им водосток, чтобы он не бликовал на солнце и не привлекал внимания с дороги. Не самый лучший способ, конечно, но альтернатив у нас не было. Немного отдохнув мы прошлись вдоль берега реки и замели следы шин на земле и песке, а потом обошли территорию у дома и нашли родник. Одним словом – мы нашли идеальное место, чтобы скрыться от посторонних глаз.

В доме был подвал, в котором можно было хранить продукты, небольшая кухня с маленькой газовой плитой (баллоны с газом там тоже были), и комната с раскладным диваном и низенькой кушеткой. Там же в комнате стоял большой комод, на комоде лежали маленький радиоприемник на батарейках и фонарь. Домик был старый, как, очевидно, и его хозяин. Веселенькие обои в мелкий цветочек давно выцвели и местами отошли от стен. Двери, как и половицы, поскрипывали, окно в кухне закрывалось с трудом. На крючке у входа висели темный потрепанный дождевик и кепка, во дворе у крыльца стояли старые резиновые сапоги, внутри которых пауки уже наплели паутин. В кухонных шкафах было немного коробок крупы и макарон, а в комоде несколько растянутых под коленями штанов, носки, пара свитеров и рыболовные снасти. Две старые деревянные удочки стояли за комодом опираясь на стену. Что случилось с хозяином этого домика мы так и не узнали. Ушел ли он в город пополнить припасы и не вернулся? Увели ли его силой? Убили? Так или иначе теперь его дом стал нашим укрытием и мы не планировали его покидать. Но радовались мы не долго. Каждый новый день, проведенный в лесу, был похож на предыдущий. Время, казалось, замедляло ход и минуты превращались в мучительные часы. Иногда мы все вместе рыбачили, пойманную крупную рыбу мы готовили сразу, а мелкую рыбешку сушили прозапас. Иногда уходили поглубже в лес в поисках грибов и ягод. Мы не нуждались в еде, запасов хватило бы месяца на два, а то и дольше (потом мы рассчитывали сделать вылазку в город). Мы нуждались в действии, в движении, а потому дружно брались за любое дело, приходившее на ум. Эбби давала мне уроки самообороны. Ежедневные тренировки помогали ей поддерживать себя в форме, а мне удавалось с пользой провести пару часов. К тому же, думалось мне, в нынешней ситуации умение постоять за себя лишним не будет. Джоанна же с удовольствием начищала дом, наполняла его уютом, даже расставила на комоде наши фотографии. Мне казалось странным, что она усиленно делает вид, будто ничего не произошло, может так ей было спокойней, но меня это нервировало. Курятник и вовсе занимал ее внимание почти полностью. В первые же дни нашего пребывания там она вычистила все насесты, устелила пол свежей соломой, до краев наполнила лотки зерном. Кажется, куры были счастливы, так как всю последующую неделю неслись как сумасшедшие. Джо всегда хотела жить на ферме, природа и уединенность привлекали ее и здесь она чувствовала себя в своей стихии. Чего нельзя было сказать о нас с Эбби – цивилизация была необходима нам как воздух. Подруга почти каждый вечер причитала, что не успела досмотреть свой любимый сериал и теперь никогда не узнает чем кончилось дело. Я же, сходя с ума от тишины, напевала себе под нос, все что могла припомнить, от рекламных джинглов из супермаркета до мелодий из заставок ситкомов. Иногда вечерами, сидя на крыльце, мы все втроем восстанавливали в памяти последовательность событий приведших нас в этот лес. У нас было достаточно времени, чтобы порассуждать на тему того, что же все-таки произошло? Версии были одна невероятнее другой. И двадцать пятый кадр в утренней телепередаче, и массовый гипноз, и особые радиоволны, и даже инопланетяне, что особенно нас повеселило, могли стать причиной внезапных изменений в нашем поведении. Но одно мы поняли точно – дело было в мозге. Каким-то образом он перестал генерировать ложь. Мы даже пробовали врать специально, чтобы выяснить, где проходит эта черта, ограничивающая наше воображение. Мы свободно могли строить предположения, но не утверждать, рассказывать об обманах которые совершали когда-то, например в детстве, но любой новый обман просто не приходил в голову, вместо этого мы констатировали факты. Но можно было, потренировавшись, мягко уворачиваться в разговоре он прямых ответов. К примеру отвечать вопросом на вопрос. Не всегда это удавалось с блеском, но тем не менее, избежать таким образом конфликтов было можно.

Так прошли невероятно долгих пять недель. Мы не знали, что делать дальше. Мы не знали ничего и это ужасно тревожило нас всех. Единственным окном в мир нам служил старый радиоприемник. Несколько дней с момента нашего прибытия он вещал почти круглосуточно, в ярких красках описывая происходившие повсюду ужасы. Но постепенно радиостанции умолкали и уже через пару недель на всех волнах был слышен только белый шум. Изредка мы случайно натыкались на короткие объявления, обрывки фраз. Пару раз случалось слышать яростные призывы к наказанию греховных и очищению, но чаще всего в эфире было тихо. Так что мы перестали слушать его днем и теперь приемник работал только ночью, мы ставили его в комнате и он тихонько шумел спасая нас от звенящей тишины. Ночи часто бывали жаркими и душными, как бывает перед грозой, но открывать окна мы не решались – мало ли, что может заползти или залететь в дом. В одну из таких жарких ночей я проснулась от жажды. Часы на приемнике показывали пять утра, на улице еще только начинало светать, а в доме было довольно темно и я осторожно наощупь поплелась на кухню. Возвращаясь обратно в комнату я услышала мужской голос, низкий и спокойный он шел из приемника. Переживая, что голос разбудит остальных, я прибавила шагу, чтоб поскорее уменьшить громкость, но по пути запнулась об угол дивана. На секунду перестав дышать, подавляя нецензурный возглас негодования, я вдруг расслышала несколько слов исходивших из приемника, заставивших меня забыть о пульсирующей боли и моментально развеявших остатки сна:

«… гарантируем безопасность в пределах островов. Так же, вы можете внести свой вклад в защиту и спасение людей вступив в наши ряды. Вместе мы восстановим порядок. Нью-Йорк. Первый Корпус Объединения.»

Что это было? Я унесла приемник на кухню, прибавила громкости и стала ждать. Спустя пару часов Джо проснулась и, выйдя на кухню, застала меня подпирающей руками голову и сверлящей глазами приемник.

– Ты чего это? – Сказала она доставая из буфета коробку с яйцами.

– Я кое-что слышала ночью.

– Может тебе приснилось? Мне в этой духоте ТАКОЕ снится иногда.

– Нет, кто-то точно выходил в эфир два часа назад. Из Нью-Йорка.

– Из Нью-Йорка? – Она высоко подняла брови. – Это интересно. У нас, кажется, масло кончается.

– В нижнем ящике еще две бутылки. – Эбби, шаркая тапочками, вышла из комнаты и плелась ко мне. – Что тут у тебя?

– Не знаю, я слышала что-то на этой волне. Что-то о восстановлении порядка.