Берегиня

«Чертовщина какая-то, – второй раз за вечер подумалось Ивану Даниловичу. – Не могло же мне почудиться».

Неспешно спускаясь по лестнице, он задержался на нижних двух половицах ступеней, которые, как обычно, послушно отозвались знакомым скрипом, приняв на себя вес человека. Подошёл к калитке, потрогал засов – заперт. Пожав плечами и почесав затылок, развернулся – и чуть не вскрикнул, испугавшись увиденного. Вдоль спины пробежал неприятный холодок. Попятившись, старик упёрся спиной в ворота и, не в силах пошевелиться (ноги словно отнялись), уставился на существо, стоявшее возле крыльца. Это был огромный, матёрый волк, размером с телёнка, килограммов сто живого веса, а может, и больше. В холодном лунном свете его густая тёмно-серая шерсть едва заметно лучилась, отливая серебром, а от притягательного свечения бирюзовых глаз невозможно было отвести взгляд, настолько оно было бездонным и завораживающим.

«А ведь луна светит сбоку, и её свет не может вызвать свечение глазного дна», – промелькнула мысль в голове мужчины.

Мягко ступая мощными лапами, волк приближался, хотя при его размерах он мог не утруждать себя излишними движениями: один прыжок – и всё кончено. Сократив дистанцию до полутора метров, остановился, сел на задние лапы и, дёрнув головой вверх, издал требовательный рык и многозначительно посмотрел хозяину дома в глаза. Во взгляде этом не было агрессии, что успокаивало.

– Т-твоя дочь п-попала в капкан. Мы её спасли и оказали помощь, – с трудом разлепив пересохшие губы, не своим голосом прохрипел старик, надеясь, что зверь его понимает. – Сейчас она спит после операции. Кости и сухожилия целы, просто сильный ушиб и шкурка поранена. Не переживай, никто твоё дитя не обидит. Слово даю! Недельки через три мы вернём её на то место, где нашли.

Волк встал. Мотнув головой в сторону: «Отойди», терпеливо ждал, пока хозяин дома нащупает трясущейся рукой засов, с трудом сдвинет его и, распахнув калитку, услужливо посторонится. Под испуганно-удивлённым взглядом хозяина дома он, степенно ступая, прошёл мимо.

Затворив калитку, мужчина задрожал всем телом, колени предательски подогнулись, и опустился на землю. Кровь стучала в висках большими барабанами – с каждым ударом всё сильнее и сильнее.

«Рассказывал внуку про всякую там нечисть, и вот вам пожалуйста, с оборотнем повстречался. Так и до сердечного приступа недалеко».

Подождав, пока успокоится рвущееся из груди сердце, и переведя дух, поднялся и, с трудом переставляя ватные ноги, добрался до крыльца. Прямо перед дверью лежала тушка молодого кабанчика. Значит, отец-волк с самого начала не собирался причинять вред человеку, приютившему его дитя.

– Так какого ж рожна?.. – Иван Данилович воинственно погрозил кулаком в пустоту ночи, снял с гвоздика в сенях ковшик, зачерпнул им воду из сорокалитрового бидона и с жадностью выпил всю до капли.

Вытерев губы ладонью, старик улыбнулся, взглянув на ситуацию со стороны, но улыбка тут же исчезла, едва увидел два бирюзовых огонька маленьких глаз, смотревших на него из кухни. Осмысленный взгляд малышки, полный мольбы и печали, проникал в душу, а грустно приподнятые бровки и прижатые ушки выражали не то вопрос, не то ожидание чего-то.

– Чего вскинулась? Родитель твой приходил. Переживает. – Иван Данилович опустился на корточки рядом с волчонком и погладил без опаски. – Не грусти, девочка моя, всё будет хорошо. Оглянуться не успеешь, как домой воротишься. Спи.

И ведь поняла, послушалась. Печально вздохнув, заползла под руку крепко спящего Алёшки, прижалась к нему и затихла.

На следующее утро она проснулась ни свет ни заря, и стало понятно, что спокойная жизнь в доме закончилась. С раннего утра и до самой ночи Алёшка с волчицей бегали друг за другом во дворе и по огороду (поначалу она ковыляла на трёх лапах, поджав травмированную), кувыркались в траве и, не обращая внимания на нравоучения деда, ели из одной миски. На глазах деда и под его неусыпным контролем зарождалась крепкая дружба двух таких разных и в то же время таких похожих друг на друга существ. Оценив по достоинству заботу мальчишки, маленькая волчица с радостью открыла перед ним двери своего мира и не задумываясь впустила внутрь.

Волк-отец вновь наведался в гости к исходу четвёртых суток, когда дети уже спали. Не таясь, он тихонько поскрёб когтем входную дверь, вызывая хозяина дома во двор. Иван Данилович вышел, подошёл к нему, не зная, что делать дальше.

– Здравствуй, Иван Данилович! Как дела?

Старик вздрогнул, услышав мужской голос, оглянулся. Никого, только он и волк, и у того пасть не открывается.

– Да не вертись, ты слышишь мой голос у себя в голове.

– А как… вот это вот… у тебя…

– Потом расскажу. Привыкай, теперь мы будем часто видеться. Что нового?

– Да всё в порядке, не переживай, бегает уже твоя кровиночка. И аппетит… дай бог каждому!

– Её зовут Марго.

– Красивое имя.

– Я вам гостинец принёс, у крыльца лежит. Два часа назад он ещё бегал.

– За гостинец спасибо! Да только ни к чему это. Нешто я ребятишек не прокормлю?

– Тебе сейчас некогда по тайге шастать – детей полон дом, да и погоды нынче промозглые стоят. Поберечься тебе нужно.

– Поберечься… – задумчиво пробурчал старик, почесав за ухом. – Слушай…

– Ладно, пойду я. – Видимо, волк догадался, о чём собирается спросить мужчина, и, не желая продолжать разговор, встал и подошёл к калитке.

Иван Данилович медлил, положив руку на засов.

– Вчера в лесу нашли труп мужика из соседней деревни. Говорят, тело по частям собирали. Старики бают, дескать, это хозяин тайги его за браконьерство наказал. Не знаешь, чьих рук дело? Вернее, клыков.

– Знаю, отчего ж не знать. В капкане, что он установил, пострадала моя дочь, а он – он получил по заслугам.

– Не великовата цена?

– Великовата, тут ты прав, но он не оставил мне выбора.

Ухмыльнувшись, старик распахнул калитку и посторонился, пропуская волка.

Волк продолжал наведываться раз в четыре дня, ближе к полуночи, заглядывал в окна и, убедившись, что с его детёнышем всё в порядке, оставлял на крыльце очередной гостинец, избегая контактов.

Три недели лечения пролетели как один день. Как и было обещано, дед с внуком вернулись на поляну в сопровождении исцелившейся и даже немного подросшей Марго, которая всю дорогу бегала и скакала вокруг Алёши, пытаясь отвлечь его от дурных мыслей и подбодрить. А у мальчишки в преддверии скорой неминуемой разлуки настроение было так себе. Да чего там – паршивое оно было. Он даже повздорил с дедом, который твёрдо стоял на своём и не соглашался оставить её дома. Всю дорогу внук воротил от деда лицо, пряча глаза, полные слёз. Чем дальше они углублялись в тайгу, тем стремительнее таяла надежда мальчишки на то, что дед передумает.

Едва они ступили на поляну, им навстречу вышел волк-отец. Алёша, вытаращив от испуга глаза, вжался в деда.

– Не бойся, он не тронет.

Марго бросилась к отцу. Радостно скуля и повизгивая, она тёрлась о его ноги, прыгала на него, а когда он, повинуясь отцовским чувствам, подыграл ей, позволив свалить себя в траву, запрыгнула на него и, обхватив лапами шею любящего родителя, затихла, утонув в его шерсти, слившись с ним воедино.

– Видишь, у неё есть семья. Как же можно их разлучать? А ты обиделся на меня. Пойдём домой.

– Подожди… Марго! – Алёша вышел в центр поляны и опустился на колени.

Марго подбежала к нему и, встав на задние лапы, положила передние ему на плечи. Алёша достал из кармана куртки и надел себе на шею кожаную тесёмку с амулетом, точно такую же повязал вокруг шеи Марго и крепко обнял, зарывшись носом в её густую шерсть, приятно пахнущую домом.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Марго в ответ несколько раз лизнула его в лицо. Вот зачем она это сделала? Слёзы в два ручья хлынули из глаз мальчишки. Ещё раз крепко обняв её, встал и, не разбирая дороги, побежал прочь от этого злосчастного места.

Махнув на прощание мохнатому семейству рукой, Иван Данилович развернулся и, смахнув скупую мужскую слезу, не оглядываясь, пошёл догонять внука.

– Так вот что ты вчера мастерил в сарае. – (На кожаной тесёмочке у Алёши на шее висел амулет – медвежий коготь, точно такой же он повязал на шею Марго.) – Красиво. Это те когти, что ты нашёл возле древнего вогульского капища?

– Угу, – размазывая рукавом куртки слёзы по щекам, буркнул Алёша. – Деда, я её ещё увижу?

– Обязательно увидишь! Надо только верить и ждать. Не плачь. Ты вступаешь во взрослую жизнь, и таких вот встреч и расставаний у тебя будет несметное множество. В лице этой волчицы ты приобрёл настоящего, преданного друга. Так сохрани эту дружбу в своём сердце и пронеси её через года. Когда-нибудь, я уверен в этом, ты поймёшь, что эта нежданная встреча, а затем и разлука, эти горькие слёзы – всё было не напрасно. Бог не даёт человеку больше испытаний, чем тот может перенести. Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее.

– Деда, прости меня.

– За что?

– За то, что злился на тебя.

– Как можно обижаться на сильного мужчину?

Внук поднял на деда удивлённые, заплаканные глаза. Иван Данилович оглянулся, как бы убеждаясь, что их разговор никто не подслушивает, опустился перед внуком на одно колено и, сощурив глаза, заговорщически прошептал:

– Запомни: мужчина плачет только тогда, когда его сердце уже не в силах сдержать боль утраты. А показав свои слёзы любимой женщине, ты показал ей свою душу, впустил её в своё сердце.

– Какая она женщина?

– Много ты понимаешь! А знаешь, – в голосе деда зазвучали едва уловимые нотки загадочности, – что-то подсказывает мне, что на этом чудеса не закончились. Всё ещё только начинается.

– Какие чудеса?

– Всему своё время, малыш. Всему своё время…

Шатойский район Чечни. Май, 2000 год

Заброшенный аул в сорока пяти километрах от границы с Грузией, отрезанный от цивилизации и путей сообщения лесистыми горами, спал, раскинувшись вдоль левого берега речушки, мерно бурлящий поток которой не нарушал тишину ночи. Несколько пригодных для проживания домов были заняты боевиками, и над покатыми крышами этих домов ещё приветливо курились дымками печные трубы.

Близился рассвет. Медленно гасли звёзды, светясь неровным, мерцающим блеском, и едва ночное небо на востоке окрасилось серым цветом, шестеро спецназовцев, не издав ни звука, рассредоточились вдоль обломков невысокого плитняка.

– Бродяга – Койоту! Группа захвата на позиции.

– Принял Койот. Внимание всем, начали!

Двое спецназовцев бесшумными тенями скользнули к боевикам, нёсшим караульную службу на пятачке перед двором одного из домов. Отработав их ножами, они скользнули к пролому в плитняке и затаились. Со склона горы бесшумно хлопнул «Винторез»11, и часовой, гуляющий взад и вперёд во дворе дома, дёрнув головой и пораскинув мозгами, с гулким стуком повалился на землю. Миновав пролом в плитняке, четверо спецназовцев с приборами ночного видения на голове застыли на ступенях лестницы, держа на прицеле входную дверь и окна дома. В доме и в ауле было тихо.

– Вперёд! – шёпотом скомандовал старший группы захвата и дёрнул входную дверь на себя, и сразу же в доме раздались тихие хлопки бесшумного оружия.

Через несколько минут спецназовцы выволокли из дома тело человека с мешком на голове и со связанными за спиной руками.

– Бродяга – Койоту! Туриста и багаж взяли. Выходим на точку сбора.

– Принял Койот. Внимание, группа, общий отход!

Подхватив пленника под руки и ноги, рывком преодолев с два десятка метров открытого пространства, спецназовцы растворились в предрассветных сумерках. Когда последний разведчик из группы скрылся в «зелёнке», командир тряхнул головой, прогоняя тревогу, внезапным толчком ударившую в сердце, покинул свою позицию и двинул вверх по склону на точку сбора. Но тревожное беспокойство всё настойчивее вторгалось в его душу…

Штаб объединённой группировки федеральных сил в Чечне.

Военная база. Ханкала. Спустя двое суток

У старшего следователя военной прокуратуры майора Павлова день не задался с самого утра. Сначала к себе вызвал непосредственный начальник и на ровном месте устроил взбучку. Прочистив горло и размяв голосовые связки, он как бы между прочим сообщил:

– Так вот, сегодня, ближе к полудню, к тебе наведается какой-то высокий чин из ГРУ. Хочет переговорить с твоим давешним «сказочником». Так ты, Павлов, смотри мне, не запятнай грязь лицом, не посрами чести ведомства, посодействуй. Ублажи товарища. Да чтоб в наилучшем виде. – Начальник погрозил пальцем. – Свободен!

Вышел Павлов в коридор, пожал плечами, почесал тыковку, а всё одно не мог взять в толк: с чего вдруг такая буря, да спозаранку?

И вот в указанное время открывается дверь и в кабинет входят двое. Тот, что постарше, – высокий, статный военный в брезентовой «горке» без знаков отличия. Уверенная осанка, твёрдый и проницательный взгляд голубых глаз, спокойствие и мужественное хладнокровие – всё говорило о его власти и уверенности в себе.

Второй, в выцветшей «мабуте» (также не предполагающей наличие погон), – среднего роста, атлетически сложён, с острым живым взглядом, с обезоруживающей улыбкой на лице.

– Разрешите представиться, – пророкотал тот, что постарше, протягивая руку Павлову. – Подполковник Замятин, командир отдельного отряда специального назначения Главного разведуправления Генерального штаба. А это мой коллега из Следственного управления Федеральной службы безопасности, майор Скворцов. Вас должны были предупредить о нашем визите.

– Майор Павлов, – представился хозяин кабинета и, указав рукой на стулья, добавил: – Присаживайтесь. Правда, меня предупреждали, что вы, товарищ подполковник, будете один.

Пропустив мимо ушей замечание хозяина кабинета, гости расположились у противоположной стены, слева и справа от стоявшей там же тумбочки, и, не сговариваясь, обвели кабинет оценивающим взглядом. И глаза-то у них такие добрые, а взгляд такой открытый и доброжелательный, если бы не одно но: устремлён он не на собеседника, коим является хозяин кабинета, а сквозь него.

И осенила вдруг майора Павлова догадка, что вся эта показная лёгкость и открытость в поведении гостей, с долей здорового пофигизма, лишь ширма, за которую лучше не соваться. Потому как отпор с их стороны будет молниеносным и беспощадным. Отсюда мораль: с такими дядьками лучше дружить. На расстоянии. А познакомившись, лучше сразу забыть, как их звать-величать и как они выглядят. От греха подальше.

– Товарищи офицеры, вам чаю налить? Пока суд да дело, – заметно нервничая, предложил Павлов.

– А давай! – махнув рукой, ответил разведчик за себя и за товарища.

Следователь налил в кружки кипяток, опустил в каждую пакетик чая, поставил кружки на тумбочку возле визитёров и, заняв своё место, выжидаючи уставился на них в готовности ответить на интересующие их вопросы.

– Вас как звать-величать? – сделав пару глотков, заговорил подполковник, обратившись к Павлову.

– Михаил.

– А по батюшке?

– Анатольевич.

– Вот что, Михаил Анатольевич, расскажите-ка нам, что за фрукт предстанет сейчас во всей своей красе пред нашими ясными очами?

– Гайни Куркаев, – Павлов открыл папку, – шестьдесят седьмого года рождения. Уроженец села Старые Атаги. Активный участник первой чеченской. В федеральном розыске с января девяносто шестого года. Участвовал в атаке на Кизляр. В бою за село Первомайское был тяжело ранен, но остался в строю. Вместе с Салманом Радуевым ему удалось вырваться из окружённого села. В межвоенный период занимался наркоторговлей и похищением людей с целью выкупа. В прошлом году участвовал в рейде Басаева в Дагестан, после чего продолжил воевать против федеральных сил в отряде полевого командира Исраилова Артура.

– Исраилов Артур? – Разведчик наморщил лоб. – Он же Вахид. Один из самых непримиримых полевых командиров. Вот, значит, где он всплыл.

Павлов удивлённо хмыкнул.

– Разрешите продолжить?

Замятин утвердительно кивнул.

– Два дня назад…

– С этого момента поподробнее, пожалуйста.

– Два дня назад Куркаев подъехал на машине к блокпосту на въезде в Шали, сказал омоновцам, что в ней лежит наш раненый офицер. Омоновцы отмечают, что Куркаев при этом был сильно напуган: вздрагивал от каждого шороха и всё время косился в сторону своей машины. Категорически отказался подходить к ней, сославшись на то, что в ней сидит огромная волчица, которая приказала ему доставить раненого к русским и сдаться в плен. В общем, бред полнейший. Да вы сейчас сами всё увидите и услышите.

– Когда омоновцы осмотрели машину, в ней, кроме раненого, никакой волчицы не оказалось?

– Конечно.

– Медики его осматривали?

– Куркаева? Да. Предварительный диагноз – лёгкое психическое расстройство.

В дверь кабинета постучали.

– Заводите! – крикнул Павлов.

В кабинет завели мужчину средних лет. На табурет сел сгорбившись. Глядит исподлобья и с опаской. Вздрагивает от малейшего резкого движения или шума. Как говорится, картина маслом – мужик действительно немного не в себе.

– Гайни, – заговорил Скворцов, едва закрылась дверь за конвоиром, – нам нужно задать тебе несколько вопросов. Ты в состоянии отвечать?

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Так ты будешь отвечать или мы напрасно тратим время?

– Спрашивай.

– Два дня назад в одиннадцати километрах юго-западнее Шали ты и твои подельники сбили вертолёт федеральных сил. Нас интересует личность эмиссара, который был в этом вертолёте: кто он, откуда, цель его заброски на территорию республики?

Куркаев поднял глаза и презрительно посмотрел на собеседника.

– Я маленький человек, честно делаю то, что мне поручают. Нам была поставлена конкретная задача, и мы её выполнили. Мне нет никакого дела до эмиссара. Главное, что он не достался вам, да благословит Аллах его душу.

– Когда вертолёт упал, вы забрали тело эмиссара и добили наших раненых ребят! Так? – повысив голос, спросил Замятин, сжав кулаки до хруста костяшек.

– Вас сюда никто не звал.

– Старая песня! – махнул рукой Замятин.

– А мне плевать! – Куркаев сардонически ухмыльнулся.

– А груз, что был с эмиссаром, вы его нашли? – поинтересовался майор Скворцов.

– Нет. Возле вертолёта мы обнаружили след волочения. Предположив, что одному из ваших посчастливилось выжить и уползти, я решил взять одного из братьев в помощь и пойти вместе с ним по этому следу. Остальных отправил прочесать местность вверх по склону. – Куркаев закрыл лицо трясущимися руками, его голос дрогнул. – Ч-через пятьдесят м-метров мы подошли к зарослям т-терновника… я не видел… сильный удар в грудь. Она сбила м-меня с ног и вцепилась в горло напарнику.

– Кто «она»? – Замятин переглянулся со Скворцовым и со следователем. («Я же вам говорил», – прошептал последний.)

– Б-большая волчица. Я т-таких огромных в-волков в жизни не видел.

– Ты можешь описать, как она выглядела?

Услышав вопрос Замятина, Павлов страдальчески закатил глаза: и этот туда же!

– Размером с телёнка, мощные сильные лапы, большие острые клыки. Шерсть в крови. А ещё глаза… они светились холодным зелёным огнём.

– Всё? Или ещё что-то запомнилось?

– У неё на шее висел амулет – м-медвежий коготь.

– Как ты определил, что это волчица? Она дала у себя под хвостом посмотреть? – с издёвкой в голосе поинтересовался Павлов, но тотчас осёкся, встретив недовольный взгляд разведчика.

– Разодрав г-горло напарнику, она подошла ко мне… а я… как парализованный, ничего не мог сделать.

– Ты не ответил на вопрос! – рявкнул Замятин.

– Она приказала встать и идти вперёд.

– Как она это сделала?

– Я услышал её голос у себя в голове.

Разведчик взял с тумбочки свою кожаную папку для документов, достал из неё фотографию. Закрыв указательным пальцем лицо человека, запечатлённого на снимке, встал, подошёл к Куркаеву и показал ему фотографию.

– Эту волчицу ты видел?

Едва взглянув на фото, Куркаев, сделавшись белее мела, вскочил на ноги и бросился было к двери, но, встретив на своём пути преграду в виде увесистого кулака разведчика, кубарем укатился к окну и, обхватив голову руками, по-собачьи завыл, повторяя: «Это шайтан, шайтан!» Услышав шум, в кабинет вломились конвоиры, скрутили бьющегося в припадке Куркаева и выволокли в коридор.

– Он реально до смерти напуган, – Замятин с довольным видом потёр руки (ему всё же удалось отвести душу), – а вы его в умалишённые записали. Не сам же он решил вытащить нашего офицера и сдаться в плен. Его явно кто-то принудил.

– Разрешите? – Рука Павлова самопроизвольно потянулась к фотографии.

– Да ради бога! – Не открывая лицо человека, разведчик показал снимок следователю. – Фотографию мы нашли в личных вещах этого парня. Он был лучшим из лучших. Ладно, того, что было, уже не вернёшь. А жаль.

– Он умер?

– Типун тебе на язык! В тяжёлом состоянии, врачи борются за его жизнь. А вот ребят не вернёшь – вот трагедия. И это за неделю до замены.

– Соболезную. А где сделана эта фотография?

– А вот это вам знать не обязательно! Ясно? – не понравилась Замятину излишняя любознательность следователя, а ведь казался не глупым.

– Я в том смысле, что очень уж похоже на фотомонтаж. Ну право же, таких огромных волков не бывает.

– А ты Куркаева ещё разок поспрошай, ежели своим глазам не веришь. Ладно, всё, что было нужно, мы узнали. Спасибо за содействие. Появится что-то новенькое – маякни. Куркаева и все материалы по делу заберёт майор Скворцов. Вопрос с вашим ведомством уже согласован.

– Да, и наш тебе совет, майор: забудь про то, что здесь услышал и увидел, – Скворцов подошёл к столу и властно уставился на следователя, – от греха подальше. Вопросы?!

– Нет вопросов!

Попрощавшись с гостями, Павлов закрыл за ними дверь, подошёл к окну, открыл настежь форточку. Прохладный свежий воздух ворвался в кабинет. Павлов с наслаждением вдохнул его полной грудью, и его лицо исказилось довольной ухмылкой.