Ромашки в октябре

   Вы замечали, что если качаться на качелях во взрослом возрасте, то удовольствия это занятие приносит куда больше, чем в детстве? Наверное, потому, что в детстве это обычное развлечение, доступное ребенку в любой момент, а для взрослого – укромная радость, так, чтобы посторонние не заметили и не пялились с усмешкой. Поскрипывание качелей – в этом приморском влажном климате все поскрипывает, покряхтывает и облезает уже через неделю после покупки! – заполняет всю меня до отказа. Наверное, это происходит потому, что жизнь моя покатилась в тартарары, полетели клочки по закоулочкам, много свободного места освободилось и есть емкости для заполнения.

   Состояние невесомости и опустошенности. Ночь, качели и тихий шорох волн Атлантики. Всё в моей жизни нынче безопасно, все живы и здоровы, финансы позволяют не начать голодать прямо завтра. Ровно то, о чем мечталось всю жизнь и чего так отчаянно всю жизнь просила у господа бога. Почему же теперь, когда все это есть у меня в наличии, мне так плохо, так тошно, так хочется заснуть и не проснуться? Суицид – тема не про меня. А вот от внезапной и естественной кончины, по возможности, безболезненной, я бы сейчас не отказалась.

   Где-то была допущена ошибка в формулировке желаний, наверное. Отмотать бы всё назад, найти тот день, тот час, когда сделала неправильный выбор на развилке, и всё переиграть. Перестроить, изменить, взять подсказку зала, ну, или помощь друга. Глупые детские надежды. Не отмотаю и не переиграю. Выход наверняка есть, но, кажется, у меня нет сил доползти до него, докарабкаться. Да и нужно ли мне это, хочу ли я вот этого всего, ползти, карабкаться, изменить настоящее? Ну, хотя бы отмотаю пленку назад, покопаюсь в прошлом.

* * *

   Новосибирск. Морозный сибирский декабрь 2013 года. Мы с моим мужем Сергеем завтракаем на нашей уютной кухне, планируем предстоящие новогодние каникулы.

– Слушай, давай, может, дней на несколько пораньше в Москву сорвемся. Очень я по Катьке соскучилась. Хотя они и приезжали с Виктором весной, а как-то вот не навидалась я с дочерью. А тут так удобно обстоятельства складываются: Витя будет по делам своим командировочным мотаться, а мы Катьку у него умыкнем. Шоппинг там всякий, салоны-театры, наши девочковые развлечения. Да и ты хотел по делам помотаться, продолжить, так сказать, первотроп для контрактов на будущий год. У нас под будущий год уже солидная платформа для работы заложена, пролетим, мне кажется, если не подсуетимся заранее.

– Ир, мне кажется, ты зря паникуешь. Возможностей больше, чем у нашего рекламного агентства, в регионе мало у кого есть. Стоим довольно крепко на ногах. Это значит, что все у нас будет в будущем году хорошо и даже лучше, чем просто хорошо. Но поездить по клиентам, подкрепить связи – оно всегда не помешает. Кедровой настойки москвичам, и оригинально, и вкусно. Заодно и поговорим про планы.

– Эх, вот настоящий ты у меня деловой мужик. Изо всего моего текста услышал только про бизнес. А про дочь – как не с тобой я разговаривала.

– Ну, ладно, не начинай. Всё я услышал, ты же знаешь. Можно подумать, я Катьку не люблю и не скучаю. Поехали, чего тут долго рассуждать. Попроси секретаршу билеты нам заказать. Только с датой давай поточнее определимся, как до офиса доедем. Я в еженедельник загляну, попробую подвигать встречи, что-то и на Игоря можно будет перевалить.

– Вот, слова, как говорится, не мальчика, но мужа. Ладно, договорим на эту тему в офисе.

  У Сергея зазвонил телефон, я взяла свою чашку с кофе и пошла в зимний сад.

   Плетеное кресло под большим рододендроном было моим любимым утренним местом. Впереди, во всю стеклянную стену, был виден наш прекрасный заснеженный сад, по которому бегает, устраивая себе утреннюю разминку, алабай Грицай – скоро мы уберем его в вольер перед тем, как выгнать машину из гаража и открыть ворота. Вот и старается мохнатый подзарядиться перед нашим отъездом, набегаться впрок. До него у нас жила русская борзая Буря, прямо как у настоящих старосветских помещиков. С ней произошла смешная история, когда мы только-только сюда переехали.

   Поселок у нас довольно пафосный, и, когда мы только купили здесь дом, местная поселковая община довольно долго к нам присматривалась прежде, чем принять в свои ряды. Мы старались соответствовать: пьяных и шумных вечеринок не устраивать, после 23:00 не шуметь, за ворота в трениках не выходить, за газоном вдоль своего забора тщательно ухаживать и всё такое.  Через месяц-другой после нашего переезда мы решили с Сергеем устроить новоселье.

   Прекрасно посидели, душевно пообщались с гостями – без серьезных поводов перестали просто так встречаться, как в молодости, на шашлыки, там, или всеми в кино. А здесь – кому-то неудобно нам было отказать, кого-то просто мучало любопытство что там за дом куплен и что за такой закрытый поселок, про него много слухов в городе ходило, кому – деловые вопросы порешать. Так что «гостевой аншлаг» нам был обеспечен. Шашлыки, рыба и овощи гриль, многоярусный торт со свечами, душевное общение, деловое и дружеское одновременно. Наконец, вечер подошел к концу. Буря все это время то ходила между гостями, то лежала под голубой елью, посаженной предыдущими владельцами дома, и с царственной, свойственной борзым, надменностью присматривала за происходящим.

   Проводив последних гостей, мы еще немного посидели на лужайке с мужем, прикидывая, что необходимо убрать прямо сейчас, а какую уборку можно оставить на завтра, частично привели в порядок территорию, приняли душ и собрались уже ложиться спать. Перед тем, как лечь в кровать, я вышла на балкон в холле второго этажа (вот как раз здесь это было, где я сейчас сижу – на месте холла и балкона мы потом сделали зимний сад) полюбоваться вечерним, хорошо освещенным поселком, и тут бац – понимаю, что собаки во дворе нет. И видела я ее последний раз тогда, когда гости ещё толпились на стоянке, около своих машин.

   Я, в чем была (а была я в детского вида фланелевой рубашке до колен, расписанной мячами и клоунами, есть у меня такая слабость), ринулась на поиски Бури. Сад, пространство за домом, тупичок за сараями, под елкой, за качелями – нет нигде! Блин, кажется, я поняла: пока выпускали машины гостей, она и слиняла погулять на свободу. Что же делать-то, места для нее пока не изученные, непривычные? А если потеряется? А испугает кого-то в ночи – собака хоть и добрая, но очень большая?!

   Размышляя обо всем этом, я выбежала за свою территорию, и начала метаться по улицам поселка с криками «Буря! Буря! Иди ко мне!». Постепенно в уже уснувших домах начал зажигаться свет. Те, кто еще не лег, выходили на улицу, чтобы посмотреть что происходит. В одном из домов из окна высунулся мужчина и прокричал мне в унисон: «Буря! Скоро грянет буря!», демонстрируя «пять» по литературе в школьном прошлом. Запыхавшись, я остановилась.

   И тут меня накрыло: я вдруг представила себе, как именно это выглядит со стороны. Ночь, благообразный поселок только-только, косясь с подозрением, принял новичков, всё еще посматривая время от времени в нашу сторону с настороженностью. И тут новые соседи открыли свое истинное лицо: безумная хозяйка в какой-то карнавальной рубахе бегает по поселку и требует бури. Не, ну правильно Ивановы говорили – что-то с ними не то!

   Разрешилось все благополучно. Вместе со мною искать Бурьку отправился Сергей. Только, в отличие от меня, он сел на машину и стал ездить по поселку. Беглянка была обнаружена возле пруда: шел сезон активного спаривания лягушек, она решила поохотиться, пока хозяева заняты гостями. Но ночную инсценировку горьковского «Буревестника» мне в поселке еще долго припоминали.

* * *

   Позднее зимнее солнце только-только начинает подкрашивать горизонт, фонари, освещающие сад, еще горят, отбрасывая на снег причудливые узоры от витиеватых колпаков. Будним утром, как правило, у меня на эту чашку кофе и созерцание красоты, которую мы с мужем создавали несколько лет подряд, есть не более десяти минут, но этого времени вполне хватает, чтобы получить, как Грицаю, свой заряд бодрости на весь день.

   Катька, Катёнок, доченька… Как же я скучаю. Сначала она уехала учиться в Москву, на третьем курсе познакомилась с Виктором, сыном русских эмигрантов, давно уже отбывших за океан, влюбилась и, бросив институт, уехала за ним в Америку. Мы с отцом сначала ругались и расстраивались ужасно. Потом мой мудрый муж, походив насупленным с неделю, выдал рациональное соображение: дочь наша не особенно приспособлена для карьеры или академических занятий, пусть лучше у нее сложится сейчас семейная жизнь, чем мы будем продолжать требовать от нее хорошо учиться и планировать карьеру, чего ей не хочется и вряд ли сможется. Ну, уж толку будет больше, это точно.

   Добрая, хозяйственная, чуть вяловатая девочка, исполнительная и совершенно неамбициозная, она и в детстве сторонилась любых соревнований, любого дела, хоть как-то включающего в себя состязательный дух и необходимость бороться и добиваться, будь то школьный волейбол, олимпиада по биологии или полугодовой зачет в кружке танцев. Будто природа сразу изготовила ее под домашний функционал, должным образом оснастив лишь для того, чтобы из нее получилась высококачественная жена и мать.

   Второе, правда, пока у них с Виктором не очень получалось, не давал Бог детей, ну, или они сами не слишком их хотели. А вот как женой Витя был ею очень доволен и всегда нахваливал Катины домоводческие таланты, предмет неизменного восхищения его американских друзей. У кого еще в гостях можно попробовать вкуснющий борщ с чесночными пампушками, как не у Вита с Кэт? Как, оказывается, эта черная крупа, гречка, годится не только для того, чтобы набивать ею ортопедические подушки в стиле «eco-line», но и для еды?!   Wow! Более того, она может быть настоящим парадным яством – с грибами, морковкой и луком, и настолько вкусной, что оторваться невозможно, и бог с ним, с похудением, ум же отъесть можно! Недооцененной осталась только классическая окрошка на квасе, часть гостей требовала «вот этот салатик отдельно, а вот эту кисленькую водичку – отдельно!».

   А всякие заливные с хреном (хрен в Штаты везется как особая драгоценность, в чемодане, после каждого приезда в Россию, не дай бог найдут и конфискуют!), соленые огурцы с помидорами, плов по-узбекски, крошечные эклерчики на один укус, вязаные крючком скатерти и салфетки, так причудливо смотрящиеся в интерьере стиля лофт, куда Виктор привез молодую русскую жену, вышитые маки на диванных подушках и венец домоводства – свитер со сложным узором, который Катя связала для мужа в первые же свои американские месяцы!

   Сокровище, настоящее русское сокровище, практически выигрыш в лотерею!  – вывод друзей и Витиных русско-американских родителей был быстрым и однозначным. Вербовка американцев в поклонники России через Катину любовь к домашнему уюту и книгу Елены Молоховец была такой успешной, что в течение первого же года американские друзья Вити вывезли к себе в Америку четырех русских Катиных подружек. Не все, правда, оправдали возложенные на них ожидания, но, в общем и целом, мнение о прекрасных русских женах вполне подтвердили, теми или иными своими талантами.

   Кате даже предлагали открыть частные курсы по домоводству, учить молодых американских жен всяким секретам рачительного ведения домашнего хозяйства, а также приемам русской домашней кулинарии, или уж хотя бы написать книгу-пособие по этому довольно непростому искусству. Все шансы стать этакой Мартой Стюарт, новой американской телезвездой ведения домашнего хозяйства, у Катюши нашей были. Мешало лишь одно «но»: слава ее интересовала столь же мало, сколь и карьера. Любая попытка вытащить ее из уютного домашнего уголка на сцену, сделать центром внимания пусть даже самой небольшой аудитории, были заранее обречены на провал: не то чтобы она была застенчивой, нет. Просто такая вот уродилась, с амбициями на нуле.

   Через полгода после их переезда мы навестили молодых в Нью-Йорке, и остались вполне довольны увиденным, спокойны за дочь. Неплохая квартира не в самом последнем районе, пусть и арендная, но на Западе в плане недвижимости другие правила – многие всю жизнь проживают в съемном жилье и это совершенно не считается чем-то особенным или порицаемым обществом. У Вити стабильная, хорошо оплачиваемая работа в сфере IT, Катя не работает, ведет дом. Правда, несколько тревожно нам было, что интегрироваться в страну, в общественную жизнь вокруг себя дочь не хочет: не учит язык, неохотно ездит по стране, да и вообще: из дома выходит только по магазинам и на какие-то нечастые культурные мероприятия вместе с мужем, дома подключены только русские ТВ-каналы.

   С другой стороны, рассуждали мы с Сергеем на обратном пути, не стоит мерить чужую жизнь своими мерками, главное, что ее и Виктора все устраивает, ребята производят впечатление влюбленных друг в друга, мирно и ладно живущих супругов. Хоть и дочь она нам, но все, выпорхнула из гнезда, и не нам уже судить как ей жить правильно, а как – нет. Но тревога внутри души все-таки некоторая поселилась. Мне кажется, прошли те времена, когда женщине главное удачно выйти замуж, а дальше она будет за ним как за каменной стеной, вместе с чадами и домочадцами. Теперь свою собственную жизнь надо иметь обязательно, хотя бы на «всякий случай», как страховку на крайний случай. Но убедить в этом Катю, сколько мы с ней этот вопрос ни обсуждали, мне так и не удалось. Чисто птичка божия, светла, весела и беззаботна.

   Виктор работал в большом международном концерне, имевшем офисы по всему миру, много летал по Европе и Азии, довольно часто приезжал в Москву. Катя старалась сопровождать его в этих поездках: повидаться с московскими подружками, пополнить запас специфических кулинарных специй, накупить подарков с русским колоритом американским друзьям. Да и вообще, развеяться, поговорить по-русски, побродить по становящейся все более космополитичной Москве.

   Мы с мужем старались выбраться и присоединиться к ним каждый раз, когда Катя с мужем приезжали в столицу. Сергей, в основном, решал рабочие вопросы, у нашего с ним рекламного агентства в Новосибирске в клиентах было много филиалов московских крупных компаний, так что муж всегда находил себе дела в таких поездках. Я же, руководя бизнесом в Сибири, приезжая Москву, уходила чуть в тень. Не хотелось тратить время на дела, когда есть возможность потратить его на любимую дочь. Да и Сергей вполне без меня справлялся. Мы же с Катей устраивали себе активную культурную и развлекательную жизнь, с театрами, концертами и выставками, ходили в спа-салоны, развлекали себя шопингом. Ну, по крайней мере, в те дни, когда мне удавалось вырвать ее из лап московских подружек.

– Ирусь, ну, поехали уже, время поджимает, – нарушил мое мечтательное оцепенение Сергей. – Вон снегу нападало сколько, точно сейчас по пробкам настоимся.

   И правда, пора. С утра у меня назначено несколько встреч, опаздывать нельзя, и заменить себя некем. Муж – крепкая правая рука, но я – уверенная левая, сам он пороха не выдумает.

   Как-то так изначально повелось, что локомотивом в нашей семье была я. Движком, зажигалкой, генератором идей. Сережа был куда осторожнее, основательнее, стены лбом по собственной инициативе не прошибал, но всегда был для меня отличным партнером во всех отношениях: в бизнесе, в семье, да где угодно. Настоящий фундамент, опора и надежная стена одновременно. Моя мудрая и остроумная мама, когда еще была жива, всегда предостерегала меня:

– Ириш, ты была бы поосторожнее со своими лидерскими качествами. Ведь затопчешь мужика, нельзя так с ними. Ломишься вперед, как сорвавшийся с якоря торпедоносец, мужик за тобою еле поспевает. Отобьешь у него все желание свое мужское начало демонстрировать, а потом сама же и наплачешься. Нечего с мужиком меряться тем органом, которого природа тебе все равно не дала.

   И я старалась не особенно усердствовать. Тем более, мама знала, что советовала: сама так при отце всю жизнь прожила, шеей, не головой. Правда, шея головой и вертит, но у мудрых женщин это за скобками остается.

   У нас с мужем никогда не было африканских страстей в семье, даже в период юношеской влюбленности и встреч. Вернее, страсти были только со стороны Сергея. Он пылал, был влюблен и безрассуден, ревнив и восторжен. Я же, как мне кажется, вообще лишена таких качеств. Не могу сказать, что это меня когда-либо расстраивало или расстраивает сейчас. Иногда, во время просмотра любовных мелодрам или чтения романтических книг, охватывает некоторая грусть, что мне такие порывы недоступны, не случилось в моей жизни ничего такого. Но с окончанием фильма или с последней страницей книги меня это сожаление обычно оставляет.

   Помню, как в жизни моей старинной подруги Элки на первом курсе случилась «любовь-всей-жизни» – Гриша Берг, этнический немец, которых у нас в Сибири всегда было полно. Гриша (Георг дома) был очень хорош собой, настоящий ариец, каких показывают в советских фильмах про войну: высок, худ, блондинист, породистое лицо с высоким лбом и льдистыми серо-синими глазами.

   На мой взгляд, внешностью его достоинства и заканчивались: в учебе он звезд с неба не хватал, бесед, так модных в тогдашней нашей компании – кино, литература, альтернативная ТВ-моде музыка – поддержать толком не мог, ибо не интересовался. Он вообще мало чем интересовался, кроме зарабатывания денег у отца в автомастерской, разнообразных спиртных напитков и старых значков с городами СССР, которые он собирал с неожиданными для его нордического темперамента страстью и фанатизмом. Короче, на мой взгляд, увлечься им было так же странно, как, например, триатлоном по телевизору или манной кашей на завтрак: оно, конечно, можно и так, почему нет, но все равно как-то удивительно придавать этому хоть какое-то значение.

   Элла моих советов не слушала, вся горела и была совершенно одержима Гришей-Георгом, все наши беседы сводя к обсуждению его достоинств, явных и вымышленных, поступков и слов. Я с изумлением наблюдала за Элкой, мне казалось, что с ней происходит что-то сродни болезни. Иначе объяснить как моя умная, саркастичная и амбициозная подруга вдруг споткнулась об этого примитивного Берга, я не могла. Она всерьез обсуждала со мной его отзывы о просмотренном кинофильме (она решила подтянуть парню культурный уровень и всерьез занялась его образованием), которые сводились к междометиям и неоконченным предложениям, типа «как бы оно да, зашло» или «ишь ты, как бывает». У меня вылезали глаза на лоб, когда Элка, остроумная и интеллектуальная барышня, объясняла эти непрожёванные комментарии как «глас народа», «интуитивное восприятие искусства» и «считывание контекста подкоркой».

   Как только Гриша появлялся рядом с ней – Эллу было не узнать. Краснела, бледнела, кидала на него взгляды раненной лани, смеялась несмешным шуткам и каменела как истукан с острова Пасхи, стоило ему кинуть одобрительный взгляд на какую-нибудь симпатичную особу женского пола.

   Помню, как она мне пересказывала свой разговор с Гришиной матерью. Это была поздняя стадия их романа, незадолго до того, как они окончательно расстались. В тот момент ее влюбленность еще цвела и полыхала.

   Мать Гриши была простой русской теткой, родом откуда-то вроде Малого Зажопинска или Верхних Левых Ебунов. Приехала учиться в Новосибирск, не поступила, пошла работать на хлебокомбинат, да так там и застряла. Самой большой жизненной удачей она считала то, что ей удалось подцепить Виктора, Гришиного отца, который и нес в их семье немецкое начало, попасть, так сказать, в «культурную семью» (ударение в последнем слове ставилось почему-то на букву «е»). По доброте душевной она однажды взялась поучить Элку как правильно нужно общаться с ее сыном.

– Эл, во-первых, краситься надо, а не как ты – дезиком шмыг, духами прыск, расческой возюкнула туда-сюда и пошла. Гриша такого не любит. Вот у него Марина была, до тебя. Вот та – да, час могла ресницы красить, не меньше. Выйдет из ванной, посмотрит на меня – а они аж стучат, ресницы-то, когда она моргает. И блондинка она была, Гриша любит у нас блондинок. Ты подумай, мож, покрасишься?

   Элла в ответ (я прямо представила это себе все отчетливо, хотя свидетелем разговора не была):

– Ыы… Аа.. Да я, как бы…

– Вот, – продолжала мамаша, воодушевленная отсутствием отчетливого сопротивления. – И еще, значит. Что ты к нему так сухо обращаешься, Гриша там, или того хуже – Григорий? Вот Марина – она ласковая была, называла Гришана нашего «моя кукурузка», «моя кловуняшка».

   «Кукурузка» с «кловуняшкой» Элку добили. По-прежнему неспособная к активному сопротивлению, она, шатаясь, вышла из кухни и сказала Грише, что подождет его внизу, у подъезда. И это Элка, наша Элка, которая за меньшее могла сровнять оппонента с плинтусом!

   Это все было ужасно смешно, но и тревожно одновременно, по крайней мере, для меня. Смешно было потому… Ну, потому что это мгновенное поглупение и зависание не может не быть смешным. Это как поведение пьяного глазами трезвого человека, потешно практически всегда, даже если пьяный абсолютно серьезен (этот вариант вообще самый смешной!).

    А грустно мне было потому, что такое забвение себя, такая увлеченность были мне неведомы. И чем старше я становилась, тем чаще мне казалось, что мне это просто не дано, так сказать, «недовложение при производстве». Что это всё равно как талант, как умение петь или рисовать. Чисто технически этому научить можно, но у слушателя или зрителя от такого творчества ничего нигде не ёкнет, не встрепенется. Что нет у меня этого гена или кусочка мозга, которые отвечают за влюбленность, за безоглядность чувств, за глубину переживаний. По сути, я и замуж выходила по расчету – не в материальном, финансовом плане, а в том смысле, что объективно понимала: Сережа мой человек, мне будет с ним спокойно, комфортно и уютно.

   Постепенно у нас с мужем сложилось распределение семейных ролей и обязанностей: вовсе не сложно поделить зоны ответственности, если между мужем и женой существует обоюдное стремление уживаться и договариваться. За мной были идеи, стартовые рывки и железная вера в то, что все у нас получится. За Сергеем – надежный тыл, реализация моих творческих проектов разной степени безумия и основательная проработка любых моих бизнес-затей, без каковой, я уверена, ничего бы у нас не получилось с агентством.

   Тандем наш оказался удачным, помучавшись на старте – творческие проекты это не торговля, сложно окупаются и не особенно живучи, нежны и легко убиваемы парой-тройкой управленческих ошибок в младенческом возрасте – на сегодняшний день мы имели вполне солидный бизнес, который исправно нас кормил и позволял жить пусть не на совсем уж широкую ногу, но вполне сытно. И дочь смогли отправить на учебу в столицу, и сына в одном из лучших новосибирских вузов отучить, и дом построили красивый, большой и комфортный, и по машине у всех членов семьи было, кроме Кати (для нее заморочки с получением прав и ездой по специфическому московскому траффику оказались совершенно непривлекательными, а уж в Америке и подавно), и отдыхать в теплые края ездили пару-тройку раз в год исправно.

   Я была азартна, мне хотелось наращивать и наращивать обороты, отжимать у конкурентов долю в бизнесе. Сергей был осторожен, уговаривал меня не жадничать и не торопиться, десять раз отмерить и только один раз отрезать, причем, утверждал, что если этот один-единственный раз и не состоится, то тоже ничего страшного не случится, может, оно и к лучшему.

   Мне тяжело давался небыстрый рост нашего бизнес-детища, я была нетерпелива и динамика прироста на уровне одного-двух миллионов оборотных средств в год казалась мне черепашьим ходом. Сергей умел радоваться малому и учил меня этому искусству, иногда даже вовсе небезуспешно.

Так что, как показывала мне все эти годы жизнь, без всех этих горячих чувств и «волнительного придыхания» вполне можно обойтись, и семья будет – любо-дорого.

* * *

   Когда от меня ушла любовь, когда она обманула меня, обвела вокруг пальца, оставив меня тут, на качелях, возле съемного дома на Ocean Beach, на косе Лонг-Айленда, в США, на берегу Атлантического океана? Аренда на домик-то, кстати, скоро закончится и Север наверняка не будет ее продлять. По крайней мере, без моей отдельной об этом просьбы. А просить его об этом, в нынешних обстоятельствах, я, разумеется, не буду! Сама же себе я такие непрактичные траты позволить не могу.

   Да не только денег лишних у меня нет! Нет и семьи, и любви, и будущего. Вернее, наверное, будущее есть: ведь я живу, дышу, вроде как здорова, и завтрашний день, как и послезавтрашний, я увижу. Но они будут совсем другими, не теми, которые я уже выстроила и спланировала в своих мечтах. Без полета, дух захватывающего, без ощущения жизни на острие, без любимого мужчины. А также без мужа, без детей, и других огромных частей своей жизни, которые я, не задумываясь, принесла в жертву… Да и нафиг мне такой дом, без Андрея-то…