Ромашки в октябре

* * *

   Руслан, наш сын, был полной противоположностью сестре. Он достался мне куда тяжелее дочери, прямо вот с самого его рождения пошло-поехало, приключения за приключениями, поводы для волнений переходили один в другой. И родился он как-то неправильно: накануне родов врачи диагностировали ягодичное предлежание, что означало стремление парня вырваться на волю ногами вперед, а не головою, как положено.

   Из естественных родов, как я не старалась «дышать и тужиться! дышать и тужиться!», как мне кричала акушерка, ничего не получилось, и все мои попытки закончились экстренным кесаревым сечением. Разрезали меня утром, а к вечеру, отойдя от наркоза, я ужасно захотела посмотреть на сына, несмотря на головокружение и очень болезненный шов на животе.

   Двигаясь мелкими перебежками по коридору, поддерживая располосованный живот, я пробралась к палате, где держали новорожденных младенцев. На мое счастье, стены у этой палаты были стеклянными, так что я могла поискать сына глазами, не входя внутрь, где меня, нарушительницу режима, могли бы засечь и выгнать с позором.

   Слева рядами лежали маленькие белые поленца, туго спеленутые в больничные пеленки краснолицые гномики. Справа, в прозрачных кувезах, лежали три младенца, два крохотных, сморщенных, размером с недорогого крупного пупса, и один – огромный, раза в два больше соседей, великан. Лицо у него было круглое, нежное, чуть с молочным отливом, румянец во всю щеку. Судя по мерно вздымающемуся пеленочному узлу на животе, великан спал, от длинных ресниц на щеки падала легкая тень. Я как-то сразу поняла, что вот эта вот некондиционная крупная особь – это моё.

   Мой выстраданный крупный младенец и вел себя так, как положено крупным людям: не суетился, сосал важно, степенно. Если и орал, то так, что прибегали соседи и спрашивали, почему сработала пожарная сигнализация или кого тут пытают. Накупленные мною еще в беременность пинетки не пригодились: первая обувь у пацана была вполне нормального размера, примерно на двухлетку. Наша молодая участковая педиатр во время регулярных профилактических осмотров пеняла мне, что я Руслана перекармливаю. Я вяло отшучивалась, что прямо сегодня же сниму его с грудного вскармливания и переведу на огурцы и чай для похудения.

   Сергей очень гордился сыном. Когда был дома (в те времена еще никаким нашим бизнесом и не пахло, муж учился на заочном, получая второе высшее, и сшибал, что называется, копейку где только возможно), сразу хватал Русика на руки и таскал, как кенгуру, мальчишку на себе весь вечер. Рус отвечал ему взаимностью, просто расцветая при виде отца, оживляясь, гуля и протягивая к нему руки, как только тот входил в дом.

   Я не могу сказать, что Сергей не любил Катю, или не помогал мне с ней, – нет, надо признать, что Сергей оказался отличным, любящим отцом, заботливым и ласковым к нашим детям. Но его отношения с сыном все-таки были совершенно особенными. Я не обижалась: для очень многих мужчин сын – это предел мечтаний, мне хватало забот с пятилетней тогда Катей и я была рада разгрузить себя по вечерам хотя бы от младенца.

   При этом почему-то именно с Русланом я стала совершенно сумасшедшей мамашей в отношении здоровья ребенка. С Катей я была уверена в том, что всё в порядке, с врачами общалась только по поводу плановых прививок или получения справки в бассейн. С Русланом же меня почему-то накрыло: любой его чих, любой его прыщик воспринимался мною совершенно панически и окружался ритуальными плясками, как моими собственными, так и родственников, которые, по-моему, переопылялись моей тревожностью. Дополнялся хоровод врачами, в том числе, всевозможными платными, когда заканчивались бесплатные.

Сергей любит вспоминать момент, когда эта повышенная тревожность, очевидно, имеющая гормональную природу, меня покинула. Эта история долго была хитом среди наших знакомых, и пересказывалась из уст в уста как анекдот.

   У маленького Русика вдруг расстроился стул. Нормальная кормящая грудью мать со здоровой головой в этой ситуации просто скорректировала бы свою диету и, может, подавала бы младенцу какой-нибудь безобидной укропной воды. Но то нормальная, а я же, смотри выше, была сжираема какой-то странной безотчетной тревогой, что младенец мой в беде неминучей и надо его срочно спасать и лечить. Поэтому мною срочно была вызвана на дом участковая врачица и замучена моими вопросами и паникой до того, что высказала предположение о возможном дисбактериозе у парня. После чего она выписала мне направления на анализы, среди которых значился непонятный, но именно этим и внушающий доверие «кал на микропейзаж». Сказала, что он-то точно позволит поставить окончательный диагноз младенцу и сбежала, пока я опять не начала пытать ее тревожными расспросами.

   Интернетов тогда никаких не было в широком доступе, пришлось обойтись опрашиванием знакомых с медицинским образованием. Меня отчасти успокоили, я поняла, что полребенка у меня для этого анализа не отрежут, и пустила свою кипучую энергию на дело выяснения где именно этот микропейзаж можно продемонстрировать, в смысле, сдать. Надо сказать, что как раз в то время начиналась эра широкого распространения мобильных телефонов, номера у них были шестизначные, как и у стационарных городских номеров в нашем городе, и  зачастую заранее выяснить на какой именно телефон ты звонишь, мобильный или обычный, было невозможно. Ну и плюс конец 90-х, кризис, народ продавал что мог, в том числе и телефонные номера. Видимо, так поступила и лаборатория при больнице, чей номер мне дали для продолжения увлекательной беседы про кал.

   Вообще, в обычной жизни, я нормальный воспитанный человек. И когда звоню куда-то, то сначала вежливо здороваюсь, потом выясняю туда ли я попала и есть ли время для разговора у собеседника, и уж только потом перехожу к сути вопроса. Но тут же меня, как Сережа любит говорить, черти оседлали: мне казалось, что этот страшный дисбактериоз угрожает, практически, жизни моего любимого сына, поэтому, как только длинные гудки прекратились и мне ответил мужской голос, то я без «здрасьте» и других вежливых рюшечек, сразу перешла к делу:

– Когда я могу привезти вам кал на микропейзаж?

   На том конце установилась затяжная вопросительная пауза. Нормального человека это навело бы на определенные сомнения в точности попадания, но только не меня. Но, по чести сказать, нормальной меня в то время можно было назвать с большим трудом.

   Волнуясь и заполняя внезапную паузу, сбиваясь на ненужные подробности, я стала рассказывать в трубку про своего младенчика, его попу, особенности его дефекации и другие интимные детали. Тут, наконец, трубка в моих руках ожила:

– Как вы за*бали меня со своим говном!!! Какой такой пейзаж! Я бизнесмен!! Это мобильный номер телефона!! Я на переговорах!! Какого черта вы все звоните и предлагаете привезти мне свое говно!!!

   Я обмерла. Одно было понятно точно: тут моему мальчику с расстройством стула точно не помогут. Трубка продолжала орать в моих руках, так громко и матерно, что мне пришлось немножко отодвинуть ее от уха, чтобы не получить акустическую травму.

   Примерно через минуту до меня дошла анекдотичность ситуации. Я хохотала так, что не было сил нажать на кнопку «отбой», извиниться перед несчастным беднягой, в недобрый час купившим номер у больничной лаборатории. Но самым главным положительным итогом происшествия стало то, что голова моя встала на место и больше я странными и беспочвенными паниками по поводу здоровья сына уже не страдала.

   Как обычно это бывает у родителей, которые одной рукой воспитывают детей, а второй – работу работают, дети выросли быстро и незаметно. И хорошими ведь выросли людьми! Правда, очень разными. Если дочь была «как вода текучая», то сын характером был скорее в меня: настырный, с явными задатками лидера, непреклонно идущий к своей цели. От этого и ссоры у нас с ним были совершенно зубодробительные, с искрами во все стороны, битьем посуды и хлопаньем дверьми.

   Рус учился довольно легко, красивый и умный мальчик, все схватывающий на лету. После школы, не напрягая нас, кроме как в плане денег на репетиторов, сам поступил в довольно известный в стране Новосибирский технический университет, выбрав для себя профессию инженера. Сергей несколько напрягся от того, что сын не посоветовался с нами перед тем, как выбрать профессию, я же такую самостоятельность со стороны сына одобрила обеими руками. Сколько вокруг, у наших друзей, близких и дальних, детей-недорослей, ничего не хотящих и ни к чему не стремящихся, «что воля, что неволя – все одно». А тут парень сам решил, сам поступил, да еще и на бюджетное – поди, плохо. Пусть учится.

   В конце учебы появилась у него и первая девочка, Кристина, дочка главного бухгалтера нашей компании, Тамары Никитичны. Как-то мы праздновали в офисе Новый год, девчонка зашла за мамой, да и задержалась, чему мы с Сергеем активно способствовали, не понимая, к чему это впоследствии приведёт. Честно скажу, не приняла ее впоследствии наша семья. Ни мне, ни мужу она не глянулась: хорошенькая кукла а-ля Барби, из образования – курсы по маникюру и педикюру, кругозор морсвинки. Еще и происхождение там было аховское: Кристинина мама вырастила ее одна, папа как сел в тюрьму, когда девочка была еще в младенческом возрасте, так и не выходил оттуда с тех пор, получая раз за разом дополнительный срок то за попытку побега, то за избитого соседа по нарам. Короче, уверенный такой «Владимирский централ, ветер северный». Тамара же была отличным главбухом: энергичным, деловым, надежным, поэтому этот легкий криминальный «флёр» вокруг неё не слишком меня волновал. Пока это не стало меня касаться.

   Насколько Тамара была хваткой в делах компании вообще и бухгалтерии в частности, настолько же неумелой – в построении личной жизни. Бог с ним, с первым неудачным замужеством, с каждым может случиться. Но она и дальше никак не могла управиться с этим вопросом качественно и минимально практично. Каждый следующий кандидат в отчимы Кристины был моложе  предыдущего, так что Костя (по кличке «мамин Котик»), текущий кандидат в претенденты на руку и сердце Тамары, был практически ровесником дочери, что отлично было известно не только нам с мужем, но и всей нашей небольшой рекламной компании. Можете себе представить, как ужаснулись мы с Сергеем, когда наш единственный сын представил нам Кристину в роли своей невесты?

   На наши охи и вздохи по этому поводу Руслан отреагировал довольно спокойно.

– Мам, это только в пословице от осинки не родятся апельсинки. В обычной человеческой жизни это вполне возможно. Я не лошадь племенную покупаю, чтобы так уж ориентироваться на ее родословную. Мне важен человек. Я люблю Кристину, она любит меня. Этого набора мне вполне достаточно.

– То есть, я правильно понимаю, – вскинулась я, – что умная она или дура, порядочный человек или нет, это все семечки и тебе неважно?

– Не утрируй, – держал удар сын. – Да, интеллект у нее еще в стадии развития, поздняя она в этом смысле. Порядочность же ее сомнений у меня не вызывает. Можешь поверить моему слову. Я считаю, что она пошла в мать, которой ты, на минуточку, доверяешь самое дорогое – финансы своей компании.

– Ну, во-первых, это не самое дорогое – самое дорогое для меня семья. Во-вторых, да как ты ручаться-то за её порядочность можешь, ты же её не знаешь вообще – не успокаивалась я. – Ты очень молод еще, молод и неопытен, чтобы полагаться в суждениях только на свое мнение и так спешить с выводами. Обжечься не боишься?

– Мам, но я ведь и не женюсь пока на ней, мы просто встречаемся, – постарался успокоить меня сын. – И она в брак не спешит, и у меня не горит ничего. Поживём, пообщаемся, узнаем друг друга получше. Тогда и обсудим.

   Постепенно ситуация успокоилась.

   Во-первых, Кристина оказалась милой, женственной, влюбленной в нашего красавца-сына как кошка, девушкой. Во-вторых, все эти странные персонажи из Кристининой жизни, ее отец, дедушки-бабушки (судя по иногда проскакивающим словам и намекам, тоже не самого праведного образа жизни), другая маргинальная родня, все они жили где-то там, за горизонтом нашего круга, как герои мифов древней Греции: вроде все их знают, Зевса этого, Аполлона и Психею, но в лицо никто не видел. Тамара дистанцию понимала и соблюдала достаточно чётко: она и её нынешний «Котик» визитировали нас всего лишь единожды, больше собою не утомляли, теснее сходиться не пробовали. На работе она продолжала общаться с нами так, что никто бы и не заподозрил.

   Так что постепенно нервы наши успокоились и все эти нюансы превратились скорее в повод для внутрисемейных шуточек, нежели чем во что-то реальное и угрожающее нашему покою. Хотя мое материнское волнение за сына до конца всё же не угасало. Я продолжала смотреть за потенциальной невесткой в оба глаза, раскладывая увиденное на две кучи, «за» и «против». Кучки эти были неровными, то одна становилась больше, то другая. Но, в общем и целом, поводов для паники и немедленных военных действий я не видела.

   Жить с нами молодые не стали. Жениться Руслан, как и обещал, не спешил, к нам Кристину тоже не привел, как и к ее матери жить они не пошли, сняли квартиру в центре. Особых проблем с деньгами сын не испытывал: и мы подкидывали, и подрабатывать он стал с первого курса, у нас же, в агентстве, так что, как говорится, гулял в основном на свои. Так что мы с отцом не стали возражать против этого решения.

   В гости молодые приходили регулярно, Кристина готовила не особенно хорошо, ограничиваясь ассортиментом местной кулинарии, находящейся в соседнем доме. На себя в деле питания молодой семьи она брала разогрев купленного в микроволновке и красивую подачу. Меня это несколько раздражало, и в плане финансовой недозволительности такого режима для их весьма ещё скудного бюджета, и в плане дополнительного источника моих беспокойств относительно рук, в которые угодил мой сын. «Нууу, теть Ир, ну какая готовка, у меня же маникюр, шеллак, во что у меня руки то превратятся через неделю от чистки картохи?», – тянула с кошачьим подмяукиванием и прищуром Кристина, когда я заводила речь о том, что пора бы девочке уже и за домашнее хозяйство взяться. Я злилась, Руслан хохотал и обнимал меня своими уже совершенно мужскими, взрослыми ручищами.

   Я старалась одолеть в себе то и дело поднимающую гадючью голову классическую «свекруху», но удавалось это мне отнюдь не всегда. Я не понимала: девочка не работает, не учится, домашнее хозяйство ведет в «режиме полуфабриката», как называла этот способ хозяйствования Элка, чем она занята весь день? Когда я приставала с этими вопросами к сыну – он злился и отмахивался. Как-то я стала пытать Кристину по этому поводу, в результате наткнулась на недоуменный взгляд:

– Ну, как, – начала свой рассказ девушка. – Я ТВ смотрю, сериалы, там, всякое полезное.

– Крис, всякое полезное – это что? А то, может, мне тоже надо, – попыталась разбавить беседу шуткой я.

– Ну, как, – опасливо косясь на меня, продолжила она. – Всякие передачи про здоровье, про еду. Знаете, есть такая передача, название не помню, где рассказывают что можно покупать, какую колбасу или консервы, а что нет? Вот её смотрю. Еще про экстрасенсов на ТНТ есть интересная передача. Они прям вообще всё-всё могут. И пропавшего человека найти. И машину, угнанную у мужика, нашли. Иногда по фотографии, иногда эти еще используют, ну, как их… Ритуалы всякие, вот!

   Земля подо мной зашаталась. Ритуалы, экстрасенсы… Мама моя дорогая, о такой ли невестке я мечтала?!

– Ладно, про экстрасенсов и телевизор я поняла. Еще что-то? – я старалась удержаться от раздражения, и пока мне, вроде бы, это удавалось.

– К маме хожу. Мы там чай с ней пьем, разговариваем. По магазинам можем прошвырнуться, если выходной. Мама – она у меня очень практичная. Она на рассылки всех наших гипермаркетов подписана. И всегда знает на что где скидки. И я в результате всё очень выгодно покупаю. Только это не всегда удобно: вчера, например, пришлось купить 5 коробок яиц, там акция была в магазине, купи пять коробок и шестую получишь бесплатно. Мы с мамой взяли по два комплекта.

     Ира, держись. Молчи, улыбайся и отряхивайся, не выдай себя. Не спрашивай эту дуру малолетнюю зачем в доме, где живут два человека, из которых один в рабочие дни приходит домой только ночевать, и где практически ничего не готовится, двенадцать десятков яиц.

– Или вот с бельём постельным. Тоже акция была: купи три комплекта полутораспальных и получив в подарок один еврокомплект, на двуспальную кровать. У нас же двуспальная. И теперь у нас есть 3 лишних комплекта! Я уже придумала: мы их дарить будем, когда нас на дни рождения будут приглашать. Бельё – отличный подарок! Еще «магазин на диване» – знаете как выгодно там все покупать?!

   Может, оно и хорошо, что Кристина не работает? С такими мозгами какая ей работа. Только бы и делали, что выручали ее из всяких неприятностей.

   Помнится, Элка, моя закадычная подружка, спросила меня как я выдерживаю эту ленивую дурочку и почему не пытаюсь отвадить от нее Руслана, явный же мезальянс, зачем в семье эта глупая кукла.

   –Знаешь, Эл, я одно время прямо восстала и боролась. Вела с Русланом всякие беседы на тему семейной жизни и бесполезности в ней таких дур, как Кристина. Стращала, что дальше дети пойдут, и наследовать будут не только твою, сынок, генетику, но и мамину. И будет это атас полный! Помню, как Кристина, когда по телевизору показывали интервью с Церетели, оживилась, и, тыча в экран ложкой от мороженого, закричала: «о, я его знаю, это этот, как его, Цискариджа!».

   Убеждала, старалась, а потом смотрю – отношения мои начали с сыном портиться: во-первых, ночная кукушка, сама знаешь, кого хочешь перекукует, во-вторых, сын терпеливо и последовательно на все мои подколки отвечал, что умные беседы ему есть с кем вести, а Кристина его любит, в рот ему смотрит и ему с ней хорошо. И вообще, ему её жалко, у нее было трудное детство. Вот это вот сочетание для мужчин, красота+жалость+грамотное поведение со стороны женщины, совершенно убойное трио, слона завалит, не то, что моего молодого дурачка. Понятно, что потом он сбежит, как наиграется, но сейчас-то совершенно непробиваем.

– Господи, как же обидно за Руслана. Умный красивый мальчик, мне казалось, что вот как раз у него всё будет в жизни складно-ладно и девочку он найдет себе под стать, умную, целеустремленную, из хорошей семьи, а не этот цветок душистый прерий.

– Ничего, найдет и не цветок, я в него верю. А сейчас пусть будет по его. Он же в меня, такой же баран упертый, весь в меня: чем больше я с Кристиной борюсь, тем больше он за нее цепляется. Да и она постепенно, хоть и медленно, соображать начинает: дома у них чистота откуда ни возьмись завелась, обед из трех блюд в холодильнике, пусть и с мясным в виде сарделек и первым на бульоне из кубиков. На работу сынуля приходит – рубашки такие белые и наглаженные, что аж скрипят. Судя по его ежеутренне сияющему лицу, в постели она его тоже обслуживает не покладая рук, ног и других частей тела. За здоровьем его следит. Я его к зубному года два последних гнала и все бесполезно. А тут Кристина взяла его за хобот, сказала, что переживает за здоровье «своего зайчонка», и мальчик мой как миленький не то, что зубного посетил, но и полную диспансеризацию прошел.

– Ну, Ир, тогда, может, пусть будет. Не нашего она, конечно, поля ягода, но мальчику от нее одна польза. Не лезь, потерпи. А то мало ли ещё какая следующая попадётся. Может, будет Сартра в подлиннике читать, а парень твой будет сидеть рогатый, на сухомятке и в драных носках, посреди домашнего срача.

– Вот и я себя успокаиваю, что не фиг со своей шкалой ценностей в его жизнь вмешиваться. Хотя руки чешутся прямо до не могу! Но боюсь сына потерять, он у меня с гонором, взбрыкнет и буду его видеть только на работе, с кислой мордой.

– Да, тут, конечно, сплошное удобство, ваш семейный бизнес. Все рядом, все вместе. Одна Катька откололась. Как она там, детьми то не обзавелась еще?

– Нет пока. И не рвётся, Виктор тоже не настаивает. Говорит, в Америке так рано детей рожать не принято, сначала надо для себя пожить. Ну, вот и живут для себя. Но и Катька вроде про детей не заговаривает, хоть я и промываю ей голову каждый приезд, что биологические часы тикают, что спохватится потом, да поздно будет.

– Ой, ладно тебе, командирша! Оставь девку в покое. Нынче вон бабки 60-летние рожают, а тут девке и тридцати еще нет, а ты ее уже запугиваешь.

– Неправильно это, Эл. Не работает, не учится, детей нет. Сидит дома, готовка-уборка и массаж-фитнес, ну и телевизор еще, всё, больше никаких интересов. А, ну это еще, рукоделье всякое: то она шьет, то вяжет, то вышивает, тургеневская девушка, блин. Ну, вытащит ее иногда Витя на открытие выставки какой-нибудь или в кино, а не вытащит – ей и так неплохо. В кого она такая вялая – не пойму. Как камень лежачий, где положил, там и взял. Хорошая, добрая, домовитая и заботливая, но настолько без амбиций… Как птичка живёт, день прошел и ладно. Даже язык толком не стала учить, так, разговорный освоила, не более того.

– Страшно, конечно, тебе за нее, я понимаю. Мало ли как дальше будет.

– Да вот и я о чем! Катя, говорю, не дай бог что с Виктором, ну, или разойдетесь – ты же вообще недотыкомка, ни на работу выйти, ни проблемы какие бы то ни было бюрократические решить. Живешь как рабыня Изаура, для красоты мужем из России вывезенная, и пальцем о палец не шевелишь какой-никакой страховкой на будущее себя обеспечить. А она смеется, говорит, что слово секретное знает и Витя ее никогда не бросит. Что ты с ней будешь делать….

* * *

Как легко купить мужчину. Молодая девушка забеременела после первого же коитуса, и вот сразу всё – мужик уже бросает женщину-друга, практически уже жену, с которой его связывают любовь юности и долгие отношения, и бежит на зов молодой самки. О чем с ними трахаться, взрослым мужикам, с малолетками этими? Ну, секс, ну, все под руками наощупь молодое, гладкое, без морщинок и неизбежных обвислостей, легкого предательского желе вместо когда-то упругих тканей. Но ведь после одурманивающей постели наступает отрезвление и необходимость худо-бедно поддерживать диалог. Как-то же надо жить часы и дни рядом с этим гладким юным мозгом, не тронутыми опытом извилинами, вне кровати.

   Может, я завидую, а? Моя-то молодость безвозвратно позади. Хотела бы ты, Ира, вернуться в свои 18-20? Вот нет и нет, ни за что. Я не была тогда такой свободной, не чувствовала и не знала своё тело, свои желания, свои симпатии и антипатии так, как чувствую и знаю это сейчас. Не была такой уверенной в себе, такой решительной и смелой. Трогательный цыпленок, интересующий взрослых дядей только как хорошенькая незамысловатая дурочка. Это сейчас со мной можно дружить мужчине: я дам совет, я подставлю плечо, мне есть что предложить партнёру, и в деловой жизни, и в постели, со мной не стыдно выйти в свет, я не посрамлю своего мужчину в любой компании. А тогда – только молодость и отсутствие морщин, товар между секс-шопом и мясными рядами…

* * *

   Весна 2014 года очень сильно перевернула жизнь нашей семьи. Я бы даже сказала, без боязни преувеличить, что жизнь нашей семьи разделилась на «до 2014» и «после 2014».

   Тем, кто хоть иногда смотрит телевизор, читает газеты или новостные ленты в интернете, причина такого «водораздела» совершенно понятна – Украина, «крымский вопрос». Во-первых, часть наших родственников, и моих, и Сережиных, всегда жила в этой стране. Не сказать, чтобы мы уж как-то сильно и взахлёб роднились, но с праздниками семейными друг друга поздравляли, по большим юбилеям, свадьбам или, не дай бог, похоронам друг друга навещали, собираясь большой, шумной и разношерстной толпой. А тут раскололась семья напополам, за Майдан и против, одни «на Украине» – другие вовсе «в» ней. Семейные узы рвались по-живому, любившие друг друга родственники, крестившие детей и поддерживающие друг друга всю жизнь, расплёвывались и расходились злейшими врагами, под брань и проклятья с обеих сторон.

   Ситуации происходили совершенно фантасмагорические. Мне кажется, когда мы будем внукам про это рассказывать – они будут упрекать бабушку и дедушку либо во вранье, либо в старческом слабоумии.

   Например, у моего Сергея был армейский друг, проверенный годами. Точнее, у них была небольшая компания из четырех человек, друзей, как говорится, не разлей вода. Тарас, украинец, вернулся после армии в Киев, доучился в ВУЗе, стал журналистом, редактором, известным в своей стране. Витя, из Воронежа, женился на девушке из Подмосковья, работал истопником в Барвихе, на одной из правительственных дач. Боря, математик, родом из Питера, давно уехал с семьей в Израиль. Ну, и Серега мой.

   Раз в год-два, хоть трава не расти, обязательно встречались, долго примериваясь к планам друг друга, подгадывая отпуска и другие жизненные обстоятельства так, чтобы всем было удобно. Поэтому место встречи то и дело менялось. Однажды даже в турецком Кемере, на отдыхе, встречу устроили. Их отношения давали мне и нашим детям отчетливое представление о том, что такое мужская дружба, армейское братство.  Я не представляла, до поры до времени, что могло бы случиться, что могло бы нарушить их дружбу. Их отношения были проверены годами, трудностями и общими радостями. Борис переезжал в Израиль, и заболел накануне отъезда – так эти взрослые мальчишки все собрались в Питере, подставили плечо, помогали, грузили, отправляли, успокаивали. Виктор получил сильный ожог на работе – через сутки вся компания была в больнице в Москве, куда его отправили, сдавали кровь, торчали у окон палаты, пока его состояние не перестало внушать опасения врачам. У Тараса внезапно и тяжело заболела жена – первые, кто помог финансово, естественно, были Сергей, Борька и Витя. За годы нашей с Сережей супружеской жизни я привыкла к ним так, что забывала, порой, что они просто друзья, а не кровная родня, настолько мы все были близки.