Ромашки в октябре

    План был такой: когда все остальные сделки будут подведены к финалу, то Кристина, под чутким руководством нашей главбухши Тамары, одновременно ее матери, по доверенности подписывает все необходимые документы, деньги переводятся нам. Далее начинаем думать, как перевезти к себе и нашу будущую невестку. Сергей, правда, очень сильно протестовал против идеи оставить нашим «деловым представителем» Кристину, предлагая задержаться в России ещё, на период, необходимый для самостоятельной ликвидации всех дел.

Но меня этот план совсем не устраивал: во-первых, у меня были основания ожидать, что наши документы на выезд будут готовы гораздо раньше и просрочить их может быть опасно.

   Во-вторых, никаких других дел, кроме как поставить подпись, от неё никто не ждет. Мы будем рулить всем онлайн из Штатов, плюс в России нас будет подстраховывать Тамара, кандидатура которой казалась мне совершенно надежной. План виделся мне вполне стройным и жизнеспособным. Тамара, которая рука об руку отстояла с нами весь этот сложный период, вообще сказала, что я поразила ее своим финансовым и стратегическим менеджментом в этот период. Она, дескать, была уверена, что ничего из этой затеи не получится и дай бог, чтобы мы из долгов выпутались, а не то чтобы заработать на ликвидации и увезти что-то с собой, в Штаты получилось. Было, конечно, приятно, но я её подозревала всё-таки в некоторой лести и женской солидарности.

  Оставить в России пришлось и нашего пса, Грицая. Сначала я и слышать ничего об этом не хотела и настаивала на том, что мы должны обязательно забрать его с собой. Полезла в интернет, нашла тематические группы, по перевозу собак из одной страны в другую.

    Довольно быстро стало понятно, что задумала я трудно исполнимое дело. Авиакомпания-перевозчик и таможенное, ветеринарное законодательство страны назначения предъявляли столько требований к перевозке собак, особенно взрослых и крупных, и за такие бешеные деньги, что идея о перевозке в США Грицая меня довольно быстро попустила. К тому же, пока всё вырисовывалось так, что жить нам первое время предстояло у Кати с Виктором, и сваливаться к ним на голову мало того, что самим, так ещё и с огромной собакой, как-то не годилось совсем.

    Логичным образом на повестке дня встал следующий вопрос: а куда же тогда девать кобеля? Я посуетилась немного, напряглась сама и напрягла знакомых. Постепенно вырисовались два варианта – заводчик, женщина у которой мы покупали Грицая щенком, и вневедомственная охрана. Мне предстояло сделать довольно трудный, но, по возможности, оптимальный выбор.

   Конечно, куда лучше было бы вернуть Грицая заводчику. Но в этом варианте оказалось слишком много «но». Во-первых, было очень трудно сложить этот вариант технически. Когда мы брали Грицая, то использовали удобную подвернувшуюся возможность: заводчица, Анна Григорьевна, женщина сильно пожилая, ехала в Новосибирск на выставку со своими собаками, прихватив нам заодно и маленького Грицая. А теперь мне предстояло придумать, как отправить почти 70-тидесяти килограммовую собаку в Уяр, небольшой городок Красноярского края, примерно за 1000 км от нас.

     Альтернативой передать Грицая заводчику было продать его во вневедомственную охрану на железнодорожном транспорте, здесь же, в Новосибирске. Этот вариант как-то совсем не грел мне душу, хотя и, в отличие от варианта с заводчиком, предполагал бесхлопотное получение даже некоторых денег за собаку. Не нравилось мне то, что нашего холёного пса, живущего в персональном теплом вольере и употребляющего в пищу либо корм супер-премиум класса, либо отличное парное мясо от знакомого фермера, должны были поселить в будке, кормить каким-то хрючевом – иначе назвать еду, где мясом служили обрезки куриной кожи, а все остальное – самые дешевые виды круп, типа сечки и «артека», я не могла.

   Визит в эту часть оставил у меня совершенно тягостные впечатления. Работа нашего Грицая в этой части должна была заключаться в том, что по 12 часов каждый день, в любую погоду и время года, он должен был быть привязан на цепи на определенном блок-посте и охранять вверенное ему имущество. Я прошлась по территории и у меня сердце сжалось от вида работающих там собак, грязных, с сорванными голосами, с обезумевшими от злобы и жесткой фиксации на одном месте глазами.

    К сожалению, с заводчиком так ничего и не получилось. Сама Анна Григорьевна приехать за Грицаем не могла, не позволяли ни возраст, ни состояние здоровья. Оказии в те места мне найти тоже не удалось. Возможности же самой потратить на поездку около полутора суток, это если с отдыхом, не было. Не до собаки нам сейчас было, дел было выше крыши, и все они требовали нашей полной вовлеченности.

    Я пыталась обсудить эту проблему с семьёй, но разговор этот сразу пошёл наперекосяк. Изначально, конечно, я сама виновата в этом, но и домашние мои могли бы быть ко мне поснисходительнее. Вернее, не вообще все домашние, а сын, Руслан, – Сергей на тот момент был в Москве, улаживал ряд вопросов с тамошними клиентами агентства.

   В тот день я с утра ещё маялась головой, хоть и приняла таблетку, но ватное, разобранное какое-то состояние меня так и не оставляло. С сыном я завела разговор про собаку уже вечером, в офисе, когда практически все ушли по домам, кроме нас с ним и Тамары Никитичны.

– Руслан, я тобой посоветоваться хотела. Нам Грицая тоже придется оставить здесь, и этот вопрос надо как-то правильно решить.

– Я про «тоже» не понял, – изумленно вскинул на меня взгляд Руслан. – Ты что имеешь в виду?

– Ну, Кристину мы же тоже здесь оставляем пока, не берем с собой, – попыталась объяснить сыну свою речевую конструкцию я.

    Руслан мгновенно вспыхнул, как спичка:

– Мам, ну ты хоть бы скрывала как-то своё отношение к Кристине. Ставишь ее на один уровень с собакой!

    Мне стало неловко:

– Не обижайся. Я не хотела. Как-то оно само так неловко сказалось, помимо моей воли.

– Ладно, мам. Хотя это тот случай, когда оговорка очень показательна, – продолжил обижаться Руслан. – Я пойду, мне пора. С Грицаем реши, пожалуйста, как-нибудь без меня!

    Он так быстро ушёл, что я не успела ничего ему сказать. Я вышла из кабинета за ним, за дверями в коридоре увидела Тамару. Интересно, слышала она наш разговор или нет?

– Что-то случилось, Ирина Владимировна?

     Лицо у нее было достаточное безмятежное, тон ровный, никакой обиды в голосе. Значит, не слышала.

– Да нет, Тамара Никитична, ничего. Просто забыла, что еще кое-что хотела с Русланом обсудить, а он уже убежал. Наберу его по телефону, если что.

    Расставание с Грицаем получилось очень тягостным. Утром назначенного дня за ним приехали кинологи из части, на зеленом старом уазике-«буханке». Увидев чужаков, Грицай стал исправно отрабатывать свою функцию охранника. Я предложила помочь кинологам с тем, чтобы поймать и погрузить Грицая в машину. Но старший из них, худющий сутулый мужик без двух передних зубов и с неприятным, злобным выражением лица, от моей помощи отказался.

– Нет, хозяйка, мы должны всё сделать сами, чтоб кобель твой сразу понял кто тут хозяин и какой у него номер. Отойдите, не мешайте.

   Я было вздёрнулась спорить, но осадила себя. И правда ведь, имущество уже не моё: деньги за Грицая получены, договор подписан.

    Картина поимки и отлова Грицая оказалась очень тяжелой. Три мужика какими-то специальными рогатинами сначала загнали его в угол, между забором и вольером, а затем накинули ему на шею металлическую петлю на длинной ручке. Грицай ревел и бился как пойманный лев, пытаясь освободиться и раскидать, наказать своих обидчиков. Но у них опыта в таких делах было явно больше.

    Они какое-то время посуетились вокруг него, потом расступились и я увидела, как они тащат собаку к воротам, растянув его в разные стороны, чтобы он ни до кого не дотянулся. В какой-то момент кобелю удалось остановиться, замедлить ход. Он поднял глаза на кухонное окно, где в тот момент стояла и смотрела на всё происходящее я. Наши глаза встретились. Сердце у меня кольнуло, перед глазами пронеслись безмятежные и умильные картинки его детства: вот он маленький щенок и Руслан играет с ним в мяч во дворе, вот он нескладный длинноногий подросток, сопровождает меня на прогулке по соседнему с поселком сосновому бору…

    В этот момент Грицай, наверное, всё понял. Он прекратил сопротивление, сел и завыл, задрав голову вверх. Мужики воспользовались случаем, быстро дотащили его до машины и закинули в кузов. Машина завелась и уехала.

       Катерина звонила нам в этот период часто, звала, рассказывала как готовится к нашему приезду. В этот же период они с Виктором продали свою квартиру и, взяв банковскую ипотечную ссуду, приобрели частный дом в Трентоне, городе, составлявшем часть так называемого «Большого Нью-Йорка». Компания, где работал Виктор, шла в ногу с современными методиками менеджмента и перевела часть своих сотрудников на работу по удалёнке, по крайней мере, на несколько дней в неделю. Так что зять мог уже себе позволить не жить постоянно в душном и шумном городе, а переехать в более тихое место, застроенное респектабельными частными домами.

   Пока мы болтали по скайпу с Катей, она показывала, как любовно обживает свое новое гнездо: приличных размеров гостиная-столовая и кухня на первом этаже, две спальни – на втором. Одну из них молодые уже обставили, вторая предназначалась под гостевую комнату, с возможностью потом когда-нибудь, переделать ее под детскую комнату. Значит, всё-таки есть у них планы на детей, слава Богу, подумала, но не сказала вслух я. К дому полагался еще гараж на 2 машины, с мастерской, и небольшой двор.

   Не такой простор, как у нас, в Новосибирске, где территория вмещала и просторную лужайку, с зонами для барбекью, беседкой и маленьким искусственным прудом, сад соток на 15, с фруктовыми деревьями, и большой дом с площадью под 200 с лишним квадратом. У них же, судя по Катиным видео, общая площадь участка составляла примерно соток 6, не больше, вместе с домом, сам дом выглядел хоть и очень красивым, но маленьким, прямо кукольным. Но там ведь и цены на недвижимость другие, и налоги, да и работает один лишь Виктор – так что им на первое время достаточно. Надо же с чего-то начинать.

   Я планировала через какое-то время встать на ноги в Штатах, обзавестись каким-то своим делом.  Уже не смогу быть наемным работником, наверное. Каким именно делом – это мне пока представлялось очень туманным, но я решила отложить эти мысли на потом.

   По старой советской привычке, финансовые дела я по телефону с дочерью не обсуждала. Да и не с Катей их, в общем-то, обсуждать, она же у нас птичка Божия. Об обстоятельствах нашей нынешней жизни она, разумеется, знала, но без тяжелых деталей и лишних подробностей.

   Как мы не старались, в итоге вырученных на этом этапе денег хватало только на билеты и скромное проживание в США на период примерно в полгода, как я и предполагала. Осведомившись с помощью Кати по поводу цен на аренду жилья, я поняла, что вот её-то мы точно не потянем до полной ликвидации нашего российского имущества. Каждый раз, ведя с дочерью переговоры через океан, я порывалась ей это сказать и попросить ее потерпеть нас немного у себя, дать приют не только на пару дней после приезда, но и на более долгий срок. И каждый раз меня что-то останавливало. То ли стеснение от того, что мы внезапно оказались в такой непростой ситуации. Ведь дочь давно уже привыкла видеть нас с отцом на коне, состоятельными и уверенными в себе, не нуждающимися в опеке и жалости. То ли я все же надеялась до последнего на то, что случится чудо и мы как-нибудь выпутаемся, выкрутимся, денег у нас будет достаточно, и можно будет обойтись без присаживания на голову дочери с мужем.

   Но чуда не случилось, и мы не выкрутились.

    * * *

   Где были мои мозги, когда я так безоглядно кинулась в этот роман? Или это ощущение последнего и уходящего шанса так подстегивает либидо? Или же это всё потому, что Север был моей первой любовью, и моя душа кинулась к нему, пытаясь все вернуть и переиграть, вернуться на ту развилку в нашем общем прошлом? Я давлю в себе унижение, самое тяжелое женское унижение – прошедшей молодостью. Зачем он рассказал мне, что не просто бросает меня, а бросает ради другой, молодой, способной ещё родить ему ребенка? Ведь он говорил мне, что во мне – его душа, его жизнь, его удача, и он страшно боится потерять меня. Врал, получается? Как глупо задаваться такими вопросами в моем возрасте. В моем бальзаковском возрасте так верить мужику – признак не доверчивости, а старческого разжижения мозгов. Будь ты проклят, Север, будь ты проклят…

* * *

   В нью-йоркский аэропорт им. Джона Кеннеди рейс «Люфтганзы» привез нас ранним утром. Пройдя таможню, забрав багаж, мы вышли в зал к встречающим и оказались в объятиях визжавшей от радости дочери и гостеприимно улыбающегося зятя. Уступив первую очередь Кате и Вику, обнял нас и Руслан: мы все же не смогли подогнать наши графики один к другому, и если Руслан поселился в Штатах еще в июне, то наши дела тянулись аж до сентября.

   Всей воссоединившейся семьей мы спустились на парковку, погрузились во взятый Виктором на прокат минивэн и поехали к ним домой. Хороший нам все-таки зять достался. И Катьку любит и содержит в холе и неге, и к нам отлично относится. Вон, пригрели Руслана у себя без лишних разговоров. Он, конечно, взрослый мальчик и ухода за собой не требует, но на хрена бы им сдался чужой мужик, уже взрослый, в доме? А тут без всяких разговоров, когда Руслан уже с билетами на руках был: «Мам, мы все понимаем, с деньгами у вас все пока не айс, пусть Рус у нас поживет. А там вы приедете, вот мы и разберемся тогда!». Прямо до слез нас расстрогали, честное слово!

   За окном мелькали красивые нью-йоркские пейзажи ранней осени, Катя от радости всю дорогу тараторила, что было для нее совершенно нехарактерно, то и дело перебивая саму себя, чтобы показать нам ту или иную достопримечательность, мелькающую за окном автомобиля.

   «А вон, смотрите, Центральный вокзал, между прочим, самый большой вокзал в мире!». «А вон, видите, сверху башня с подсветкой торчит? Это знаменитый Эмпайр-Стейт-Билдинг!», и все в таком духе. Чувства я тогда испытывала совершенно эйфорические, наконец-то вся семья была вместе!

   Наконец, мы приехали к ребятам домой. Катерина расстаралась и приготовила совершенно необыкновенный ужин с русско-американским колоритом, где фаршированная запеченная индейка соседствовала с блинами, а стейки – с салатом «оливье». Были и прекрасные американские вина. Сроду не думала, что американцы умеют делать их так здорово! Оказывается, калифорнийские вина ничуть не хуже наших крымских! И даже бутылку «Столичной» к нашему приезду ребята купили. Я была очень тронута тем, как они подготовились к нашей встрече, как старались нам угодить.

   Наконец, с едой было покончено, и мы перешли в сад. Было очень тепло, совершенно не по-осеннему, в воздухе пахло костром и жареным мясом – где-то кто-то, в соседних дворах, готовил традиционное американское барбекью. Мы сели на веранде, Катя вынесла нам кофе с ликером и яблочным паем («простите, это уже пришлось купить в ближайшей кондитерской – не подрассчитала время, а так, мам, испекла бы твою любимую шарлотку с яблоками и корицей», трогательный мой ребенок!) и, наконец, перестала суетиться, села в кресло рядом с мужем.

   Я переглядывалась с Сергеем – пора было поговорить уже о нашей жизни и планах. Муж явно стеснялся, ему было не по себе. Отводил взгляд, старательно поддерживал все темы для разговоров, которые вносил Виктор – лишь бы отсрочить неприятный момент. Эх, Сережа, и здесь мне солировать…

   Наконец, Виктор перешел к разговору о нашей американской жизни, о планах на ближайшее будущее.

– Ирина Владимировна, Сергей Александрович! Может, вы устали, спать хотите? Такой длинный перелет, тяжелый. Я предлагаю вам сегодня заночевать у нас, вам мы с Катей подготовили кровать в гостевой комнате, Руслан может лечь в гостиной. А завтра с утра поедем к моему агенту по недвижимости. Я загодя попросил его подобрать для вас несколько не слишком дорогих вариантов домов, недалеко отсюда. После своего роскошного новосибирского дома вы наверняка не захотите жить в квартире. Посмотрим, может что-то из найденного вам понравится.

   Катя засмеялась, тихим мелодичным колокольчиком в наступающих сумерках:

– Все-таки, Витя, как ты не упираешься, а ты русский. Ибо американец бы в жизни вот этого всего бы не предложил, а отвез бы гостей в ближайший мотель. Для полноты картины осталось только достать раскладушку из кладовки и надувной матрас из гаража.

   Виктор возразил, они шутливо заспорили, пересыпая свою речь английскими словечками, которые я не понимала. Пора было нырять в неприятное.

– Ребят, я хотела бы поговорить с вами как раз на эту тему.

   Сергей резко встал с кресла, сунул руки в карманы, отошел к кашпо, подвешенному на веранде, что-то такое с него красивое, пышно цветущее свисало. Сколько не жили мы в частном доме, а садоводом я так и не стала.

– Да, мам, слушаю, – улыбающаяся Катя смотрела вопросительно на меня, подливая мне минералки в высокий бокал.

– Дело в том, что денег на съем жилья у нас нет. Пока нет. Их у нас вообще пока очень мало. Денег, в смысле. Впритык на полгода. Потом должна закончиться ликвидация наших активов, и деньги будут. С вашего позволения, мы поживем у вас. Мы с отцом можем спать на диване, в гостиной. Руслана определим в гостевую. На кого нам тут опереться, если не на вас, дети.

   На концовке этой фразы голос у меня предательски дрогнул. Катя без отрыва смотрела мне в глаза. Бокал был давно уже наполнен и газировка, булькая, текла по непромокаемой скатерти в оттиснутых клубничках к краю стола, но дочь этого будто не замечала. Немая сцена воцарилась на веранде, почище какой-нибудь МХАТовской. Сергей со страдальческим лицом выглядывал из-за кашпо. Руслан стиснул коленями ладони так, что побелели лунки ногтей. Катина улыбка превратилась в судорогу на лице, она умоляюще смотрела на мужа, а вода все текла и текла в переполненный бокал. Виктор застыл с выпученными глазами и открытым ртом…

   Наконец, вода добралась до края стола и устремилась на брюки зятя, мгновенно вымочив ему пространство между ног. Он с шипением вскочил и начал стряхивать воду на пол. По веранде пронесся вздох облегчения, все участники немой сцены вспомнили как дышать и отмерли.

   Видно было, что Витя специально слишком долго обихаживал свои брюки – явно собирался с мыслями.

– Ирина Владимировна, вообще, у нас так не принято. Здесь, в Америке, так не живут, это не московская коммуналка.

– Витенька, сынок, а что ты предлагаешь? Нам некуда деваться, аренду жилья мы сейчас не потянем. Вы же с Катей, когда к нам приезжали, тоже у нас останавливались, мы вас в гостиницу не гнали.

– Но мы не жили у вас полгода. Два визита, один на три дня, второй, если мне память не изменяет, длился 5 дней. Согласитесь, есть разница.

– Да, Витюш. Разница есть. Она есть, а денег – нет.

– Послушайте, это какие-то шантаж и манипуляция, я не ожидал от вас. Вы же знали, выезжая, что у вас нет денег. Почему не отложили отъезд? Почему не предупредили нас заранее?

– Мы брали недорогие невозвратные билеты и сильно заранее. Плюс мы боялись просрочить визу. Ну, и не могу я на такие темы разговаривать по телефону или по скайпу. Я ответила на все твои вопросы?

   Было видно, что Витя взбешен и обескуражен одновременно. Я предвидела, что разговор на эту тему будет непростым, но не ожидала что настолько.

Виктор замолчал, ушел в дом. Катя кинулась за ним. На веранде по-прежнему царило молчание. Катя вернулась к нам, принесла с кухни какие-то разноцветные салфетки и собирала разлитую кругом минералку. Буквально через десять минут зять появился на веранде со спортивной сумкой через плечо.

– Отдыхайте, мне нужно уехать. Завтра рано утром у меня встреча на Манхеттене. Поеду в город, переночую там, хотелось бы выспаться получше. До встречи!

   Тон, выражение лица, скорость исчезновения – все это не оставляло сомнений в том, что Виктор взбешен и держится из последних сил. Через минуту из-за угла дома послышался звук заведенной машины, открылись и закрылись автоматические ворота, и снова воцарилась тишина.

– Мам, ну, как бы и вправду… Тут так не принято. Но мне вас так жаль. И Витю жаль. Он совсем американец. Хотя и русский. Для него такое дико. Для него и Руслан в доме был чересчур, а тут вы ещё. Но я вас понимаю, куда вам деваться. Да и люблю я жить большой семьей, рада, что вы приехали. Поживём сколько-нибудь вместе, как в детстве. С Витей вот только… Его мне тоже очень жаль. Он сильно расстроен. Я к нему подошла, обнять там, поцеловать на дорогу, а он меня оттолкнул, и чуть вон не бегом убежал от нас… Может, побудет в городе, как-то успокоится.

   Сергей сидел на ступеньках дома и слегка, как будто медитативно, покачивался. Потом повернулся ко мне:

– Я тебе говорил, давай не спешить? Говорил? Говорил, что давай дождемся денег хотя бы в таком количестве, чтобы не садиться на старости лет дочери на шею? Куда ты ломилась как скаженная, а?!

– Ты слепой? В стране черт знает что творится! Может, там завтра границы закроют и ты будешь сидеть со своими деньгами в зубах, которые послезавтра превратятся в фантики.

– О, боже… Ира, я тебе говорил – не сиди столько времени в интернете, не сиди столько времени в социальных сетях. Чего и куда закроют-то? Кому ты нужна? Я вообще, если хочешь знать, был против отъезда. Чего ты сама себя и всех вокруг пугаешь, нагнетаешь глупости всякие?

   Тут очнулся Руслан.

– Против отъезда он был… Чего молчал то тогда, раз против? Молчал и делал всё, что она говорит! Вот и наделал. Сели Катьке на шею всем кагалом. И Кристинка там одна. Вы бы меня хоть заранее бы предупредили о таких раскладах, это просто как гром среди ясного неба.

   Катя расплакалась. Сидела, молча утирала катящиеся по щекам слезы, совсем как в детстве. Меж тем, разговор наш шел уже на повышенных тонах.

   Я не выдержала:

– Послушайте, а ну заканчивайте это нытьё и стон! Ахренели вообще. Успокойтесь. Все нормально. Виктор ошарашен, это понятно. Завтра спокойно поговорим, когда он вернется. Что-нибудь придумаем, договоримся.

   В этот момент цветущие кусты чего-то зеленого и плотного, растущего у забора, ну, как забора – маленького штакетника с завитушками, отгораживающего участок ребят от соседей, раздвинулись и там показалась седая голова с аккуратными буклями:

– Kate, darling, what’s happened? Do you need any help? (Кейт, дорогая, что случилось? Нужна какая-то помощь?)

   Катька подорвалась со стула с явным испугом:

– No, Mrs Cornwell, I’m fine, thanks! So sorry to trouble you (нет, миссис Корнуел, у меня все в порядке, спасибо! Извините, что побеспокоили)

   Голова посмотрела на нас, явно запоминая приметы для возможного полицейского протокола, и бесшумно скрылась в зеленых зарослях.

– Кать, чего это она? – изумленно спросил муж.

– Чего, чего… Раскричались мы. Тут такое не принято. Она решила, что у нас проблемы и пора вызывать полицию.

– Да ничего мы не кричали. Ну, просто разговаривали чуть громче обычного. Но не ругались же, что такого-то?

– Пап, здесь так не принято. Да и расстояние тут… Это тебе не твой новосибирский дом с участком как поле для мини-футбола. Вот оно её крыльцо, в нескольких метрах отсюда. Тут все друг у друга во дворах уши греют и все всё друг про друга знают. Поверь мне, пара дней вашего проживания тут – и они стукнут в полицию. Приедут копы из участка знакомиться с вами, что да как, документы проверять. Мы тут и так, со своим русским языком и регулярными вечеринками, в этом квартале пенсов, как прыщ на одном месте. Они только и ждут случая на нас нажаловаться в полицию.

   Руслан курил, слушал сестру, чуть прищурясь:

– Вы тоже скоро поймете куда попали, чудо что за страна, чудо что за люди!

   Катька вздернула подбородок, как детстве, когда брат с сестрой ссорились:

– Отличная страна! И курить тут не надо, дым беспокоит соседей, здесь так не принято. Хочешь курить – иди вниз, в подвале мастерская, включай вытяжку и кури.

   Руслан рывком вскочил с дивана, затушил сигарету.

– Пойду я по району погуляю. Это можно, не воспрещено? Никакой закон я этим не нарушу?

   Сунул руки в джинсы, хлопнул калиткой и ушел.

   Катя села ко мне поближе, обняла меня.

– Ну, мамулечка, ну, пожалуйста! Не расстраивайся. Все как-нибудь уладится. Витя хороший, он просто растерялся. Эта новость, что вы жить у нас будете, да еще так долго, она его напугала, он к такому не привык. Он и Руслана-то с трудом выдерживал. Я поговорю с ним завтра, как-нибудь все образуется.

  На Сергея было жалко смотреть. Он сидел, свесив голову, такой униженный и подавленный, что моим глазам было больно. Еще бы, не привык оказываться в положении бедного родственника и приживала. Многие годы нашей достаточно состоятельной жизни приучили его как раз к обратному, оказывать покровительство более бедным и слабым. А тут такой поворот с ног на голову.