«Споры о переносе даты Нового года
быстро закончились выбором другой планеты
для празднования»
Из вечернего стендап-шоу
«Раньше люди не задумывались о бесполезности понятий времени и пространства в космосе и продолжали беспомощно за них цепляться, пока не осознали, что в космосе важна только энергия…»
Из заключительной речи знаменитого астрополитика
Глава первая – короткая трагичная
Я жду рождения звезды, которая вот-вот оборвёт мою жизнь. И сколько не всматривайся в тёмное небо – не угадаешь, где она сейчас вспыхнет.
Ирония в том, что я сам тушил звёзды тысячами, а теперь одна единственная потушит меня. Хотя какая теперь разница…
Тонко пахнет фиалками. Значит всё кончено. «Надежда умирает последней», что бы это ни значило у древних. Она умрёт, сгорит вместе со мной и моими наивными мечтами. Другого выхода нет – я должен остановить…и остановиться. Пусть девчонка будет счастлива и её народ тоже. Пусть о них никто ничего не узнает.
Её огромные карие глаза… заглянуть бы в них, хоть ещё разок.
Я ухожу добровольно, а вот планету жалко, красивая она получилась…
Ну, давай же! Избавь меня от мучений и оборви ниточку, звезда класса А7!
Глава вторая – скучная техническая
Глеб на своём дне рождения произнёс странный тост, в котором он поведал, что когда-то людей после смерти выносили из дома вперёд ногами и называли покойниками, и считалось, что спустя сорок дней, они устремлялись к далёким звёздам. Мы с Ильей весело хмыкнули, а вот до Стена дошло не сразу, а когда он понял, к чему клонит Глеб, он чертыхнулся и перебил его:
– Не дай, Маскус, такому случиться. Мы живы и будем жить. Пусть мы летаем вперёд ногами, и отдыхаем сорок дней, нас никто не выносит из дома, мы совсем не похожи на твоих покойников.
– Тебе виднее, – ответил Глеб. – Но наша четвёрка, каждый раз так далеко уходит в будущее, что после возращения нас уже никто не ждёт и не помнит.
Стен было открыл рот, но мы с Ильёй подняли рюмки, и, чокнувшись с Глебом, закричали:
– Ура! За покойников!
Стен нехотя, но присоединился к нам.
…Я зевнул, потом растянул губы в мимической команде «улыбка Фавна» и слегка подмигнул системе, вызывая внешний сферический обзор. Илья частенько тоже подмигивает мне, глупо скалится, корчит рожи, намекая на мое упрямое нежелание забыть про мимическое управление очками. Затёртая до дыр шуточка, несмешная. Конечно, я давно перешел на мысленное управление, а мимическим пользуюсь только для тренировки мышц лица. Будущему актёру театра это необходимо.
Театр, вот что будоражит моё воображение. Раньше люди придумывали истории, персонажей, мотивацию, думали над средствами выразительности, искали новые формы, но после появления первобытных компьютеров и игр с сюжетом всё изменилось. Нам разонравилось ходить в театры, и единственным пристрастием стала виртуальная реальность. Но по-настоящему в зависимость она переросла после появления виртуальных очков, способных совместить сон и виртуальную реальность. Так появился фильмосон. Режиссёры фильмоснов почему-то стремились максимально приблизиться к органике сна, к его нереальности и запутанности. И зрителям это нравилось. Как оказалось, спящий человек очень нелогичное и аморальное существо. Я не люблю фильмосны, мне больше нравятся старые пьесы, в которых есть смысл и играют живые актёры.
Уменьшив масштаб до сотни световых лет, я проследил за тёмно-зелёной точкой, движущейся к центру галактики. Скорость меня порадовала, это был своеобразный рекорд – тысяча семьсот скоростей света, и всё благодаря высокой плотности доступной энергии. За точкой тянулся чёрный след из потухших звёзд – чёрная царапина на сверкающем звёздном холсте, как говорит Илья.
Все периферийные части галактики давно освоены, другое дело её центр – кипящий котел из звёзд, тёмной материи, излучений на любой вкус, где бушуют гравитационные шторма, и легко навечно сгинуть в узлах Времени. Для тестировщика планет здесь работы предостаточно.
Кстати, мы называем себя запятые, что звучит на первый взгляд странно. Сначала Стен предложил название по первым буквам английского «The Planet Tester» – «The PT», на что Глеб возразил, а почему по-английски, лучше по-русски «ТэПэ», и они долго бы спорили, пока Илья в шутку не предложил гибрид «ЗэПэТэ». Я спросил, неужели только я слышу слово «запятая». Илья поднял вверх указательный палец и сказал, что лучшего названия не найти, мы действительно всего лишь запятые в грандиозной книге освоения космоса. Илья у нас мастер пафоса. Тогда я спросил, а его не смущает, что слово «запятая» женского рода. Илья ответил, что это только название профессии, а потом лукаво подмигнул и заявил, что, чем Маскус не шутит, может скоро в нашу профессию ринутся девушки. Я ответил, что вряд ли.
Название прижилось, и теперь про нас даже сняли короткий фильмосон с названием «Приключения космической запятой».
Это на первый взгляд добраться до намеченной планеты в бесконечных глубинах космоса кажется невыполнимой задачей, но ничего сложного в этом нет, когда есть «Чёрный трек». Порой наша работа скучна из-за него, как трансляция заседания Вселенского совета.
Кроме скуки во время самого полёта, жаловаться не на что. Работа у меня, как работа, не лучше и не хуже других, только вот с днями рождения плохо… и девушками.
После очередной экспедиции приходится возвращаться в будущее Земли, обычно лет на девять – причиной всему знакомый всем с детства временной парадокс Рогова при сверхполётах.
Все твои одногодки, которых можно пригласить на день рождения становятся солидными дядями и тётями, обретают семьи и ведут размеренный образ жизни. Некоторые даже успевают выйти на заслуженный отдых и удалиться на одну из планет категории «Ти-рай», на которых поддерживать связь со своими бывшими, будь то друзьями, родственниками или супругами не принято. Я хотел бы попасть на такую планету годам к двадцати – богатым и знаменитым.
Если тебе всего семнадцать, то разговор с бывшими одногодками, по большей части, не вяжется… Да, и с твоими современными одногодками, которые неделю назад, под стол пешком ходили, тоже. Мода ушла вперёд, твой крутые словечки устарели, ты совершенно не разбираешься в гаджетах, и ничего не знаешь о новинках в снографии.
И остаются только запятые. Думаю, что мы друг другу порядочно надоели, но лучше так… Система специально синхронизирует наши сверхполёты, чтобы сгладить эффект «пунктира», как его называют психологи. Действительно, при графике работы со сменами в среднем по девять земных лет, жизнь на Земле для запятой выглядит пунктиром.
Для самой запятой сверхполёт туда и обратно длится не больше недели, но… Если представить, что обычный человек, каждый раз, приходя после работы домой обнаруживает, что жена сменила причёску, любимое кресло выбросили, а младший сын поменял велосипед на густую бороду, все становится понятно.
Из нашего курса, кроме меня осталось только трое – Илья, Стен и Глеб. Многие не выдержали и ушли из профессии. Но еще больше не вернулись из экспедиций, пропали без вести, да сохрани их Маскус…
Чувство неловкости испытываешь, когда смотришь на танец близкой тебе девушки. Она танцует специально для тебя, неумело, но искренне. Она повторяет движения супермоделей из фильмоснов, и ты даже знаешь из каких, она кокетливо закатывает глазки, ведёт плечиком, и в целом, танец – о-го-го. Но всё же, хочется отвести взгляд… Чувство неловкости нарастает, становится невыносимым, и дело не в милом танце, а в тебе самом, в твоём чувстве неуверенности, в вечном ожидании осуждения, сравнения с другими, более успешными, и в тебе поневоле появляется критик. Я научился смотреть на неё, не отводя глаз, и вместе с ней смеяться, и танцевать рядом – неуклюже, глупо, смешно, но искренне… Последний раз, вернувшись, я шёл к своей девушке в гости с игрушками для её девочек, таких же заводных, как и она в молодости. Она вышла замуж… Пусть она будет счастлива…
…Едва приподняв левую бровь, я переключился в стандартный режим просмотра и глянул на свои стопы – под ногами у меня пылал костер из звёзд, они разлетались пёстрым фейерверком в стороны, а если у меня на пути встречалась гравитационная линзы, то вокруг вспыхивал огненный тюльпан.
Глеб прав, но…пусть мы и летаем вперёд ногами, но мы большее похожи на саночников из далекого прошлого, которые на своих санях скользили вниз на бешеной скорости. Я летел к центру тяжести галактики, так же как саночник с горы скользил к центру тяжести Земли. Из-за гравитационных линз и близости ядра, мой маршрут действительно напоминал извилистую ледяную трассу, меня даже ощутимо потряхивало, чего не должно было быть – вероятно, работал с ошибкой гаситель инерции, системе приходилось корректировать маршрут, и это меня беспокоило.
На первых испытаниях «Чёрного трека» из-за ошибок гасителя инерции испытателя расплющило в коврик толщиной в одну молекулу, и даже сорвало электронные оболочки атомов. Имя испытателя нам неизвестно, знаем лишь, что ему было пятнадцать.
Вполне может быть, что дело сейчас не в гасителе, а в сложной структуре центра галактики. В любом случае, после возращения на Землю, ошибку легко устранят. Земля всегда на шаг впереди нас.
Я поднял глаза и посмотрел на дальние звёзды – они стояли на месте, а вот ближайшие ко мне слились в непроницаемый сверкающий поток. Я до сих пор не могу привыкнуть к ошеломляющим просторам Вселенной, к её грандиозности, когда буквально шкурой чувствуешь всю её мощь. Иногда меня до костей пробирал абсолютный холод, хотя разумом я понимал, что надёжно защищён от любых температурных перепадов.
Узнай о моей странности комиссия по безопасности, они списали бы меня на Землю, как раньше списывали моряков или лётчиков.
Веки отяжелели, и я зевнул, но спать было нельзя, до точки назначения оставалось всего триста двадцать квинтиллионов джоулей. Я слышал, что раньше время измеряли в периодах обращения Земли вокруг своей оси, но для большого космоса это не подходит. Сейчас время стали измерять в квинтиллионах джоулей, согласно принципу – время равно энергия.
Я очень не люблю процедуру торможения, она самая опасная из всех, и поэтому она для меня пахнет фиалками. Дернув кончиком носа, я заставил систему проверить состав воздуха. Никаких посторонних запахов внутри. Запах фиалок только у меня в голове.
Растянув губы в «улыбку Фавна» и тут же вытянув губы в «дудочку», я отключил мимическое управление «Чёрным треком», и перешел на мысленное. Торможение – это вам не шуточки. Запятая не должна превратиться в чёрную траурную точку – не имеет права. Так бы сказал Илья.