Часть 1
Руко-птицы ищут жертву
Глава 1
Славка и Милютин
По июльской ночной улице хаотично двигалось тело. Это Славка Гориков, мужчина лет тридцати. Рост средний, глаза карие, на смуглом лице красовался нос с горбинкой. Славку болтало от усталости, и он время от времени пытался присесть на корточки. Оно и не удивительно, ведь ему приходилось отбиваться от невидимых злых и опасных существ, которые неизвестно почему непременно хотят его смерти. Ужас гнал его вперёд, к неохраняемому железнодорожному переезду.
Свет полной луны изливался лишь впереди него, как будто давая направление, а позади стеной цунами надвигалась, отрезая пути к отступлению, тьма. Когда, обернувшись, он смог приглядеться, то с удивлением и ужасом осознал, что это не тьма и не туча, а кишащая извивающимися руками-щупальцами стая, которая настигала его молча и беспощадно, пытаясь ухватить, ударить, ущипнуть.
Пара собак, лениво семенивших к уличной помойке, при виде непонятной фигуры хотела было взорвать ночную жизнь изнутри задорным лаем. Но вдруг мужчина повернул голову в их направлении. Огромные белки пустых глаз, практически без зрачков, нащупали собак. Одна из них, панически взвизгнув, бросилась к ближайшему забору, у другой же не нашлось сил для бегства, и она молча писалась, дрожа, как будто кто-то вытряхивал из неё душу.
…Грузовой поезд отправился с четвёртого пути по расписанию, ВЛ-10, или по простому «десятка», лениво набирал скорость в городской черте. В кабине локомотива помощник машиниста, средних лет мужчина, холостяк и бабник, весело рассказывал о своих похождениях. Машинист Николай Милютин смотрел вперёд и в пол-уха слушал напарника, автоматически дублируя сказанное помощником.
– Наш зелёный, – сообщил тот.
– Понял, зелёный, – повторил положенное по инструкции машинист.
Ему-то точно хвастать было нечем. Пока детей поднимал, работал сутками, не вылезал из кабины и из поездок, платили хорошо. Вот и он заплатил по полной. Ослаб как мужчина, и это давило и угнетало. Жена только вздыхала, но кто её знает, сколько она ещё будет вздыхать. А вдруг перестанет. Нет, жену он любит, конечно, и всё, что переживают пары, они прошли достойно. Но когда такое, думай что хочешь. Сегодня решающая поездка. Кадровик предупредил, мол, сообщи опосля, остаёшься или пенсия. Вот и не слушает машинист помощника, а думает о своём.
Тем временем, махая беспорядочно руками, тело сменило направление и в потоке лунного света, перейдя на бег, выскочило на финишную прямую, к переезду. Бегун кивал налево и направо, поднимал в приветствии правую руку. Ведь он отчётливо видел безногих и безруких инвалидов, которые плечо к плечу сидели вдоль дороги, накрывшись рыбацкими сетями, и скалились ему в ответ. И тут мужчина остановился как раз между двух рельсов, его слепил свет, но он не отвернул головы, а впитывал и пропускал его через себя.
Милютин издалека заметил самоубийцу. Тот выскочил на пути как чёрт из табакерки. Как в тот день, когда такой же придурок забрал у него мужскую силу. Доктор говорил, что стресс, который он пережил, мог повредить нервную систему. Ещё бы нет, та картина долго преследовала его по ночам. Дали тогда отпуск. А вот проблемы только начинались. И вот снова.
Скорость локомотива ещё позволяла экстренное торможение. Кусок пирожка завис на полпути в рот замолчавшего вдруг помощника.
– Василич, там, там…, – тыча вперёд пальцем, начал заикаться напарник.
– Вижу, человек на рельсах, – насколько можно в такой ситуации хладнокровно, произнёс машинист.
Время – кисель, стало тягучим, пульс медленным. И Николай понял: спасётся «самоубивец» – спасётся и он. Мышцы ныли от напряжения, как перед решающим броском, словно он сам хотел вылететь через лобовое и откинуть больную душу с рельса.
Стоя в потоке яркого света на рельсах, Славка увидел силуэт. «И последние станут первыми», – сказал он и потянул его прочь.
Машинист тоже увидел, он видел, но даже жене долго не решится рассказать про это. В тот момент, когда он понял, что уже пора тормозить, сгусток светлый и плотный обнял человека на рельсах и спас его от неминуемой смерти.
– Что это было? – изумился напарник.
– Чудо, – выдохнул Милютин. – Просто чудо, мать его раз так. Поработаем ещё, – улыбнулся он, – и поживём.
Да плевать ему было на мокрую рубашку и дорогу дальнюю, много их у него ещё будет, и рубашек, и дорог.
Где и как долго Славка бродил по ночным улицам посёлка, никто не знает. Но ни бродячие псы, коих особенно много по ночам, ни милиция, ни лихие люди, никто не тронул его. И когда он, смертельно уставший, коснулся ворот своего дома, наступило утро, и соседи, спешившие на работу, хлопали калитками и прикуривали первые папироски.
Глава 2
«Говорит астрал». «Не курю и не советую»
Войдя в ограду, он услышал, как за спиной упала, лязгнув, щеколда, подтвердив, что он уже дома и в полной безопасности. И Славка наконец-то расслабился, да так, что потом и не вспомнил, как вошёл в дом, как стянул кроссовки и, не раздевшись, окунулся в забытьё на диване.
Очнулся он от того, что умерший в январе его отец в зимнем пальто и шапке с чёрным котёнком за пазухой прошагал по дивану и исчез в стене.
– Нет, ты это видел, видел? – спросил тихо Славка, повернув голову к лежащему рядом двоюродному брату.
– Ага! – подтвердил Юрка. – Братан, страшно тебе, да? – спросил он у Славки сиплым голосом и исчез следом, он ведь помер на два месяца раньше Славкиного отца.
– Ну вы ещё всем кладбищем у меня соберитесь, – возмутился Славка.
Вспомнив, что его сестра Полина, живущая сейчас в селе, дала ему молитву как раз против всего такого, он вытащил из шуклядки серванта сложенный вчетверо листок с молитвой и прочёл её три раза. Но стоило ему только остановиться, как из спальни раздалось сначала хихиканье, а потом и вовсе издевательский хохот. Заинтригованный всем этим и мучимый вопросом, со мной ли всё это, Славка поспешил туда. В углу, толкаясь и шушукаясь, наряженных в лохмотья сидело несколько похожих пятаками на кабанчиков чертенят и в середине взрослый хряк-чёрт с гармошкой в руках и восьмиклинкой на лохматой голове. Заметив человека в дверном проёме, он хрюкнул и заорал матерную частушку. Славка замахнулся на них и топнул ногой, на что черти начали дразниться и визжать как резаные. Выдав лимит репертуара, старший чёрт, забрав гармонь и подпевал, практически по вертикали поднялся к потолку, где и растворился, оставив Славку чесать репу. Потом вернулся и шепнул:
– Никуда не уходи, концерт продолжится, – и снова растворился на потолке.
– Щас, разбежался, – воспротивился Славка, и пошёл на кухню, чиркать ковшиком по дну фляги.
Пить хотелось, как жить, и даже немного больше. Утолив жажду, он разбудил желудок. Ему действительно давненько не перепадало ничего съестного. Нашарив в морозилке старенького «Кристалла» кусочек сала, Славка присовокупил к нему ломтик серого хлеба и прямо вместе с искорками снега запихал в рот. Сало таяло во рту и обещало сытую жизнь на ближайшие часы.
Вдруг Славка перестал жевать, прислушавшись к звукам, что издавал холодильник. В ритме работы компрессора явно слышались фразы на чистом человеческом.
– Да ну, на..! – не поверил Славка и прислушался снова. А холодильник разошёлся и стал говорить прямо стихами.
Проглотив то, что было во рту, Славка принёс блокнотик и карандаш (на досуге в минуты трезвости Славка любил сочинять), приблизился к холодильнику и, словно тот мог его увидеть, присел на корточки. Стал торопливо записывать, то, что ему слышалось. А текст, который диктовал голос из холодильника, был очень даже загадочный:
Придёт КОНДРАТ Подписать КОНТРАКТ. Подпишешь КОНТРАКТ – Погибнешь, как БРАТ.
Про брата Юрку, который перед смертью в пьяной драке умудрился спалить свою часть двухквартирного дома и немного Славкиного с отцом, холодильник знать не мог. Но в совпадения Славка не верил. Перечитав пару раз написанное и ничего не поняв, он собрался было откланяться и свалить, но тут в спальне заговорил голосом Левитана угол:
– Внимание, внимание! Говорит Астрал.
Славка от неожиданности хотел вскочить, но отсидел ноги и вернулся в исходное положение.
– И чего, и чего? – поинтересовался он у Левитана. Но вместо него заговорила старуха:
– Передай Емеле моему, чтобы пить бросил, а то наши на днях уже его поджидают, а я бы ещё поскучала чуток. Следом что-то пытался прошамкать какой-то дед, но Славка на одеревеневших ногах «проходулил» на диван осмыслить происходящее. Устав от размышлений, он отправился на улицу в поисках курева, которое некстати закончилось, правда, ещё вчера.
Уже стемнело, и соседей, обычно курящих у своих калиток, не было. Разгулявшийся перед дождём ветер разогнал людей по домам. Со стороны вокзала шёл железнодорожник в форменной фуражке и с чемоданчиком в руке.
– Уважаемый, угостите сигареткой, – немного заискивающе попросил Славка.
– Свои надо иметь, – отрезал тот в ответ. – Не курю и тебе не советую, – добил и размазал оставшуюся Славкину гордость мужик и двинулся дальше.
– Ну-ну, – проворчал Славка и цыкнул сквозь зубы, потом вернулся домой переворачивать пепельницу в поисках чинарика.
Милютин, пройдя метров пятьдесят, начал себя ругать: «Ну какого хрена завыделывался? Сказал бы, что нету, и делов то. Так нет, “не советую”. Советчик нашёлся». Тем более, этого худого, невысокого роста мужичка, он где-то уже встречал, и возможно, в депо.
Обернувшись, хотел было дать горемыке на сигареты, но его и след простыл. Лишь фонарь укоризненно качнул головой-плафоном. Пройдя ещё пару кварталов, он остановился у подъезда. Света в окне кухни на втором этаже не было. «Не горит, а раньше горел. Вот так, Николай Васильевич», – негромко подвёл он итог и, вздохнув в тон своим невесёлым мыслям, открыл дверь.
Глава 3
Белый-белый. Горячий-горячий. Записка
Ночью Славкин дом оторвался от земли и, тряся опилками из худых стен, начал крутиться вокруг своей оси. Ставни налету приоткрылись, в чёрных стёклах окон отражалась безумная луна. Время от времени дом как бы усаживался на место, чем давал передышку мучившемуся от тошноты и головокружения Славке. Ужас, паника, кошмары, наперебой щемились в дверь дома, чтобы затем через какое-то время выскочить из трубы, напугав низкие облака. И лишь к утру ветер успокоился, уставшие ставни безжизненно повисли на петлях.
Рассвет проник в окна его растрёпанного дома и, не найдя там ничего интересного, побежал дальше по соседям.
Интересного и впрямь было немного, разве что Славка, сидящий на диване в позе «держи голову, а то убежит». Но Славка не боялся бегства головы (да и такая никому не нужна). Он закрывал уши, потому что известный и заслуженный певец Михаил Боярский всё утро пел первый куплет любимой раньше Славкой песни, чем довёл его до ручки окончательно. А ведь когда-то он певца уважал. Выходит, зря.
В мой старый сад, ланфрен-ланфра Лети, моя голубка,
Там сны висят, ланфрен-ланфра На всех ветвях, голубка, Ланфрен-ланфра, ланта-ти-та, Там ветер свеж, трава густа, Постель из ландышей пуста. Лети в мой сад, голубка.
За достоверность слов Боярский отвечать не собирался, а просто напевал песню из разных мест и предметов. Воспалённое Славкино подсознание не издевалось над ним ежеминутно, были всё же и часы просветления. Вот вовремя одного из них он вспомнил ту часть событий, с чего, собственно, всё и началось.
Он шёл на работу, относительно бодрый. Ещё бы, ведь «пьянству бой» продолжался аж восьмой день. Такие перерывы у него случались нечасто, поэтому и запомнилось. Локомотивное депо находилось почти рядом, четыре квартала от дома, и в потоке железнодорожников Славян плыл навстречу трудовым успехам. За нарушения дисциплины, в том числе и систематические, его перевели из помощников машиниста в слесари. Это ещё пожалели в надежде, что одумается. Вот он и одумывался не торопясь.
Хотя основная причина была в том, что предполагаемое сокращение на «железке» вынуждало начальство немного раздуть штаты, чтобы в случае угрозы уберечь старые и проверенные кадры. Поэтому Славку, пришедшего с «другой дороги», и ещё пару-тройку человек считали первыми кандидатами на вылет. Вдруг женщина, шедшая впереди, с виду вполне приличная, стала ногами, как у кавалериста, выдавать всякие кренделя.
«Явно “датая” баба, – решил про себя Слава. – И как только через проходную она пройдёт? Неужели не заметят?» Но «баба» проскользнула через вертушку, как пиявка меж пальцев, так же, как и многие другие «подозрительные» мужчины и женщины. Прошёл и он. Но когда проходил, охранник, не открывая рта, сказал, глядя на него в упор:
– Ничего, скоро напьёшься.
– Фиг тебе, – огрызнулся обиженный Славка и хотел было пройти далее, но охранник вцепился в него когтями-пальцами с просьбой-приказом:
– А ну-ка дыхни!
Славка дыхнул, как получилось. Получилось не очень убедительно, потому что лицо охранника выразило неудовлетворение. Тогда, набрав воздуха, он дыхнул ещё раз.
– Трезвый, – заключил блюститель дисциплины и порядка. – А фигами, чего бросаешься, а? – и пихнул слегонца хулигана прочь.
Славка засеменил в мастерские. По дороге люди, идущие рядом с ним и обгоняющие его, все словно сговорились шушукаться про него, говорить всякие колкости и делали это, не размыкая губ. На самом деле и кривляние, и шушуканье было только в его собственной голове, а люди были заняты своими проблемами и вовсе не Славкой.
…Поднявшись к себе на второй этаж, Николай полез в карман за ключом. Отыскав его среди конфет, припасённых для жены (раньше из поездок приносил конфеты детям, но дети выросли, а привычка осталась), сунул в скважину и открыл дверь. Немного постоял в прихожке, вытянув шею, отыскивая свою ненаглядную. Но дома было тихо, и потому подозрительно.
– Свет, Света! Ты смотри, никого, – сам себе доложил он. Переобувшись в домашние тапки и повесив фуражку на
крюк, на всякий случай обошёл по кругу места, где супруга могла находиться. Всё это было неожиданно и некстати, ведь ему хотелось поделиться событиями и надеждами. Огорчившись, он и не понял, что проглотил за ужином.
– Это ж надо, упёрлась куда-то и записки не оставила даже никакой, – сердился машинист, оглядывая снова и снова
места, где оправдательные строки могли бы вернуть ему покой. Но тщетно он перекладывал газеты и сдвигал журналы.
Позвонить кому-либо Николай не мог, мобильный телефон он не заводил принципиально, называя его почему-то «могильным». Имелся только служебный для связи с диспетчером. Да и кому звонить? Дети по разным городам разлетелись. Друзей и подруг, насколько ему было известно, у жены и не водилось.
Засыпая перед телевизором, Николай Васильевич краем сознания понял, что её одежду и обувь не увидел в прихожей. Но сон не дал ему шанса проверить это, навалился и утащил в страну снов, где машинист готовится к «экстренному», а на рельсах… его Света. В луче света – его Света…, Свет…, Све…, и он проснулся.
Оказывается, уже утро, он встретил его на диване, а не у себя в спальне. С женой они уже давно спали врозь. И на то была причина. Но сейчас, проснувшись, он осознал, что у него сегодня настроение с утра приподнятое, причём на неподъёмную ранее высоту. «Сбылось, сбылось», – пульсировало в мозгу, и, спеша порадовать жену, забыв, что её в доме нет, как и был «при параде» – в форменной рубашке и брюках, прошлёпал в её спальню.
Постель так и не была расправлена со вчерашнего дня. Присев на кровать, которая скрипнула под ним, он понял, что сел на записку, которую искал вечером. Бумажка такого же зелёного цвета, как и покрывало, осталась незамеченной во время вчерашнего поиска. Тупо глядя на листок тетрадной обложки, согнутый пополам, с трудом прочёл написанные рукой жены строки:
«На кухне не стала оставлять. Думала, поешь хоть спокойно. Знала, что найдёшь записку у меня. Коля, мы с тобой прожили долгую и честную жизнь, не стану врать и сейчас. Я не вернусь. Приду за вещами, когда остынешь.
Света»
Стены в комнате рванули навстречу друг другу, сужая его жизненное пространство до короткого слова «Всё!». Снова и снова перечитывал письмо Милютин, темнело у него в голове, и злые слёзы дёрнули пару раз за кадык. «Стоп-стоп, э-э-э! —
крикнул в потолок Николай и так вцепился пальцами в покрывало, что они побелели совсем. – Куда, к кому, зачем, за что?»
Сто вопросов влетели ему в голову одновременно. Автоматически выключив в комнате телевизор, он ушёл на кухню и очнулся от того, что второй стакан водки организм уже не потянул и, защищаясь, сомкнул гортань.
Глава 4
Фляга судьбы. «Откуда у тебя ключи, майор?»
Смена едва началась, а Славка вместе с другими «трудоголиками» сидел в деповском скверике на лавочке и прикуривал уже вторую сигарету. Курил так, словно хотел накуриться впрок. С лавки хорошо было видно, как мужики из строительной бригады растопили битум во фляге на костре и собирались поднять её на крышу деревянной пристройки к цеху. Двое тянули за верёвки флягу наверх, а тот, что внизу, дурачась, командовал:
– Вира помалу! – и ещё шутливо поднял руки вверх. Далее происходящее показалось Славке кадрами, снятыми
замедленной съёмкой. Верёвка оборвалась, и фляга, чуть качнувшись, устремилась вниз. Видели это все, и когда фляга достигла лба бедолаги, раздался звук «Тум-м». И каждый сидящий на лавочке чётко понял для себя, что означает этот звук. А он означал смерть, которая произошла именно сейчас и именно у всех на глазах. Фляга, упав на землю, крутанулась в сторону и замерла, как замерло время, как замерли руки, тянувшие сигареты изо ртов, как замер крик «Вира помалу…», как замерла и оборвалась ещё одна жизнь. Тишину прервал осипший голос одного из рабочих:
– Это Валькин мужик… был. И толпа в панике, почему-то помчалась в цех то ли сообщить Вальке, то ли спрятаться от увиденного.
Оставшись один, Славка подошёл к погибшему. Происходящее потрясло его, как и остальных, но для него и голоса, и события воспринимались как будто издалека, из колодца, не сразу
достигая его сознания. И потому он разглядывал развороченный лоб погибшего: сначала тот был тёмно-красного цвета, но через мгновение рубец налился кровью цвета вишни, которая залила выкатившийся на ниточке глаз.
Опомнился он от того, что его кто-то оттолкнул и распластался на теле, лежащем на земле. Валька визжала в голос, не желая принимать вдовью неизбежность и поселяя в душах тоску и сострадание. Толпа окружила их и вытеснила Славку, который побрёл как во сне в цех. Реле в его голове снова переключилось, внешне он оставался тем же Славкой, хотя сам он в этом уже не был уверен.
…Проспавшись, Николай побрился и позавтракал. Ну как позавтракал? Попил воды, посидел, потом ещё попил – вот и весь завтрак. Привычки пить водку по утрам у него не было, да и самой водки не было, не то, что вчера. Думал горе-тоску утопить, да вот не тонет она – всплывает. И видно, невозможно забыть за короткий промежуток времени то, что создавалось годами.
Годы. Их власть он осознал, когда брился сегодня утром. Конечно, похмелье не драгоценность, не украшает, но и так видно, что немолод, залысины, морщины, седина. В общем, полный набор. И эта чёлка, зачёсанная на бок, сейчас раздражала. «Новая жизнь – новая причёска. Буду прямую носить, – решил машинист. – А чё? Бабы меняют причёски, если что, а мы чем хуже?» Мозг подкинул идейку: «Они ещё и красятся. Ну, это перебор», – решил Николай и спрятал зеркало в ванной тумбочке.
Магазин, где работала Светка, открывался с десяти, и он особо не торопился. Сначала она работала там продавцом, но когда создалась сеть таких же небольших магазинчиков, то перешла в товароведы.
– Денег больше и уважения от начальства, – шутила она, хвастаясь то новой шубой, то золотом.
– Мне бы такое уважение, – ворчал тогда Николай.
И вот его уважили, причём по полной. Нет, всех денег жена не забрала, половину только из их заначки – копили на поездку в гости к детям. «Честная, блин, нашлась», – рассуждал он про себя.
До магазина минут пятнадцать ходу, и он, несмотря на внутреннее состояние, даже не устал. Продавщицы сказали, что она вроде как в отпуске, но смотрели на него с жалостью, как на старого пса, которого выгнали из дома.
По дороге домой Николай затарился: литр водки и батон колбасы оттягивали пакет. Поднимаясь к себе на второй этаж, он прочёл свежую надпись на стене: «Надька – тварь». Надька жила на той же площадке, что и машинист. Грудастая такая бабёнка. Несчастливая только. Мужики, обозлённые отказом, писали на стенах всякие гадости. Надька любила пофлиртовать, а зажёгся мужик, она нырк в дом и носа не кажет. Зараза та ещё, в общем. Бесила она этим сильно соседей. Вот и ходил Николай делать замечание, а ей чего? Как с гуся вода, хмыкнет только да поведёт плечиком и плывёт, покачивая бёдрами в квартиру, не закрывая двери. Мол, заходи, раз пришёл воспитательную беседу проводить. Постоит сосед, скажет: «Да ну тебя на фиг». И возвращается к себе морально недовольным.
Расположившись на кухне, пожарив колбасу, он налил в стопку не успевшую нагреться жидкость. Приподнял руку над столом, и шумно выдохнув в сторону, закинул содержимое стопки внутрь. Жидкость растеклась, и стало тепло, но вдруг пробежал озноб, машиниста передёрнуло. Зажевав выпитое жирным кругляшом колбасы, он вытерся бумажным полотенцем. «Воспитание не пропьёшь. Аккуратный, сволочь, молодец», – похвалил он сам себя и откинулся на спинку стула. Вспомнив, что для себя он всё уже решил, набрал номер отдела кадров на телефоне в прихожей и предупредил, что из отпуска положенного уже на работу не выйдет.
– Так что, Михалыч, оформляй меня. Пенсия. Всё я отработал своё, – и повесил трубку.
То ли выпитое сняло напряжение этих дней, то ли эйфория наступила после звонка. Но он зашагал по комнатам, довольный собой. «А чё? Не старый, деньги есть, здоровье… – при этих словах он посмотрел на брюки, – появилось, слава богу. Чем не жених и не первый парень? На работу не ходи, спи дома, сколь влезет. Пенсия, одним словом. И денежку принесут, положено. Заработал – получи». Захотелось похлопать себя на манер «цыганочки» с выходом в мужском исполнении.
Получилось весело, но немного неуклюже. Запыхавшись, он вернулся на кухню грустить.
Когда бутылка вышла в отставку под стол, у него возникло непреодолимое желание вернуться в магазин и выяснить, к кому ушла его жена, его Светка. В магазине он устроил некрасивый скандал, и продавцы вызвали милицию. Он помнил, как трясло в «бобике», как его кинули на ковёр у него дома. Рисунок ковра он знал наизусть, и знакомое пятнышко опознал тоже. Помнил командирский голос: «Аккуратнее, пусть проспится». И другие голоса: «Не переживайте, товарищ майор, всё будет в лучшем виде». Потом кто-то пристально смотрел в лицо. Потом хлопнула дверь, и ключ провернулся на два щелчка. И последняя мысль, что его посетила: «Откуда у тебя ключи, майор?»…
Глава 5
Птицы атакуют. Светка вернулась
После обеда Славка спрятался в цеховой раздевалке. Сказались перенапряжение последних дней и события сегодняшнего утра, спать ему хотелось просто неимоверно. Он прокрался в свой шкафчик и закрылся изнутри на большой крючок. И крючок, и отверстия для вентиляции были сделаны раньше, это убежище выручало его уже не раз. Там он присел на корточки и забылся тревожным сном. Сначала он ещё слышал, как заработали кран-балки, загудели станки, зашкваркали электродами сварщики. Но потом звуки как бы приутихли и не мешали ему спать. В цехе стало подозрительно тихо. Но не тишина разбудила Славку, разбудил страх.
Он вздрогнул, как от неприятного прикосновения, и, откинув крючок, как и был в положении сидя, так и выпал наружу. Ноги затекли, и приливающая кровь колола ступни. В раздевалке был приглушённый свет, и лишь большим светлым пятном белело большое окно в конце коридора. Именно оттуда, с той стороны веяло страхом и опасностью. Он вгляделся в пятно окна
и оцепенел, на него стремительно надвигалась чёрная туча. Сначала ему показалось, что это птицы сошли с ума и летят в окно. Но потом он понял, что это и не птицы вовсе, не крылья у них, а кисти рук. Чёрные, гибкие, они извивались и шевелили пальцами-перьями, словно хотели кого-то схватить, ущипнуть, утащить. И когда он понял кого, то побежал по коридору впереди ужаса и паники.
Выскочив на площадку, которая вела под самый потолок цеха, где электрики, надев страховочные пояса, меняли старые лампы на новые, он не остановился и по инерции пробежал ещё метров шесть по узкому, шириной в две ступни швеллеру, потом сел на него верхом, проскакал ещё немного, со страхом посмотрел вниз. В темноте цеха он увидел под дежурным фонарём группу девушек, пять или шесть их было в цветных, ярких одеждах, похожих на цыганок или кавказских девушек, в руках у них были инструменты, вроде домбры. Одна из них, задрав голову вверх, сказала:
– Смотрите, какой шустрый … покойник. Сам бежит, торопится.
Вторая симпатичная девушка поспорила с ней. – Нет, он не погибнет. Ему будет везти всегда.
Обидевшись на «покойника», Славка вытащил из коробки перед ним большую лампу и запустил в цыганок. Они пропали, но для верности он пульнул ещё парочку. На шум прибежали сторожа, что-то кричали и махали руками. Но тут «руки-птицы» появились с другой стороны и погнали Славку назад в раздевалку. Но он, «обманув» их, ушёл на крышу и, пригибаясь, побежал к пожарной лестнице, спустился по ней вниз, где его и взяла под белые руки деповская охрана. Один из них удивлённо воскликнул:
– О! Так это тот утрешний, который «фигой» мне угрожал. – Ладно, ведём его на вахту, пусть с ним начальство разбирается, – сказал другой.
И они повели Славку сдавать руководству. В караульной, осмотрев руки на предмет «наркоманства» и понюхав на предмет алкоголизма, начальство порешало:
– Сторожей предупредить, малохольного переодеть и выгнать взашей, а то самим попадёт, за то что всяких там на территорию пускаем.
При этих словах он поднёс кулак к носу одного из вахтёров. Славку переодели в его же раздевалке и вывели за проходную. На улице уже стемнело, и он пошёл домой, но почему-то в противоположную сторону. Завернув за угол, он увидел привязанных к дереву канатом, что висят в школьных спортзалах, огромных, крокодила и удава. Крокодил был, как и удав, ярко-зелёного цвета, но с красным ртом и белыми зубами. Шарахнувшись от них, Славка наткнулся на высоченного дворника в фартуке, в сапогах и с метлой.
– Что напугался? Не бойсь, я их крепко привязал, – хохотнул дворник.
Славка поторопился пройти мимо, споткнулся и побежал по улице, всё дальше от дома и ближе к железной дороге, что сверкала уже огнями впереди.
Июльская ночь набирала силу. Но вдруг вышла полная луна, и «туча», гнавшая его в цеху, перестала прятаться в темноте, а налетев, толкала его в сторону переезда, что был уже рядом. Пассажирский поезд где-то ещё далеко набирал ход, освещая окрестности прожектором.
…Пить машинисту надоело быстро. Да и особой привычки не было. Конечно, он успел показаться перед соседями во всей красе и в вытрезвителе побывать. Кстати, там он ещё раз услышал про майора. Кто-то сказал:
– Скажи спасибо майору, что за тебя хлопотал. А то за твои художества, можно было бы и нарваться на неприятности.
Голова приобретала ясность. И он припомнил, что пару раз и Светка говорила о новом начальнике местной милиции. Да и соседки шутили, мол, бросай поездки, а то майор Светку уведёт. Какой майор, куда уведёт? И вот увёл.
Звонил Михалыч, начальник отдела кадров и давний приятель машиниста. Говорил:
– Слушай сюда, Милютин. Кончай ты барагозить. Посёлок маленький, все на виду. Николай Васильевич, дорогой ты
мой. Ну, ушла жена, другую себе найди, – переживал за друга приятель. – Ну чего ты молчишь?
– Жену, говоришь, найти? – тихо отвечал машинист. – Жизнь другую, где я возьму? Не знаешь? Вот и я не знаю, – и положил трубку.
С Надькой Милютин помирился после того, как он ломился в её дверь и соседи любезно вызвали милицию. Его увезли в вытрезвитель. Он покаялся, а она и простила. Милютин ходил пару раз к ней звонить детям, которые жили в соседнем городе, но разговора не получалось. «Светка уже настроила, зараза такая!» – шумел уже у себя в квартире машинист.
Так-то он поговорил и с сыном, и с дочерью, только услышал не то, что хотел. Сначала в трубках было молчание. Первым отозвался сын:
– Папа, ты опять пьёшь? Что нет? Я по голосу-то слышу, – возмущался сын. – Мама нам всё рассказывает. Не лезь в её личную жизнь, я тебя прошу. Сломал ей жизнь, так хоть не мешай создавать новую.
Надька стояла рядом и подпирала стояк. Всмотревшись в побелевшее лицо соседа, она окликнула его после того, как он положил трубку:
– Э-э! Ты не упади тут мне под ноги. Белый, как покойник. На-ка нашатырь нюхни, – и сунула ватку ему под нос. – Как чувствовала, что добром не кончится, – говорила она, вытирая ему пот со лба.
С дочерью и того короче разговор получился. Она начала кричать, чтобы он не трогал мать, а то приедет и мало не покажется. И закончила угрозой:
– И не звони мне больше, понял?
– Кого не трогай? Кому мало не покажется? – недоумевал вслух Николай.
Надька пожала плечами и сделала круглые глаза. Шли дни, на кухне Милютин освоился окончательно. Это раньше он не знал, где что лежит. А сейчас поставил на стол – и искать не надо. Вот и стояли на столешнице и сахарница, и солонка, и много что ещё. «Зато всё под руками», – ухмылялся машинист.
И вот примерно через месяц после ухода жены сосед, что сверху, спускался вниз по лестнице и, увидев Николая, который закрывал дверь, спросил с иронией:
– А что, твоя-то не вернулась?
Слова соседа – старого противного старикана – озадачили Николая.
– С какого перепугу она вернётся? – вопросом на вопрос ответил он.
– Ну как? Да ты, наверное, газет-то не читаешь. Майора её арестовали. Под следствием он за взятки, растраты, и коррупцию. Видать, запросы «майорши» не потянул, надорвался, – и он противно хохотнул. – Так что жди путешественницу назад. Квартирку майора опечатали, вот и вернётся лягушка на своё болото.
«Тут и впрямь у вас болото, – проворчал себе под нос Николай. – «А ты тут главная жаба – упырь».
Сначала Светка перетащила имущество к знакомой. Но вскоре она той поднадоела, и подруга начала петь про то, что не фиг ютиться незнамо где, когда собственные хоромы простаивают. И Светка решилась. Тем более она отлично знала, наведя справки, что Милютин по-прежнему один и уже не буянит.
Она поставила чемоданы у их с Колей квартиры и, выдохнув, повернула ключ в замке. Закрыв дверь за собой, увидела, что муж вышел навстречу с газетой в руке. Он уже прочитал про майора и был в курсе всех событий. Убедившись, что это свой «грабитель», что украл его прошлую жизнь, он ушёл к себе в комнату, не сказав ни слова. Светка успокоилась. Всё в этой квартире помнило её руки, и она с закрытыми глазами могла найти любую вещь и предмет. Ещё бы, за столько лет уборок и не знать, где что лежит. Переодевшись в домашний халат, она прошла в своё царство – на кухню. Полчаса ушло на то, чтобы навести в нём порядок. И вскоре всё сияло и блестело, как и раньше. На плите, что-то варилось и жарилось, словно и не было ничего.