- -
- 100%
- +
– Молитвами меня зовут. И снисхожу я только до самых везучих, так что гордись, раб. Повезло тебе. – Выдержав эффектную паузу, не дождавшись от поздоровевшего, упрямого слуги вопроса об исчезнувших вещах, осведомился: – Есть хочешь?
Джет, будто сию секунду очнувшись, вдруг ощутил, что еще немного, и желудок начнет переваривать сам себя. Давненько он не был таким голодным, да и, что говорить, последние несколько дней некогда особо ему было обращать на это внимание. А еще по комнате разливался запах. Нет, не так: ЗАПАХ. Так могла пахнуть не просто еда, не то бесцветное и безвкусное месиво, которое возят на нижние этажи. Такие ароматы струятся из плотно закрытых окон кухонь богатых домов верхнего Ондари, хозяева которых могут позволить себе натуральные мясо и овощи. И чувствовать его здесь было так же странно, как если бы в подвале Крепости вдруг запахло фиалками. Лорд отошел от окна и осторожно протянул Джету небольшой контейнер. Судя по распределению веса, в нем было что-то жидкое.
– Осторожно, он открыт, – предупредил бастард и протянул вору ложку, но тот не обратил внимания.
Джет снял крышку и смотрел на содержимое, как на чудо Гаттары. Мясной бульон, густой и прозрачный, с янтарными блестками жира, со свежей, настоящей зеленью и кусками отварного мяса примерно на треть контейнера. От запаха рот наполнился слюной, руки задрожали; он не вдыхал, впитывал этот аромат, как что-то неземное. Если бы кто-то недальновидный решил бы выхватить из его рук это чудо – Джет бы его ударил. Но тут же, жестоко и внезапно, его захлестнула злость, такая же жестокая и не рассуждающая, каким был голод.
Он аккуратно поставил угощение себе на прикрытые одеялом колени, поджал губы и отвернулся к стене. Пальцы словно судорогой свело, ему захотелось швырнуть этот щедрый подарок Лорду в лицо и смотреть, как по холеной роже пойдут ожоговые пузыри. За то, что самый родной, единственный оставшийся в живых член его семьи сейчас в опасности, а тому приспичило сорить деньгами. И за унижение, которое вор сейчас почувствовал, острое и горькое. Не может он выпустить из рук этот гахаев суп. Он никогда ничего подобного не ел, пусть для дома Наместников это тысячу раз норма. Лорд присел на край кровати и озадаченно спросил:
– Что не так?
– Слишком дорого для раба, Лорд, – выдавил сквозь стиснутые зубы Джет и мужественно попытался отодвинуть от себя пищу. Его остановила прилетевшая прямо в контейнер и звякнувшая об стенки ложка.
– Жри, с-с-с…! – В голосе бастарда были сталь и лед, и совсем не осталось человека.
Джет живо представил, как тот командует расстрелами мятежников Валдара. Одеревеневшей рукой он поднял ложку, зачерпнул и стал есть. Еда была восхитительна, а он думал о том, как быстро его бастард из чуть высокомерного приятеля превращается в имперского палача, которому невозможно не подчиняться. О том, что он его совсем не знает, а теперь еще и боится. Джет зависел от него, как от самого Гаттары, поверил в походя брошенные слова о том, что бастард поможет ему выкрутиться. И с чего он взял, что та зеленая петля дала ему какое-то право вести себя с Лордом, как с ровней?
– Гордый, да? Го-ордый… Много ты навоюешь одной гордостью? Чем ты поможешь семье, если склеишь ласты? – тон вновь… ну, не потеплел, но провалиться до ядра планеты больше не хотелось.
– Да, мой Лорд.
Когда он доел, бастард забрал опустевшую емкость и поставил на пол. Некоторое время сидел молча. Джет заговорил первым, не глядя на хозяина:
– Лечение пошло на пользу, я благодарен, Лорд. С вашего разрешения, я бы оделся.
– Не так быстро, – холодно произнес бастард, глядя в стену. – Расскажи мне вот о чем. Я пробыл в гатте около пяти часов. Примерно столько она и длилась. Сколько был в отключке ты?
– Я очнулся незадолго до вас, Лорд.
Хозяин подцепил его пальцами за подбородок и поднял лицо, но Джет не смог посмотреть ему в глаза. Прав бастард, так ему, рабу, и надо.
– Ты дурачка-то из меня не делай. Не смей мне врать. Ни сейчас, ни потом. Никогда, ты понял меня? В глаза смотри.
Джет чувствовал его превосходство на животном уровне, и простое это дело – поднять глаза – потребовало от него усилий. Он хотел, чтобы Лорд отпустил его, чтобы эта демонстрация силы кончилась, и уже не важно, чем. Он сам придумал себе, что великодушный хозяин подобрал его и для чего-то о нем заботится. О сапогах своих он тоже заботится, сам, потому что рядом нет слуги, отвечающего за состояние его обуви. Какой же ты фантазер, Джет. Какой же ты придурок. На него снова накатила злость, потому что бастард… обманул его.
Императорский ублюдок выпустил его подбородок и повторил вопрос. Джет ответил:
– Четыре часа с небольшим, не помню!
– Опять врешь, – Лорд сбавил обороты и заговорил спокойнее, будто уговаривая вора, – а мне нужна правда. Гаттара хранит покорных. Целый город, тысячи людей входят в гатту и часами спят вповалку прямо на площади. На голых камнях, зимой и летом, и никто лишнего раза не чихает. Гатта защищает их. А ты… ты мерз и голодал, тебя били, но ты выдержал, а после ночи в подвале, после гатты, ты вдруг у меня на руках чуть не сгорел заживо. Ты не был в гатте? Совсем? Джет, ответь мне, это очень важно!
– Я был, – вор буквально выталкивал из себя слова, ненавидя Лорда, за то, что тот снова как будто свой. Добренький, клещами вытягивает из него тайну, которую Джет никому и никогда не рассказывал. – Был и выпал, минут через пятнадцать-двадцать. И не смог вернуться. Хотел… и не смог.
– То есть… – Лорд был поражен и не стал этого скрывать. Он снова пытался поймать взгляд Джета и понизил голос почти до шепота: – Правильно ли я тебя понял: ты можешь выходить из гатты по собственному желанию, когда в голову взбредет? Более того, иногда ты можешь, если захочешь, в нее вернуться?
– Да, мой Лорд.
– С ума сойти… – протянул бастард и на несколько минут ушел в себя.
– Лорд, с вашего разрешения я бы оделся.
– Вещи еще мокрые, сохнут на заднем дворе, – устало сказал бастард. – Еда была бесплатной, это подарок от моей… давней приятельницы. Ее городской дом неподалеку, я заскочил наудачу, пока ты спал. Отдал ей все драгоценности и свое золото. Она обещала найти перекупщика, который разбирается в родовых реликвиях и не зажмет цену. Он не знает нас – мы не знаем его. Как стемнеет, доберемся до нее и получим деньги. Ты сможешь вернуть половину долга уже этой ночью.
Отвернулся, легко поднялся на ноги и покинул комнату, ставя точку на разговоре. Нет, Джет придумал бы, что спросить. Просто уже понял: Лорд отвечает тогда, когда видит необходимость. И еще – верить ему все-таки нельзя, но ведь больше некому, и углубляться в эти сложности не было никакого желания. Он труп, если не найдет деньги. А пока у него есть шанс.
Джет поднялся, и выглянул в окно, выходившее на дворик-колодец, маленький и грязный. В густой сети бельевых веревок на ветру раскачивались их вещи. Ежась от холода, его Лорд ощупал свои, с недовольным видом натянул тонкую, уже не белоснежную, к тому же, судя по гримасе, и еще влажную рубашку и вернулся в дом. Джет снова нырнул под одеяло и свернулся плотным клубком. Обида в его душе сражалась со стыдом, и явно сдавала позиции. У него наконец-то ничего не болело, а живот разве что не мурлыкал от сытости.
Когда Лорд вернулся, Джет крепко спал.
ГЛАВА 7.
«…требовали ответов на свои вопросы.
В любом другом месте, я бы счел подобное рвение похвальным.
На рынке, к примеру. Назначить дисциплинарное взыскание.
\До Посвящения от этих щенков столько шума».
Из служебной переписки, жреческое отделение Прайма.
Сперва жрец думал, что у него есть несколько дней или хотя бы часов. Исчезновение Лорда стало не просто неожиданностью, оно взорвалось в сознании Петера, подобно ядерной бомбе, которой так боялись древние. Потому что этого не могло быть. Только не с покорным, как жертва на алтаре, лояльным Храму юным Лордом Ордарским.
Петеру было около шестидесяти, и жизни, в которой он не был жрецом, он не помнил. «Нет ничего под небом, кроме дара Гаттары» – эти слова не были для него пустым звуком; после посвящения он вычеркнул из памяти все, что было прежде. Сан этого не требовал, но… что говорить. Не понять этого не посвященным.
Петер очень гордился, когда из всех претендентов именно его приставили к молодому Лорду. Не за то, что он был самым верным – вы их видели, неверных жрецов? Не за то, что обладал легендарной силой отвергнуть дар гатты и мог охранять доверенного Ордарскому жреческому подразделению Праймом жизнь и здоровье императорского отпрыска, пока тот находится в божественном сне. За то, что Петер не терял головы. Это помогало во многом, в частности, помогло не привязаться к благородному, достойному во всех отношениях ребенку, юноше, мужчине. Души лучших изначально принадлежат Гаттаре, и нет смысла даже начинать относиться к ему подобным, как к живым людям. От подобной симпатии до опасной ереси рукой подать. Петер помнил Лорда младенцем, хоть и не был его духовником. Его делом было не пестовать бастарда, а сохранить, проследить за тем, чтобы дух его не заблудился на тропах божественных и оставался в теле бренном, пока не войдет в полную силу. Нет в этом ничего страшного или бесчеловечного, у каждого своя судьба и свой срок. Свой долг.
Молодой Лорд Ордарский знал это, многим бы у него поучиться. Он, Петер, был на сто процентов уверен, что передача арестанта пройдет гладко. Огромный, способный вместить в себя половину населения их планеты, космический крейсер дальнего следования «Закон Прайма» уже вышел на их орбиту, и эта рыжая ведьма предлагала явиться за бастардом лично. Во избежание, так сказать. Петер отказался. Провал операции целиком и полностью его вина, ибо без дополнительной охраны они остались по его, Петера, настоянию. Он позволил себе думать, что знает бастарда достаточно хорошо. Ему показалось, что он, Петер, может себе позволить последний, почти дружеский прощальный жест – не унижать Лорда слежкой и лишним наблюдением. Ни незаметных маячков на одежде, ни специальной сыворотки вводимой внутривенно, ничего.
– Расслабились мы… – вытолкнул Петер сквозь зубы, с опаской глядя на небо.
Конечно, расслабились. Бастард никогда не питал иллюзий по поводу своего будущего. Создавалось впечатление, будто этот парень сам мечтает обогатить Храм своим родовым имуществом и поскорее покинуть планету. Никаких сюрпризов не ожидалось. И тут появляется этот мальчишка. Впадает в транс перед семейным портретом Наместников («Этот юноша мой фаворит, и он любит живопись». Ищите дурака, который бы в это поверил, да с его ботинками он и слова «живопись» знать не должен!), как по пеленгу, будто уже бывал там раньше, добирается до покоев Лорда, в которых тот прощался с родным Ордаром в обществе вина и девушки. И в предсказуемого, как инструкция по вождению кара, молодого Лорда будто вселяется стая пьяных гахаев. Анализ показал, что заранее приготовленного плана побега у него не было. Дикая, животная спонтанность.
«Это игра, идиоты. Только с Лордом играть скучно, он у нас такой скорострел», – припомнил Петер и досадливо поморщился. Этот мальчишка с самой первой минуты просто издевался над ними. Как дерзко он вел себя с самим Лордом. Может, и правда… фаворит. Красавицу Софи он оставил на допросы и смерть, не задумываясь. Валдарская закалка, их Лорд настоящий офицер. Вот только хорошие солдаты не плюют на приказы ради «фаворитов». А в кабине того злосчастного грузовоза, когда они прорывались через защитное поле, их было двое. И не было заметно, что этот вор, этот проходимец в рясе играл в побеге сколько-нибудь важную роль. Хотя детонатор без бомбы тоже сам по себе никчемная железка.
Оказалось, что времени нет ни секунды. Прилетевшая с Прайма бестия словно предвидела провал. Ее катер вошел в атмосферу сразу же, как только выходящий из гатты Ордар стал безопасен для посадки. Чтобы хоть как-то прикрыть позор неудачи, Петер приказал к прибытию жрицы вытащить, выцедить, выбить всю информацию, которую можно было получить от Софи, наложницы Лорда. И тут Петер снова промахнулся. Это и ошибкой-то назвать нельзя – он упомянул о визите сестры Данаи в присутствии стражей. Кто мог предположить, что этим дуболомам известно, кто она такая? Известно, чем им, упустившим Лорда, грозит ее общество? Никто. И поэтому, когда ему сообщили, что Софи скончалась под пытками, его страх прошел. Нет, перед смертью она не сказала многого, ничего такого, чего бы не знал сам Петер.
Их Лорд оказался вовсе не так прост, и девчонка, последние полтора месяца почти не покидавшая его спальню, знала о нем только то, что положено знать наложнице. Страх имеет власть над человеком, лишь пока в нем живет надежда.
Петер стоял у входа в разоренную, пустую, как бездыханное тело, Резиденцию Наместников и ждал своей участи. За его спиной выстроилось сорок восемь человек в черном: включая его, девятнадцать жрецов и стражи, свидетели отчаянного, страшного прорыва арестанта через оцепление. Все, кто мог знать хоть что-то. Тем злополучный вечером народу в Резиденции было гораздо больше, но Петер надеялся отделаться малой кровью. Если слухи о правой руке Верховного, самой преданной и беспощадной его приспешнице верны, их гибель не убережет остальных. Но попытаться стоило. Возможно, стражи и проявят себя не лучшим образом, но стыдиться за своих ему не придется. Жрец и трусость понятия несовместимые.
Даная выслушала его доклад и о побеге Лорда Ордарского, и о гибели ценного свидетеля непроницаемо спокойно. Она была уже в нескольких часах полета от Ондари, суетиться не было смысла. Наказания не избежать никому.
Петер услышал удивленные возгласы и обернулся. Жрецы, не ломая строя, смотрели перед собой, но люди градоправителя показывали пальцами в небо, разглядывая что-то. Петер поднял глаза. Отражая стальными боками скупое солнце, из землистого цвета облаков появился и стал снижаться по широкой дуге темно-серый, похожий на иглу одноместный флаер. Следом за ним возникли и повторили маневр девять покрупнее. Все верно, катеру в черте города сесть негде. Одноместник приземлился первым. Петер подтянулся и едва удержался от того, чтобы по привычке отдать честь появившейся из флаера фигуре.
Сестра Даная оказалась высокой и стройной, издалека ей можно было дать не больше тридцати. Она выбралась из флаера и, не обращая внимания на приветствие стражей, направилась прямо к нему, Петеру. Одета она была в обычную для своего сана рясу, однако, когда холодный ветер распахнул полы одеяния, под ним оказалась имперская военная форма. Она смотрела жрецу прямо в глаза, и ему казалось, что сама тьма глядит ему в душу. Тьма глубинная и ненасытная, полюсов такой мощи Петер еще не встречал. На что же способен сам Верховный, раз его правая рука может выпить до дна весь их Храм, до последнего писаря? Жрица подошла к нему и некоторое время продолжала молча вглядываться в лицо. Петеру стало холодно. Внешне сестра Даная оказалась моложе, чем рассказывали, но никто не говорил ему, что она напоминает дроида. Хрупкую бездушную оболочку с миловидным лицом и длинными, отливающими медью волосами. Первородная, видавшая самого Гаттару тьма скалилась из карих глаз, которые могли бы принадлежать столетней старухе. Жрица глубоко вздохнула и произнесла полным презрения голосом:
– Ну и помойка этот ваш Ордар.
Обогнула растерявшегося Петера и пошла в направлении Дворца. Прибывшие с ней жрецы успели выгрузиться из транспорта и последовали за ней, построившись в две шеренги. Строй встречающих разомкнулся, пропуская процессию.
«Ты все еще жив, Петер. Вспомни о своих обязанностях», – твердо сказал себе жрец и догнал женщину. Не оборачиваясь, она произнесла:
– Мне нужно осмотреть помещение, где его видели в последний раз. Приговоренные должны следовать за нами.
– Слушаюсь, леди Даная, – коротко поклонился Петер и отдал распоряжение, поднеся ко рту маленький ком. За спиной послышался дробный топот догоняющих. «Приговоренные, – повторил про себя жрец, привыкая к слову. – Значит, у нас ни единого шанса».
– Сестра Даная, – холодно поправила она. – Все мы братья и сестры, дети Гаттары. Где девчонка?
– В покоях Лорда. Допрос проводили там.
– И ни о чем, кроме потайного хода, она не знала?
– Нет, ни о чем.
«Ее совершенно не волнует, где казнить почти пятьдесят человек. И убьет она нас, скорее всего, лично. Потому ее сопровождение и похоже на роботов, которые не то что шагают – дышат в такт. Не сравнить с нами, жалким, потным от страха стадом. Если бы Верховному понадобился императорский трон, один взвод жрецов с Прайма отправил бы к праотцам половину нашей армии, а вторая половина сдалась бы сама». Они миновали сад и вошли во Дворец. Петер показывал дорогу и ощущал противоестественную гордость за своего палача. Даная происходила из знатного, древнего рода – чтобы понять это, достаточно было одного взгляда на то, как она держит себя. В жречестве нет места подковерным интригам, борьбе за власть или богатство, если Верховный сделал эту девочку, своим доверенным лицом, значит она того стоит.
Когда они добрались до покоев Наместников, жрица едва заметно качнула головой, и ее сопровождение замерло, оставшись в просторном зале перед спальней. Приговоренные, натыкаясь друг на друга, остановились рядом. Никакого отдельного распоряжения Петер не получил, а потому проследовал за Данаей в высокие белые двери.
Не обратив ни малейшего внимания на окровавленное тело на постели, посланница Верховного медленно начала обходить комнату по периметру. Петер замер у порога. Ни отсутствующее выражение лица, ни внешняя незаинтересованность жрицы не вводили его в заблуждение. Даная не изучала – она сканировала помещение, всем своим существом вгрызаясь в малейшие следы прежнего хозяина. Скользила взглядом по мебели, прикасалась кончиками пальцев к брошенным во время побега безделушкам.
Петер оперся спиной на стену, ему внезапно стало трудно дышать. Но спасовать перед такой силой – не стыдно. Наверняка стражи за стеной перепуганы и плачут, как дети. Им не понять, не увидеть того, что происходило сейчас в спальне сбежавшего бастарда. Внутренним оком, открывшимся после церемонии Посвящения, Петер видел, как едва только жрица оказалась здесь, тьма ее вскипела страшным водоворотом, выплескиваясь из Данаи, будто растревоженная вода из слишком маленького сосуда. Сам он никогда не грезил о подобной силе и не завидовал обладающим ею, ибо подозревал, что избранники Гаттары со временем забывают, что значит быть людьми. Лорд Ордарский помнил, но он не был посвященным жрецом.
Тьма расползалась вокруг женщины жадными щупальцами, по капле, по искорке поглощая остатки пребывания здесь другого полюса. Каждую гатту, которую Лорд проводил в своей спальне, сопровождавший его Петер, перед тем как самому погрузиться в благодатный сон, всегда любовался тем, как мерцают, переливаются солнечными бликами его покои. Будто кто-то добрый и озорной от скуки расплескал по полу и стенам пару канистр жидкого золота. Щедро у кровати и обеденного стола, меньше возле книжных полок и визора, веселыми брызгами, мерцающей пылью по стенам и в гардеробной. Даная впитывала остатки, кажется сами воспоминания окружавших ее вещей о прежнем хозяине, как губка. Когда она остановилась у кровати, с отсутствующим видом разглядывая изувеченное тело юной, нежной Софи, наваждение стало рассеиваться. Осмотр окончен, и теперь здесь не осталось ни капли света. Кроме его собственного. Петер понял, что сейчас она заговорит с ним, и вдруг обнаружил, что стоит с закрытыми глазами. Он потряс головой и с силой растер лицо, приходя в себя.
– Подойди ко мне, брат Петер. Ты был последним, кто видел его? Его и этого вора.
Вот оно. Началось. Лучше бы она убила его сразу.
– Сестра, я все изложил в донесении… – Жрец понимал, что это неизбежно. Предательская слабость сделала его тело холодным и непослушным.
– Подойди ко мне, брат Петер, – все так же тихо повторила Даная.
Не оборачиваясь, она протянула руку в его сторону. Тонкое запястье, изящные пальцы. Но Петер видел, как тьма, будучи гораздо большей частью жрицы, чем физическое тело, темным крылом поднялась следом за рукой и продолжила жест, формируясь в непропорционально длинные , черные когти. Свет в его груди забился, подобно угодившему в силок зверю. Петер не испытывал страха, только грусть и… какую-то досаду. Свет выжигает тьму, тьма поглощает свет. Это естественно, как дыхание, и если бы от рождения он был сильнее, он бы тоже использовал это преимущество. Но эта девочка… Если бы тогда, много лет назад, он не был самоуверенным идиотом, и ему не взбрело в голову справить свадьбу после Посвящения, у него сейчас могли быть дети ее возраста. Не вырастить, так хоть зачать бы успел. Он не знал, что после ритуала, все это – свадьба, дом, семья – окажется ненужным. Балластом, отвлекающим от служения. Кто бы мог подумать, что перед смертью он будет смотреть на жрицу Данаю и думать о так и не родившейся дочери.
Когда Петер на негнущихся ногах подошел к кровати, и ладонь посланницы Верховного коснулась его груди, она обернулась. Приподняла бровь. Странно было видеть эту пародию на удивление на бесстрастном, будто маска, лице.
– Покажи мне его. Покажи их обоих.
Он будто раздвоился. Физически он ощущал, как неодолимая сила отрывает подошвы его сапог от пола. Со стороны могло показаться, что жрица без видимых усилий на вытянутой руке поднимает в воздух здорового мужчину, чуть не в три раза тяжелее, чем она сама. Сопротивляться глупо. Как и бедолагам в соседнем зале, что сейчас с ужасом в глазах оседают на дорогой паркет. Послышались крики стражей и выстрелы. Даная убила его жрецов в одно касание. Минусы наверняка корчатся и ловят ртом воздух, как при сердечном приступе, Петер видел такое не раз. Плюсы отдали ей свои жизненные силы, безропотно и благодарно. Каждый жрец втайне мечтает отойти к Гаттаре именно так. Ее свита добила перепуганных стражей бластерами, как зараженный скот. И только его собственный Свет все еще оставался при нем, покорно сиял, зажатый в стальной хватке темных когтей. Его душа сейчас находилась в ее руках, и она погружалась в чужую память, шла сквозь нее, как раскаленный нож сквозь кусок льда. Сейчас она смотрела его глазами…
…и видела экраны мониторов, на которых высоких, тощий парнишка в полумраке замирает у портрета семьи Наместников. Окидывает картину взглядом в последний раз, надвигает капюшон поглубже, и быстро уходит из поля зрения. Петер зовет братьев Дэла и Саймона, подумав, добавляет незнакомого крепкого стража как свидетеля со стороны градоправителя и устремляется к покоям Лорда. Нет сомнений, нарушитель направляется именно туда. Через ком ему передают, что парню в рясе знаком план Дворца и что тот незамысловато грабит их, прикарманивая то, что пропустили слуги, упаковывая вещи для перевозки в Храм. Он кричит, приказывая вору сдаться. Они врываются в покои Лорда и…
– Это еще что? – едва слышно выдыхает Даная.
Перед их взорами снова предстает сцена попытки допросить Лорда. Прекрасная Софи вожделеет все, что движется, бастард давится яростью, вор ведет себя вызывающе, но дело в не в этом. Сейчас, будто сквозь призму тьмы, одолженную у Данаи, Петер видит, что Джилиан Ордарский и вор знакомы. Подобное единение можно объяснить только этим. И вот еще что: парнишка в рясе – минус. Тьма пульсирует в нем, как-то болезненно и не ритмично, он потенциально сильный полюс, хотя обычно ничего нельзя сказать точно до того, как человек пройдет обучение и Посвящение. Лорд немного растерян, но готов защищать его до последнего вздоха.
– Потому что я ему приказал надеть его. Так же, как и сделать вид, что он меня грабит. А после – и это самое главное – ему приказано прийти сюда и угрожать мне оружием. Или даже это мне уже запрещено?
– Это игра, идиоты. «Император, Верховный и блудница» – слышали про такую? Только с Лордом играть скучно…
– Пасть захлопни! ПОШЛИ ВОН ОТСЮДА!
Голоса звучат глухо, разносятся, будто под водой, но слова и не важны. Тысячи раз виденная Петером, золотая гатта Лорда сияет ровно и сильно, на памяти жреца его воспитанник терял сознание при куда меньшей активности поля. Они поспешно выходят, дверные створки с грохотом смыкаются за их спинами. Они возвращаются к пульту управления видеонаблюдением, Саймон и Дэл некоторое время завистливо фантазируют, пытаясь угадать правила, по которым играют на столе в «Императора, Верховного и блудницу», страж смеется. Но проходит около часа, и всем становится не до веселья. Взбесившийся Лорд в суицидальном припадке угоняет грузовоз, чудом избегает гибели, прорываясь через защитный барьер, и за несколько миль от Дворца на полной скорости врезается в двухэтажную пекарню, в которой у печей еще суетились подмастерья, а на жилом этаже мирно ужинали перед гаттой хозяева. Петер участвует в погоне, слышит взрыв, видит столб огня, осветивший полнеба. В том пожаре не могло быть выживших.