Кровь и звезды

Я усмехнулся.

– Помню. Особенно помню панику, когда графиня в разгар менуэта попыталась заколоть беднягу шпилькой для волос. А ты потом утешал несчастного графа, одновременно присматривая за его коллекцией редких монет.

– Изящная многозадачность! – Валериан картинно вскинул руку. – Гусар, кстати, оказался на редкость безвкусным в гастрономическом плане. Пресный, как армейский сухарь. Но сам спектакль! Эти крики, обмороки, порванные корсажи! Люблю, когда человеческие страстишки выходят из-под контроля. Это так живописно.

– Живописно было и в Праге, лет сто спустя, – подхватил я. – Когда ты решил поиграть с тем алхимиком-шарлатаном, который обещал создать эликсир бессмертия. Ты подливал ему в его варево всякую дрянь, внушая, что он на пороге великого открытия.

– О, да! Магистр Альберико! – Валериан расхохотался. – Он был так уверен, что общается с духом Парацельса! А когда его эликсир превратил его любимую кошку в нечто зеленое и пускающее пузыри, он решил, что это побочный эффект великой трансмутации! Пришлось немного подправить его восприятие реальности. Чисто из эстетических соображений. И избавить город от очередного безумца, загрязняющего ноосферу. – Он отпил виски. – Хотя зеленые пузыри были довольно забавны.

Мы помолчали, каждый погруженный в калейдоскоп образов прошлого. Пожары, революции, балы, тайные общества, интриги при королевских дворах, ночные охоты в туманных переулках Лондона, декадентские вечеринки в Париже двадцатых годов, где смертные служили лишь закуской и развлечением… Сколько раз мы меняли имена, маски, жизни. Сколько раз наблюдали, как рушатся империи и строятся новые, как меняются мода, технологии, идеологии, но суть человеческой натуры – страхи, стремления, глупость – оставалась неизменной. И это было по-своему утешительно. Стабильность в хаосе.

– А помнишь ту ночь в Новом Орлеане? – спросил я, вспомнив недавний разговор о «Кровавой Мэри». – Тот подпольный джаз-клуб, где воздух был густым от дыма, музыки и возможностей. И ту жрицу вуду, которая пыталась наложить на тебя порчу.

– Маман Брижитт? О да, колоритная дама! – Валериан улыбнулся хищной улыбкой. – Утверждала, что может повелевать духами мертвых. Пришлось деликатно объяснить ей разницу между мертвыми и не мертвыми. Ее удивление было… бесценным. А ее последователи потом еще долго рассказывали легенды о «бледном лоа», который пришел из тени и выпил силу их жрицы. Люди так любят придумывать объяснения тому, чего не могут понять.

– Они всегда ищут внешнюю причину, – согласился я. – Будь то боги, демоны, инопланетяне или правительственные заговоры. Признать, что хаос и жестокость могут быть беспричинны, или что хищник просто голоден – это для них слишком просто.

Мы говорили об этом без тени сожаления или раскаяния. Мораль – это конструкт, придуманный смертными для упорядочивания их коротких, полных страха жизней. Для нас же, существующих вне этого цикла, понятия добра и зла давно утратили свою остроту, превратившись в любопытные реликты человеческой психологии. Наши поступки диктовались необходимостью, скукой, любопытством, жаждой удовольствий или просто желанием посмотреть, что будет дальше. Сожалеть о прошлом так же бессмысленно, как сожалеть о восходе луны.

Я допил виски. Тепло алкоголя приятно разошлось по телу, но не смогло заглушить иное, более глубокое и настойчивое чувство. Легкий ужин в виде того незадачливого бармена несколько дней назад был недостаточен. Организм требовал свежего, качественного топлива. Воспоминания о прошлых «подвигах», возможно, тоже сыграли свою роль, разбередив древний инстинкт.

– Что ж. – Я поставил пустой бокал на столик. – Философия – это прекрасно, но биология берет свое. – Я поднялся. – Мне снова нужна кровь.

Валериан лениво посмотрел на меня снизу вверх, все еще растянувшись в кресле.

– Опять? Ты становишься таким предсказуемым, Монти. Никакой интриги. Никакого драматизма. Просто пошел и взял. – Он усмехнулся. – Хоть бы предупреждал своих доноров заранее. Отправлял бы им стилизованную открытку: «Дорогой незнакомец, сегодня ночью ожидайте легкое недомогание и необъяснимую тягу к томатному соку. С наилучшими пожеланиями, ваш ночной гость».

– Я предпочитаю эффективность драматизму, Валериан, ты же знаешь, – ответил я, направляясь к выходу. – Постараюсь не задерживаться. А ты постарайся не поджечь дом от скуки в мое отсутствие.

– Постараюсь. – Он махнул рукой. – Удачной охоты. И выбирай что-нибудь поинтереснее, чем вчерашний кефир. Может, найдешь кого-нибудь с изюминкой.

Я лишь хмыкнул в ответ и вышел в прохладную ночь Оукхейвена, которая уже не казалась такой уж скучной. Она обещала удовлетворение основной потребности. А это – уже немало.

Ночь в Оукхейвене была предсказуемо тихой. Луна лениво пробивалась сквозь редкие облака, освещая пустые улицы и спящие дома. Охота прошла без особых происшествий – очередная заблудшая душа, возвращавшаяся поздно с какой-то унылой вечеринки, была слишком увлечена своим телефоном, чтобы заметить тень, скользнувшую из переулка. Вкус был приемлемым. Не изысканный деликатес, но достаточный для утоления основной биологической потребности. Никакой изюминки, как того желал Валериан, лишь стандартный набор человеческих страхов и сожалений, приправленный дешевым пивом. Рутина, отработанная веками.

Удовлетворив голод, я уже направлялся обратно в наше временное убежище, размышляя о том, насколько же предсказуемы эти смертные в своих ночных передвижениях, когда мое внимание привлекло нечто совершенно выбивающееся из сонной картины мира этого городка. Я находился на окраине, недалеко от старого заброшенного карьера – места, в котором наверняка незамысловато проводили время местные подростки. Сначала я услышал странный скрежещущий звук, короткий и резкий, словно гигантские металлические когти рвали толстый лист стали. Звук оборвался так же внезапно, как и начался.

Движимый скорее инстинктом хищника, реагирующего на необычное, чем праздным любопытством, я бесшумно переместился ближе к источнику звука. Картина, открывшаяся мне, была интересной. На краю карьера, там, где дорога делала изгиб, стоял автомобиль. Вернее, то, что от него осталось. Это была недавняя модель, какой-то типичный американский седан, но выглядел он так, будто побывал в гигантском прессе. Крыша была вдавлена внутрь, двери вырваны и скручены под немыслимыми углами, металл кузова искорежен так, словно его жевали огромные челюсти.

Но самым странным было не само разрушение. Вокруг не было никаких следов аварии. Ни осколков стекла на дороге (хотя окна машины были выбиты), ни следов торможения, ни другой машины или какого-либо механизма, способного причинить такие повреждения. Не было даже капель крови или признаков того, что внутри кто-то находился в момент инцидента. Земля вокруг машины была нетронута, если не считать нескольких странных глубоких вмятин в асфальте неподалеку, словно от приземления чего-то невероятно тяжелого. Воздух все еще слабо пах озоном и чем-то еще, неуловимо чуждым, металлическим. Это не было похоже на дело рук вандалов – слишком масштабно, слишком целенаправленно и одновременно бессмысленно. Это было похоже на проявление грубой, необузданной силы, которая не оставляла после себя никакого шанса на логичные объяснения.

Я осмотрелся. Никого. Лишь тишина и лунный свет, падающий на сюрреалистическую картину с грудой искореженного металла. Я на мгновение поднял взгляд к небу, но оно было пустым, лишь далекие звезды и равнодушная луна. Никаких размытых фигур, никаких следов. Только это молчаливое свидетельство чего-то неправильного.

Вернувшись домой, я застал Валериана в гостиной. Он развалился в кресле с книгой в руке – каким-то бульварным романом в мягкой обложке, который он, очевидно, читал для того, чтобы поиздеваться над примитивностью человеческих сюжетов. Судя по его ухмылке, процесс доставлял ему удовольствие.

– Ну что, гурман? – лениво протянул он, не отрываясь от страницы. – Нашел свою изюминку? Или снова пришлось довольствоваться местным фастфудом?

– Ужин был стандартным, – ответил я, наливая себе еще виски. Странное зрелище у карьера оставило ощущение, которое хотелось смыть. – Но прогулка оказалась несколько интереснее, чем ожидалось.

– О? Неужели миссис Элмвуд снова выгуливала свою болонку без поводка? Или ты стал свидетелем запретной любви между садовым гномом и фламинго с соседского газона?

– Нечто более масштабное. – Я сел напротив него. – Я наткнулся на автомобиль у старого карьера. Вернее, на то, что от него осталось.

Это привлекло его внимание. Он отложил книгу.

Я вкратце описал ему увиденное: искореженный металл, нет следов аварии, странные вмятины, запах озона. Валериан слушал внимательно, его обычная театральная скука постепенно сменялась живым интересом. Легкая усмешка исчезла с его лица, уступив место задумчивости.

– Искореженный автомобиль без видимых причин? – переспросил он, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. – Звучит не как проделки местных хулиганов с бейсбольной битой. Слишком скульптурно. Слишком неестественно. – Он посмотрел на меня испытующе. – Ты уверен, что там не было ни следов взрыва, ни падения чего-либо? Метеорита, например? Хотя метеориты обычно оставляют кратеры, а не аккуратно мнут машины.

– Абсолютно уверен, – подтвердил я. – Никаких признаков взрывчатки, удара или падения сверху. Только грубая сила, приложенная очень странным образом. И эти вмятины на асфальте… Словно кто-то или что-то очень тяжелое там приземлялось. Или отталкивалось.

Валериан хмыкнул, его глаза блеснули.

– Что ж, что ж… А вот это уже любопытно. Гораздо любопытнее пропавшего скота и испуганной семейки Миллер. Хотя… – Он сделал паузу, задумчиво глядя в потолок. – Может, это как-то связано? Вспомни ощущения от того мальчишки, Дэмиена. Это давление. Эта аномальная энергия. Что если она вышла из-под контроля?

– Возможно, – допустил я. – Трудно судить, не имея больше информации. Но масштаб разрушения… Для этого нужна не просто вспышка подростковой ярости. А что-то совершенно иного порядка.

– Или кто-то, – подхватил Валериан. – Может, наш тихий Оукхейвен скрывает не только скучных обывателей и странных подростков? Может, здесь завелся кто-то поинтереснее? Кто-то, способный играть с машинами, как с консервными банками? – Его губы изогнулись в предвкушающей улыбке. – Скука начинает рассеиваться, Монти. Похоже, в этой тихой заводи водятся не только караси.

Я молча отпил виски. Да, скука действительно отступала. Это необъяснимое происшествие, вкупе с нашими наблюдениями за Миллерами, складывалось в интригующую картину. Что-то явно происходило в этом сонном городке, что-то выходящее за рамки привычной человеческой суеты. И хотя вмешательство в чужие дела обычно не входило в мои планы, это было другое. Это была аномалия. Загадка. А загадки, в отличие от людских драм, порой действительно стоили того, чтобы уделить им внимание. Просто из любопытства. И чтобы убедиться, что эта аномалия не представляет угрозы нашему собственному комфортному существованию. Похоже, наше залегание на дно в Оукхейвене обещало быть не таким уж и пресным.