Выдыхая тьму

– Он отделяет акт убийства от своего послания. Смерть – это грязная необходимость. Посмертное действо – это чистое искусство, его проповедь. Он любуется своей работой, но презирает сам процесс лишения жизни, – закончил Гарольд.

Все это время Джоан молча, с напряженным любопытством, изучала тело. Гарольд заметил, как она обхватила своего медведя обеими руками, словно ища в нем опору. Когда Гарольд замолчал, она шагнула вперед.

– Он организованный, методичный и очень терпеливый, – начала она тихим, но уверенным голосом. – Нарциссическое расстройство личности с мессианским комплексом. Он считает себя не просто убийцей, а судьей, исполнителем высшей воли. Распятие – это наказание за грех, который, по его мнению, совершила жертва. Аарон Коул, владелец ресторана "Амброзия" – пища богов. Вероятно, наш убийца счел это кощунством, проявлением гордыни или чревоугодия. Он наказывает за то, что считает смертным грехом. Он хочет, чтобы его послание увидели, поэтому выбрал театр – сцену. Он умен, силен и, скорее всего, ведет двойную жизнь, производя впечатление абсолютно нормального человека.

– И как этот подробный психологический экскурс поможет его поймать, Джоан? – спросил Гарольд, его прагматизм взял верх.

– Мы должны искать не среди очевидных врагов, а среди "праведников". Людей с жесткими моральными или религиозными установками. Проверьте сотрудников и постоянных посетителей ресторана на предмет принадлежности к радикальным группам или сектам. Ищите человека, который мог знать Коула, но презирать его образ жизни. Его "сцены" требуют реквизита – старых гвоздей, возможно, доступа к заброшенным местам. Это говорит о том, что он хорошо знает город.

– Или работает в сфере строительства, или увлекается городской историей, – язвительно добавила Меган. – Куча вариантов.

– Именно. Но его нарциссизм заставит его допустить ошибку. Он захочет увидеть реакцию на свою "работу", – ответила Джоан.

– Ты думаешь, он вернется на место преступления? – уточнил Гарольд.

– Не обязательно физически. Он будет следить за новостями, читать статьи, может быть, даже комментировать их в сети под вымышленным именем, чтобы направить нас по ложному следу или насладиться паникой, – пояснила Джоан.

– Наш парень еще и интернет-тролль. Очаровательно, – пробормотала Меган.

В этот момент дверь в морг приоткрылась после короткого стука, и в проеме показалась голова Сары Дженкинс.

– Надеюсь, не прерываю ваш консилиум над мясцом, – бросила она со своей обычной прямолинейностью, – но у Джека есть кое-что по серому фургону, который ты, Киган, скинул ему вчера заполночь. И из Квантико прислали анализ по узлам.

– Мы сейчас подойдем, – сказала Джоан. – Спасибо, Сара.

Сара кивнула и исчезла. Джоан повернулась к Меган.

– Спасибо за анализ, Меган. Это очень помогло.

– Все для тебя, мое солнышко, – голос Меган неожиданно потеплел, и в ее глазах промелькнула неподдельная нежность.

Джоан улыбнулась и направилась к выходу. Меган окликнула Гарольда:

– Киган, задержись на секунду.

Он остановился, пока Джоан выходила из морга.

– В чем дело, Кроули?

Меган сняла маску и посмотрела на него в упор.

– Я слышала ваш разговор. Утром. В той комнате для наблюдений.

Гарольд застыл.

– Какую часть?

– Ту, где моя подруга спасает жизнь агенту ФБР, который решил, что его голова – отличная мишень. Я подошла, когда она уже вела тебя за руку. Вы были так увлечены, что не заметили.

– Понятно, – глухо ответил Гарольд, ожидая неизбежного.

– Я не сдам тебя Фоксу, – отрезала Меган. – Но. – Она сделала шаг к нему, и ее голос стал тихим и твердым, как сталь ее скальпеля. – Не смей ее обижать. Джоан – мой самый близкий и родной человек в этих стенах. Она мне как дочь и младшая сестра, Гарольд. Если ты причинишь ей боль, я лично найду способ сделать твою жизнь невыносимой. И поверь, я знаю много способов. Анатомически точных.

– Я не собираюсь ее обижать, – заверил он, глядя в ее пронзительные зеленые глаза. Он говорил абсолютно искренне.

– Смотри мне, – прошипела она, а затем ее лицо снова приняло привычное саркастичное выражение.

Гарольд помедлил.

– Меган… – он произнес это немного робко, что было для него совершенно не свойственно. – Что ей… нравится? Ну, цветы… подарки…

Меган вскинула бровь, и уголок ее губ дернулся в усмешке.

– Хочешь купить ей расположение? Думаешь, сработает? Может, подаришь ей подписанное первое издание "Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам"? – Она хмыкнула, видя его растерянность. – Ладно, слушай сюда, солдатик. Никаких роз. Она считает их банальными. Фрезии. Белые или сиреневые. Она не любит дорогие, кричащие подарки. Ей нужно что-то… продуманное. Книга, о которой она упоминала в разговоре. Или просто принеси ей тот самый чай с бергамотом, который она пьет, когда у нее закончится. Она ценит внимание, а не ценники.

– Спасибо, – искренне сказал Гарольд.

– Не за что, – отмахнулась Меган. – Просто помни: у нее достаточно своих демонов, не добавляй ей чужих. Особенно своих.

Она кивнула на дверь.

– А теперь постарайся вернуться живым с этого дела. Мне не хочется проводить твое вскрытие. Слишком много бумажной работы.

– Надеюсь, не скоро, – мрачно отшутился Гарольд.

– Я тоже. Не люблю работать сверхурочно, – парировала она. – Ладно, достаточно прохлаждаться. Иди, солдат, она ждет тебя.

Гарольд кивнул и, развернувшись, вышел из морга, направляясь к Джоан и новым зацепкам, которые, возможно, вели не только к убийце, но и к чему-то еще.

Когда Гарольд вошел в общую рабочую зону, гудящую от света мониторов и тихого стука клавиатур, он сразу увидел их. Джоан, Сара и Джек сгрудились у стола последнего, глядя на экран. Джоан все еще прижимала к боку плюшевого медведя, что выглядело до странного трогательно в этой обители федерального закона.

– О чем вы так долго говорили с Меган? – спросила Джоан, как только он подошел, ее голос был тихим и искренне любопытным.

Гарольд на мгновение запнулся, вспомнив неожиданно личный разговор в холодном морге.

– Э… о деле. Обсуждали детали вскрытия. Ничего особенного.

Джоан мягко улыбнулась, и в ее карих глазах за круглыми очками блеснул лукавый огонек.

– Просто ты выглядел так, будто она отчитывает тебя за плохое поведение. Я уж испугалась, что ты снова пытался пробить головой стену.

– Что-то вроде того, – буркнул он, чувствуя, как уши начинают гореть.

– Смотри, Киган, если Кроули взяла тебя в оборот, тебе крышка, – вставила Сара, не отрывая взгляда от экрана. – Она знает, где у людей находятся жизненно важные органы. Буквально. И не стесняется применять знания на практике.

– Учту, – ровно ответил Гарольд.

– Сара, не пугай его, – мягко прервала Джоан. – Давайте лучше к делу.

– Да, агент Киган, доктор Деви, – подал голос робкий Джек. – По узлам. Из Квантико прислали полный анализ. Они подтверждают, что узлы невероятно сложные, декоративные и завязаны с огромной силой и мастерством. Это полностью совпадает с вашей версией о ритуальном характере, доктор Деви. Но вот что странно… они не похожи ни на что из известных практик. Это не шибари, не кельтские ритуальные узлы, не макраме смерти, вообще ничего из их баз данных. Такое ощущение, что преступник изобрел свой собственный, уникальный вид узлов.

– Отлично. Наш маньяк еще и изобретатель. Может, патент подаст? – язвительно прокомментировала Сара.

– Это значит, что он этому не учился. Он разработал это сам, – сказал Киган, его взгляд стал жестче. – Это его личный почерк, еще более уникальный, чем подпись.

– Это усиливает идею личного ритуала, – подхватила Джоан. – Он не подражает, он создает. Он считает себя творцом. Джек, а что по фургону?

Аналитик переключил изображение на экране.

– Серый фургон с камер у "Орфеума" был найден час назад патрульными за чертой города. Сожжен дотла. Абсолютно никаких улик. Но по остаткам рамы я могу попытаться восстановить фрагменты VIN-номера и пробить его по базе угнанных машин, а затем по архивам продаж. Это займет время. Думаю, часов двенадцать, не меньше.

– Свой собственный стиль узлов… Это одержимость, – тихо проговорил Гарольд, будто обращаясь к себе.

– Или просто у него было много свободного времени и моток веревки, – бросила Сара.

– Как там Чен? – спросил Гарольд, переводя взгляд на нее.

– У него есть зацепка. У четвертой жертвы, брокера, был очень недовольный клиент, которого она практически разорила. Мужик оказался бывшим моряком-китобоем. Чен поехал его проверять, уж больно совпадение с первоначальной морской версией показалось ему жирным.

– Итак, – вмешалась Джоан, возвращая всеобщее внимание. – На данный момент у нас две основные рабочие версии. Моя – "Миссионер". Убийца, который считает себя жрецом, наказывающим жертв за некий известный лишь ему "грех". И версия Гарольда – "Дисциплинированный практик". Бывший военный или оперативник, который использует свои навыки для совершения идеальных убийств. Он тактичен и осторожен.

– А что, если это одно и то же? – спросила Сара. – Что если они оба правы? Бывший вояка, которого переклинило на почве религии, и теперь он вершит свой кровавый самосуд?

– Это более чем вероятно, Сара, – кивнула Джоан, и ее взгляд стал задумчивым. – Тяжелая психологическая травма, полученная на службе, могла стать триггером. ПТСР часто ищет выход в жестких, упорядоченных системах. Для кого-то это армейская дисциплина, для другого – радикальная вера. В нашем случае одно могло наложиться на другое, создав чудовищный симбиоз. Дисциплина солдата, хладнокровно исполняющего приказ, и фанатизм жреца, свято верящего в свою миссию. Это объясняет и методичность зачистки, и ритуальный символизм.

– И насколько сильно это поможет нам его найти, если мы поймем его "грех"? – прагматично спросил Гарольд.

– Это даст нам его мировоззрение, – ответила Джоан, глядя прямо на него. – Мы сможем понять его критерии отбора. А если мы поймем, кого он ищет, мы сможем его опередить.

Она обвела всех взглядом, снова становясь ведущим профайлером.

– Хорошо. Давайте сосредоточимся. Джек, продолжай копать по фургону. Каждая мелочь важна. Мы с Гарольдом снова пройдемся по биографиям всех пяти жертв. Нужно найти то, что их объединяет в глазах убийцы. Сара, поезжай на подмогу к Чену. Ему может понадобиться поддержка, если китобой окажется неразговорчивым.

Команда молча кивнула. План был ясен.

– Работаем, – тихо сказала Джоан, и все разошлись, унося с собой новые фрагменты жуткой головоломки.

Кабинет Джоан был тихой гаванью посреди гудящего улья ФБР. Стены, увешанные дипломами и репродукциями картин эпохи Возрождения, казалось, поглощали шум. Гарольд и Джоан сидели друг напротив друга за большим дубовым столом, заваленным папками с делами жертв. Свет от настольной лампы выхватывал из полумрака их лица и разбросанные фотографии: студентка, дальнобойщик, пенсионерка, брокер, шеф-повар. Пять оборванных жизней. Пять нерешенных загадок.

Они работали часами, погрузившись в молчаливую, напряженную рутину. Гарольд, верный своей привычке, мог бы часами сидеть неподвижно, питаясь лишь кофе и никотином, но Джоан этого не позволяла. Каждые полтора часа она тихо вставала и, не говоря ни слова, ставила перед ним стакан воды или свежезаваренный чай.

– Ты обезвоживаешь себя, Гарри, – мягко говорила она, когда он пытался отказаться. Она следила, чтобы он хотя бы раз в час вставал и разминал спину, видя, как он инстинктивно морщится от застарелой боли. Гарольд подчинялся молча, с несвойственным ему смирением.

Дважды ее забота чуть не обернулась против нее самой. В первый раз, пытаясь дотянуться до папки на верхней полке, она неловко оступилась, и целая стопка тяжелых монографий по криминологии угрожающе накренилась. Гарольд, среагировав с молниеносной скоростью бывшего бойца «Дельты», подхватил ее, одной рукой удержав от падения, а другой прижав книги к полке.

– Спасибо, Гарри, – пробормотала она, оказавшись прижатой к его груди, и ее щеки залил румянец. – Смотри под ноги, – глухо ответил он, отступая на шаг.

Во второй раз она споткнулась о кабель питания ноутбука, едва не полетев лицом в угол стола. Его рука снова поймала ее за локоть, рывком возвращая равновесие.

– Спасибо, Гарри, – снова выдохнула она, еще больше смутившись.

– Пожалуйста, – коротко бросил он, убирая кабель с прохода.

Время близилось к девяти вечера. Ни одной общей зацепки, ни одного пересечения, ни малейшего намека на «общий грех». Гарольд почувствовал, как внутри снова начинает собираться привычная глухая тоска. Внезапно в кабинете запахло едой. Он поднял глаза. Джоан ставила на стол два контейнера из ресторана.

– Я подумала, что нам нужно подкрепиться, – сказала она, видя его изумление.

– Ты… заказала ужин? – в его голосе прозвучало неподдельное удивление.

– Не смотри на меня так, будто я только что изобрела колесо, – отшутилась она, раскладывая приборы. – Даже агенты ФБР иногда едят.

Они ели в тишине, которая теперь была не напряженной, а уютной.

– Как тебе? – спросила Джоан, кивнув на его контейнер с пастой.

– Соленая, – ответил он после небольшой паузы.

Она тепло улыбнулась.

– Это чтобы ты пил больше воды, Гарри. Я все продумала.

Он поднял уголки губ в подобии улыбки.

– Хитрый план. Почти как у нашего убийцы.

От этой неожиданной и немного неуклюжей шутки Джоан искренне рассмеялась – тихим, мелодичным смехом, который, казалось, заполнил всю комнату светом. Гарольд впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся в ответ. И в этот момент он заметил крошечный кусочек соуса на ее щеке.

– У тебя… тут, – сказал он, неопределенно махнув рукой в сторону своего лица. Джоан по-детски нахмурилась и потерла сначала одну щеку, потом другую. – Где? Я не чувствую.

Гарольд вздохнул, слегка наклонился через стол и осторожно, кончиком указательного пальца, стер соус с ее кожи. Его палец был грубым, но прикосновение – невесомым. Джоан замерла, ее щеки вспыхнули ярче, чем в моменты ее неуклюжести.

– Спасибо, – прошептала она.

– Тебе спасибо, – его голос был тихим. – За еду и… ты поняла.

– Всегда пожалуйста, Гарри, – ответила она, не отводя взгляда.

Когда они закончили, Гарольд отодвинул пустой контейнер.

– Все было очень вкусно.

– Я рада, что тебе понравилось, – ее голос звучал невероятно нежно.

– В следующий раз я тебя кормлю, – сказал он, сам удивляясь своим словам.

– Я буду ждать, – ласково ответила она.

Тишина снова повисла между ними, но теперь в ней было что-то еще. Что-то хрупкое и новое. Гарольд смотрел на свои руки, на бледный шрам на тыльной стороне левой ладони.

– Джоан… – начал он хрипло. – Как мне… не убить себя сегодня ночью?

Она не вздрогнула. Она просто встала, обошла стол и села на стул рядом с ним, так близко, что он чувствовал тепло, исходящее от нее.

– Чтобы решить проблему, нужно знать ее источник, – сказала она предельно мягко. Она не смотрела на него с жалостью, только с глубоким, всепонимающим сочувствием. – Почему, Гарри? Почему ты хотел это сделать?

Он долго молчал, глядя на шрам.

– Три года назад. Я был на задании. Задержание одного ублюдка здесь, в штате. Моя жена, Эмили… и дочь, Лили… они были дома. Проводку замкнуло. Пожар.

Его голос был ровным, безэмоциональным, как будто он читал сводку.

– Я приехал, когда уже все горело. Пытался войти… – он коснулся шрама. – Это все, что у меня получилось. Это они… они приходили ко мне вчера ночью.

Джоан осторожно положила свою ладонь поверх его руки со шрамом. Ее пальцы были тонкими и прохладными.

– Они не приходят, чтобы мучить тебя, Гарри, – прошептала она. – Они приходят, потому что это единственное место, где они все еще живы – в твоей памяти. Ты не можешь избавиться от этой боли, стерев ее. Но ты можешь изменить свое отношение к ней. Не беги от воспоминаний. Встречай их. Позволь себе помнить не только ужас их ухода, но и радость их жизни. Память не должна быть твоей тюрьмой. Она может стать твоим убежищем.

– И как, по-вашему, доктор, превратить камеру пыток в убежище? – в его голосе прозвучала привычная горькая ирония.

– Не в одиночку, – так же нежно ответила она, слегка сжав его руку.

– Позволяя кому-то войти туда вместе с тобой. Позволяя кому-то просто быть рядом, когда приходят тени. Тебе не нужно сражаться с ними одному, Гарри. Ты сражался достаточно.

– Я не знаю, как это делается. Не сражаться, – тихо признался он.

– Тебе и не нужно знать. Просто… позволь мне быть рядом, – прошептала она. А потом добавила с абсолютной уверенностью: – Я всегда буду рядом.

– Спасибо, Джоан, – сказал он с уважением, которое было глубже любой благодарности.

Они проработали еще несколько часов, но вечерняя магия рассеялась, уступив место профессиональной рутине. Около полуночи они, наконец, закрыли папки и пошли на почти пустую парковку. Прохладный сентябрьский воздух пах дождем.

У его машины Джоан остановилась. Она замялась на секунду, а потом достала из своей большой сумки маленького плюшевого медведя, точную копию Барашкина, только серого цвета.

– Это брат Барашкина. Его зовут Топа, – сказала она, протягивая игрушку ему. – Обычно он охраняет меня, но ты теперь тоже нуждаешься в защите. Пока меня не будет рядом, он будет тебя оберегать.

Гарольд смотрел на игрушку в ее руке, потом на ее серьезное лицо, и что-то внутри него, давно замерзшее и твердое, треснуло. Он молча взял медведя. Тот был на удивление мягким.

– Спасибо.

– Не за что, – ее голос был мягким и теплым, как кашемир. Затем она протянула ему маленькую карточку. – Это мой личный номер. Звони в любое время. Я серьезно, Гарри, даже ночью. Если тени снова придут. Обещай, что не будешь корчить из себя Джона Рэмбо.

– Рэмбо – зеленый берет, а я из Дельты. Подразделения разные, – машинально поправил он.

– Обещай, что не будешь геройствовать в одиночку, Гарри, – с нажимом повторила она.

Он посмотрел на нее, на ее большие, тревожные глаза, и кивнул.

– Обещаю.

Потом он криво усмехнулся и добавил.

– Надо же. Дожил до момента, когда девушка сама дает мне свой номер.

– Не привыкай, – тут же отшутилась она. – Это разовая акция для особо тяжелых случаев.

– Ценю эксклюзивность, – ответил он.

Джоан сделала шаг вперед и, прежде чем он успел что-либо подумать, обняла его. Быстро, немного неловко, но крепко.

– Спокойной ночи, Гарри.

Он замер на мгновение, а потом осторожно обнял ее в ответ, чувствуя, какая она хрупкая.

– Спокойной ночи, Джоан.

Она отстранилась, улыбнулась ему в последний раз и пошла к своей машине. Гарольд смотрел ей вслед, сжимая в одной руке визитку с ее номером, а в другой – серого плюшевого медведя по имени Топа. Он все еще чувствовал тепло ее объятий. Этой ночью тени могли прийти, но впервые за три года он знал, что не будет встречать их один.