Злодейка желает возвышения

- -
- 100%
- +
– Улан, ты неглупа, – устало выдохнул он. – Карга от тебя избавится, как только получит желаемое, а я готов проявить милость, несмотря на твою грубость. Смирись, ты проиграла. Ты отдашь печать либо мне, либо вдовствующей императрице. Она тебя не пощадит.
– Да, господин Шэнь, – прошептала я покорно. – Я отлично знаю, что меня ждет в будущем, если печать заберет она…
Он удовлетворенно хмыкнул, повернулся и ушел, уверенный в своей победе.
Да, если выбирать из этой двоицы, я бы больше доверилась кузену. Он не стремится меня уничтожить, скорее мечтает покорить. Но оба не ведали, что в моей голове уже созрел план.
Оба сказали, что я не дура. Диву даюсь, отчего они считают, что я не продумала третий вариант.
В моих глазах не было ни страха, ни покорности, только холодная, отточенная сталь решимости. Они хотели войны? Что же, они ее получат.
2.4
Я дождалась ночи, как своего самого верного союзника. Она опустилась над Запретным городом и прикрыла все неровности и шероховатости.
Вскоре пришел Цзян Бо. Ни слова не говоря, он кивком указал мне следовать за собой. Мы скользили по безлюдным коридорам и заброшенным дворикам, словно призраки, от которых не оставалось и воспоминания. Евнух, как и обещал, сделал первое дело – провел меня к дальнему, уединенному павильону, где под бдительным, но не слишком усердным караулом томился наследник Чжоу.
Стражи у его дверей дремали, размягченные скудным вином, которое я через верных людей велела поднести им «от имени благодарного Мэнцзы». Легкий толчок энергии – и древний замок на двери с щелчком отскочил изнутри.
Взору моему открылись скромные покои, походившие на мои. Но тут обстановка была еще скуднее. Кажется, пленника специально стремились держать плохо, но хотя бы в темницу не отправили.
Молодой человек в простых одеждах, испорченных заточением, сидел на циновке с прямой спиной. Его звали Сюань Джэн – наследник престола воинственного государства Чжоу, сын безумного тирана Сюань Мина. В его глазах, поднятых на меня, не было страха, лишь настороженность и та самая разумная ясность, которую я помнила из прошлой жизни. Тогда он не был пленников, но с ним заключался мирный договор, по которому я отдавала территории Цинь, потому что они победили.
– Ваше Высочество? Вы не удивлены? – спросила я, а после поклонилась. – Меня зовут…
– Вас зовут Шэнь Улан, я в курсе, – отозвался наследник. – Стены Запретного города тесны, а слуги болтливы. Мне известно, кто вы такая.
Меня радовало, что он в курсе обстоятельств. Нет времени погружать принца в хитросплетения двора.
– Это хорошо, вы же согласны со мной в том, что вам не время умирать в этой позорной клетке, Ваше Высочество, – я прошептала, опередив его вопросы. – Если вы хотите жить и вернуть себе положение, следуйте за мной. Сейчас.
Он, не колеблясь, встал. Этого было достаточно. Мы выскользнули обратно в ночь, где Цзян Бо уже ждал, чтобы провести нас по самому тайному пути к задним воротам, ведущим к каналу.
– Если ваш замысел получится, госпожа Шэнь, – прищуривался в темноте наследник, – я буду вечно вам обязан.
– Я буду признательна, что вы об этом не забудете.
Городские ворота с наступлением темноты были наглухо закрыты, но небольшая артерия для ночного вывоза нечистот и доставки рыбы к утреннему рынку все еще работала.
Мне было стыдно за такое отношение, но я не придумала ничего лучше. Мой Езоу через Цзян Бо устроил целый спектакль. Он подкупил торговцев, вызвал возницу, и пока Сюань Джэн медленно осознавал, каким способом он пересечет ворота, обоз, груженный бочками с соленой рыбой, проходил досмотр. Несколько монет и искусно разыгранная сцена о «несвежем товаре, который нужно срочно вывезти, чтобы не нарушать санитарию дворца», сделали свое дело. Стража, брезгливо морщась, поторопилась пропустить вонючий обоз.
Я толкнула Сюань Джэна вперед, к одной из самых крупных бочек, крышка которой была приоткрыта изнутри.
– Ваш паланкин, Ваше Высочество, – сказала я без тени улыбки. – Пройдет немного времени, и вы будете за пределами города. Мой человек обеспечит вам лошадь и провизию до границы.
Принц из Чжоу, наследник воинственной страны, на мгновение застыл, глядя на свое «спасение». Затем его взгляд устремился на меня. Он брезгливо таращился и недоумевал.
– В бочку? С рыбой? Какого вы обо мне мнения?
Я выдохнула.
– Честного. Вы хороший и благородный воин. Вы мудры и могущественны. Вы можете сбежать подобным способом или остаться здесь. Но спешу вас заверить, что регентша и ее прихвостни на рассвете будут очень разозлены. На ком они будут спускать свою злость?
Мне не хотелось выдавать всех своих тайн, но завесу я немного приоткрыла.
– Хорошо, госпожа Шэнь, слухи о вас, кажется, правдивы. Вы враг Джан Айчжу и ее прихвостня. Я готов вам довериться, ведь как известно…
– Враг моего врага – мой друг, – закончила за него известную мысль и поторопила с тем, чтобы Джэн побыстрее забирался в бочку.
Сцена была бы комичной, не каждой девушке удается запереть благородного принца в вонючем пространстве, но мне все равно было боязно и неприятно. Я смущалась, но и не забыла напомнить наследнику о долге.
– Не забывайте того, что видели сегодня, Сюань Джэн, помните о моей доброте и хватке. А еще запомните, на что я способна, – предупредила его на всякий случай. – Вы будете обязаны мне жизнью, и когда придет время, я попрошу вернуть этот долг.
Он склонил голову в почтительном поклоне. В его глазах горел огонь благодарности и осознания сложившейся ситуации.
– Госпожа Шэнь Улан, я не забуду. Ваша воля будет исполнена. Я всегда держу свое слово.
Он забрался в зловонную бочку, и крышка захлопнулась. Я наблюдала, как обоз, пыхтя, тронулся в путь и вскоре скрылся в ночном тумане.
Сердце сжалось от странной горечи. Я только что выпустила на волю будущего правителя враждебного государства. Я свела на нет результаты побед Яо Вэймина, который когда-то сражался с армиями Чжоу. Это была измена. Люди принца уничтожали воинов Яо, а я помогла Сюань Джэну сбежать.
Но я утешала себя мыслью, что безумный император Сюань Мин не вечен. А разумный и понятливый Сюань Джэн, обязанный мне всем, станет куда более ценным союзником в долгой игре, чем труп в подвале дворца. Пусть Джан Айчжу и Мэнцзы теперь ломают голову над тем, куда делся их ценный заложник. Пусть армия Фэнмин получит нового врага на своих границах.
Я осталась стоять возле ворот. Первый ход был сделан. Настала моя очередь исчезнуть
Глава 3. Шэнь Улан
Сердце все еще отчаянно колотилось в груди, словно пойманная в силки птица, но в душе уже пела победа. Я скоро выберусь, еще немного, еще несколько минут, и я верну свою свободу. Забуду о низости брата, о подлости Лю Цяо, о надменности Джан Айчжу.
Цзян Бо, прячась в тени арочного проема калитки, смотрел на меня широкими глазами, когда мы проводили Сюань Джэна. В его обычно бесстрастном взгляде читалось неподдельное изумление, почти суеверный трепет.
– Госпожа… это… как… – он запнулся, не в силах подобрать слов.
– Помощь верных друзей – великая сила, Цзян Бо, – отрезала я, сглатывая комок нервного напряжения. – Не время для расспросов. Ты сказал, повозка уже ждет?
Он кивнул, взгляд его снова стал собранным и острым. Он указал рукой в сторону темного коридора и пошел вперед, показывая, чтобы я за ним следовала. Мы долго шли в сумерках, и дорогу нам освящал скудный на свет фонарь, который он держал в руках. Мне казалось, что этот путь никогда не закончится, но, наконец, Цзян Бо обернулся, прижал палец к губам, а потом отодвинул разросшийся плющ, свисавший с высокой стены. За ним оказалась широкая дыра, которую укрывала вся эта трава.
– Так легко? – поразилась я. – Я могла выбраться в первый же день.
– Кирпичи выдалбливали по одному, госпожа, – повинился евнух. – Этот проем известен очень немногим, его делали несколько лет. Так что это совсем нелегко.
Да, в прошлой жизни я всегда недооценивала ум прислуги. Станется, что победы Яо надо мной были созданы руками моих поваров, горничных, евнухов и других. Что сейчас стенать? Я была глупа и слепа. Была такой же, как Джан Айчжу, но я выучила этот суровый урок. Нельзя пренебрегать обычными жителями.
Мы вышли из проема, и за густой тенью, за поворотом узкой улочки, где смутно угадывались очертания крытой повозки, застыли две темные, неподвижные фигуры.
– Это охрана, госпожа, – поклонился мне Цзян Бо. – Я им доверяю. Они отвезут вас в безопасное место. В одно поместье, а оттуда вы сможете отправиться куда пожелаете.
Я кивнула, делая шаг вперед, но затем обернулась. В свете фонаря лицо евнуха казалось вырезанным из старой, пожелтевшей кости.
– Цзян Бо. Позаботься о нем, о своем императоре. Он так мал и наивен…
Мне было неловко и грустно, что я бросаю мальчика среди своры шакалов, но ради его будущего я обязана действовать.
– Я люблю императора, конечно, я никогда его не брошу, – он отвернулся, избегая моего взгляда.
Я сочла, что он, как и я, не любит долгих прощаний.
– И о себе, Цзян Бо, подумай. Когда гроза грянет… – я недоговорила, но он понял. Он понимал все с полуслова.
Нежданная улыбка тронула уголки его губ.
– Не тревожьтесь, госпожа. Я привык. Я укроюсь так, что гнев властителей пройдет мимо меня, словно ливень мимо горной пещеры.
Больше говорить было не о чем. Цзян Бо скользнул обратно в стену Запретного города, а я направилась к повозке.
С каждым шагом внутри росло странное, почти тревожное ощущение легкости. Все шло слишком гладко. Слишком по-глупому удачно. Вывести наследника вражеского государства, проскользнуть мимо стражей, найти помощь… Неужели фортуна, так долго отворачивавшаяся от меня, наконец удостоила меня своей милостью? Глупая надежда зашевелилась в груди, но я придушила ее на корню. Расслабленность в нашей игре была верной дорогой к гибели.
Охранники молча раскрыли занавески повозки. Внутри пахло кожей, пылью и сушеной полынью. Я сделала последний шаг, вцепилась пальцами в деревянный косяк и втянулась в темный салон.
И застыла…
Дыхание перехватило, сердце, только что утихомирившееся, оборвалось и рухнуло куда-то в бездну. В тусклом свете, пробивавшемся через занавеску, на сиденье напротив сидел он.
Маленький. Завернувшийся в слишком большой для него плащ. Его большие, темные глаза, полные страха и решимости, были устремлены на меня.
Юнлун.
3.1
Ноги сами подкосились, и я с глухим стуком опустилась на колени прямо на грязный пол повозки. В ушах стоял оглушительный звон, перекрывавший все другие звуки.
– Ваше Величество… – вырвалось у меня хриплым. – Что вы… здесь?..
Он тут же сорвался с места и, припав ко мне, закрыл мои губы холодной ладошкой. Его глаза, огромные и испуганные, горели в полумраке.
– Тс-с-с, – его шепот был горячим и отчаянным. – Никаких титулов! Ты обещала не бросать меня!
Я отшатнулась, отодвигая его руку.
– Мы должны вернуться. Сию же минуту. Это безумие! – мои пальцы впились в его плечи, я попыталась приподняться, чтобы выглянуть и крикнуть вознице, но он вцепился в мою одежду с силой, какой я не ожидала от такого щуплого ребенка.
– Нет! – в его голосе послышались слезы, но не от обиды, а от яростного отчаяния. – Я не вернусь к ней! Никогда!
– Ваше Величество, вы не понимаете…
– Я все понимаю! – он выкрикнул это так громко, что я теперь попыталась закрыть ему рот. – Она убила их! Маму! Брата! Императрицу Лин Джиа! Я все видел, все слышал. Она чудовище. Если ты вернешь меня, я все равно сбегу. Один. И тогда я точно умру, если бабушка не погубит меня раньше.
Слова его вонзились мне в самое сердце. Я смотрела на это искаженное болью и ненавистью детское лицо, на глаза, видевшие такую тьму, какая не должна сниться и старикам. Вся моя решимость, все доводы рассудка рассыпались в прах перед этой бездонной детской травмой. Что стоила моя вина перед его реальным, прожитым кошмаром?
Я обмякла, и он тут же прильнул ко мне, спрятав лицо в складках моего платья. Его тело трепетало, как у загнанного зверька. Я медленно, почти невольно, обняла Юнлуна, ощущая, как лед в моей груди тает, сменяясь горькой, всепоглощающей жалостью.
Он прошептал, уткнувшись в ткань:
– Отныне ты будешь моей мамой.
Этот наивный, невозможный приказ заставил меня горько усмехнуться сквозь навернувшиеся слезы.
– Никто в Цянь не поверит, что я ваша мать, мой император, – я отстранилась и с нежностью вытерла грязь со щеки большим пальцем. – Я слишком молода, чтобы иметь такого рослого сына, но… – я замялась, приучившись обращаться к нему официально, и в горле будто стоял ком, чтобы изменить это обращение на формальное, – если хочешь, можешь звать меня сестрицей Улан.
Он на мгновение задумался, а затем кивнул с серьезностью, не подобающей его годам.
– Хорошо, сестрица Улан. А ты… а ты как будешь звать меня? – в нем читалась неуверенность, будто он и сам забыл, кто он без своего титула.
– Мы не можем использовать твое имя. Оно известно. – Я окинула его взглядом. Цзян Бо проявил удивительную смекалку: простые штаны и куртку из грубой ткани, волосы, собранные под невзрачной полотняной повязкой. Выглядел он как сын бедного торговца или мелкого ремесленника. – Будешь Чжан Мином. Моим младшим братом. Помнишь, как тебя называли в моей лавке? Согласен, Чжан Мин?
– Чжан Мин, – повторил он, пробуя звучание. И кивнул. – Я Чжан Мин.
Повозка тронулась, и мир за ее стенками поплыл мимо. Я прижала его к себе, глядя в темноту, и искала в памяти что-то, что могло бы утешить. Зря я мучилась, Юнлун уже придумал способ, как его развлечь.
– Сестрица Улан, а расскажи еще раз историю про феникса? Она мне понравилась.
Учитывая, что дорога предстояла дальняя, а делать было нечего, я не противилась и повторила свой рассказ.
– Давным-давно, когда мир был еще юн, жила-была прекрасная птица Фэнхуан. – начала я тихо, под мерный стук колес. – Ее перья переливались всеми цветами радуги, а пение было слаще самой изысканной музыки. Она была воплощением добродетели и благодати. Но пришел великий пожар, испепеливший ее рощу. И вместо того чтобы улететь, Фэнхуан осталась, пытаясь спасти каждую травинку, каждое гнездо. Огонь опалил ее крылья, дым поглотил ее песню, и она пала, сгорая заживо.
Мальчик затих, слушая.
– Но на этом история не закончилась, – продолжила я. – Из холодного пепла, оставшегося после нее, поднялся новый росток. Он тянулся к солнцу, крепчал, и вскоре из него вырвалось пламя, а из пламени вновь родилась Фэнхуан. Еще прекраснее, еще сильнее. Она возродилась, потому что ее жертва была чиста, а сердце – добродетельно. С тех пор она символизирует возрождение из руин и надежду, что даже из самого страшного пепла может возродиться новая жизнь.
Я замолчала, давая ему осмыслить. А про себя подумала: «Как поэтично. Я тоже возродилась". А потом пришло серьезное осознание: "Но я – не Фэнхуан. Моя жертва никогда не была чиста. Я сгорала в огне собственной алчности и жестокости. И я возродилась не из пепла добродетели, а из углей стыда и отчаяния. Возрождение Фэнхуана – это награда. А мое второе рождение… не наказание ли это? Вечно биться в конвульсиях раскаяния, пытаться все исправить, но снова и снова приходить к тому, что дорогой ценой платишь за старые грехи? Быть может, в этом и есть мое искупление – вечно пытаться и вечно терпеть неудачу?»
Юнлун прижался ко мне крепче.
– Хорошая история, сестрица, – прошептал он. – Надеюсь, мы тоже возродимся.
Я хмыкнула, не удержавшись, погладила юного императора по голове.
Повозка катилась вперед, увозя нас в неизвестность, а в моей душе бушевал огонь, который, увы, не оставлял после себя очищающего пепла – лишь едкий дым сожалений.
3.2
Мы ехали очень долго. Успели забыться тревожным сном, проснуться, я рассказала Юнлуну еще одну старую легенду, а когда его желудок забурчал, я нашла в глубине повозки корзинку с лепешками. Заботливый Цзян Бо продумал и это.
После обеда колеса наконец замерли, и наступила оглушительная, непривычная тишина, не пронизанная дворцовым шепотом и скрипом половиц. Возница, суровый мужчина с лицом, прожженным ветрами, объявил, что нужно дать передохнуть и лошадям, и седокам.
Мы выбрались наружу, и я потянулась, чувствуя, как затекшие мышцы наполняются теплом. Мы остановились на небольшой поляне, окаймленной стройными бамбуковыми зарослями. Солнце, перевалив за зенит, отбрасывало длинные тени, а воздух был напоен запахом нагретой хвои и влажной земли. От столицы мы отъехали достаточно далеко, чтобы я могла на мгновение закрыть глаза и просто дышать, не ощущая на спине тяжелого взгляда стражей. Воздух трепетал волосы и приятно холодил спину.
Чжан Мин, сбросивший на время дорожную апатию, бегал по траве, разглядывая полевые цветы и пытаясь поймать кузнечика. Я наблюдала за ним, и на сердце становилось немного светлее. Но долго эта идиллия не продлилась. Он подошел ко мне, его лицо снова стало серьезным.
– Сестрица Улан… – он потянул меня за рукав. – А Веймин… он правда не предал меня? Он… он помнит обо мне?
Я присела перед ним, чтобы быть на одном уровне. К нему опять вернулась тоска.
– Слушай меня, Мин, – сказала я твердо, глядя прямо в его глаза. – Генерал Яо Вэймин – самый верный человек во всей империи. Он не предавал тебя тогда и не предаст сейчас. Все, что он делал, все сражения, все победы, они были ради империи и ради тебя. Твоего брата. Твоей семьи.
Он хмуро смотрел на землю.
– Но бабушка говорила… и другие при дворе шептались… что он ублюдок, что ему нельзя доверять, что он жаждет власти для себя…
– Зачем ты слушаешь ее сплетни, учитывая, как она обманом расправилась с твоей семьей? Ее окружение поэтому и шепчется, – я взяла его за подбородок и заставила поднять глаза. – Потому что боятся его! Джан Айчжу хочет, чтобы трон принадлежал ей. А чтобы ты был слаб, ей нужно, чтобы ты был одинок. Если тебе некому доверять, ты будешь вынужден довериться первому. Но скажи мне, разве генерал Яо когда-нибудь причинил тебе зло? Обидел тебя? Нарушил данное слово?
Он задумался, а потом медленно покачал головой.
– Нет… Он всегда дарил мне деревянных солдатиков и учил меня держать меч… И обещал научить меня ездить верхом, как подрасту…
– Вот видишь, – я улыбнулась, и на этот раз улыбка была почти искренней. – Генерал Яо сделает для тебя все. Поверь мне. Он сейчас собирает силы. И он обязательно вернется.
Казалось, мои слова немного успокоили его. Он кивнул и снова побежал по поляне, но уже с меньшей тревогой в плечах.
Мы тронулись в путь, когда солнце начало клониться к западу, окрашивая небо в нежные персиковые тона. Возница сказал, что к вечеру будем на постоялом дворе и сможем по-настоящему отдохнуть. Я мысленно представляла себе горячую похлебку и твердую, чистую постель.
Идиллию нарушила природа. Ровная проселочная дорога сменилась узкой колеей, вьющейся среди густого, старого леса. Деревья сомкнули над нами свой полог, погрузив повозку в зеленоватый полумрак даже до захода солнца. Воздух стал влажным и прохладным, пахло гниющими листьями и хвоей. Я прислушивалась к звукам леса: к пению невидимых птиц, стрекотанию цикад, пытаясь заглушить нарастающее внутри беспокойство. Лес всегда был местом опасностей, будь то разбойники или дикие звери.
Внезапно повозка резко затормозила, едва не сбросив нас с сидений. Я услышала приглушенный, но резкий разговор возницы с одним из охранников. Сердце упало. Я осторожно отодвинула край занавески.
– Госпожа, – приблизился наш сопровождающий. Он был спокоен, но я уловила в нем нотку нетерпения. – За нами погоня.
Легкий ветерок донес отдаленный, но неумолимо приближающийся звук – четкий, дробный цокот копыт по твердой земле. Не один, не два – целый отряд.
Ледяная волна ужаса накатила на меня, сжимая горло. Вся та легкая, почти насмешливая удача, что сопутствовала нашему побегу, оказалась миражом. Песком, утекающий сквозь пальцы. Зачем же я расслабилась, поверила в свою удачу? Стены Запретного города, казалось, вырастали из самого сумрака леса, чтобы снова захватить нас в свою каменную пасть.
3.3
– Значит нам придется от них уйти, – твердо обозначила я. – Вы же знаете, за чью жизнь отвечаете?
Стражник кивнул, а Юнлун вцепился в мое запястье.
– Сестрица Улан, что-то случилось?
– Ничего, – прикусила я нижнюю губу, потому что врать императору было боязно, но потерять его еще страшнее. – Братец Мин, ты просто держись за меня покрепче.
Кажется, воины меня поняли. Повозка рванула вперед с такой силой, что меня отбросило к жесткой деревянной стене.
Юнлун вскрикнул. Грохот колес слился в оглушительный гром, заглушающий все остальные звуки. Но сквозь этот грохот, как острые лезвия, пробивалось яростное, чужое ржание лошадей. Они были уже совсем близко, сзади, с флангов, повсюду. Определенно, нас нас пытались окружить.
– Не отпускай меня, – попросила я мальчика, хотя сама едва держалась, обеими руками упираясь в раму, чтобы не улететь.
В голове пронеслись обрывки мыслей. Врагов слишком много, они слишком быстрые. Нам не уйти. Но ведь и я не просто госпожа Шэнь, не обычная благородная дама, а та, которая когда-то захватила трон, вела за собой армии, которая сумела убить самого храброго и прославленного генерала.
Ко мне вернулась холодная, ясная решимость. Я могу, я буду им противостоять.
Я уже собиралась с силами, чувствуя, как знакомое леденящее тепло разливается по жилам, готовясь к выбросу.
Но в этот миг воздух перед повозкой просвистел. Не сзади, а спереди. Тонкий, смертоносный свист, разрезающий сумеречный воздух. Я ненавидела этот звук, он снился мне в кошмарах с первого дня перерождения.
Ш-ш-ш-тах!
Ш-ш-ш-тах!
Пара стрел с черным оперением вонзилась в дорогу перед несущимися лошадьми, словно ядовитые ростки, внезапно проросшие из-под земли. Предупреждение, чтобы мы остановились.
Бедные животные, и без того обезумевшие от страха, взвыли в ужасе. Одна из них встала на дыбы, ослепленная мельканием темных древков перед самой мордой. Другая, дернув поводья в сторону, запуталась в постромках.
Мир опрокинулся.
Дерево заскрежетало, с треском ломаясь. Земля и небо поменялись местами. Мы с Юнлуном кубарем полетели внутри этого деревянного ящика, который мгновение назад был нашим убежищем, а теперь стал ловушкой. Сильный удар пришелся по плечу, в висках заплясали искры. Что-то больно полоснуло по моему лицу. Я инстинктивно притянула к себе мальчика, пытаясь прикрыть его своим телом от ударов о разлетающиеся в щепки сиденья.
Повозка замерла на боку. Наступила оглушительная тишина, по сравнению с шумом ранее. Но и эту тишину нарушало наше тяжелое дыхание, стоны людей и коней, а еще цокот чужих копыт.
– Юнлун, – мой голос прозвучал хрипло. – Ты цел?
– Сестрица… – его ответный шепот был полон слез и паники, – я здесь.
Слава всем богам, он был напуган, но невредим.
Мы выползли через развороченный бок повозки, падая на сырую, холодную землю. Я вдохнула полной грудью, пытаясь отдышаться, и подняла голову. Лес стоял стеной, его тени уже сгустились в непроглядную черноту. И из этой черноты, словно порождения самого мрака, возникли всадники.
Человек десять, не больше. Они выстроились полукругом, отрезая нам путь. Я сжалась, обдумывая, как поступить дальше, но потом двое всадников выделились из этой толпы…
Наступило короткое облегчение.
Справа находился Кэ Дашен, встретивший мой взгляд едкой ухмылкой. А слева, на вороном коне сидел Яо Веймин.
Яо Веймин…
Он сидел в седле небрежной, с присущей ему врожденной грацией генерала. Его темные, почти черные одежды сливались с сумерками, и только лицо, освещенное последним отсветом угасающего дня, резалось ярким, резким пятном. Высокие скулы, прямой нос, упрямый подбородок. И эти глаза… синие, как глубокое озеро в ясный день, столь необычные для Цянь… Сейчас они были непроницаемы. В них не было ни гнева, ни радости, ни удивления. Лишь ледяное, всевидящее спокойствие.
Мое сердце, уже и так бешено колотившееся, замерло. Потом рванулось с такой силой, что перехватило дыхание. Глаза отказывались верить. Разум, выстроивший все логические цепочки, рассыпался в прах.
Он не мог быть здесь. Он был в изгнании. Он был далеко. Он… он…
Юнлун, забыв всю осторожность, вырвался из моих объятий и рванулся вперед.
– Брат Яо!
Этот крик разрезал гнетущую обстановку, обратил ее вспять.
Яо Вэймин очень медленно сошел с коня. Он не взглянул на меня, опустился на одно колено, и мальчик попал в его объятия. Генерал на мгновение закрыл глаза, и я увидела, как дрогнули его скулы, словно он сдерживал мощную, бурную эмоцию. Его большая рука, привыкшая сжимать рукоять меча, легла на голову Юнлуна с потрясающей, почти невероятной нежностью.

