Когда сбываются мечты

© 2024 by Hannah Grace

© Е. Ковалева, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2025

⁂

Старшим в семьях дочерям.

Я вижу вас, я ценю вас, и, самое главное, я люблю вас за то, кто вы есть, а не за то, что вы делаете для всех.

Плейлист

А книга – это только портрет сердца, и каждая страница – как биение пульса.

Эмили Дикинсон

Письмо от Ханны

Дорогой читатель,

Знаю, вам не терпится начать, но сначала я просто хочу подготовить почву, а уже потом дать вам погрузиться в историю любви Генри и Хэлли. Я обмолвилась, что это будет «небольшая заметка», вот только пока сижу тут и обдумываю свои слова, понимаю, я погорячилась, так что пристегнитесь.

С момента выхода романа «Когда тает лед» я получила очень много писем, в которых меня спрашивали, поставят ли Генри диагноз, объясняющий черты характера, которые я всегда называла «нейродивергентными». Если коротко, то нет, не поставят.

Некоторые читатели, возможно, подумают: «Ладно. Хорошо. Я прочитаю книгу, чтобы выяснить это…» Но я знаю, что многие из вас видят в Генри себя или, возможно, сами проходят подобный путь и для вас важно знать об этом заранее.

Я всегда говорила, что не стала бы писать о диагнозе, так что подобное обстоятельство не должно стать шоком для тех, кто уже давно следит за моим творчеством. Этому есть очень много причин, но, помимо реальных препятствий, с которыми Генри может столкнуться в системе здравоохранения, главная причина заключается в том, что люди каждый день живут полноценной жизнью, не объясняя, почему чувствуют иначе, чем другие.

Отсутствие медицинского диагноза еще не означает, что этот человек, его желания или потребности менее значимы.

Генри и его поступки всегда были в некоторой степени основаны на моем собственном опыте, и мне потребовалось тридцать лет, чтобы мне поставили диагноз СДВГ^[1], которого у меня не было, когда я начинала писать о Генри. Когда мне было двадцать, как Генри, и я расстраивалась и раздражалась из-за того, что чувствовала, мой мозг работает не так, как надо, из-за чего находилась в угнетенном состоянии, никто и подумать не мог, что причина кроется в чем-то большем, чем депрессия и панические атаки, которые мне диагностировали.

Честно признаюсь, мне было трудно написать эту книгу. Я хотела, чтобы вы все правильно ее поняли, и, что более важно, хотела сделать все правильно ради Генри.

Я вкладываю частичку себя в каждого придуманного мной персонажа: беспокойство Анастасии, самопожертвование Нейта, потребность Авроры быть желанной, одиночество Хэлли и внутренние шрамы Расса из-за пристрастия его отца к азартным играм. Я потратила много времени на беспокойство о том, поймут ли Генри, что иногда ему, как и мне, необходимо уйти в себя и побыть в одиночестве. Ту часть меня, которая изнуряет себя, копирует окружающих и впитывает их черты, словно губка. Ту часть меня, которая безумно старается и все равно все делает очень неправильно.

По иронии судьбы, то давление, которому я себя подвергала, чтобы не подвести вас всех, было, возможно, самым типичным поведением для Генри.

Я считаю, что из всех моих персонажей именно Генри больше всех изменился с тех пор, как я его придумала, но это потому, что с тех пор, как я подарила вам Нейта и Стейси, мой характер тоже претерпел изменения.

Надеюсь, что вы прочтете эту историю и увидите человека, который любит окружающих, а когда дело дойдет до конфликта, смотрите на него сквозь призму знания, что мозг у всех работает по-разному.

А еще искренне надеюсь, что роман «Когда сбываются мечты» стоил ожидания. Устраивайтесь поудобнее, он получился довольно длинным.

С любовью, целую-обнимаю, Ханна.

Глава 1

Хэлли

– Хэлли, я думаю, нам нужно расстаться.

Мрачное выражение на лице Уилла выглядит нелепо на фоне моей кухни. Рюши и цветочки, которые когда-то с такой любовью выбирала моя бабушка, всегда были дороги мне и вызывали приятные воспоминания о прошлом, поэтому рука не поднималась их заменить. Лимонно-желтые шкафчики, которые она сама покрасила после того, как вместе со своей соседкой миссис Астор научилась готовить дома сухой мартини. Джой, кошка породы рэгдолл, которую бабуля купила как подарок к моему переезду, дремлет на барной стойке в окружении рыбок, связанных крючком. А в воздухе витает аромат второй партии круассанов, потому что первая у меня всегда подгорает.

Все это создает слишком домашнюю. Очень несерьезную. Чересчур нормальную атмосферу для таких жестоких слов.

Он следит за каждым моим движением, как будто ждет от меня какой-то драматической вспышки, пока я снимаю фартук с надписью: «Пекарь-самоучка», который он подарил мне на день рождения. Стиснутые челюсти еще больше подчеркивают резкие черты его лица, и он совсем не похож на беспечного парня, с которым я встречалась последний год, и еще меньше на моего друга, которого знаю уже десять лет. Нет, этот Уилл больше похож на человека, находящегося на грани.

Повесив фартук на крючок рядом с плитой, я придвигаю к себе табурет, сажусь за барную стойку напротив него и кладу подбородок на ладонь. Не уверена, намеренно ли я его копирую или это результат того, что мы так долго знаем друг друга.

Он перегибается через стойку и берет меня за руку, крепко сжимая ее, словно подбадривает.

– Скажи что-нибудь, Хэлс. Я все еще хочу быть твоим другом.

Мне нужно что-то сказать. Недостаток опыта в таких вопросах я компенсирую здравым смыслом, так что вполне уверена, что расставания – это диалог. Я сжимаю его руку в ответ, чтобы по крайней мере создать впечатление, что так оно и есть.

– Ладно.

Я не представляла, что мое первое расставание пройдет именно так. Я никогда не ожидала, что почувствую… ничего не почувствую? Я представляла, что испытаю физическую боль, когда мое сердце разобьется. Что птицы перестанут петь, а небо затянут мрачные тучи. И хотя пустота, которую я когда-то представляла, присутствует, ощущения почему-то не такие, как в моем воображении. Не уверена, что представлять свою первую несчастную любовь – это нормально, но я полагала, что моя будет по крайней мере чуточку интереснее. К сожалению, на фоне личной жизни в целом расставание выглядит совсем непримечательно. Никакого разбитого сердца, и небо такое же голубое, как и всегда здесь, в Лос-Анджелесе.

– Не нужно сдерживаться, Хэлс. Ты можешь честно сказать, что чувствуешь.

То, что он подталкивает меня к откровенности, делает все только хуже. Отпустив его руку, я прижимаю ладони к бедрам и обдумываю, как лучше всего с этим справиться.

– Все нормально. Ты прав. Думаю, мы должны быть друзьями и не более того.

Уилл дважды моргает, не веря моим словам.

– Ты согласна? Ты не расстроена?

У меня возникает непреодолимое ощущение, что Уилл хочет, чтобы я расстроилась, и я не могу сказать, что виню его. Я была бы рада расстроиться, потому что тогда, по крайней мере, я могла бы поверить, что способна влюбиться.

Потому что я честно-пречестно хотела влюбиться в него.

Я не из тех, кто с трудом подбирает слова, но прямо сейчас этого обо мне не скажешь. У меня нет желания обидеть Уилла, поэтому мне трудно найти правильные слова. Честно говоря, я уже начинаю жалеть, что не разыграла вспышку эмоций.

– Не то чтобы я не расстроена, просто считаю, что нам не стоит продолжать встречаться, раз ничего не получается. Я люблю тебя, Уилл. И не хочу разрушать нашу дружбу, пытаясь наладить романтические отношения. – «Еще больше», но об этом я не говорю.

– Но ты не влюблена в меня, – добавляет он с явной горечью в голосе. – Так ведь?

Если бы могла, я дала бы себе пинка.

– Разве это имеет значение, когда ты со мной расстаешься?

Он выглядит так, будто я его ударила.

– Для меня имеет. Говорить, что любишь меня, и быть влюбленной в меня – разные вещи. Но ты не влюблена, верно? И никогда не была, вот почему ты счастлива.

Не могу поверить, что он думает, что я счастлива. Он вообще меня знает?

Для всех, кроме нас двоих, наши с Уиллом Эллингтоном отношения были предопределены. Когда мои родители развелись и мама вышла замуж за моего отчима Пола, мы переехали из Нью-Йорка в Аризону ради новой работы Пола. Эллингтоны жили по соседству, и наши родители быстро стали лучшими друзьями. Я потеряла счет количеству праздников и каникул, которые мы провели вместе за последние десять лет, а это значит, что у нас с Уиллом не было особого выбора, когда дело касалось совместного времяпрепровождения.

Тем не менее между нами никогда не было напряженности. Никаких слухов о том, будем мы вместе или нет, никаких волнующих прикосновений или уединенных моментов. Только Хэлли и Уилл, соседи, которые были хорошими друзьями.

Мы вместе пережили среднюю школу, и я наблюдала, как он встречается с каждой ученицей из нашего класса, и никогда даже мысли не возникало, что он только мой. А год назад, когда мы оба вернулись домой из колледжа на лето, Уилл пригласил меня в качестве его пары на свадьбу. Я почти уверена, что изначально он отдал предпочтение не мне, но под давлением своих родителей был вынужден позвать меня.

Будучи приверженцами традиций, они считали, что женщине вредно проводить лето за чтением и писательством, потому что я «никогда не найду парня, сгорбившись над книгой». Даже когда моя сестра-подросток Джиджи сказала им, что звонили из восемнадцатого столетия и просили вернуть их видение мира, они все равно настаивали, чтобы я согласилась на приглашение.

Именно на свадьбе, после многочисленных глотков вина из бутылки, которую стащили с одного из столов, мы поцеловались, после чего начался весь этот бардак.

Поначалу это было захватывающе, и за те две недели до того, как мы вернулись в колледж, я увидела наши отношения совершенно по-новому. Уилл всегда пользовался популярностью, и, как бы мне ни было неприятно признавать это сейчас, я чувствовала себя особенной из-за того, что он хотел встречаться со мной.

Он был капитаном хоккейной команды нашей средней школы и, по словам знающих людей, будущей звездой НХЛ. Он всегда был красивым и обаятельным; мог выпутаться из любой ситуации с помощью очаровательной улыбки. Колледж только укрепил его уверенность в себе, и во время моих визитов на первом курсе стало ясно, что там его любят так же, как и дома.

Так вот, учитывая все обстоятельства, почему я не должна была хотеть встречаться с ним, когда все остальные хотели? Он был моим единственным другом. Ведь это логично, верно?

Я не была капитаном чего-либо, и мне не нужно было выпутываться из каких-либо ситуаций, потому что я не делала ничего интересного. Когда люди говорят обо мне, список комплиментов невелик. Так что да, я была слегка польщена.

Естественно, наши родители были в восторге. Их мечты о свадьбе и общих внуках стали более реальными, и не имело значения, что я собиралась жить в Мейпл-Хиллс, а он – в Сан-Диего. Нас разделяло всего два часа пути, и они были уверены, что у нас все получится, потому что я могла бы подстраивать свое расписание под хоккейные обязательства Уилла.

Не такая уж проблема.

Их уверенность придала уверенности мне, чего я отчаянно жаждала после того, как первоначальный пыл угас, когда Уилл в первый раз попросил меня заняться с ним сексом. Я сказала ему, что не готова, а он возразил, что меня просто пугают все девушки, с которыми он спал, но что мне не о чем беспокоиться. Я, скорчив гримасу ужаса и испытывая сильнейшее желание сбежать, сказала ему, что меня не волнует, с кем он был раньше, и что его сексуальная жизнь не имеет никакого отношения к тому, решимся мы на этот шаг или нет.

Я хотела ощущать порхающих в животе бабочек и необъяснимую потребность изящно приподнимать ножку, когда мы целовались, но получила лишь рой ос. Мерзких, вызывающих дискомфорт насекомых, которые жалили каждый раз, когда Уилл скользил рукой под мою футболку. Интуиция подсказывала, что что-то не так, но сердце уверяло, что мне просто нужно время. Разум настаивал, что у меня уже есть ответы на все вопросы, но я была слишком труслива, чтобы прислушаться к ним.

– Хэлли? Ты можешь перестать витать в облаках хоть на какое-то время и, черт побери, поговорить со мной? Господи, – рявкает Уилл, повышая голос настолько, что Джой просыпается. Она неторопливо пересекает стол, задевая хвостом мой подбородок, прежде чем снова улечься передо мной. Таймер духовки подает звуковой сигнал, и Уилл чертыхается себе под нос, пока я выключаю ее и достаю круассаны, хотя желание есть уже пропало.

– Я вовсе не чувствую себя счастливой. Мне кажется, ты злишься на меня за то, что я сказала «ладно» вместо «что?». Надо накричать на тебя? Разрыдаться?

Он презрительно усмехается и подносит кружку с кофе к губам, пробормотав что-то нечленораздельное. Меня всегда бесило это бормотание.

– Мне обидно, что придется столкнуться с кучей дерьма из-за того, что именно я порвал с тобой, в то время как ты не можешь этого сделать, потому что слишком сильно любишь угождать людям. Я буду самым большим подлецом в мире, потому что сделал то, на что ты не решилась из-за своей трусости. Я хочу тебя, но ты не отвечаешь мне взаимностью, поэтому мне приходится быть плохим парнем.

Я была неправа. Когда кто-то говорит обо мне, прилагательные используются. Только, наверное, не похвальные.

– Я не пытаюсь угодить людям. Я пыталась дать нам шанс во всем разобраться, а не решать проблемы с помощью секса.

– Жаль, что ты не захотела отсосать. Может быть, это решило бы наши проблемы, – бормочет он достаточно громко, чтобы я могла расслышать.

Он словно специально давит на больной синяк. Метафорический синяк, который вообще-то появился из-за него. Мне хочется закатить глаза и сказать ему, что он ведет себя как жалкий ребенок, но на самом деле он все же поднял в этом ужасном разговоре тему, которая сильно меня задевает.

Не знаю, почему я не испытываю к нему сексуального влечения, хотя мне очень хотелось понять. И я не собираюсь доставлять ему удовольствие, показывая, что он задел меня своими словами, поэтому вздыхаю и наклоняю голову.

– Ты ведешь себя как придурок.

Ссутулившись, он скрещивает руки на груди и откидывается на стул. А потом, сжав переносицу большим и указательным пальцами, издает звук, похожий то ли на вздох, то ли на стон.

– Извини, это было подло. Я просто, – он снова выпрямляется, и эта его суетливость резко отличается от обычной беззаботности, – думаю, что все было бы лучше, если бы наши отношения были похожи на взрослые. Не понимаю, откуда ты можешь знать, что ненавидишь секс, если даже не пробовала. Хэлли, я был таким терпеливым с тобой. Так ведь? Гораздо терпеливее, чем любой другой парень на моем месте.

Внезапно его желание расстаться со мной обретает смысл, учитывая, что прошлым вечером я сказала, что все еще не готова заняться с ним сексом. Если «терпеливый» означает «остановиться», когда я прошу об этом, то да, Уилл был терпеливым. А если терпеливый человек постоянно заводит разговор о сексе и расспрашивает меня о моих мыслях и чувствах, но становится угрюмым, когда я в очередной раз повторяю, что не готова, то да, конечно, он был терпеливым.

Я почти уверена, что ни то ни другое нельзя расценивать как терпение, но у меня нет сил углубляться в свою в основном одиночную сексуальную жизнь во время завтрака.

– Мы двое взрослых людей в отношениях – вот что делает их взрослыми. – Как я уже миллион раз говорила. – И, бог ты мой, в последний раз повторяю, я никогда не говорила, что ненавижу секс. Я только сказала, что не готова, и мы пошли на компромисс, я делала другие ве…

– Ах да, потому что, называя это компромиссом, мне становится гораздо лучше. Спасибо.

У меня возникает желание побиться головой об стол.

– Послушай, мы отклоняемся от темы. Можем сказать нашим родителям, что это было обоюдное решение. Никто не плохой, все взаимно.

Он бросает на меня скептический взгляд.

– Как будто они на это купятся. А как же День благодарения? Рождество? Весенние каникулы? Ты наивная, если думаешь, что они отстанут.

Не буду притворяться, что его беспокойство о том, как наши родители воспримут эту новость, сильно преувеличено. Я тоже переживаю по этому поводу. Может быть, он прав; может, я трусиха и слишком стараюсь угодить людям, и вынудила его пойти на это, чтобы избавить себя от лишних проблем.

Лето, проведенное дома, ясно показало, что без хобби или семейных обязательств, занимавших наше время, мы потеряли интерес друг к другу. До начала профессиональной карьеры Уилл жаждет насладиться приключениями с друзьями, а я к двадцати пяти годам хочу стать публикуемым автором. Мы оба следуем нашим целям, просто движемся в разных направлениях. Если добавить напряжение, вызванное моим нежеланием снимать трусики по первому требованию, то этот разрыв был неизбежен.

Если бы, кроме общих с Уиллом друзей, у меня были собственные, я уверена, они бы задали вопрос, почему мы вообще вместе. В течение последнего года я много об этом думала, и ответ представлял меня не в лучшем свете.

Я разрывалась между желанием угодить другим, в чем меня довольно часто упрекали, и поздней фазой подросткового бунта, направленного на моего старшего брата Грейсона. Он всегда ненавидел Уилла, утверждая, что тот был чересчур высокомерным, а наша дружба – довольно односторонней. Я была слишком хорошо воспитана, чтобы протестовать из-за чего-то еще, поэтому просто не слушала брата и считала это самым большим своим бунтарством. Уже тогда мои доводы казались немного надуманными.

В конечном счете мне не избежать правды: одиночество. Если мы расстанемся, с кем останусь я?

Конечно, наши отношения были далеки от идеальных, но он звонил мне каждый день и хотел, чтобы я была рядом.

– Я скажу, что очень хочу провести Рождество с папой и Шеннон. Думаю, мой брат будет там, и я смогу использовать его, чтобы все казалось более правдоподобным. К тому времени, когда мы оба вернемся в марте домой на весенние каникулы, все уже забудут о нашем разрыве.

– Ты уверена? – спрашивает он. Я только что предложила ему лучшую в мире отмазку, и он даже не может скрыть своей радости. Господи, это отвратительно.

– Абсолютно.

Я вижу, как он расслабляется.

– Если ты не собираешься возвращаться домой, думаю, тебе больше не стоит приезжать и на мои игры тоже.

Хотя это и не было неожиданностью, я бы хотела, чтобы он порвал со мной до того, как я решила отказаться от своего книжного клуба и изменила расписание своих занятий ради посещения его игр.

Я говорю «решила», но поскольку теперь мы не вместе, думаю, мне больше не нужно ничего придумывать, чтобы обеспечить Уиллу хороший имидж. Признаюсь, Уилл умолял меня об этом все лето, хотя я неоднократно говорила, что не хочу. После того, как он сказал, что все остальные подружки прилагают усилия, я, наконец, перестала спорить и, как только начался учебный год, сделала, что он просил. Мне очень не хотелось вот так внезапно подводить книжный магазин, но они отнеслись к этому по-доброму, и один из продавцов с радостью согласился взять на себя ведение книжного клуба.

– Да, хорошо. Не хочу, чтобы наши друзья чувствовали необходимость выбирать чью-то сторону, и мое отсутствие, вероятно, все упростит.

Если бы я не знала Уилла так хорошо, то, возможно, не заметила бы, как он слегка нахмурился и начал дуться. Его лицо приобрело скептическое выражение.

– Ха, да. – Он задумчиво почесывает подбородок. – Все уже давно советуют мне расстаться с тобой, так что не знаю, что они чувствовали бы в твоем присутствии. Наверное, неловкость.

Впервые с тех пор, как он произнес: «Я думаю, нам следует расстаться», мне хочется заплакать. Хотя для меня было очевидно, что между нами что-то не так, сама мысль о том, что все его друзья по колледжу высказали свое мнение и коллективно решили, что ему следует порвать со мной, оставляет на сердце горький осадок.

Даже до того, как мы стали парой, я всегда старалась посещать игры, на которые могла ездить на машине. Я надевала его игровой свитер, садилась рядом с подружками других игроков, подбадривала его. Я узнала их интересы, изо всех сил старалась вписаться в компанию, пока они рассказывали о студентах из их колледжа, которых я не знала, и все потому, что мои друзья всегда были друзьями Уилла. Даже в детстве он всегда знакомил меня с кем-то новым.

Его слова все еще задевают за живое, пока я наблюдаю, как он наконец-то допивает свой кофе. Он выглядит таким невозмутимым, а я борюсь с желанием провалиться сквозь землю.

– Они больше не мои друзья, понятно.

– Если подумать, они никогда и не были твоими. – Он пристально смотрит на меня, ожидая, что я что-нибудь отвечу, словно не указал на причину моей неуверенности таким небрежным тоном, будто про погоду спрашивал. – Ты когда-нибудь задумывалась, что могла бы найти собственных друзей, если бы не жила в мире фантазий?

– Боже, ты сейчас говоришь прямо как твои родители. Уилл, люди могут наслаждаться чтением и при этом сохранять здоровую привязанность к реальности, – медленно произношу я. – Я не стала социальным отщепенцем, потому что мне нравится художественная литература. Никто не изгонял меня из светской жизни Мейпл-Хиллс из-за того, что я читаю любовные романы. Возможно, если бы я проводила больше времени в Мейпл-Хиллс, а не таскалась за тобой, у меня была бы здесь своя группа друзей.

Он хмыкает, и если продолжит вести себя так высокомерно, то ему в голову полетит круассан.

– Возможно, если бы ты уделяла такое же внимание нашими отношениями, как тем, что в твоих книгах, я не потратил бы впустую целый год своей жизни.

Невероятно, как один разговор может изменить мнение о собеседнике.

– Думаю, тебе пора домой.

– Не надо обижаться, Хэлс. – Он встает со стула, подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Сейчас она кажется в десять раз тяжелее, а его поцелуй в макушку обжигает, словно кислота. – Я просто решил позаботиться о себе. Сделать что-то только для себя, понимаешь. Это новый год, и я заслуживаю начать все с нового листа. Хоккей – это…

Его голос продолжает звучать на заднем плане, но я не могу заставить себя прислушаться к его словам, потому что едва сдерживаюсь, чтобы не разразиться тирадой о том, что я-то прекрасно понимаю. Ведь сколько себя помню, я всегда ставила его выше всего остального. На самом деле я так поступала со всеми, кроме себя.

Всю свою жизнь я была обременена задачами и обязанностями, с которыми другие не хотят иметь дело. Я безоговорочно иду на жертвы, потому что всегда так делала, и сейчас уже трудно понять, является ли это истинным желанием помочь или просто привычкой.

Поскольку мои родители развелись и вступили в повторные браки, моя семья росла, поэтому количество людей, которым я считала своим долгом помочь, тоже увеличился. Несмотря на то что Грейсон самый старший из детей, все легло на мои плечи. Сколько себя помню, я только и слышала: «О, Хэлли не против помочь», и ни разу: «Хэлли, ты не возражаешь?» или «Хэлли, у тебя есть время?»

Я не помню, чтобы соглашалась на это, и я устала.

Я бы хотела сказать, что мои проблемы с желанием угодить другим ограничиваются только теми, кого люблю, но я знаю, что это не так. Будь то Уилл, его друзья, его родители, соседи… незнакомые люди…

Такое чувство, что каждый человек, который когда-либо появлялся в моей жизни, каким-то образом опережал меня в моем списке приоритетов, и посмотрите, к чему это привело.

Одинокая, без друзей, без хобби и с четко составленным расписанием, чтобы быть идеальной девушкой хоккеиста, но теперь мне больше нечем заполнить это время.

Я устала быть пассажиром в своей собственной жизни. Так что если Уилл собирается провести этот учебный год, потакая своим желаниям, то и я тоже.