Пролог. Второй шанс
Митл, главный город церкви святой триады
Прай
Шарканье крысиных лап по камням нарушалось всплесками воды и сопровождалось редким писком. Эти звуки эхом разносились по пустому подземелью, отражались от стен и усиливались с каждым разом. Чем ближе ко мне они были, тем сильнее раздражали. Всё проведённое здесь время я вёл тайную войну с нахальными грызунами, заткнув подошвой сапога единственную щель в основании стены. Через неё незваные гости могли сюда проникнуть. Пока побеждал я, но периодически оппоненты предпринимали контратаку, скреблись когтями по каблуку и пытались прогрызть преграду на своём пути.
В камере не было окон, а через небольшое зарешеченное отверстие в деревянной двери сюда проникали отблески масляной лампы из коридора. Благодаря им я видел только свои сапоги и ту самую щель, всё остальное оставалось сокрыто в полумраке. Должно быть, это к лучшему, ведь так я не знал, насколько отвратительно выглядел соломенный матрас, разложенный подо мной. От него исходил запах плесени, пота и рвоты, вынуждавшие меня не делать глубоких вдохов. С каждым днём эта вонь становилась всё привычней.
На самом деле я понятия не имел сколько прошло времени с тех пор, как меня бросили сюда. Перенеся болезнь, захватившую наш мир после смерти последней триады, я больше не нуждался во сне и потому мог только догадываться о количестве дней, проведённых в камере. Ну или примерно посчитать их, основываясь на визитах солдат с моим скудным рационом. Еду приносили семь раз, но, как часто полагалось кормить пленников, я не знал. Если раз в день, то прошла уже неделя. Интересно, как они будут меня вешать?
По законам церкви святой триады за преднамеренное убийство полагалась смерть, без исключений. А именно в этом преступлении я был обвинён и заключён сюда. Будь на моём месте кто-то другой – он болтался бы в петле на главной площади в тот же день. Вместо этого я торчу тут и воюю с крысами, в то время как они даже не догадываются об этом.
Грызун прекратил карябать подошву сапога, а до моего слуха донеслось удалявшееся шарканье его лапок. Беги, беги, мерзость помойная.
Справа в отдалении послышались шаги. Они казались оглушительно громкими, и я попытался отстраниться от посторонних звуков. Аккуратно сдвинув ногу, внимательно всмотрелся в ту самую щель в основании стены. Убедившись, что крысы там и правда больше нет, я нагнулся и осмотрел следы от зубов на подошве. Прокусить её грызуну не удалось, и на том спасибо.
Шаги приближались, а в камеру начал просачиваться подрагивающий свет от пламени факела. Когда двое мужчин остановились по ту сторону двери, даже не видя их лиц, я уже знал, кто они. Определил по звуку шагов. Неужели пилат вспомнил обо мне? Да ещё и явился лично. Какая прелесть!
Благодаря тому, что отверстие с решёткой располагалось почти на уровне моих глаз, можно было наблюдать за тем, как один из мужчин достал связку ключей и принялся перебирать в поисках нужного. От их скрежета по металлическому кольцу меня передёргивало. Хорошо, что я ещё раньше заглушил окружающие звуки, иначе обострённый слух точно свёл бы с ума. Обычно спасали только самодельные затычки для ушей. Когда меня сажали сюда, то отобрали их вместе с остальными вещами.
Выбрав нужный ключ, мужчина вставил его в замочную скважину и несколько раз повернул. Раздались щелчки и скрежет механизма, вызывая неприятную дрожь по всему телу. Как же хотелось зажать уши. Из-за цепи, что скрепляла кандалы и приковывала руки к полу, это было невозможно осуществить. Её длины не хватало. Когда скрипнули петли, я чуть не взвыл. Дверь распахнулась. Слишком яркий свет факела ударил по глазам, ослепив.
Выставив ладонь перед лицом, я прищурился и отвернулся. Мне незачем было смотреть на пришедших людей, я прекрасно знал, как они выглядели.
– Не могли камеру получше выделить? Он всё же ищейка, а не городской пьяница, – недовольно буркнул хриплый голос. Он принадлежал человеку, который прежде никогда не опускался до того, чтобы посещать подземелья, подобные этому. Будучи пилатом главного корпуса ищеек церкви святой триады, он предпочитал поручать такие визиты кому-нибудь другому. Прежде я был обязан подчиняться ему при любых обстоятельствах. До того, как оказался здесь.
– Это и есть камера получше. Показать, где содержим остальных? – недовольно отозвался мужчина с факелом в руке – глава городской стражи. Его я тоже прекрасно знал, правда, именно из-за того, что никогда не слушал его подчинённых. Распахнув дверь, он так и стоял, позвякивая ключами, словно специально действуя мне на нервы. – Как видите, жив. Бумаги давайте.
Когда глаза привыкли к свету, я опустил ладонь и успел увидеть, как пилат грубо вручил мужику свиток, принял у него факел и вставил в металлическое кольцо на стене.
– На, подавись ими, – от его голоса так и веяло презрением.
Ищейки и городская стража никогда не любили друг друга, как и те, кто ими руководил. Мы стояли на шаг выше и, честно признаться, часто пользовались этим в своих интересах, а не как полагалось, в интересах церкви.
– Он ваш, – недовольно махнул рукой глава стражи и вручил пилату небольшой ключ. Окинув меня злым взглядом, он развернулся и пошёл прочь. Теперь я остался со своим прямым начальством один на один.
– Встань, Прай, – привычно скомандовал пилат. Он смотрел сверху вниз, но лицо оставалось в тени. Факел располагался сзади него и освещал больше спину и часть коридора.
У меня был выбор: безоговорочно исполнить приказ, как полагалось исходя из служебного положения каждого из нас, или проигнорировать, учитывая, как долго я здесь торчал, без каких-либо известий о своей судьбе. Изображать обиду на пилата, лично явившегося за мной, не стоило, но и подчиняться не хотелось.
– Я думал, что исключён из рядов ищеек после… – аккуратно заговорил я. Из-за сухости в горле голос раздался с хрипотцой и звучал слишком тихо и неуверенно, но сейчас мне это только на руку.
– После хладнокровного убийства предполагаемого воплощения божества? Да, следовало бы с тобой так поступить, – перебил пилат.
Разглядывая его лицо, покрытое мелкими, едва заметными старыми шрамами и казавшиеся чёрными из-за падающей тени глаза, я только сейчас понял, что он мог прийти сюда вовсе не за тем, чтобы вытащить меня из камеры. Мужчина мог явиться, чтобы лично и без свидетелей исполнить вынесенный смертный приговор. Не годится вешать ищейку церкви на глазах у толпы, это может пошатнуть авторитет всех, кто имеет к нам отношение.
– Это был несчастный случай, – соврал я.
Перед глазами невольно предстал момент, когда шея человека, в смерти которого меня обвиняли, хрустнула, и его тело обмякло.
– Несчастный случай, – с явным недоверием и насмешкой повторил пилат.
– Он упал с лошади и свернул себе шею. С каждым может случиться, – эти слова я постоянно твердил на допросе, прежде чем оказался здесь. Не следовало менять легенду.
– Ты всё ещё жив только потому, что ищейки, пережившие болезнь и оставшиеся верными мне, а не ордену, на дороге не валяются. А раз это был «несчастный случай», то у меня нет причин подозревать тебя в измене церкви. Не так ли?
Причины, естественно, были, и мы оба их знали. Сощурив глаза, я пытался разгадать мысли собеседника, но он ничем не выражал их. Знал ли он, что случилось на самом деле?
До моего слуха начало доноситься шарканье маленьких лапок по каменному полу и едва слышное крысиное сопение. Бросив взгляд на всё ту же щель в основании стены, я не увидел грызуна, но знал, что он снова подбирается сюда, планируя проникнуть в камеру.
– Ах, вот в чём дело. Будь я простым ищейкой, меня бы уже казнили, но раз я переболевший, то ты снизошёл до визита в городскую тюрьму, чтобы лично вызволить меня? Зачем я тебе, Сони? – прямо спросил я, обратившись к пилату по имени.
Сейчас, когда моя судьба была неизвестна, я не видел причин пресмыкаться перед кем-то, изображая учтивость и соблюдая этикет и устав. Зачем? Если бы я не был нужен, то был бы мёртв. Пережив болезнь, исходом которой чаще всего становилась именно смерть, страх перед ней меня покинул. Выздоровление стало началом новой жизни, и с самого первого дня казалось, что она была дарована мне напрасно. Лучше бы выздоровел кто-то другой, а не такой кусок дерьма, как я.
Крыса между тем подбиралась всё ближе. Кроме шарканья её лап, раздавалось то, как шерсть и бока трутся о стены. Стараясь не делать резких движений, я пытался поглядывать на щель так, чтобы не привлекать к ней внимание пилата.
– Ты поедешь в Гебирд. Поступил донос на одну из придворных дам леди Феринели. Судя по приведённым в сообщении описаниям событий, это, скорее всего, очередная клевета или попытка отвергнутой девки убрать соперницу с дороги, но мы не можем это не проверить.
– Почему я? У тебя достаточно людей для этого, – при упоминании Гебирда у меня свело челюсть. Это место было полно напыщенных снобов и модников, презирающих всех, кто не уподоблялся им. Они давно перестали пускать в город посторонних.
– Гебирд – гнездо ядовитых гадюк, плетущих интриги друг против друга и готовых порвать глотку любому, кто сунется туда с неугодными вопросами. Твой слух там очень пригодится, ведь при прямом допросе или даже беседе мало кто расскажет правду. Там нужен такой, как ты, кто сможет подслушать разговоры даже через стену. А как ты знаешь, большинство ищеек, переживших болезнь, оставили службу и переметнулись в проклятый орден. Потому я искренне надеюсь, что в этот раз всё обернётся без «несчастных случаев», – последние слова Сони произнёс так, что уголки моих губ дёрнулись, собираясь растянуться в улыбке, но я вовремя их остановил.
В одном он был прав. Переболевшие, такие как я, отворачивались от писаний и поклонения триаде. Они начинали разделять взгляды группы лиц, называющих себя орден. Даже назвались так, словно в насмешку над церковью. Они скрывались от неё, ведь не всегда вели законную деятельность и обитали в основном в лесу.
Жизнь в нас поддерживало только то, что осталось от болезни. А объединение воплощений божеств избавило бы мир от любых её проявлений, в том числе тех, благодаря которым мы живы.
Для всех вокруг появление новой триады означало спасение, а для тех, кто уже переболел – это событие принесёт только смерть. Поэтому орден стремился его не допустить, в то время как церковь и её ищейки, наоборот, всеми силами разыскивали трёх человек, родившихся воплощением триады ради их объединения. Ведь только после него они смогут общаться с божествами, создавшими этот мир, и доносить до людей их волю.
Убитый был очередным подозреваемым в том, что он один из них. Слишком много свидетелей и событий подтверждали это. Осознание, что подозрения были ошибочны, настигло меня, только когда шея парня уже хрустнула. Его звали Гален, примерно моего возраста, и он ничего из себя не представлял. Он был убит совершенно напрасно, и Сони прекрасно это знал.
Сейчас он давал шанс и надеялся, что я сделаю правильный выбор и останусь верен церкви. Пилат знал меня с самого детства. В отличие от остальных ищеек, кто также перенёс болезнь и переметнулся к ордену, я остался со своей семьёй. Вероятно, где-то в глубине души Сони верил мне и словам про «несчастный случай», или заставлял себя верить.
За последние годы ищейкам не удалось найти истинных воплощений триады, и только поэтому я не последовал за себе подобными сразу по выздоровлении. Целое поколение людей успело родиться и состариться с тех пор, как мир видел божеств в последний раз, и нет никаких гарантий, что их явление выпадет именно на годы моей жизни. Зачем рушить то, чего удалось достичь и лишаться привилегий, что давались должностью ищейки? Меня вполне устраивала койка в казарме, отделённая ширмой от остальных, чёткий распорядок дня и скромное жалование, ведь еду и одежду нам предоставляла церковь.
Из щели показался кончик крысиного носа. Я давно догадывался, что грызун остановился там и пытался оценить, насколько безопасен путь из тесных стен в просторную камеру.
– Ничего не могу обещать. В моём присутствии многим придворным дамам может стать плохо, а дальше обморок, удар головой, и вот тебе ещё один «несчастный случай». – Я неряшливо пожал плечами и заметил, как нос грызуна спрятался в стене, испугавшись звука моего голоса.
– Сейчас мне станет плохо от одного твоего запаха. Вставай уже и пошли из этой дыры, тебе следует привести себя в должный вид и с утра выдвинуться в путь. – Сони недовольно поморщился. Движение его ноздрей удалось увидеть, даже несмотря на падавшую тень.
Это был мой шанс вернуться к прежней жизни. Сделать вид, что никакого обвинения в убийстве не было, и остаться в рядах ищеек. Я не стал показывать своей радости. Упускать предоставленную возможность нельзя. Вскочить с пола, даже с закованными в кандалы руками, оказалось проще простого. Во всём виноваты последствия болезни, прибавившие мне не только острый слух и способность бодрствовать, но и нечеловеческое проворство.
Оказавшись на ногах, я выпрямился и покрутил головой, разминая шею. Вытянув руки в сторону Сони, насколько позволяла цепь, я ждал, когда он поможет снять оковы.
– Ты так шутишь, что ли? Ты их ещё не снял? Тут работы на минуту, – недовольно буркнул он, рассматривая замки. Закатив глаза, я устало пожал плечами.
– Берёг силы, зная, что ты меня здесь не оставишь. – Пилат уже вставил ключ в замочную скважину и повернул его. – Ты отпустишь меня в Гебирд одного?
– Конечно, нет. Я же не идиот. Трей присмотрит за тобой.
– Кто бы сомневался, – усмехнулся я и вовремя поймал начавшие падать кандалы. Скрежет цепи, соединявшей их, и так резал мой слух, а если бы всё это упало на каменный пол, то я точно мог оглохнуть на какое-то время. – Я смогу забрать вещи, прежде чем мы покинем это место?
– Я их уже забрал. – Вытянув вперёд руку, Сони разжал кулак, а на ладони лежали мои затычки для ушей. – Тебя же в первую очередь они беспокоят?
Обменяв их на кандалы с цепью, я уловил недоумение на лице пилата, но он ничего не сказал. Уже поднеся одну из затычек к уху, я замер, прислушиваясь к вновь раздавшемуся шарканью лап.
Грызун выскочил из щели настолько стремительно, что мало кто мог бы это уловить. Особенно в стоявшем полумраке. Хватило ровно трёх секунд на то, чтобы каблук моего сапога опустился прямо на шею крысы и придавил её к полу. Послышался душераздирающий писк и хруст костей. Я поморщился от громкости этих звуков. За последние дни в подземелье не раздавалось ничего громче них.
Сони отпрянул на шаг, но сообразил, что это было, и хмыкнул. Подняв ногу, я осмотрел безжизненное тельце, а затем перевёл взгляд на пилата. Тайную войну с крысой в стене я выиграл, но вот смогу ли с такой же лёгкостью одолеть церковь и её служителей, если и правда найду воплощение божества?
Глава 1. Подготовка к празднику
Записи главного ищейки отряда в Гебирд
Трея Вайзенкайнда
«В ходе визита в Гебирд было установлено, что леди, указанная в поступившем доносе, считается любимой фавориткой некоего лорда Лиама Мисткерла. Названая дама чаще всех оказывается в его покоях. Во время проверки было определено, что инициатором доноса выступала леди Элиза Феринели, открыто заявившая подругам о своих правах на вышеназванного лорда. Причастность кого-либо из этих лиц к воплощениям триады не установлена.»
Гебирд, город лорда Феринели
Ёль
Шёпот и приглушённые разговоры, прерываемые хихиканьем и откровенным смехом, раздавались с разных концов полукруглой гостиной. Сегодня здесь собрались все главные сплетницы дворца, ну или просто все его обитательницы. Нельзя было упустить такую возможность и не послушать их беседы. Хотелось оказаться везде и сразу, но я не могла разорваться, и приходилось напряжённо прислушиваться к голосам, сливавшимся в единый гам в поисках самых любопытных новостей. Ради этого я медленно передвигалась от стола к столу, делая вид, словно рассматриваю разложенные на них украшения для оберегов. Этим занималась не я одна, потому ни у кого не должно было возникнуть подозрений, что их подслушивают.
К завтрашнему празднику готовились все девушки, достигшие совершеннолетия. Только в этот день у них был шанс выбрать жениха самим, но приходилось надеяться на сообразительность избранника и ответную симпатию. Ну, или откровенно жульничать, заранее договорившись с нужным человеком, как это предстояло сделать мне.
По традиции от девушки требовалось сплести оберег, представлявший собой символ солнца, и украсить по своему вкусу. В течение дня перед праздником оберег выбрасывали в окно. Мужчине, нашедшему его, следовало догадаться, чей он и прилюдно вернуть владелице. Если он угадывал – пара считалась созданной друг для друга, и никто не мог это оспорить или разлучить их. Но если девушка не признавала в обереге свой, то мужчина больше не мог спросить о нём другую. Конечно, многие по-разному жульничали. Но традиция не прекращалась уже долгие годы, и праздник всё равно проводили так, как это делали наши предки.
Мой оберег был почти закончен. Осталось обрезать все торчащие кончики и украсить его. Интересно, что жениху понравится больше? Растениями он явно не восхищался, но и ленты никак не подходили. Опозориться в свой первый день солнцестояния не было никакого желания. Мне ещё не исполнилось восемнадцать (осталось меньше месяца), но отец получил разрешение на моё участие наравне с остальными. Он спешил официально закрепить заключённую ранее помолвку.
На белоснежной салфетке прямо передо мной лежало несколько кучек ягод. Все они выглядели старыми, сморщенными и никуда не годились. Самые свежие и красивые, не мятые, уже разобрали, оставив один мусор. Слева в углу возле книжных шкафов, леди Феринели жаловалась дамам на непослушных дочерей. Удивительным было то, что эти самые дочери находились с ней в одной гостиной, но сидели на другом конце, и голос матери до них не доносился. Эта тема была неинтересна, ведь я знала нрав обеих девушек лучше, чем они сами. Ни одна из них не считала меня подругой, и это было взаимно.
– … и тогда он позвал меня в сад, – донёсся до моего слуха почти слышный шёпот слева. Кто именно сказал эти слова, я не поняла, но беседа велась с небольшого диванчика у стены. На нём сидели сразу четыре девушки, а перед ними стоял низкий столик с несколькими корзинками. По торчавшим стеблям и лепесткам я догадалась, что в них лежали цветы. Можно сделать вид, что заинтересовалась ими, и незаметно подойти ближе.
– И ты пошла? – воскликнула одна из девушек, невольно привлекая к себе не только моё внимание. Судя по раздавшемуся шиканью, продолжать беседу её собеседница не собиралась. Жаль. Послушать сплетню на эту тему очень хотелось. Всегда интересно знать, кто с кем договаривался о свиданиях и тайно встречался. Особенно перед днём солнцестояния, ведь это могло означать как раз передачу оберега в руки того, кто его «найдёт».
Жениха мне выбрали десять лет назад, когда я была маленькой и не понимала важности принимаемого решения. И вот, через какой-то месяц мы официально начнём готовиться к свадьбе. Правда, только если в день солнцестояния мужчина принесёт мне оберег, и я подтвержу, что он мой. Если этого не случится, то наш брак могли не признать, и это легло бы тенью позора на обе семьи. Именно поэтому отец и выпросил позволения на моё участие в празднике, ведь иначе нам пришлось бы ждать до следующего или заключать брак без благословения божества. Обычно тех, кому нет восемнадцати, не допускали к участию, их результаты не засчитывали. Опасения, что такое могло случиться и с нами, мучили весь день.
От этих мыслей я волновалась и никак не могла сосредоточиться на разговорах в гостиной. Медленно передвигаясь по комнате, я осматривала сплетённый из веток круг. Не стоило думать о том, на что не могла повлиять. Законность моего брака – это вопрос отца и жениха, а моя задача – оберег. Как же его украсить? Ведь надо сделать так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что мужчина узнал мою работу. Понял, что это было сделано специально для него.
– … говорят о новых случаях заражения.
– Это ведь всего в дне пути от нас, разве нет?
Начало разговора я не слышала, но упоминание заражения заставило обратиться вслух и незаметно приблизиться к выходу на балкон. Дамы сидели возле него и не отрывали глаз от своих оберегов, пришивая к ним красные ягоды клубники.
– Да, даже ближе, потому новость и добралась до нас так быстро.
– Надо что-то делать! Я запомню на всю жизнь те несколько месяцев, которые мы провели взаперти из-за того, что эта ужасная болезнь бушевала здесь. Я не переживу повторения установленных в тот период правил поведения! Единственная, с кем я могла поговорить – это горничная, а она не сильна в поддержании беседы.
– Думаю, что нам не стоит беспокоиться. В стены города никого не пустят, тем более раз известие о заражении уже достигло нас, должны быть приняты меры.
– Но ведь болезнь вспыхнула вблизи Бица, там рядом земли лорда Мисткерла. Что, если он заступится за своих людей и уговорит лорда Феринели впустить их? Он у него на хорошем счету.
Упоминание знакомого имени заставило напрячь слух сильнее. Остановившись возле беседующих дам, я стараясь не привлекать внимание, и изучала остатки ягод ежевики и малины, рассыпанные по голубому блюдцу на столике возле сплетниц. Мне были знакомы их имена, но лично мы не общались, ведь они старше и не моего круга. Насколько я знала, обеим исполнилось двадцать, а они до сих пор ещё не были замужем! Один разговор с ними на людях сразу породил бы множество слухов.
Сегодня леди Феринели пригласила к себе всех, кому требовалось сплести оберег, и, будучи любезной хозяйкой, не могла обойти их стороной. Как и меня.
– О, я не подумала об этом, но сомневаюсь, что ради его просьбы лорд Феринели пренебрежёт безопасностью всех остальных.
– Лорд Феринели, естественно, так не поступит. Но вот если Лиам Мисткерл убедит Элизу и попросит обратиться к отцу, то она горы свернёт, но выполнит его просьбу. – Женщина недовольно фыркнула.
От услышанных слов я приложила массу усилий, чтобы на лице не возникло ни единого признака недоумения. С какой стати Элизе Феринели стараться что-то сделать по просьбе моего жениха? Неосознанно перебирая пальцами свой оберег, я смотрела в одну точку перед собой, но не видела разложенных там веточек облепихи и отдельно собранных с них оранжевых ягод.
– Неужели? А я думала, что он сам в хороших отношениях с Феринели, – с сомнением в голосе проговорила одна из женщин. Она оторвалась от своего занятия и посмотрела на собеседницу. Поймав её взгляд, вторая хитро улыбнулась и склонилась ближе:
– О, поверь, Феринели возвышает его только потому, что об этом просит Элиза.
– Интересно, как он добился её благосклонности? Они же не помолвлены? – Казалось, что она была искренне удивлена этой новостью. Для меня услышанные слова оказались настоящим потрясением.
– Конечно, нет, но если он захочет, то она, несомненно, скажет «да». Умеет он мастерски подлизать, где и как надо.
– А я думала… – Обе женщины склонились ближе друг к другу.
Продолжая стоять на месте, я чувствовала, как холодеют кончики пальцев. Смысл сказанных слов был мне более чем понятен. Отправляя меня сюда вместе с отцом, мать на прощание прочитала целую лекцию о вопросе взаимоотношений мужчины и женщины, чтобы предостеречь от всего, что поджидало в стенах дворца.
Эти наставления оказались весьма кстати. Местные обольстители сразу посчитали меня лёгкой добычей, но когда поняли, что им ничего не светит, то сразу потеряли интерес. Я же старательно обходила стороной тех представителей мужского пола, кто действительно представлял для меня опасность – слишком привлекательных и умных. Они, в свою очередь, поступали также по отношению ко мне.
Дамы продолжили беседу полушёпотом, но я не различала их слов. Только отдельные предлоги и восклицания. Они всячески пытались их скрыть, но не всегда справлялись с этим. Подходить ближе было опасно. Даже сейчас, замерев и задержавшись возле одного стола, я привлекала лишнее внимание.
– Иоланта, как продвигается работа над твоим оберегом? – вывел меня из размышлений голос леди Феринели.
Удержавшись, я не вздрогнула от её неожиданного появления рядом, улыбнулась и посмотрела на женщину. Хозяйка дома грациозно подплыла от соседнего столика и пробежалась кончиками пальцев по белоснежной скатерти.
– О, благодарю за ваше участие, миледи. Он почти готов. Осталось выбрать, чем его украсить, – поспешила ответить, вложив в голос как можно больше любезности и тем самым скрыв, что в груди клокочет ярость.
Прежде мне не доводилось слышать слухов про интимные похождения жениха. Мысли о его порядочности согревали сердце, и я начинала думать, что постепенно влюблялась в него. Лорд Лиам Мисткерл был старше меня на пятнадцать лет. У него были не очень короткие чёрные волосы. Нижняя часть лица всегда была покрыта небольшой бородой и усами, перетекающими в бакенбарды. Обычная одежда лорда всегда соответствовала принятому в горах фасону и выглядела практичной, нежели парадной, потому он и выделялся среди других мужчин при дворе лорда Феринели. Ну и носил Лиам всегда только чёрное, чем зарождал множество слухов о себе, но только по части внешнего вида. Их доводилось слышать прежде. Я часто ловила на нём восхищённые взгляды дам и гордилась, что он станет моим супругом.
От осознания собственной слепоты и наивности в глазах потемнело. Конечно, наша помолвка была лишь на словах, и этой договорённости с моим отцом уже много лет, но если завтра она станет официальной, мужчине придётся прекратить всё, что могло тенью упасть и на моё имя. А значит, никакого подлизывания Элизе или кому-то другому. Интересно, он сам это понимал? Если нет, как-то следовало просветить его, что я не потерплю такого.
– Покажешь? – снова отвлекла от размышлений леди Феринели. Она протянула руку к оберегу и уже коснулась меня пальцами.
– О, он весьма хрупок, лучше вам его не трогать. Он ничем не отличается от тех, что сплели остальные, – поспешила отказать я.
Женщина резко отстранила руку, не дослушав фразу до конца.
Доверять вещь, на создание которой ушло полдня кому-то другому, я не собиралась. Пальцы сильнее стиснули оберег, что не укрылось от внимания собеседницы, но её лоб покрылся слишком глубокими морщинами. Леди Феринели обычно старалась их не допускать, опасаясь, что потом не сможет избавиться.
– Тебе следует более ответственно подойти к украшению, ведь всё зависит от того, насколько сообразителен человек, что найдёт его, и сможет ли он соотнести твой образ с этой вещью, – озвучила женщина всем известный факт, не заостряя моё внимание на своём недовольстве.
Интересно, если я нагрублю ей, как скоро её супруг прогонит моего отца с должности своего первого помощника и вышлет нас из города? Ответа я не знала, и пришлось поддерживать любезную улыбку и настрой, что всегда давалось мне с трудом.
– Да, миледи, потому я и не могу определиться с выбором украшений так долго. Всё такое красивое, – мило пролепетала я.
Красивого на столах не осталось ровным счётом ничего, и мы с леди прекрасно это видели.
– Давай посмотрим.
Женщина задумчиво осмотрела соседние столы и вернулась взглядом к веточкам облепихи. Её общество сейчас было весьма некстати, ведь я никак не могла успокоиться по поводу услышанного про жениха и Элизу. Могло ли такое быть, что на самом деле подобных слухов полно, но они не доходили до меня именно из-за моей неофициальной роли невесты Лиама?
Мысль об этом поселилась в голове, и как червь, проедала себе путь глубже и вынуждала не оставлять услышанное без внимания. Но я ведь не могла заявиться к жениху и прямо спросить. Отец строго-настрого запретил нам видеться на людях в стенах дворца именно ради того, чтобы не ходило никаких слухов о нас.
– Ты сделала правильный выбор. Облепиха очень хорошо намекнёт на твоё авторство. Ягоды подчеркнут цвет волос, а шипы – характер и отдельные фразы, – проговорила леди Феринели, подняв со столика самую маленькую веточку, усыпанную оранжевыми круглыми ягодками. Бросив на них взгляд, я отметила, что они почти одного цвета с моими рыжими волосами. Про шипы был явный упрёк в мой адрес.
– Чтобы стать явной приметой, эта черта моего характера должна быть известна куда большему числу людей во дворце, а я демонстрирую её только избранным, – ответила я, надеясь, что смысл дошёл до женщины и не оскорбил её.
– Главное, не воспринимай слишком близко к сердцу, если никто так и не угадает автора столь тонкой работы. В первый праздник очень многие обереги остаются не опознаны, или теряются в траве и кустах, – натянуто улыбнулась она, никак не продемонстрировав своей реакции на мои слова. Протянув мне ветку облепихи, леди повернулась ко мне лицом. – Или у тебя уже есть конкретный претендент на эту вещь?
Беседа начинала быть похожей на завуалированный допрос. Неужели отец рассказал её супругу о помолвке? Женщина просто хотела убедиться в этом, выпытав у меня больше информации?
– Что вы, я лишь надеюсь на удачу и благословение божества солнца, как и все в этой комнате. Завтрашний день должен показать, насколько оно благосклонно ко мне, – отозвалась я заранее заученной фразой для таких случаев.
Приняв из рук собеседницы ветку, я сделала вид, что всё моё внимание привлечено тем, как она смотрится поверх оберега. Выбор украшения мне и правда понравился.
– Значит, ты не собираешься вручить оберег кому-то заранее? – предостерегающе понизив голос, спросила леди Феринели, отбросив все условности. Мимо нас лёгкой походкой прошлось несколько девушек, обсуждавших оставшиеся ягоды и уродливые цвета последних свободных лент. Когда они отошли, я осмелилась поднять взгляд на женщину рядом с собой.
– Что вы! Если вам будет угодно, то я могу выбросить его в окно в вашем присутствии.
Я знала, что не выдала своего волнения ни словами, ни выражением лица. Но вот не услышала ли леди то, как громко стучало моё сердце в этот самый момент? Если она знала о договорённости между моим отцом и Лиамом, то, когда мой оберег оказался бы в руках жениха, она точно заподозрила бы жульничество и сговор.
Вот бы я ошибалась, и весь разговор был лишь проявлением любезности хозяйки дворца.
Леди Феринели собиралась ответить, но в этот момент дверь приоткрылась, и на пороге гостиной возникла маленькая девочка в форме пажа. Окинув помещение взглядом, она поспешно подбежала к нам и присела в полагающемся реверансе. Вышло криво, но на моих губах непроизвольно появилась улыбка.