Ужасные сказки братьев Гримм. Иллюстрированное издание

Это было давным-давно, прошло уж больше двух тысяч лет. Жил-был богатый человек, и была у него прекрасная, добродетельная жена. Они сильно любили друг друга, но детей у них не было. И как они ни мечтали об этом, как ни молилась жена день и ночь, всё было напрасно.

Перед их домом был двор, а во дворе росло можжевеловое дерево. Однажды зимой жена вышла под дерево, села под ним и стала очищать яблоко от кожуры. Когда она чистила яблоко, то нечаянно порезала себе палец, и капля крови упала в снег.

«Ах!» – вздохнула она глубоко и, глядя на кровь перед собой, с грустью произнесла: «Если бы у меня был ребёнок, такой же красный, как кровь, и такой же белый, как снег…»

Как только она это сказала, в сердце её будто проснулась радость, и ей стало так легко, как будто всё могло сбыться. Она вернулась домой. Прошёл один месяц – снег растаял. Прошло два месяца – зазеленела трава. Прошло три месяца – из земли проросли цветы. На четвёртый месяц деревья покрылись листвой, и вся роща зазеленела. Птицы запели так звонко, что лес наполнился музыкой, и лепестки опадали с деревьев.

На пятом месяце можжевеловое дерево так сильно расцвело, что радость охватила женщину, сердце её прыгало в груди, и она опустилась на колени – не в силах справиться с этим чувством. На шестом месяце плоды на дереве налились, стали плотными и крупными. Тогда она притихла.

На седьмом месяце она стала есть ягоды можжевельника – с жадностью, будто в голоде. Ей сделалось тоскливо, и она занемогла. На восьмом месяце она позвала мужа, заплакала и сказала:

– Если я умру, похорони меня под можжевеловым деревом.

И с тех пор она обрела покой.

На девятом месяце она родила мальчика – белого как снег и красного как кровь, и, увидев его, от счастья сразу же умерла.

Муж похоронил её под можжевеловым деревом и долго плакал. Он плакал и плакал, но со временем боль утихла. А спустя ещё какое-то время он снова женился.

У него родилась дочь от второй жены. Но сын от первой был всё таким же прекрасным: белым как снег и красным как кровь. Когда мачеха смотрела на свою дочь, она радовалась, но когда замечала мальчика, её сердце наполнялось злобой. Он будто заслонял собой всё, ей казалось, что он мешает её дочери получить всё наследство. Злоба росла, и она начинала грубо обращаться с мальчиком: гоняла его из угла в угол, пихала и щипала, так что бедный ребёнок жил в постоянном страхе.

Когда он возвращался из школы, у него не было ни минуты покоя.

Однажды мачеха поднялась на чердак. К ней пришла её маленькая дочка и сказала: – Мама, дай мне яблоко. – Конечно, дитя моё, – ответила мачеха и дала ей прекрасное яблоко из сундука.

Сундук этот был большой, тяжёлый, с железным замком.

– Мама, – сказала девочка, – а брату ты не дашь яблока?

Это раздражало мачеху, но она сказала: – Дам, когда он вернётся из школы.

И, выглянув в окно, она увидела, что мальчик как раз идёт. Тогда злой дух овладел ею. Она выхватила яблоко у дочери и сказала: – Ты не получишь его первой, пока брат не придёт.

Она бросила яблоко в сундук и закрыла крышку. Мальчик вошёл в дом, и тогда она с притворной добротой сказала: – Милый сынок, хочешь яблоко?

– Мама, – сказал он, – что у тебя за страшный вид? Конечно, хочу.

– Иди сюда, – сказала она, – открой крышку и возьми себе яблоко.

Когда он наклонился над сундуком, она с силой захлопнула тяжёлую крышку. Голова мальчика отлетела и покатилась среди красных яблок.

Мачеха в ужасе подумала: «Как бы мне от этого избавиться?»

Она поднялась в спальню, открыла нижний ящик комода, достала белый платок, посадила тело мальчика на стул у двери, водрузила голову обратно на шею, повязала платок, чтобы не видно было шва, и вложила в руку яблоко.

В это время к матери на кухню пришла дочка, Марленхен. Она стояла у плиты и мешала кастрюлю с горячей водой.

– Мама, – сказала она, – брат сидит у двери, совсем бледный, и держит в руке яблоко. Я попросила его поделиться, но он ничего не ответил. Мне стало страшно.

– Иди ещё раз, – сказала мать. – Если он не ответит, дай ему по уху.

Марленхен подошла и сказала: – Брат, дай мне яблоко.

Он молчал. Тогда она шлёпнула его по щеке – и его голова упала на пол. Девочка в ужасе закричала, побежала к матери и в слезах закричала: – Мама, я нечаянно сбила брату голову!

– Марленхен, – сказала мать, – что же ты наделала! Но молчи, только молчи, иначе никто не должен узнать. Мы сварим его в солонине.

Она порезала тело мальчика на куски, положила в кастрюлю и сварила в пряной похлёбке.

Марленхен всё это время стояла рядом и горько плакала – её слёзы падали в суп, и потому повариха не клала туда соли.

Когда муж пришёл домой, он сел за стол и спросил: – Где мой сын?

Жена поставила перед ним большую миску с похлёбкой.

Марленхен не переставала плакать.

– Где мой сын? – спросил отец снова.

– Ах, – ответила мачеха, – он ушёл в гости к тёте. Он давно хотел туда, и я разрешила ему пожить у неё несколько недель.

– Как же так? – сказал отец. – Он даже не попрощался со мной…

– О, он торопился и просил не сердиться. Он очень хотел туда.

– Мне грустно. Всё-таки он должен был сказать мне прощай.

Он начал есть и сказал: – Марленхен, чего ты всё плачешь? Брат ведь скоро вернётся.

– Ах, жена, – добавил он, – какая вкусная еда! Дай мне ещё.

Чем больше он ел, тем больше хотел. Он сказал: – Давайте всё сюда. Вы ведь и не захотите этого есть. Всё это как будто для меня.

Он ел и ел, а кости бросал под стол, пока всё не съел.

Марленхен тем временем подошла к комоду, достала из нижнего ящика лучший шёлковый платок, собрала в него все косточки и вынесла их во двор. Она положила их в зелёную траву под можжевеловое дерево и залила их своими слезами.

Как только она это сделала, у неё на душе стало легче, она перестала плакать.

Тогда можжевеловое дерево затрепетало, его ветви разошлись в стороны и снова сомкнулись, будто кто-то радовался и хлопал в ладоши.

Из дерева поднялся лёгкий туман, в котором сверкал огонь, и из него вылетела чудесная птица. Она прекрасно пела и высоко поднялась в небо. Когда же исчезла, можжевеловое дерево снова стало как прежде, а платок с косточками исчез.

Марленхен вернулась в дом, села к столу и ела с радостью в сердце, будто брат её всё ещё был жив.

Птица же полетела прочь и села на крышу дома ювелира, после чего запела:

«Меня мать убила, Меня отец съел, А сестра Марленхен Все мои косточки Собрала, обвила В платок шёлковый алый И под можжевеловым Деревом схоронила. Ки-ви, ки-ви! Какая же я чудесная, дивная птица!»

Ювелир сидел в мастерской и ковал золотую цепочку. Он услышал птицу, что сидела у него на крыше и пела, и песня показалась ему такой прекрасной, что он вышел из дома. На ходу он потерял один башмак, но не обратил на это внимания. Он вышел на улицу в одном башмаке и в чулке, с фартуком на животе, в одной руке у него была цепочка, в другой – щипцы, и солнце сияло ярко над улицей. Он остановился и посмотрел на птицу.

– Птица, – сказал он, – как чудесно ты поёшь! Спой мне ещё раз!

– Нет, – ответила птица, – я не пою дважды даром. Дай мне золотую цепочку, тогда я спою снова.

– Вот, – сказал ювелир, – бери цепочку, только спой мне ещё раз.

Птица взяла цепочку в правую лапку, села перед ювелиром и снова запела:

«Меня мать убила, Меня отец съел, А сестра Марленхен Все мои косточки Собрала, обвила В платок шёлковый алый И под можжевеловым Деревом схоронила. Ки-ви, ки-ви! Какая же я чудесная, дивная птица!»

Потом птица улетела к сапожнику, села на его крышу и запела ту же песню. Сапожник выскочил на улицу в одних рукавах и, заслоняя глаза от солнца, воскликнул: – Птица, как ты поёшь! Жена, дети, подите сюда – посмотрите на эту птицу!

Вышла жена, потом дочь, затем подмастерья, мальчики и девочки – все собрались на улице и смотрели на чудесную птицу. У неё были перья ярко-красные и зелёные, а вокруг шеи сверкало золото, глаза её сияли как звёзды.

– Птица, – сказал сапожник, – спой мне ещё раз.

– Нет, – ответила она, – я не пою дважды даром. Дай мне что-нибудь.

– Жена, – сказал сапожник, – принеси с верхней полки в шкафу те красные туфли.

Жена принесла их.

– Вот, птица, – сказал сапожник, – спой теперь ещё раз.