000
ОтложитьЧитал
Возвращение в СССР. Книга первая. Американский пирог.
Будущее не определено. Нет судьбы, кроме той, что мы творим сами – Джон Коннор The future is not set. There is no fate but what we make for ourselves – John Connor.
Глава 1
Глупцы говорят: «Время лечит!» Время не лечит, оно убивает! Кого-то быстро, кого-то медленно, но неотвратимо! Единственное, что ты можем сделать – это сопротивляться! Так что не дай раньше времени обвести себя мелом!
Из неопубликованного: «Разговор с учителем и великим мастером Сунь-Цзы»
Это смерть потрясла меня! Она заставила по-новому взглянуть на мою жизнь! Случилось это на третьем году моей самостоятельной работы врачом анестезиологом-реаниматологом. Иван Иванович находился в отдельной палате нашего госпиталя пятый месяц, у него обнаружили рак. Ему сделали одну за другой пять операций, борясь с расползанием метастазов по всему организму, но безуспешно. Понимая тщетность хирургических мер, консилиум врачей принял решение оставить в покое изнуренного до предела Ивана Ивановича, которого между собой мы уважительно звали Ван Ваныч.
В тот день дежурство выдалось тяжелое: больные шли нескончаемым потоком, приходилось заниматься сортировкой поступающих пациентов и определять приоритеты лечения. В палату Ван Ваныча я смог добраться лишь глубокой ночью – совершенно вымотанный не только от суеты и беготни сегодняшнего дежурства, но и общения с множеством физически и психически больных граждан.
Некоторое время я постоял перед дверью, пытаясь привести дыхание в порядок и собраться с мыслями. Затем решительно потянул на себя дверь и шагнул в темноту душной палаты, освещаемой только аппаратурой мониторинга пациентов и вспышками июльской грозы за окном.
Едва я вошел в палату, как со стороны кровати на меня уставились совершенно нечеловеческие глаза. В черноте этих глаз, затянутых кровавым туманом невыносимых страданий, горели беспощадными инквизиторскими кострами неподвижные зрачки умирающего человеческого существа.
До этого дня Ван Ваныч находился под постоянным воздействием наркотических средств и снотворных препаратов, что исключало возможность его долгого сохранения в сознании. Он практически не приходил в себя.
Теперь же взгляд его был совершенно ясным, осознанным и пугающим.
–Сделай это, парень! – сказал он странно изменившимся голосом, который казался мне чужим, и попытался поднять свою руку. Я потерянно смотрел в его глаза, горящие адским пламенем боли. Его зрачки словно притягивали мой взгляд. Угнетающее молчание заполнило комнату.
–Сделай! – тяжело прохрипел он. – Ты слышишь меня?
–Что сделать? – тупо переспросил я, пытаясь уклониться от тягостного для меня разговора.
–Помоги мне уйти!
В его голосе зазвенела сталь металлического троса, натянувшегося тугой струной от неподъемного груза.
–Что мне нужно сделать? – вновь переспросил я, стараясь хоть как-то оттянуть время.
–Последний укол! – и его голос оборвался в приступе кашля. Аппаратура мониторинга тут же отреагировала тревожными сигналами, указывая на критическое состояние пациента. Я подошел ближе к его кровати, успокоил монитор, взял шприц со столика и уже собрался сделать Ивану Ивановичу новую дозу наркотика, но он перехватила мою руку.
–Сынок, – свистящим сиплым шепотом проговорила он,
–Смерти нет! Есть только страдание слабой человеческой плоти!
–Ты не убьешь меня, я уже мертв! Как врачи мы оба это знаем! Ты просто освободишь меня от этой разлагающейся заживо плоти!
–Ты же знаешь, как это делается?!
–Эта инъекция должна быть последней!
Он замолк и упорно смотрел на меня тяжелым, полным невыносимой боли и отчаяния взором.
Конечно же, я знал, как быстро и безболезненно отправить человека туда, откуда никто не возвращается. Ведь по своей сути наркоз – это искусственно созданное состояние, при котором человек некоторое время балансирует на грани жизни и смерти. И в руках врача – вытащить его из этого состояния или же послать за грань того, что мы называем жизнь! Но сейчас, глядя в глаза нашего Ван Ваныча, который был моим самым строгим и авторитетным наставником и видя, во что превратился этот недавно казавшимся несгибаемым человек, я не находил в себе сил и решимости совершить то о чем он меня просил.
Ван Ваныч всегда презирал смерть, мало того, он всегда с ней сражался, как разъяренный Берсерк. Больных, которые умирали на его глазах, будь то операционный стол, или противошоковая палата, или еще какое-то место больницы, он реанимировал с каким-то маниакальным упорством, пытаясь вырвать их из холодных рук смерти. И только трупные пятна и окоченение – заставляли его отступить. Сейчас же он сам был во власти своего вечного и непримиримого врага, мало того, он решил сдаться ему и просить у него пощады. Мой разум боролся с чувствами, а те, в свою очередь, разбивались о гранит морали. Ван Ваныч всегда учил меня никогда, ни при каких обстоятельствах не идти на убийство, какие бы железные аргументы ни были бы предложены.
А сейчас он сам толкал меня перейти эту запретную черту.
Я понимал, что он прав и я разговариваю по сути уже с мертвым человеком, потому что все, что у него осталось в этой жизни – это постоянная нестерпимая выматывающая боль. Стоило ли держаться за эту жизнь, если это жизнь сплошная непрекращающаяся невыносимая боль, после которой ты все равно умрешь?
К горлу подкатил ком, на глаза выступили слезы. Дрожащими руками я взял шприц и пропальпировав локтевой сгиб Ван Ваныча сделал ему внутривенную инъекцию обычной дозой наркотического анальгетика. Вдруг я почувствовал, как он легко коснулся моей руки. Подняв полные слез глаза, я увидел, что он улыбнулся и ободряюще кивнул мне.
И тут меня осенило!
–Чертов Ван Ваныч!
–Это была проверка. Последний экзамен от моего строгого учителя!
–Его не сломали: ни многочисленные операции, ни месяцы непрекращающейся, невыносимой, нечеловеческой боли. Он остался несломленным и уходил настоящим бойцом: проигравшим свою последнюю схватку со смертью, но не сдавшимся. До самого последнего мгновения он был верен своим медицинским принципам: «Не навреди!» и «Не убей!».
–Он все видел, все понял и остался доволен своим учеником!
Больше я уже не мог сдерживаться и, чтобы не разрыдаться перед своим учителем как сопливый мальчишка, опрометью выскочил из палаты на лестничный марш. Заскочив в пустую курилку, я прислонился к стене; слезы катились неудержимым потоком, в горле стоял комок, а в голове была пустота. Сознание обожгла шальная мысль: только бы никто не вошел в курилку и не увидел меня в таком состоянии. Прислушался.
За стеной, где находился кабинет Завхоза, доносился ядреный многоэтажный мат. В этом замысловатом вологодском кружеве непереводимых идиоматических выражений иногда проскакивали вполне осмысленные фразы на общепринятом литературном языке:
–Михалыч ты, когда свой строительный мусор уберешь с моей территории?! – спрашивал завхоз невидимого собеседника. И после минутной паузы вновь слышался его раздраженный голос:
–Михалыч, ты радуйся, что твои Долбозавры успели закончить ремонт крыши до дождей, а то бы я сейчас с тобой так ласково не разговаривал!
–Ну, да! Ну, да, – вторил завхоз своему собеседнику. По-видимому, разговаривая с кем-то по телефону.
–Михалыч, объясни-ка ты мне старому дурню: за каким ХУ(раскат грома) твои Джамшуты обрезали контур заземления на больничном корпусе?!
–Что? – переспросил удивленным голосом завхоз.
Дальше снова пошел убойный поток забористого русского мата, которым с незапамятных времен на Руси изгоняли из человека бесов и прочую вселившуюся в него нечисть или просто несусветную дурь.
Немного успокоившись, я вытер лицо внутренней стороной своего медицинского халата и на ватных ногах побрел обратно в палату.
Ван Ваныч был мертв! Монитор пронзительно пищал; по экрану двигались две одинаково ровные линии, напоминающие боковые разметки дороги – той самой, которую называют дорогой в один конец. Его голова на подушке чуть повернута к двери. Складки и морщины на лице Ван Ваныча разгладились и в полутьме палаты лицо казалось ровным и помолодевшим. В его распахнутых глазах застыло вселенское спокойствие; тьма из них исчезла, заполнив их полным умиротворением. Глаза смотрели на белый потолок палаты. Как завороженный я смотрел на это преображение – Смерть избавительница. Ван Ваныч обрел свое долгожданное избавление от страданий и вечный покой.
Я медленно подошел к окну. Немного постояв в задумчивости перед запотевшим окном, я открыл его и распахнул настежь. В палату ворвался свежий, влажный воздух, густо пропитанный озоном июльской грозы. На улице лил дождь. Так я и стоял у окна, держась руками за обе створки распахнутого настежь окна, когда совсем рядом ослепительно сверкнула молния, а мне в грудь ударил ее высоковольтный разряд. Мое сознание сжалось в одну маленькую светящуюся точку, словно изображение на отключившемся после короткого замыкания экране монитора.
Когда через секунду прогремел гром, палата уже погрузилась в непроглядную мглу. В углу чадила обуглившая проводка медицинской аппаратуры, серые клубы дымы вырывалась на улицу из открытого настежь окна. Воздух помещения наполнился сероватыми снежинками пепла, которые, кружась под потолком палаты, в медленном хороводе плавно оседали вниз, покрывая равномерным слоем все вокруг. На запотевшем оконном стекле осталась надпись, которую я написал пальцем в задумчивости стоя у окна:
Смерть достанет тебя рано или поздно. Единственное, что ты можем сделать – это сопротивляться! – Ван Ваныч.
Глава 2.
Терминатор: Мне нужна твоя одежда, ботинки и мотоцикл.
Terminator: I need your clothes, your boots and your motorcycle.
Байкер: Ты забыл сказать «пожалуйста».
Biker: You forgot to say «please».
Terminator 2: Judgment Day. (Терминатор 2: Судный день)
Разбудила меня громкая музыка. Звучала песня «Smoke On The Water» группы Deep Purple.
We all came out to Montreaux
Мы все вышли в Монтрё
On the lake Geneva shoreline
То что на берегу озера Женева
To make records with a mobile
Чтобы записаться в студии на колесах
We didn't have much time
Времени у нас было не так и много
Frank Zappa and the Mothers
Фрэнк Заппа и его группа «Мамаши»
Were at the best place around
Заняли самое лучшее место в округе
But some stupid with a flare gun
Но тут какой-то придурок с ракетницей
Burned the place to the ground
Взял и сжег все это место в чистую
***
Smoke on the water
И только дым над водою…
And fire in the sky
И пламя до небес…
***
Smoke on the water
Дым над водою…
Deep Purple – Smoke On The Water («Дым над водой» 1972 год – перевод автора)
-Что за ерунда?
–Не помню, чтобы ставил эту песню на будильник.
Пошарил рукой в поисках своего мобильного телефона и, не найдя его, открыл глаза.
Оглядевшись вокруг, я на мгновение завис.
Это была не моя комната; эта комната была оформлена в каком-то ретро стиле «А ля семидесятые годы». В глаза бросались плакаты рок-музыкантов на стенах. Тут же стоял импортный черно-белый телевизор мохнатых годов выпуска, на нем хаотично лежали какие-то виниловые диски в ярких обложках, раритетный плеер Сони Волкмэн (Sony Walkman) и кассеты к нему. На полу и на кресле была разбросана чья-то одежда, а так же другой старый хлам.
–Не понял?!
–Мы что, вчера бухали в подсобке комиссионного магазина и я там уснул?!
–Так, надо напрячься и вспомнить: кто из моих друзей работает в комиссионном магазине и как я здесь оказался.
Примерно минуту я серьезно напрягал свою память, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Бесполезно. Моя память наотрез отказалась помогать мне найти ответы на эти вопросы.
–Может, я сплю?!
–Ага! Нужно, чтобы кто-нибудь меня ущипнул, и тогда я тут же проснусь?!
–Что за бред!
–Типа: Дед Мороз! Дед Мороз! Не щипай меня за жопу! Ущипни меня за … нос!
–Нет, в эти дебильные игры я не играю!
–Нужно просто встать. Найти кого-то из моих друзей, которые помогут мне восстановить картину вчерашнего дня и ответят на все мои вопросы.
– А вопросов у меня не так уж много.
– Я хочу знать, где я и как я здесь, черт возьми, оказался?
Через минуту я резко сел на кровати и понял, что для похмельного утра чувствую себя уж как-то очень странно. Не было головной боли, верной спутницы похмелья. Не болели старые спортивные травмы. Не ныло плечо, из-за травмы которого в молодости мне пришлось распрощаться со спортивной карьерой в боксе. Не першило в горле от выкуренных накануне десятка сигарет. Дыхание было свежим, а никак с похмелья, когда, проснувшись, начинаешь оглядываться в поисках кошки, которая тебе ночью в рот насрала. Как я понял, у меня даже был утренний стояк, про который я уже и забыл, что он по утрам бывает. Опустил свой взгляд вниз я ОХУ(в общем охнул). Моя голая грудь была тщательно выбрита, без единого волоска, как попа грудного младенца. Мой живот был плоским, без намека на «пивной животик» который у меня появилось после того, как я завязла с активным спортом и к которому я уже привык, как к родному. Я схватил себя за подбородок. Он был совершенно голый, как пятка того же, мать его, младенца!
–Что, черт возьми, здесь происходит?!
Встав с кровати, почувствал во всем теле давно забытые осушения бодрости и энергии, которые так свойственны молодому спортивному телу, о которых я уже успел подзабыть. У двери было зеркало, я рванулся к нему. Из зеркала на меня смотрел подросток с длинными белыми волосами.
–Значит я подросток.
–Но как это возможно?!
–Боюсь, я к этому не готов!
Застыв перед зеркалом, я смотрел на свое отражение.
В дверь постучали, это заставило меня вздрогнуть.
–Майкл?! – донесся мамин голос.
–Ты уже встал? Пора собираться в школу!
– Боже, ты мой! Какая еще школа?! – растерянно пробормотал я, глядя на дверь.
– Майкл, – дверь распахнулась, и я увидел свою мать. Это была женщина лет тридцати пяти, склонная к полноте, довольно симпатичная, но не та, которой сигналят проезжающие мимо ее автомобили, а скорее та, которой гудят проходящие мимо поезда.
Взгляд ее наткнулся на мой член, торчавший в трусах, как статуя свободы. Слегка покраснев, она в смущении отвела взгляд в сторону.
–Все в порядке, Майкл? – спросила она, подозрительно глядя на меня.
–Да, все в порядке! – с досадой, вызванной неожиданным появлением непрошеной гостьи, ответил я. И попытался закрыть дверь.
–Твоя сестра уже освободила душ. Поторопись, а то опоздаешь в школу, – донеслось из-за закрываемой двери. Затем я услышал удаляющиеся шаги и приглушенные закрытой дверью голоса.
–До меня вдруг дошло, что я воспринимаю эту женщину своей родной матерью и только что общался с ней на английском, которым для меня был родным языком. Как будто я на этом языке говорил с раннего детства, и он мне был родным.
–Но как это возможно! Мой уровень английского языка даже в институте всегда был чуть выше уровня «Лондон из зе кэпитал оф грейт британ». Шутка тут в том, что «London» произноситься как «Ландан», а не как «Лондон». А «Великобритания» это географическое название острова, а не страны.
Я снова впал в ступор.
Через какое-то время я осознал, что стою посередине комнаты и тупо повторяю:
–Чит, чит, чит, … (shit – дерьмо)
Вероятно, со стороны я выглядел как чахоточный чихуахуа, который зашелся в приступе неудержимого чиханья.
Часть моего сознания отказывалась поверить в то, что со мной произошло; однако холодная логическая часть требовала принять сложившуюся ситуацию, как обстоятельства непреодолимой силы:
–Я вновь стал подростком – и еще в другой стране!
Я присел на край кровати, мой разум был в состояние эмоциональной перегрузки. В моей голове африканскими барабанами «Дунунба» гулко бухали вопросы на которые я не находил ответов:
–Что я могу сделать в этой ситуации?
– Могу ли я что-то изменить?
– Неужели я застрял здесь навсегда?
–Так, мне срочно нужно успокоиться, пока моя «крыша» напрочь не съехала и я не наделал глупостей.
–Если я сейчас начну задавать странные вопросы или вести себя ненормально, то могу привлечь к себе излишнее внимание и запросто оказаться в психушке.
–Чем это все может закончиться, – легко себе представить, вспомнив фильм Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Там в конце фильма Макмерфи-симулянта и бунтаря поймали и подвергли лоботомии, превратив его в овощ.
–Так что, как говорил юный Ленин после того, как повесили его брата-террориста: «Мы пойдем другим путем!».
Для начала нужно понять, куда я попал; лишь после этого можно решить, что же мне делать совсем этим.
Несколько раз я глубоко вздохнул и выдохнул. Немного успокоившись, я прислушался: нарочито бодрым голосом радиоведущий Бобби Волар радиостанции ККДЖ, самой популярной рок-станции во Фресно, сообщал о погоде, а затем передал слово своему коллеге Майклу Фельдману.
Примечание: KMJ-FM (KKDJ 105,9 МГц) – коммерческая радиостанция во Фресно, Калифорния.
Экономический обозреватель Майкл Фельдман подробно рассказывал о мерах по борьбе с энергетическим кризисом, введенных недавно созданным Министерством энергетики США по инициативе президента Джимми Картера. После он довольно эмоционально прокомментировал реакцию американского фондового рынка на захват американских заложников в Иране.
Фельдман продолжал еще что-то рассказывать, а у меня в голове начали складываться первые пазлы, картинки под названием «Где я или куда меня занесло!».
Сразу стало понятно, что меня занесло в Америку или, как бы сказал наш школьный преподаватель НВП, «на территорию вероятного противника».
Еще несколько минут я пытался вспомнить годы президентства 39-го президента США Джимми Картера, но потом плюнул на это бесполезное занятие.
Услышав раздавшийся из глубины дома строгий голос моей матери:
–Майкл!
Я подхватил махровый халат из первой попавшейся кучи одежды, разбросанной по всей комнате, надел его на себя и отправился в душ.
Проходя мимо комнаты, дверь которой была открыта, я увидел девчонку, которая собирала свой школьный рюкзак. Она равнодушно взглянула в мою сторону и продолжила собираться. Но заметив, что я остановился и смотрю на нее.
Она с вызовом глянула на меня и резко спросила:
–Чего тебе, придурок?
Ее голос был звонким и сочился холодным подростковым презрением.
Да, дал бог родственницу, – подумал я про себя, а вслух сказал:
–И тебе доброе утро, сестренка!
Ванную комнату, я нашел быстро. Она была совмещена с санузлом. Ноги сами привели меня туда. В ванной комнате я интуитивно отыскал свою зубную щетку. Интуитивные подсказки в моем случае работали просто: в моем сознании формировался вопрос, и из глубин подсознания тут же возникал правильный ответ. Примерно, как появляются уши кролика из волшебной шляпы фокусника.
Чистя зубы и глядя в запотевшее зеркало на свое новое отражение, я попытался вспомнить, слышал ли я что-нибудь о подобных случаях. Но кроме фантастической книжки прочитанной мной в далеком детстве вспомнить ничего не удалось. В той книге герой попал в параллельный мир, где многие обладали сверхспособностями и, став учеником местного мага, научился метать молнии из рук, глаз и даже… задницы. Думаю, мне такое умение здесь вряд ли бы пригодилось.
Интересно: можно ли считать тридцатисантиметровый член сверхспособностью? И я, рукой оттянув резинку на своих трусах, посмотрел вниз. У меня вырвался вздох разочарования. Мой член оказался как минимум на два сантиметра меньше, чем был раньше. Проклятые американцы подсунули мне член на два размера меньше! Я стал американцем всего лишь 20 минут назад! Но как же я вас, «пиндосов» всех ненавижу!
Вернувшись в свою комнату, я выглянул в окно: на улице было ярко и солнечно. Судя по всему, день обещал быть жарким. Я стал перерывать свой комод, вытаскивая всю найденную одежду. Мне попались две пары джинсов и несколько футболок с принтами популярных рок-групп семидесятых годов.
–Чертов американский Second Hand!
–Хорошо, что футболки без Микки Мауса, – подумал я, натягивая чистые джинсы и белую футболку. Надеюсь, я не буду выглядеть в этом как белая ворона. Мне меньше всего хотелось сейчас привлекать к себе внимание.
Когда я пришел на кухню, вся семья уже сидела за столом. Отец пил кофе и читал газету. На завтрак мне пришлось довольствоваться миской кукурузных хлопьев, залитых молоком, парой тостов с ореховой пастой и стаканом апельсинового сока. Моя сестренка Бекки сидела за столом напротив. Весь завтрак, она подозрительно смотрела на меня, но ничего не сказала. Я же, глядя на мою новую семью, пытался активировать свою интуитивную память. Дело в том, что когда я увидел свою сестру, у меня в памяти возникли визуальные образы, связанные с ней: вот она задувает свечи на торте, испеченном мамой по случаю ее дня рождения, а вот мы качаемся вместе на качелях во дворе нашего дома. Сейчас, сидя за столом, я смотрел на своего отца и пытался так же активировать свою интуитивную память, которую для удобства назвал Алиса. Был у меня опыт общения в той жизни с очень удобным виртуальным голосовым помощником, созданным компанией Яндекс. Алиса жила у меня в каждом телевизоре и двух колонках: одна находилась в гостиной, другая на кухне. Самое интересное заключалось в том, что у меня получалось активировать мою Алису. И я увидел, как отец учит играть меня в бейсбол, бросая мне мяч. А вот он объясняет мне разница между two-seam и four-seam и показывает обхваты мяча, придающие разный характер его вращения.
С Мамаситой, как я назвал про себя свою новую маму, увы, этот фокус не получился: она уже допила свой кофе и скрылась в родительской спальне.
Мамасита (mamacita) – испанское слово, уменьшительно-ласкательная форма слова «мама». В дословном переводе – «мамочка, мамуля».
По-быстрому покончив с завтраком, я поднялся в свою комнату и после небольших поисков нашел свой школьный рюкзак, в котором были все мои учебники и рабочие тетради. Не сильно надеясь на свою интуитивную память, решил дождаться, когда Бекки выйдет из дома, и пойти за ней следом. Таким образом, я рассчитывал добраться до школы. Вряд ли мы с ней учимся в разных школах.
Но получилось даже лучше, чем я планировал.
Раздался стук в дверь, и мама крикнула мне, чтобы я спускался вниз. За мной зашел мой школьный приятель Джеймс Хант.
–Вагван, – пробубнил он себе под нос увидев меня.
–Нагван, – на автомате отозвался я, стараясь с первой минуты не выглядеть странно и не обеспокоить своего старого-нового друга своим поведением.
Wagwan неформальное приветствие. Сокращение от «What’s going on?» (как жизнь молодая?). Стандартный ответ – «nagwan» («nothing is going on» или, говоря по русски – «фигово»).
Мамасита, тихонько сунув мне в руку двух долларовую банкноту, чмокнула меня в щеку, и мы с другом вышли на улицу.
Пожелав нам удачи, она закрыла за нами дверь. Неожиданно активировалась моя Алиса и сообщила: «Расстояние до школы три километра».
–Ну, ничего себе, – удивился я про себя,
–А где же, мать вашу, знаменитые желтые школьные автобусы, или как их тут называют, «яллоу скулбас» (yellow school bus). Такие автобусы я в той жизни часто видел в американских фильмах. Не знаю почему, но чаще всего они мелькали в ужастиках.
Вспомнилось, что система общественного транспорта в США настолько неразвита, что ходящий раз в день автобус в родной российской глубинке, где-нибудь между Мухосранском и Усть-Пердыщенском – это заветная, но несбыточная мечта для любого американца из провинции. В Американской глубинке, ты просто не никуда не доберешься без собственного автомобиля. Междугородние рейсы, конечно же, есть, но это скорее аналог наших пригородных электричек, чем привычных нам автобусов и маршруток.
–И за каким Хулио Иглесиасом, меня занесло в эту долбаную Америку, – размышлял я, идя рядом с моим новым-старым другом по шоссе в сторону школы, на котором даже не было пешеходных тротуаров. Пока не услышал, как мой друг заговорил что-то о ночной грозе.
–Гроза, – переспросил я.
–А ты вроде как и не в курсе, – удивленно проговорил Джеймс.
–У вас же рядом с домом сгорела трансформаторная будка. В нее молния шарахнула. Ее еще пожарные приезжали тушить: вся улица собралась поглазеть на это представление. И только к утру восстановили подачу электричества. Я тебя в толпе видел, несколько раз, пытался подойти, но ты все время исчезал прямо на глазах.
–Ты что, ничего не помнишь? – удивленно спросил Джеймс.
–Помню смутно. Видимо, заспал, – попытался неуклюже отмазаться я.
Когда мы приблизились к школе, чувство легкой тревоги нахлынуло на меня. С интересом я разглядывал школьников и школьниц, которые шли группами по два-три, иногда даже по шесть человек. Мои глаза останавливались на стройных фигурках шестнадцати-семнадцатилетних девочек. Взгляд невольно задерживался на обтягивающих их крепкие попки коротких клетчатых юбках в стиле семидесятых годов и твердой груди под белыми блузками и рубашками.
И вдруг мне в голову пришла крамольная мысль: «А может, тут не так уж плохо?»
Погруженный в свои мысли, я не сразу заметил, что мой друг остановился и тянет меня за рукав в сторону. Остановившись я вопросительно посмотрел на него.
–Майк, нам лучше перейти на другую сторону улицы, – встревоженно сказал он,
–Впереди толстощекий Райан и его приятели!
Посмотрев, куда указывает Джеймс, я увидел компанию из пяти парней примерно семнадцати лет. Они стояли кружком, курили и громко смеялись. Среди них выделялся один крепкий подросток, на полголовы выше остальных. Видимо, это был тот самый толстощекий Райан.
Неожиданно проснувшаяся Алиса шепнула мне, что эта компания во главе с Райаном постоянно внушает ужас всем ученикам в школе. Они частенько избивали кого-нибудь ради забавы, а по утрам они стояли у входа, отбирая деньги на обеды у детей, которые по неосторожности слишком близко приближались к их компании. Пару раз от этой компании доставалась и Майклу с его другом.
–Что мне сейчас нужно, так это как можно меньше привлекать к себе внимание, – сказал я себе. И мы с Джеймсом перешли на другу сторону улицы.
Мы уже поднимались по ступеням к главному входу, когда я услышал до боли знакомый девичий крик:
–Убери свои грязные лапы, ублюдок!
Мы с Джеймсом оглянулись:
–Твою же мать! – непроизвольно вырвалось у меня.
–Ну конечно! Кто же еще это мог быть?
–Моя новая сестренка Бекки!
Она стояла в окружении компании Райана и отчаянно отбивалась, словно муха, угодившая в паутину. Райан же под смех своих приятелей пытался тискать ее за сиськи.
–Майк! – встревоженно крикнул Джеймс; но я уже направлялся на помощь Бекки. Джеймс неохотно последовал за мной. Надо отдать ему должное: он был по-настоящему верным другом, готовым поддержать меня в момент опасности.
Наше приближение осталось незамеченным: компания была слишком увлечена бесплатным эротическим представлением, происходящим на их глазах.
Не останавливаясь я, сходу пробил ближайшему подростку, стоящему ко мне спиной, с правой ноги по его американским Фоберже. Так, будто это был одиннадцатиметровый в матче Аргентина – Ямайка. Парня вынесло в центр круга, где он столкнулся с Райаном.
Остальные начали разворачиваться ко мне: два прямых и еще двое так и не успев понять, что происходит, срубленными деревьями, упали под ноги своим друзьям. Да здравствует советская школа бокса! Отточенные годами тренировок до автоматизма удары засели глубоко в моем подсознании. И в нужный момент сработали как надо. Пусть я исполнил их не так красиво, как в лучшие годы моей спортивной карьеры, в той жизни, но зато эффективно. И с этим не поспоришь.
–Бекки, беги! – крикнул я, а сам приготовился схлестнуться с оставшимися на ногах противниками.
Надо отдать должное Бекки: она не растерялась!
Пнув носком ботинка в голень Райана, который продолжал держать ее за руку, она подхватила свой рюкзак и быстрым шагом направилась к школе. В ее глазах блеснули слезы.
–Бекки, ты в порядке? – крикнул я ей вдогонку.
Но она только махнула рукой, не оборачиваясь.
–Всегда, пожалуйста, – растерянно проговорил я.
До меня вдруг дошло, какой страх и унижение она перенесла. Это меня взбесило. Словно пуля я подлетел к Райану, который, присев на корточки, растирал ушибленную голень. Я уже замахнулся чтобы пробить ему с ноги по его тупой щекастой башке. Но увиденный в его глазах страх немного меня остудил.
Сделав еще один шаг к нему я негромко, чтобы никто другой, кроме него, не мог меня услышать, сказал:
–Райан, если ты еще раз прикоснешься к моей сестре, я вынужден буду тебя убить, – и я медленно провел ногтем большого пальца себе по горлу от уха до уха.
Райан смотрел на меня как на дождевого червя, который на его глазах вдруг превратился в смертельно-опасного удава.
–Надеюсь ты указал меня в своем завещании?
–Дерьмо собачье!
И не сдержавшись, я покрыл его отборным русским матом. После чего Райан окончательно впал в ступор. Повернувшись к нему спиной, я уже направился к школе, как вдруг наткнулся на стоящего у меня за спиной моего друга Джеймса, про которого уже как-то подзабыл. Вид у него был воинственный: ноги широко расставлены. Двумя руками он крепко сжимал какую-то палку на манер биты. И если бы не его отвисшая челюсть, то его можно было бы и испугаться.
–Джеймс, черт тебя побери!
–Ты напугал меня до усрачки!
–Разве можно так пугать своих друзей!
–Быстро выкинь палку!
–Ты как моя собака. Стоит только мне отвернуться, как она в зубах держит уже какую-нибудь грязную палку!
–И закрой свой рот, Джеймс! Во-первых, это неприлично, а во-вторых, ты так всех мух переловишь!
–Чит! Ну вот, еще одна муха тебе в рот залетела! Быстро закрой рот и выплюнь муху!
–И ради Бога, пойдем скорее в школу, пока мы из-за тебя на уроки не опоздали.
И я пошел в школу, не оглядываясь. Джеймс плелся за мной следом, растерянно бормоча себе под нос:
–Майкл, но у тебя же нет собаки.
–Ну, значит, была, – не оглядываясь, ответил я.
–Когда? Я знаю тебя с самого детства.
–У тебя никогда не было собаки!
–Джеймс, ты меня вообще слышишь?
–Я тебе сказал: если бы у меня была собака!
–Я что, неразборчиво говорю?
–Или у тебя проблемы со слухом?
–Давай, закрыли тему! И шевели булками, а то мы точно опоздаем!
Подходя к входу, я заметил, как две симпатичные девчонки моего возраста с интересом рассматривают меня.
–Ого, – подумал я, – кажется, у меня появились поклонницы.
–Классные девчонки. Особенна вон та, темнокожая мулатка!
–Хотя и рыженькая девочка, тоже ничего!
–Надо будет у Бекки узнать, как их зовут, и познакомится с ними поближе.
И я озорно подмигнул им обеим, проходя мимо.
Мы вошли в школу, которая изнутри напоминала потревоженный пчелиный улей: все вокруг гудело, двигалось и шумело. Проходя по школьному коридору, мы слышали хлопанье дверей личных шкафчиков и отрывки сотен разных разговоров.