000
ОтложитьЧитал
1. НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. СМОЛЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ. НОЧЬ.
Зловещая тишина. Луна слабо освещает старые могильные памятники.
ТИТР:
Акт первый: Онегин.
На глухой тропинке стоит вишневая ВАЗ-2109 с тускло горящими фарами, приоткрытой водительской дверью и приглушенным двигателем.
ТИТР:
Лихие девяностые. Бандитский Петербург. Смоленское кладбище.
В полутьме между могилами крадется тощий, среднего роста, сгорбленный бандит Калач (43), на нем – недорогая кожаная куртка и широкие спортивные штаны с лампасами.
Крупно: пистолет в тощей руке Калача.
Калач останавливается, прислушивается. Внезапный хруст ломающейся ветки у него за спиной.
Калач испуганно оборачивается, видит перед собой слабо освещенное лунным светом веселое лицо красивого, среднего роста, крепкого, небритого Труффальдино (27), в кожаных куртке и штанах, ковбойских сапогах.
ТРУФФАЛЬДИНО
(приставляет дуло пистолета ко лбу Калача)
Бу-у!
Калач от страха роняет пистолет и безвольно закатывает глаза.
КАЛАЧ
(растерянно)
Капитан, ну, нельзя же так жестко. Я чуть было концы не отдал.
ТРУФФАЛЬДИНО
(достает наручники)
Не фиг было с волыной, залетный, на девятке давать по газам.
Щелчок наручников на запястьях Калача.
ТРУФФАЛЬДИНО
(поет)
Наручнички-браслеты, а ключика-то нету. Передавай приветы дружочкам и родным.
Наручнички-браслеты, пройдут зима и лето. Запомнят тебя бабы молодым.
Звонок мобильного телефона.
ТРУФФАЛЬДИНО
(задумчиво)
Калач, это тебя или меня труба зовет к решительным делам?
КАЛАЧ
Моя в тачиле, будь она неладна. Может, отпустишь меня с миром, мусорок?
Труффальдино одним движением разворачивает Калача, заламывает ему руки, достает из заднего кармана кожаных штанов раскладную «Моторолу», отвечает на входящий звонок.
ТРУФФАЛЬДИНО
Сдурели, какие Кресты? Висяк раскрыт, Калач расколется, как пить дать.
(пауза)
Аа-а, совсем другое дело, буду, как штык. Как только этого дурилку застолблю в отделе нашем, будь этот залетный трижды проклят.
2. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. КОРИДОР СЛЕДСТВЕННОГО ИЗОЛЯТОРА КРЕСТЫ. НОЧЬ.
Гробовая тишина. Тусклый свет. Мрачные облупленные стены. Мозаичный пол.
ТИТР:
Лихие девяностые. Бандитский Петербург. СИЗО «Кресты».
Труффальдино идет следом за невысоким, крепким, конопатым Надзирателем (30) с массивной связкой ключей в руке.
ТРУФФАЛЬДИНО
Осталось ему сколько?
НАДЗИРАТЕЛЬ
Один черт знает, но не жилец он вовсе. Сморчок двумя ногами в сердце ада, ты там поосторожней с ним – опасный тип.
Труффальдино ухмыляется.
ТРУФФАЛЬДИНО
(поет)
Опасность, поножовщина, стволы. Какая разница? Нам – операм по праву дано уничтожать бандитов сразу, как только они рождены, рождены, рождены. Смех за решеткой урок всех достал. Достала контрабанда и гоп-стопы. Достала вседозволенность гОпо-о-оты. Какая разница? Нам – операм по праву дано уничтожать бандитов сразу, как только они рождены, рождены, рождены.
НАДЗИРАТЕЛЬ
(продолжает)
Клоп еще тот. Назад неделю он медсестру заточкой с ложки сделанной порезал, гад.
ТРУФФАЛЬДИНО
За что?
НАДЗИРАТЕЛЬ
Не извинилась перед сволочью. Заточкой тыкнул в печень, будь здоров. Но выжила, всем мы нарядом свечи ставили в часовне по Маринке.
3. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ОДИНОЧНАЯ КАМЕРА СЛЕДСТВЕННОГО ИЗОЛЯТОРА КРЕСТЫ. НОЧЬ.
Тусклый свет. Одинокое окно за решеткой. Почерневший сводчатый потолок.
На шконке лежит маленький, лысый, худой, лопоухий, изредка кашляющий в кулак вор в законе Онегин (87).
Труффальдино сидит на привинченной к полу неокрашенной скамье, недовольно смотрит на Онегина, за спиной у него – привинченный к стене откидной деревянный стол с электрическим чайником и двумя помятыми кружками.
ТРУФФАЛЬДИНО
Онегин, всем ты плешь проел, достал, короче, – будь краток. Или я свалю из этой халабуды.
Онегин с трудом садится на край шконки, трет нос, громко кашляет в костлявый кулак.
ОНЕГИН
Начальник, мое время в общем-то ушло. И видел я все, и видел я всех – тебя, в том числе. А блох я тут не вижу, чтобы торопиться.
Онегин спускается со шконки в обрезанные валенки на резиновой подошве, шаркает ими по бетонному полу к привинченному к стене откидному деревянному столу. Труффальдино провожает его сосредоточенным взглядом.
ОНЕГИН
(поворачивается в сторону Труффальдино)
Чифирить будешь?
ТРУФФАЛЬДИНО
Сдурел? Еще косяк мне в зубы предложи.
Онегин включает электрический чайник в раздолбанную розетку, достает из-под привинченного к стене откидного стола пачку цейлонского чая, высыпает из нее половину в одну из помятых кружек.
ОНЕГИН
(садится на привинченную к полу неокрашенную скамью)
Твое дело, Труффальдино расторопный.
Онегин садится на привинченную к полу неокрашенную скамью, достает из кармана пачку «Беломора» и спички.
ОНЕГИН
(продолжает)
Хозяин – барин, как говорится. Решай сам.
Онегин достает из пачки «Беломора» папиросу, закуривает. Труффальдино продолжает сосредоточенно за ним следить.
ОНЕГИН
(продолжает)
Ну, слушай мой рассказ и приготовься услышать тайну старого вора.
Онегин перекидывает ногу на ногу, поворачивается в сторону Труффальдино.
ОНЕГИН
(поет)
Мог бы лежать круглый год на Канарах или на Волгу сменить свой Москвич, но загремел на крестовские нары и схлопотал паралич. Мог бы быть молод, богат, безупречен и вдоль Невы понастроить дворцов,
Мог бы купить себе новую печень, если бы знал, где кольцо.
(поет припев)
Колечко-колечко-кольцо.
Щетиной покрылось лицо, всю жизнь на тебя положил, как Голлум, тебе лишь служил.
Колечко-колечко-кольцо.
Давно это было, давно, вокруг лишь колечком забор, кому нужен питерский вор?
(поет)
Это колечко, братва, не простое, ты мне чаечку покрепче налей –
перстень тот был Николая второго – в нем был секретик княгини Палей.
Эта красотка свинтила в Европу, после того, как сложили царя, после того, как имперская жопа Красным накрылась ковром Октября.
(поет припев)
Колечко-колечко-кольцо.
Щетиной покрылось лицо, всю жизнь на тебя положил, как Голлум, тебе лишь служил.
Колечко-колечко-кольцо.
Давно это было, давно, вокруг лишь колечком забор, кому нужен питерский вор?
(поет)
Этот секретик в заветном колечке если б найти, я бы здесь не сидел, я бы купил себе целую вечность, остановил бы в стране беспредел. Но, нашептали мне тут, между нами, что перстенек Николашки нашли то-ли Петровские, то-ли Большовские – из Эрмитажа тайком увели.
(поет припев)
Колечко-колечко-кольцо.
Щетиной покрылось лицо, всю жизнь на тебя положил, как Голлум, тебе лишь служил.
Колечко-колечко-кольцо.
Давно это было, давно, вокруг лишь колечком забор, кому нужен питерский вор?
(поет)
Мне эта схема, братва, не по нраву, это колечко должно быть мое! Мне не страшна их шальная расправа – я не теряю уже ничего. Лучшим ответом на мОи вопросы станет известие, что перстенек станет не легкой добычей бандосов,
А возвратится в родной уголок.
(поет припев)
Колечко-колечко-кольцо.
Щетиной покрылось лицо, всю жизнь на тебя положил, как Голлум, тебе лишь служил.
Колечко-колечко-кольцо.
Давно это было, давно, вокруг лишь колечком забор, кому нужен питерский вор?
4. НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. КРЕСТОВСКИЙ ОСТРОВ. НОЧЬ.
Одинокий столб с изредка моргающим фонарем. Между двумя мраморными статуями львов Луна загадочно подсвечивает спокойную гладь воды.
ТИТР:
Лихие девяностые. Бандитский Петербург. Место стрелок криминальных группировок «Кричи-не-кричи».
На песчаной площадке между двумя мраморными статуями львов с включенными фарами стоят четыре черных джипа, возле них двумя группами толпятся абсолютно одинаково одетые в кожаные куртки и широкие спортивные штаны с лампасами Братки (18-30). В одной из групп – представители ОПГ «Петровские», в другой – представители ОПГ «Большовские». Внешне трудно определить, кто есть кто.
Возле парапета над водой стоят и разговаривают между собой глава ОПГ «Петровские» Петрович (60) – толстый, неуклюжий, с жиденькой бородкой ночной губернатор Петербурга и среднего роста, щуплый, хромой с залысинами Большой (55) – глава ОПГ «Большовские», хозяин питерского порта.
ПЕТРОВИЧ
Ты вот скажи, Большой, где территориально мы проведем всю свадьбу от начала до конца?
БОЛЬШОЙ
Лучше на нейтральной. В смысле, территории, о чем ты только что спросил меня, Петрович.
ПЕТРОВИЧ
В чем смысл? И где масштаб?
БОЛЬШОЙ
Петрович, братва, пожалуй, не поймет. Начнутся терки, то, да се. А так спокойно на нейтральной проведем, и все останутся довольны. А?
ПЕТРОВИЧ
Уверен?
БОЛЬШОЙ
Зуб даю.
Петрович
Согласен, но пусть на Арсенальной сочетаются, где сочетались уважаемые люди.
БОЛЬШОЙ
Лады.
ПЕТРОВИЧ
По ляму грина с носа? Как, пойдет?
Большой одобрительно кивает.
ПЕТРОВИЧ
(продолжает)
И в кругосветку типа путешествия на яхте. Вах, кайфово!
БОЛЬШОЙ
А Монако? У меня там домик, хороший, на море с видом. От него до «Монте-Карло» рукой подать. Ну, типа, до рулетки в казино.
ПЕТРОВИЧ
Нет, Большой, уже решили. А уговор дороже денег.
БОЛЬШОЙ
Хорошо. А что там с Фариком?
ПЕТРОВИЧ
(задумчиво)
Что с Фариком?
Большой кивает.
ПЕТРОВИЧ
(продолжает)
Нет больше Фарика. Совсем и навсегда.
ИНТ. ДАГЕСТАН. МАХАЧКАЛА. ПРИВАТНАЯ КОМНАТА РЕСТОРАНА «БУРКА». ВЕЧЕР, ВОСПОМИНАНИЕ
Звучит тихая размеренная музыка. В мягких креслах за столом с восточными яствами вальяжно сидит невысокий, небритый, среднего телосложения, усатый и бородатый, говорящий по-русски почти без акцента Фарик (27), напротив него – осунувшийся Петрович.
ТИТР:
Лихие девяностые. Дагестан. Махачкала. Приватная комната ресторана «Бурка».
ФАРИК
Брат, что ж, наслышан о твоих так называемых проблемах я.
ПЕТРОВИЧ
(удивленно)
Откуда?
ФАРИК
(улыбается)
Дагестан же, епта! Здесь все всё знают обо всем и обо всех.
(поет припев)
Махач! Махач! Махачкала!
Да будет махач! Махач!
Махачкала! Это махач! Махач!
Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала!
(поет)
Из далеких гордых гор в Петербург явился вор! С виду не духарик, дагестанец Фарик! Петропавловка забыла сделать выстрел в полдень вдруг, потому что этот Фарик оглушил весь Петербург!
(дважды поет припев)
Махач! Махач! Махачкала!
Да будет махач! Махач!
Махачкала! Это махач! Махач!
Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала! Махач! Махач! Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала! Это махач! Махач! Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала!
(поет)
Вокруг Санкт-Петербурга мильен разлилось стран, но из них есть самый гордый и красивый – Дагестан! Прежде чем открыть зевало, доставая свой кастет, лучше ты пробей сначала – дагестанец или нет?
(дважды поет припев)
Махач! Махач! Махачкала!
Да будет махач! Махач!
Махачкала! Это махач! Махач!
Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала! Махач! Махач! Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала! Это махач! Махач! Махачкала! Да будет махач! Махач! Махачкала!
Петрович от злости сжимает кулаки.
ПЕТРОВИЧ
Все потому, что эти обезьяны, ну, колумбийцы, то есть, хотят работать только не со мной. С Большим. И только с ним, и только через порт. А у тебя, что с ними, с колумбийцами?
ФАРИК
И с Медельинским, и с Кали все четко, на мази. Тип-топ и все такое.
ПЕТРОВИЧ
(потеет)
И?
ФАРИК
Я знаю, как решить твои проблемы.
ПЕТРОВИЧ
Как?
ФАРИК
(улыбается)
Отдай мне Катю. Что может быть сложнее? В противном случае, Большой сожрет тебя в обед или на завтрак.
(задумчиво)
Хм-м, отчего ж, на ужин, впрочем, тоже может скушать. Он такой.
Петрович ошеломленно смотрит на Фарика.
ПЕТРОВИЧ
(брезгливо)
Ну, знаешь.
ФАРИК
(продолжает улыбаться)
Ты слышал, говорят у нас недаром старики: ты мне, а я – тебе. Смекаешь? Или у тебя есть выбор?
Петрович задумчиво молчит.
ГОЛОС ПЕТРОВИЧА ЗА КАДОЛМ
Вот незадача, что же делать?
Фарик надменно смотрит на Петровича.
ПЕТРОВИЧ
(безвольно)
Аа-а, бери ее, сын гор высоких, Фарик. Но позвони сейчас же. Хоть Эскобару самому. И чтобы в Питере все было на мази.
Петрович встает с мягкого кресла, в задумчивости медленно идет в сторону выхода из приватной комнаты ресторана «Бурка».
ГОЛОС ФАРИКА ЗА КАДРОМ
Зимою прошлой грохнули его.
Петрович останавливается, оборачивается, с удивлением смотрит на Фарика.
ПЕТРОВИЧ
(недоуменно)
Кого?
ФАРИК
Эмилия Гавирья Эскобара.
КОНЕЦ ВОСПОМИНАНИЯ
БОЛЬШОЙ
Вот, и отлично! Значит, он нам больше не помеха.
ПЕТРОВИЧ
Это точно.
БОЛЬШОЙ
Тогда давай по делу говорить.
ПЕТРОВИЧ
Давай.
(сплевывает сквозь зубы)
Что там по порту?
ГОЛОС БОЛЬШОГО ЗА КАДРОМ
Хитрый лис. Чуть что, так сразу порт.
ГОЛОС ПЕТРОВИЧА ЗА КАДРОМ
Плут еще тот, подлец и негодяй. Что скажешь ты, пройдоха и проныра?
БОЛЬШОЙ
Картелей бабки все поделим мы…
ГОЛОС ПЕТРОВИЧА ЗА КАДРОМ
По братски?
БОЛЬШОЙ
(продолжает)
К семидесяти тридцать, например.
ГОЛОС ПЕТРОВИЧА ЗА КАДРОМ
Вот дела! Эх, падла, истину братва твердит: наперсточником был и им остался!
ПЕТРОВИЧ
(ухмыляется)
Процентик так себе, что согласиться трудно даже доходяге с подворотни невской.
БОЛЬШОЙ
(прищуривается)
Отчего же?
ПЕТРОВИЧ
(ухмыляется)
Тут Катя на кону.
БОЛЬШОЙ
Сашок мой тоже.
ПЕТРОВИЧ
(смеется)
Он пацан, балда!
БОЛЬШОЙ
(прищуривается)
И что?
ПЕТРОВИЧ
(ухмыляется)
А то, что баба – это баба и юбка у нее одна. У пацанов же этих юбок море, сегодня эта, завтра – та. И не забудь про договор намедни наш.
(пауза)
Ну? Вспомнил?
Большой задумчиво кусает губу. Петрович сверлит его глазами.
БОЛЬШОЙ
Вспомнил. А сорок на шэсят?
Петрович отрицательно мотает головой.
БОЛЬШОЙ
(продолжает)
Лады. Твоя взяла, братэлло. Сдаюсь! Пусть будет фифти-фифти, в довесок – наш с тобою прежний договор. Пришлешь мне его утром. Хорошо?
ПЕТРОВИЧ
Замазали!
(протягивает руку Большому)
На том и порешим.
Петрович и Большой крепко жмут друг другу руки.
БОЛЬШОЙ
А после свадьбы, как поступим, брат?
ПЕТРОВИЧ
С Москвой?
БОЛЬШОЙ
Конечно, с нею – златоглавой.
Петрович отвратительно морщится.
ПЕТРОВИЧ
Век воли не видать! Разделим, как яблочный пирог.
БОЛЬШОЙ
Иль мандарин.
(смеется)
На дольки. Мне вот эту, тебе ту. И так по кругу, раз за разом с наслажденьем.
ПЕТРОВИЧ
(прерывает Большого)
Пустим.
ГОЛОС ПЕТРОВИЧА ЗА КАДРОМ
Ух, аж в селезенке екнуло! Вот как пощиплют там тебя, петух задрипанный, так и поймешь, почем фунт лиха, ду-ра-чок!
ГОЛОС БОЛЬШОГО ЗА КАДРОМ
Но первой мы пехоту закинем туда уж точно не мою. Ха-ха, вот будет наслажденье, смотреть, как угасает сила ночного губера Пальмиры. Северной, ну, то есть, Питера ночного, конечно же, ха-ха. Веселье будет.
БОЛЬШОЙ
Объединим усилья, так сказать.
ПЕТРОВИЧ
Ну че, на том и разойдемся в стрелке?
БОЛЬШОЙ
Пожалуй, да, чем нет, братан.
Петрович и Большой снова крепко жмут друг другу руки, вальяжно расходятся – каждый в сторону своей группы внешне абсолютно одинаково выглядящих Братков.
В темноте вспыхивают фары. Тишину нарушает громкий треск мотоциклетного двигателя.