Смертельная боль

- -
- 100%
- +
– Ах, совершенно никчемным? – резко повторил Гульбрандсен. – Мы задействовали более тридцати полицейских и следователей.
– Вы путаете количество с качеством. – Снейдер улыбнулся. – Кроме того, сейчас у вас было два варианта. Прежде всего, уточнить, какую новую информацию я надеюсь получить. Но вы выбрали второй вариант: узнать, почему ваша предыдущая работа оказалась для меня бесполезной. Думаю, это многое говорит о вашем характере и образе мышления. А на самом деле лишь подтверждает мое мнение о вас, которое я уже сформировал на основании документов.
«Ах нет, все-таки оскорбил!»
Сабина услышала за спиной тяжелое сопение Коры. В данный момент она сама еще не знала, что это будет.
Простой акт мести или изощренное унижение? Или Снейдер просто надеялся, что норвежские власти отправят его следующим самолетом во Франкфурт?
Гульбрандсен на мгновение стиснул зубы.
– Почему вы считаете мою работу никчемной? – настаивал он на ответе на свой вопрос.
Снейдер вытащил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и развернул его в формат А4.
– Допустим, это сумма всего, что произошло в посольстве в момент убийства, а это… – он сложил лист пополам, – то, что заметили в тот день наши свидетели. – Он снова сложил листок. – А вот что они запомнили. Сначала коллективный допрос на месте провели пожарные, затем патрульные полицейские, затем специалисты по обезвреживанию бомб… и к этому моменту свидетели вспомнили уже только половину. – Он еще раз сложил листок. – Потом были обнаружены трупы, теперь допрос провела уголовная полиция, и абсолютно достоверные сведения наших свидетелей снова уменьшились вдвое, потому что с каждым новым повтором слухи и предположения укреплялись. – Снейдер сложил листок в четвертый раз. – Протоколы пожарных, патрульных полицейских, саперов и уголовной полиции на данный момент уже абсолютно противоречивы. Но последовал пятый допрос, который впервые проходил не коллективно, а индивидуально в полицейском участке. – Снейдер в пятый раз сложил листок, хотя ему пришлось приложить немало усилий из-за толщины сгиба.
Гульбрандсен со скучающим видом наблюдал за ним, однако никак не комментировал выступление Снейдера.
– И если бы я сейчас, два дня спустя, снова допросил свидетелей о произошедшем… – сказал Снейдер, в последний раз с трудом сгибая бумагу до размера ластика, – они опять смогли бы извлечь из памяти только половину своих воспоминаний. Все остальное было бы искаженными и надуманными ассоциациями. В нашем случае вероятность абсолютной истины сводится максимум к двум процентам. – Он протянул Гульбрандсену сложенный листок бумаги.
– Хорошая презентация. – Гульбрандсен помял бумагу в своей массивной ладони. – Вы так преподаете в академии у себя на родине?
Снейдер вопросительно взглянул на Сабину:
– Я это так делаю?
Она кивнула, уже слышав от него аналогичный пример со складыванием бумаги.
– На курсе для начинающих.
– О, хорошо. – Подняв бровь, Снейдер изучал Гульбрандсена. – Так что считайте, вам повезло, что вы тоже смогли насладиться этим показом.
Гульбрандсен выглядел недовольным.
– Прежде чем я позволю вам поговорить со свидетельницей, я должен увидеть одобренный нами запрос об оказании правовой помощи от Федеральной прокуратуры Германии.
– Вы держите его в руке.
Глава 21
Через минуту они вошли в кабинет Даниэля Экесона, который находился по соседству с кабинетом посла и был немного меньше по размеру. Цофия Фогель, пятидесятипятилетняя кондитер из Брауншвейга, сидела в одном из кожаных кресел для посетителей и хотела было встать, но Снейдер жестом остановил ее. Он подошел к ней и пожал ей руку.
– Спасибо, что пришли. Мартен С. Снейдер, Федеральное ведомство уголовной полиции, Висбаден. Пожалуйста, не вставайте.
Затем он подошел к окну, задернул шторы, так что в помещении стало темно, сел напротив нее во второе кожаное кресло у мраморного столика и достал из сумки ноутбук.
– Пожалуйста, сконцентрируйтесь только на мне. Как вы уже знаете, я хотел бы допросить вас о событиях, произошедших в понедельник в посольстве. Обещаю, это не займет много времени.
– Да, хорошо.
Она неуверенно посмотрела на остальных. Гульбрандсен, Кора и Сабина стояли у стены и наблюдали за происходящим. В этот момент Экесон вошел в свой кабинет, держа в руках поднос с кофе и печеньем. Сабина с благодарностью взяла стаканчик, но жестом велела Экесону не шуметь.
– Пожалуйста, сконцентрируйтесь только на мне, – повторил Снейдер.
– Хорошо. – Цофия Фогель бросила на него беспокойный взгляд.
– Могу я называть вас Цофия? – мягко спросил он.
– Да… конечно. – Она немного расслабилась и поглубже села в кресле.
– Хорошо, вы прекрасно справляетесь, Цофия. – Он открыл ноутбук и пролистал файлы, продолжая говорить. – Сейчас я введу вас в состояние абсолютного покоя. Пожалуйста, полностью расслабьтесь, устройтесь поудобнее и закройте глаза, как только почувствуете себя комфортно.
Цофия откинулась назад и закрыла глаза.
– Продолжайте дышать спокойно и ровно… ваши ноги тяжелеют. – Она немного пошевелилась, кожа обивки заскрипела. – Ваши руки тоже тяжелеют… они очень тяжелые… Вы слышите свое громкое сердцебиение… Оно становится все спокойнее… и спокойнее… Ваше дыхание замедляется… Вы чувствуете приятное тепло, разливающееся по телу.
Цофия даже слегка улыбнулась.
– Мы возвращаемся на три дня назад. Сегодня понедельник, – Снейдер посмотрел на свой ноутбук, – прекрасный солнечный день. Вы входите в посольство… Вы видите охранников у входа?
– Да… – раздался неуверенный ответ.
– Который час?
– Около четырех.
Снейдер включил на ноутбуке черно-белое видео с камеры наблюдения и увеличил громкость. Послышались человеческий ропот, смесь немецкого и норвежского языков, а также пикание сканера персонального досмотра и жужжание конвейерной ленты. Хлопали двери, смеялись дети, и звонили мобильные телефоны.
– Почему вы сейчас в посольстве?
– Я потеряла свой паспорт.
– Путешествие с «Хуртигрутен» из Тронхейма в Берген вам все равно понравилось?
– Да.
– Что вы сейчас видите?
– Школьники спускаются по лестнице, а мимо меня проходит сотрудник посольства с чашкой кофе.
Снейдер повернулся к остальным и щелкнул пальцами. Сабина сразу поняла, чего он хочет. Она тихо подошла к нему и протянула свой дымящийся стаканчик с кофе, которым он тут же поводил у Цофии перед носом.
– Что происходит потом?
Ее ноздри раздулись, глаза оставались закрытыми.
– Я иду к стойке и жду своей очереди.
Сабина покосилась на ноутбук и заметила, что часть видео со звуками посольства зациклена. Снейдер жестом пригласил Сабину сесть рядом с ним, и она осторожно опустилась в пустое кресло.
– Что происходит сейчас?
– Я точно не знаю, внезапно раздается звон падающих монет.
Снейдер полез в карман пиджака, достал несколько монет и рассыпал их по мраморному столику.
– У пожилой женщины с седыми волосами порвался бумажный пакет, – объяснил он ей.
– Ах, вот почему… – сказала Цофия, – монеты катятся через весь зал.
Снейдер щелкнул второй файл. Теперь можно было услышать суматоху, которая началась в тот день в посольстве. Он сделал все возможное, чтобы воспроизвести атмосферу и погрузить Цофию в нужное настроение. Простой трюк, потому что при одинаковых эмоциях воспоминания становились особенно конкретными.
– Давайте остановимся именно на этом моменте… заморозим его, как неподвижное изображение… Что вы видите… Что бросается вам в глаза?
– Дети бегают вокруг, некоторые ползают по полу, собирая монеты.
– Что делают сотрудники службы безопасности?
– Они нервно оглядываются по сторонам.
– А остальные посетители?
– Все смотрят на пол.
– Но только не вы, Цофия. Вы поднимаетесь к потолку и смотрите на все с высоты птичьего полета. Что вы видите?
– Я… не знаю…
– Цофия, вы видите что-нибудь необычное?
– Да, один мужчина ведет себя не так, как все.
– А именно?
– Он не смотрит на пол.
Снейдер повернул голову и коротко посмотрел на Сабину.
– Вы можете его описать?
– Нет, я не знаю… мой взгляд тоже направлен в пол.
– Какие у него брюки? Обувь?
– Не знаю, ничего необычного.
– Вы заметили еще какую-нибудь деталь?
– Да, он… он в перчатках.
– В кожаных перчатках?
– Нет, это тонкие прозрачные перчатки.
– Латексные?
– Да, я замечаю… как они блестят.
Снейдер еще раз взглянул на Сабину.
– Он сотрудник посольства? В форме охранника?
– Нет, я вижу его рукава. На нем обычная куртка.
– Значит, он вошел с улицы… как и вы?
– Вероятно.
Сабина еще раз изучила видеозапись на ноутбуке. В тот момент, когда бумажный пакет с монетами порвался, камера переместилась от сканера персонального досмотра к центру зала, а затем обратно. Мужчина в латексных перчатках, должно быть, воспользовался этим временным окном и моментом в несколько секунд, когда всеобщее внимание было отвлечено, чтобы незамеченным пройти мимо сканера в зал.
«И именно по этой причине он не отметился в журнале посетителей: все были заняты монетами. А когда камера разворачивается обратно, он пользуется случаем и поднимается по лестнице на верхний этаж. Идеальный тайминг!»
Сабина посмотрела на Снейдера и по выражению его лица поняла, что в этот момент он думал то же самое, что и она. «Убийца – не инсайдер из посольства, а визитер». Снейдер снова повернулся к Цофии.
– Спасибо за вашу помощь, – сказал он. – Сегодня ночью вы будете отлично спать, вам будут сниться приятные сны, и вы больше не станете думать о том, что произошло в посольстве… Теперь можете открыть глаза.
Цофия помедлила несколько секунд, затем потерла глаза и удивленно посмотрела на Сабину, которая сидела рядом с ней.
– Спасибо, – улыбнулась Сабина. – Вы были великолепны.
Глава 22
После того как Цофия Фогель уехала на такси обратно в отель, они просидели в кабинете Даниэля Экесона до половины четвертого.
– С моей точки зрения, у нас есть двое подозреваемых, – резюмировал Снейдер. – Женщина, которая играла старушку с мешком монет, и мужчина в латексных перчатках, который в суматохе пронес орудие преступления мимо сканера и, вероятно, совершил им убийства.
– Но у нас нет ни пригодной видеозаписи этих персон, ни отметок в журнале посетителей, – добавил Экесон.
– Только неудачный кадр с дорожной камеры, когда они выходили из здания в одежде посла и начальника службы безопасности, – дополнила Сабина.
Снейдер наклонился к Гульбрандсену.
– Нам нужен фоторобот обоих, хотя с женщиной будет проще, потому что она разговаривала с охранниками. Как только мы получим изображение, мы пропустим его через базы данных Европола. Если мы поймаем ее, то доберемся и до него.
Гульбрандсен задумчиво потер щетину на подбородке и наконец кивнул:
– Хорошо.
– И какие бы результаты поиска вы ни получили, – сказал Снейдер, – я хочу быть проинформирован о них немедленно. Не важно, в какое время, хоть в три часа ночи.
– Мы остановились в отеле «Рагнар Лодброк». Номера с триста первого по триста третий, – добавила Кора.
Гульбрандсен с вытянувшимся лицом уставился на нее: видимо, он ни разу не планировал работать до трех часов ночи.
– Я посмотрю, что можно сделать.
В дверь постучали, и молодая женщина в красном платье просунула голову в кабинет.
– Господин Экесон, техник закончил работу, сейф открыт.
Снейдер вскочил.
– У нас прогресс.
– Какой сейф? – Гульбрандсен в замешательстве огляделся.
– Тот, что за картинной рамой, с которой вы и ваши люди сняли отпечатки пальцев, – объяснил Снейдер и вышел из кабинета, после чего все встали и последовали за ним.
Плотно сгрудившись перед сейфом, они уставились в отверстие. Сейф состоял из двух отделений и имел глубину не более пятнадцати сантиметров, чего было как раз достаточно, чтобы спрятать его в стене этого исторического здания.
– Какая была комбинация? – спросил Снейдер норвежского техника, который, правда, не понимал ни слова по-немецки.
Кора перевела вопрос, а затем ответ.
– Семь, ноль, девять, восемь, четыре.
– Это номер машины Катарины, – удивленно заметил Экесон.
«Люди стараются облегчить себе запоминание вещей», – подумала Сабина, вытащила из рюкзака свежие латексные перчатки, надела их и достала содержимое из сейфа – толстый неподписанный конверт и старый мобильный телефон для пенсионеров с большими кнопками и маленьким дисплеем. Похожий был у ее отца, на карту которого он дважды в год вносил по десять евро.
Сабина попыталась включить телефон, но безуспешно.
– Он заблокирован, без айтишника не обойтись.
Будь Марк здесь, он бы за считаные минуты разблокировал его с помощью соответствующей программы на своем ноутбуке. Она положила телефон на стол и открыла конверт. Внутри было несколько фотографий, которые она разложила на столе перед ними.
Не успев до конца понять, что изображено на фотографиях, она услышала, как Экесон смущенно сглотнул. Сабина повернула одну из фотографий к себе.
– Это Катарина фон Тун?
– Да, – прохрипел Экесон, – по всей видимости, ей тут тридцать, максимум тридцать пять.
Сабина подсчитала.
– Тогда фотографиям около двадцати лет.
По крайней мере, они выглядели заметно пожелтевшими. С другой стороны, было мало подсказок, указывающих на год съемки, – по крайней мере, что касалось одежды или аксессуаров. Катарина фон Тун была полностью обнажена, лежала в постели с бокалом шампанского и улыбалась в камеру. На одних фото одна, на других рядом с девочкой лет двенадцати, тоже обнаженной. На остальных фотографиях она тоже была запечатлена с разными несовершеннолетними девочками.
– Очевидно, она была лесбиянкой с педофильскими наклонностями, – заключила Сабина и взглянула на Экесона. – Вы об этом знали?
– Я? – Он ошарашенно смотрел на снимки. – О таком я даже не догадывался…
– Но это многое объясняет, верно? – спросила Сабина. – Она вам нравилась, не так ли? Однако она отказала вам.
Экесон сглотнул.
– Отношения с начальницей неуместны, но да… – он глубоко вздохнул, – я чувствовал влечение к ней и даже попытался сблизиться однажды после приема с шампанским в посольстве в честь министра внутренних дел Норвегии… но тщетно. Я думал, что слишком молод для нее. – Он покачал головой. – Если бы я знал…
– …то избежали бы такой неловкости, – завершил предложение Снейдер. – Возможно, это объясняет, почему фон Тун не была замужем.
– В принципе гомосексуальность не проблема в Норвегии, – вставил свои пять копеек Гульбрандсен. – В 1972 году гомосексуальные отношения были легализованы, а с 1993 года действует закон о гражданском партнерстве. – Он посмотрел на Снейдера. – У вас ведь с этим нет проблем?
– Что, у меня? – фыркнул Снейдер.
– Абсолютно никаких. – Сабина коротко рассмеялась, но тут же снова успокоилась. – На случай, если фотографии сделаны в Норвегии, какой был возраст сексуального согласия в Норвегии двадцать лет назад?
– Шестнадцать, – сказал Гульбрандсен.
– Эти девочки определенно моложе, – отметила Сабина. – Интересно, зачем посол хранила эти фотографии?
Снейдер надел очки и раздвинул фотографии шариковой ручкой.
– Она их не хранила, – пробормотал он.
– Тогда что? – спросил Гульбрандсен.
– Взгляните сюда! – Снейдер указал на одну фотографию. – Катарина фон Тун улыбается не в камеру, а мимо камеры.
Сабина посмотрела внимательнее. В самом деле!
– Она не знала, что ее фотографируют.
– Верно, и именно поэтому я предполагаю, что эти тайно сделанные снимки ей передали, – заключил Снейдер. – Возможно, ее шантажировали.
– Но зачем убивать того, кого можно шантажировать? – Теперь к разговору присоединилась Кора.
– Может быть, из мести? – предположил Снейдер.
– Спустя столько времени? – возразила Кора.
Сабина кивнула. Тут она права.
Гульбрандсен вытащил из кармана пластиковый пакет и хотел с помощью шариковой ручки засунуть в него мобильный телефон и фотографии.
– Что вы делаете? – воскликнул Снейдер.
– На что это похоже? Изымаю улики.
В поисках поддержки Снейдер обратился к Экесону:
– А если на телефоне есть секретные дипломатические данные?
– А если на нем есть следы, ведущие к убийце? – возразил Гульбрандсен.
Экесон, молча размышлявший все это время, теперь поднял голову.
– Спор ни к чему не приведет, – пробормотал он. – Я предлагаю, чтобы айтишник разблокировал мобильный телефон, а мы с инспектором Гульбрандсеном вместе просмотрим его содержимое. Тогда мы сможем решить, что с ним делать.
Снейдер кивнул:
– Согласен. Но телефон останется здесь, в посольстве!
– Хорошо! – прорычал Гульбрандсен. – Я пришлю вам айтишника.
Сабина взглянула на Кору. На первый взгляд она, казалось, согласилась с таким компромиссом, но выражение ее глаз говорило о другом. «Если на мобильном телефоне есть данные секретной службы, то они мои!»
Когда все было обговорено и Гульбрандсен уже собирался попрощаться, у него зазвонил мобильный телефон. Он тут же ответил и коротко переговорил по-норвежски. Кора слушала, навострив уши.
– Видимо, заключение судебно-медицинской экспертизы готово, – прошептала она Снейдеру и Сабине.
В следующий момент Гульбрандсен положил трубку.
– Мне пора идти.
– Раз уж мы здесь закончили, – сказал ему Снейдер, – я предлагаю сопроводить вас в морг.
– Nei, takk[12], – вырвалось у Гульбрандсена. – Но я с удовольствием вышлю вам копию протокола о вскрытии.
– Мы хотели бы сами взглянуть на труп. – Сабина пришла на помощь Снейдеру. – Тем более что еще ничего не известно об орудии убийства.
Гульбрандсен бросил на Сабину долгий взгляд, а она кивнула на карман его пальто, в который он положил запрос об оказании правовой помощи.
– Пожалуйста!
– Ладно, пойдемте со мной. – Гульбрандсен недовольно хмыкнул. – Кстати, судмедэксперт говорит, что Катарина фон Тун была убита ударом длинного, острого, изогнутого клинка в легкое.
Глава 23
Перед посольством Кора Петерсен с ними попрощалась. В сопровождении двух полицейских в форме на патрульной машине, которых запросил Гульбрандсен, она хотела осмотреть служебную квартиру Катарины фон Тун, пока Сабина и Снейдер отправятся с инспектором в морг.
Поездка до университетской больницы «Уллевол» заняла всего десять минут. Тем временем Гульбрандсен объяснил им, что вскрытие провели два известных норвежских судмедэксперта после того, как Федеральная прокуратура Германии обратилась за правовой помощью сразу после преступления. С точки зрения Сабины, это было лучшее решение, потому что оформлять запрос и перевозить тела в Германию было бы непродуктивно. Немецкие врачи не могли сделать ничего такого, чего не могли бы норвежцы, а так, по крайней мере, у них уже были результаты.
Гульбрандсен припарковал свою машину в подземном гараже здания из красного кирпича, а затем провел их через подземный туннель на первый цокольный этаж. Морг выглядел так же, как в Висбадене: холодный, облицованный белым кафелем и стерильный. Эхо их шагов разносилось по пустым коридорам. Наконец они встретили молодую сотрудницу, которую Гульбрандсен спросил о женщине, убитой холодным оружием. По крайней мере, Сабине так показалось. Зная контекст и внимательно слушая, можно было даже немного понять норвежский язык.
Сотрудница направила их в комнату U3, где на алюминиевом столе под люминесцентной лампой лежала обнаженная женщина. Гульбрандсен немедленно развернулся и выгнал Сабину и Снейдера из комнаты.
– Другой труп! – крикнул он вслед врачу, если Сабина правильно перевела.
Снейдер вопросительно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Наконец они вошли в комнату U1, где их уже ждал седой врач, который выдвинул из стены поддон. На нем также лежал труп обнаженной женщины – на этот раз Катарины фон Тун.
Она выглядела умиротворенной, черные волосы ниспадали по бокам на уши. Высокие скулы, пухлые губы – должно быть, она была привлекательной женщиной. Неудивительно, что Экесон испытывал к ней влечение.
Ее тело уже было обработано формальдегидом, а на груди виднелся типичный для вскрытия Y-образный зашитый разрез. Сабина сразу заметила темные следы на шее и сбоку колотую рану с уродливыми краями.
– Ее душили?
– Да, незадолго до смерти, – объяснил Гульбрандсен. – Однако причиной смерти стал удар ножом.
Сабина с удивлением посмотрела на рану.
– Вы сказали, что ее убили ударом клинка в легкое?
Гульбрандсен задал судмедэксперту вопрос на английском языке. Тот кивнул и ответил тоже по-английски.
– Верно. – Он вручил Сабине копию протокола о вскрытии, с которым она все равно не могла ознакомиться, потому что он был на норвежском языке. Судебный врач указал на конкретный абзац в тексте. – Обоюдоострый клинок около пятнадцати сантиметров в длину был вставлен до упора. На коже виден след от рукоятки.
– Это означает… – вслух размышлял Снейдер, – что женщина была уже раздета, иначе ее блузка и пиджак предотвратили бы появление такого отпечатка. И это также объясняет, почему ее одежда, в которой скрылась преступница, не была в крови.
Врач кивнул.
– В ране не было обнаружено волокон ткани.
– Но это место, – Сабина указала на рану, – расположено слишком низко.
Врач покачал головой и снова ткнул в протокол вскрытия.
– Клинок был сильно изогнут кверху, как у восточного кинжала.
– Джамбия, – заявил Снейдер.
– Верно. – Судебный врач был несколько удивлен. – При ударе и проникновении в тело клинок поворачивают вверх, и он вонзается в легкое.
Сабина задумалась.
– Значит, тот, кто убил женщину, знал, что делает?
– Или у него был необходимый опыт, потому что он делал это раньше, – заключил Снейдер. – Нам обязательно нужно сохранить в секрете от СМИ конкретный тип оружия и то, что посла душили.
– Да, мы так и думали, – раздраженно простонал Гульбрандсен. – Мы всегда так делаем, не новички. – Он хлопнул в ладоши. – Так! Вы видели тело, я пришлю вам немецкий перевод протокола.
– А тело начальника службы безопасности? – спросила Сабина по-английски.
Судебный врач нерешительно подошел к стене и выдвинул второй поддон. На нем лежал хорошо тренированный мужчина лет пятидесяти с седыми волосами на груди и таким же ножевым ранением в боку. Однако без каких-либо признаков удушения.
– То же самое оружие? – спросила Сабина.
– Да.
– Здесь тоже был след от рукоятки?
– Нет.
– Тогда клинок прошел сквозь одежду, – вслух рассуждала Сабина, – значит, начальника службы безопасности застали врасплох и, вероятно, убили первым. – Сабина подняла глаза. – Это подтверждается временем смерти?
Судебный врач покачал головой:
– Настолько точно мы не можем сказать. Я думаю, что они оба были убиты один за другим в течение пяти минут.
– Но его одежда определенно была в крови. Судя по всему, преступник прикрыл это место, когда убегал.
Снейдер кивнул, затем внимательно изучил рану начальника службы безопасности.
– И здесь место проникновения клинка расположено гораздо ниже… жертва в очень короткое время захлебывается собственной кровью. Преступник с опытом. – Он посмотрел на Гульбрандсена. – Это подводит меня к следующему вопросу: были ли у вас уже подобные убийства в Норвегии?
Судебный врач хотел что-то сказать, но Гульбрандсен опередил его:
– Я думаю, что этот вопрос выходит за рамки вашей компетенции.
– Значит, были, – подытожил Снейдер.
– Давайте ограничим ваш визит в Осло ролью наблюдателя и этими двумя убийствами – все остальное не имеет значения, – сказал Гульбрандсен.
– В другой комнате, где мы только что были, – быстро вставила Сабина, прежде чем Снейдер успел бурно отреагировать, – лежит еще одна женщина, убитая холодным оружием.
– Кто это сказал? – спросил Гульбрандсен.
– Молодая врач, с которой вы говорили.
– И что? Немецкое БКА расследует уже и другие убийства в Норвегии?
– Если между убитыми есть связь…
– Федеральная прокуратура Германии узнает об этом в первую очередь, – прервал ее Гульбрандсен.
Сабина улыбнулась:
– Мы хотели бы убедиться в этом сами.
– Извините, это текущее расследование, которое к вашему не имеет никакого…
– Достаточно простого взгляда на рану, – прервала его она.
Гульбрандсен вздохнул, затем посоветовался с врачом по-норвежски, но говорил так быстро, что на этот раз Сабина ничего не поняла. Наконец Гульбрандсен сердито сунул руки в карманы.
– Хорошо. Вы можете взглянуть на рану – и только на рану, чтобы гарантировать анонимность жертвы.
«По крайней мере, это хоть и частичный, но все же успех».










