- -
- 100%
- +
Нексус 2
Нексус 2
Не успели мы опубликовать первую часть «Склепов», как в так называемом научном сообществе поднялся невообразимый гвалт. Причем обсуждали (часто на повышенных тонах) не столько достоинства и недостатки самого текста, а скромное участие в нем комментаторов, то есть нас с Поэтом. Развернувшаяся полемика бросает тень не только на наш профессионализм, но и, не побоюсь этого слова, на нашу честность в отношении оригинального текста.
Так некто проф. Бв. Х. с ехидцей замечает, что «остается только гадать, какая часть текста осталась без изменений, а за какую нам стоит благодарить богатое воображение наших любезных комментаторов». Нонсенс! Будто мне, главному скриптору гильдии, есть какая-то надобность фальсифицировать исторический документ!
Столь же нелепы призывы некоторых ученых мужей (назовем их так с некоторой скидкой) считать текст подделкой древнейших времен, т.е. апокрифом, так как факты, упоминаемые в нем, видите ли не вяжутся с общепринятым каноном утраченных «Склепов». На эту глупость даже отвечать нет нужды; достаточно провести небольшой сравнительный анализ книги и известных частей, дошедших до нас в списках, чтобы все вопросы отпали сами собой.
Многие хулители обвинили наши комментарии в избыточности и частной неуместности, мол, без доброй половины из них вполне можно было обойтись. Вероятно, они предпочли бы суховатую энциклопедию, перечень имен, дат и географических названий. И это напрочь противоречило бы самому духу книги, которым, надо признать, я начал проникаться.
Глава гильдии, к сожалению, проявил слабохарактерность и поддался на уговоры доморощенных склеповедов. Не так давно он прислал письмо в котором, довольно мягко, уведомил нас, что повторения скандала, случившегося с первой частью, необходимо во что бы то ни стало избежать, и поэтому он пришлет двух профессоров «облеченных его безграничным доверием», чтобы они «оказали посильную помощь в редактуре и комментировании романа». Другими словами, нас вежливо просят отдать книгу двум снобам из гильдии, чтобы они правили ее в соответствии со своими стереотипными представлениями о пристойной литературе, отдать и забыть о ней.
В связи с этим, продолжать работу в вилле у озера может быть небезопасно и, возможно, в скором времени нам придется поменять место дислокации. А пока мы спешим подготовить к печати вторую часть, пока книгу не отобрали стервятники из гильдии. Времени у нас не так много.
***
В адаптации старинных книг на современный манер принято идти одним из двух путей: стремиться быть максимально точным, даже в ущерб увлекательности, или беззастенчиво купировать текст в угоду собственному эстетическому вкусу (этим, например, грешит ханжа Елейн, опусы которого пестрят сносками «Далее идет неприличное слово», «Здесь я опускаю омерзительный эпизод», «Слишком грубая фраза не заслуживает места на этих страницах» и так далее).
Право же, я предпочитаю творческую свободу, но только в сочетании с уважением к автору оригинала. Скрупулезно повторять за ним слово в слово, мучительно воспроизводить все лексические и грамматические особенности мертвого языка в надежде уловить пресловутый «дух времени», тоже занятие малопродуктивное. Да хоть напяль на голову древний рыцарский шлем, хоть ешь только то, что ели тогда, живи на сквозняках и не используй туалетную бумагу – текст от этого лучше не станет. Поэтому я предпочитаю нечто среднее и гармоничное.
Передать дух подлинника в современной интерпретации – задача настолько грандиозная, что попахивает либо святостью, либо юродством, а я, по своей незначительности, не смею претендовать ни на одно из этих качеств. Поэтому я просто делаю то, что в моих силах. Я предельно точен во всех фактах, и если я иногда позволяю себе добавить зрелищности в сцену или использовать пышную фразу, то перевирать текст или выбрасывать его куски меня не заставишь ни под каким предлогом.
Это приводить нас к проблеме палимпсестов, бездарно переписанных каким-то анонимным цензором отрывков. Их не так много, но сам факт, что нам достался уже кем-то искалеченный текст, не может не насторожить. Святая Церковь очень заинтересовалась этими местами; недавно пришло письмо с такой знакомой печатью, с требованием немедленно передать рукопись местному церковному интенданту. Мы не ответили ничего, ведь сам тон письма был оскорбителен, но меня беспокоит, что в последнее время за окнами шныряют какие-то тени, и атмосфера становится все более гнетущей.
Касаемо академической травли первой части, так взволновавшую Ученого, то я ее полностью принимаю; я уважаю сухую, беспощадную ярость, пусть даже проявленную в таком пустячном деле. Что же до Ученого, ах, мой бедный Ученый… С возрастом в человеке накапливается так много знаний, нежности и глупости, что не использовать их, пусть даже в качестве комментария к чужой книге, было бы просто расточительством. Признаюсь, я не ожидал от этого безобидного старика такого бунтарства, такого упорства в желании довести перевод книги до конца. Ну и ну! Естественно, я с радостью присоединяюсь к его восстанию против гильдии, и мы закончим книгу, прежде чем нам смогут помешать. Ведь под внешне сумбурной, неряшливой поверхностью этой книги прячутся глубины и сокровища, до которых этим сухопарым бюрократам никогда не докопаться.
Итак, если вы готовы, без боязни вниз!
Симптом 5. Виды города
Симптом 5
Мы, члены медицинского факультета университета Гамменгерн, по зрелом рассуждении, при глубоком рассмотрении и опираясь на мнение наших древних учителей, полагаем обнародовать причины возникновения Великой Чумы, согласно принципам естественных наук и астрологии.
Вследствие сего мы заявляем следующее: доподлинно известно, что жар небесного огня беспрестанно ведет войну с водами, отчего рождаются испарения, которые поднимаются в воздух, и если это происходит в странах, где воды испорчены мертвыми рыбами, то такая гнилая вода не может быть поглощена ни теплотою Солнца, ни превратиться в здоровую воду, град, снег или иней; эти испарения, разлитые в воздухе, покрывают туманом многие страны. Подобное и случилось тогда в Озерной Листурии, откуда ветер пригнал зачумленный туман в окрестности Бороски; из-за несчастливого стечения обстоятельств Солнце находилось тогда в знаке Льва; совместно эти факторы и спровоцировали начало эпидемии, и Подземелье здесь вовсе не причем.
Если же эта напасть когда-либо повторится, то мы возвещаем гибель человеческого рода, если только не будут соблюдены следующие наши предписания.
Мы думаем, что Солнце в своем небесном могуществе, покровительствует роду людскому, и силой огня одолеет густоту тумана. Этот туман превратится в гнилой дождь, падение которого, в конце концов очистит зараженный воздух; тотчас как гром или град возвестит его, каждый должен остерегаться этого дождя, зажигая костры из зеленых деревьев. Равно пусть жгут в больших количествах полынь и ромашку на общественных площадях и местах многолюдных; пусть никто не выходит в поле, пока не высохнет земля и три дня сверх того, бережется от вечерней, ночной и утренней прохлады.
Мы рекомендуем приправы с толченым перцем, маринованную и соленую пищу, вообще, больше употреблять соль, которая изгоняет болезнетворную влагу из организма; спать днем вредно; пусть сон продолжается только до восхода солнца или немножко позже. Пусть мало пьют за завтраком, ужинают в 11 часов и могут во время стола пить немножко больше, чем утром; пусть пьют вино чистое и легкое, смешанное с шестою частью воды; фрукты сухие и свежие, употребляемые с вином, не вредны, без вина же они могут быть опасны. Съестные припасы холодные, водянистые или влажные вообще вредны; если по недоразумение оные съедены, то избавляться от них рекомендуем, засунув пальцы в глотку, либо, если прошло немало времени, клистриром. Опасно выходить ночью и до 3-х часов утра по причине росы. Не должно есть никакой рыбы; одеваться тепло, остерегаться холода, сырости, дождя, ничего не варить на дождевой воде; масло в пище смертельно; тучные люди пусть выходят на солнце; очень большое воздержание мочевых мешочков, беспокойство духа, гнев и пьянство опасны; дизентерии должно бояться; ванны вредны; пусть поддерживают желудок свободным при помощи клистиров; сношение с женщинами смертельно. Эти предписания применимы особенно для тех, которые живут на берегах моря или на островах, на которые подул гибельный ветер.
Отчет медицинского факультета Гамменгерна по поводу Великой Чумы.
Колокола без остановки заливали Бороску медным звоном, от которого у Мартейна уже разболелась голова.
А Гроциану этот перезвон, судя по всему, доставлял великое наслаждение, он даже прищелкивал языком в такт. Хоть его одежда была порвана и испачкана, а непричесанные волосы ощетинились неопрятными клочьями, но в его глазах застыло такое умиротворение, такая безмятежность, что весь мир отступал перед ними посрамленный. Новоиспеченный лорд Угаин доверчиво протянул Мартейну детскую свистульку в виде вороненка, предлагая разделить радость обладания таким сокровищем вместе с ним.
– Утром я обнаружила его таким, – сказала Ликейя безучастным голосом. – На мои слова и заклинания он никак не реагирует, только возится со старыми игрушками и лопочет что-то, как неразумное дитя. Что с ним, господин Орф?
– Боюсь, он уже не с нами, – Мартейн задумчиво постукивал тростью по полу. – А жаль, он хотел сказать что-то важное…
– Что значит “не с нами”? – нахмурилась Ликейя.
Лекарь вздрогнул, отвлеченный от своих мыслей. Когда сегодня утром собрался Совет, недосчитались представителя рода Угаин, и Мартейн вызвался проведать Башню и проверить самочувствие ее обитателей. Как выяснилось, не у всех оно было удовлетворительным.
– Он нашел себе убежище, в котором его ничто и никто уже не достанет. Вот здесь, – лекарь прикоснулся пальцем ко лбу. – Тут я бессилен. Возможно, это временное помрачение, и он скоро придет в себя.
– Это в его характере, господин Орф, избегать трудностей, – Ликейя прикусила губу. – Так безответственно сойти с ума…
– Не вините его слишком сильно, леди. Удивительно, что не все мы выбрали этот путь, – устало сказал лекарь.
Гроциан довольно загугукал. Его жена посмотрела на Мартейна долгим немигающим взглядом. Лекарь выглядел, как мумия, все стыки одежды были туго перевязаны тряпками, отчего он двигался несколько неестественно.
– Семью Угаин рано списывать со счетов. Сегодня я присоединюсь к Совету, – презрительно сказала Ликейя. – Другие лорды, вероятно, посчитают это неуместным, ведь я родом не отсюда. Они бы предпочли даже Мерго, только не меня, но мне плевать на их мнение.
– Она еще не пришла в себя?
– Нет.
– Могу я взглянуть на нее?
– Нет! – чересчур резко ответила Ликейя. Потом, чуть мягче: – С ней все в порядке, просто переутомилась. За ней присматривает Игрос.
Мартейн не стал спорить. У него и без эксцентричных Угаин было забот по горло, тем более, что времени у него оставалось не так уж много. Кошмарная ночь Фестиваля ознаменовала начало эпидемии, и хотя моментальный мор закончился, многие все еще были заражены, и болезнь распространялась. Почти все жители, в панике покинувшие Бороску, сегодня вернулись в свои дома, надеясь переждать чуму за их стенами и запорами. Те, кто не заперся, повалили на Рыночную площадь, к Собору, рассчитывая на религиозное утешение, но по приказу Атиллы стражники гнали их прочь, не давая собраться толпе. Дуло запер ворота в Подземелье, возможно, было уже слишком поздно.
Первым делом надо было позаботиться о мертвецах. Совершенно не ко времени появилась очередная неразгаданная тайна: городского могильщика, такого нужного сейчас, нашли, лежащим в гробу, с головой, раздавленной, как гнилая картофелина. Стражники Вокил и некоторые горожане уже очищали улицы от трупов, кучами грузили их на повозки и отвозили за городские стены, где не успевали копать могилы. Лекарь вспомнил, что недавно точно так же вывозили мертвых крыс и поежился от неприятной ассоциации. Стражников сопровождали писцы, которые вели подсчет жертвам; более-менее верные данные Мартейн надеялся получить ближе к вечеру. В дальнейшем предстояло проверить дома. Учитывая их количество, Мартейн опасался, что это невыполнимая задача, и покойники дадут о себе знать только со временем.
Помимо этого необходимо было создать госпиталь, изолятор и морг. Ошеломленные случившимся лорды Бороски больше не сомневались в авторитете лекаря и после недолгого обсуждения согласились, что госпиталем станут Бани, а изолятором – Собор. Под морг Дульсан обещал предоставить один из своих складов с запасами соли у реки.
– Я должен проинспектировать эти помещения, – сказал Мартейн. – Где находится ваш склад, господин Дуло? Его надо подготовить в самое ближайшее время – у нас слишком много мертвецов.
***
Рассвет, если он и был сегодня, прошел незаметно из-за особенно густого желтушного тумана, поднявшегося от реки и траурным саваном одевшим город. Дома шатались в этом мареве, как пораженные цингой зубы. Туман лихорадочным потом оседал на заплесневелых камнях Бороски, стлался по улицам, пропитывал бессильно повисшие стяги. Туман проникал даже в тончайшие щели новой экипировки Мартейна: он надел толстые перчатки, плащ, обмотался первыми попавшимися под руку тряпками, лицо до самых глаз закрыл плотно намотанным шарфом и стал, правда, похож на гуля; не из-за боязни заразиться, с ним-то все кончено, а из-за боязни заразить других.
После долгих блужданий в лабиринтах тумана, среди ветхих стен складов, Мартейн понял, что окончательно заблудился. Кругом не было ни души, даже лемурчиков, только издалека доносился тоскливый скрип трупных повозок да тянулся поверху бесконечный медный набат. Привычные городские шумы – звон кузнечного молота, лай собак, стук лошадиных копыт по мостовой, многоголосый гомон – исчезли, Бороска оцепенела. От реки несло холодом и гнилью.
Мартейн остановил Беспечность и беспомощно огляделся по сторонам в поисках хоть каких-то ориентиров. Ничего. Только туман и изъязвленные жуками деревянные стены, словно он очутился в измерении, состоящем только из этих двух первооснов. Звон колоколов мешал думать, и он громко проклял их, будь они неладны.
– Они продолжат весь день и всю ночь, – раздался сзади глухой голос. – Уставшего пономаря мгновенно сменяет другой, чтобы колокола не утихали ни на секунду. Так они прогоняют болезнь.
Лекарь обернулся. Туман за его спиной сгустился и принял очертания всадника. В длинном плаще, в шлеме, изображающем голову совы-сипухи, с кривым шрамом на металлической поверхности. Всадник был безоружен.
– Заблудились, господин Орф? – спросил незнакомец.
Лекарь отвесил насмешливый поклон.
– Не сомневался, что вы знаете мое имя, вы уже не один день следите за мной. Кстати, такой приметный шлем не самое лучшее средство маскировки. Впрочем, не мне судить.
Незнакомец снял свой экстравагантный шлем и оказался женщиной средних лет, которая, пожалуй, выглядела старше из-за белоснежной пряди, змеившейся в черных волосах. Мартейн, галантность которого была сродни инстинкту, поспешил снять шляпу перед дамой.
– Леди Илая Горгон, – представилась женщина. Без шлема ее голос звучал мягко, даже мелодично. – Собирательница слухов, мифов и исторических фактов. Как вы заметили, ваше имя мне уже известно. Так что же вы ищете, господин Орф? Я знаю этот город как свои пять пальцев.
– Мне нужен склад «Пеликан», принадлежащий дому Дуло.
– Могли бы и не уточнять, им принадлежат все склады. Он неподалеку отсюда. Позвольте мне побыть вашим гидом.
– Боюсь, сегодня не лучший день для… эм… прогулок. Не лучше ли вам отправится домой, леди Горгон?
– Бросьте, господин Орф. Я ценю ваше рыцарское поведение, но без меня вы никогда не найдете склад в этом тумане. К тому же, что проку сидеть дома? Засовы и ставни ведь не остановят чуму, я права?
– Вы удивительно хорошо осведомлены о происходящем.
– Это мое занятие. Ведь я сказала, что собираю слухи, мифы и факты? Мы не были раньше знакомы?
– Нет.
Илая Горгон снова надела шлем и пустила вперед свою лошадь, и Мартейн безропотно последовал за ней.
– Начало эпидемии чумы – факт, – сказала Илая. – Древний миф, обратившийся в реальность. Но что первично? Реальность сформировала миф, или она только податливо подстраивается под него? Вы понимаете, о чем я говорю?
– Вполне. Но я далек от метафизики. Мое дело – остановить эпидемию, если это в моих силах.
– Не о метафизике речь, господин Орф. Чтобы остановить болезнь необходимо знать источник ее появления, я права? Как хорошо вы знаете Бороску?
– Боюсь, что недостаточно хорошо. Я здесь всего лишь пятый день.
– О, я живу в Старой Ведьме уже не один год и то не могу похвастаться, что знаю ее достаточно хорошо! Господин Орф, это город чернокнижников и каннибалов, и его язык – язык древних улиц и чудовищных пространств под ними. Язык тайн. Его словарь состоит из ворожбы и звона клинков, из внезапного уханья совы, промелькнувшей в разрыве туч луны, ящерицы, греющейся на могильной плите, запаха гниющего ила.
– Поэтично.
– Верно. Эти слова принадлежат не мне, а одному забытому поэту. Насколько я знаю, этот город в итоге свел его с ума. Знаете, почему здесь так много Роз Войны?
Мартейн огляделся, действительно: повсюду, невзирая на грязь, туман и холод, упрямо тянулись вверх отвратительные ярко-алые цветки.
– Здесь была крупная битва? – предположил он.
– Конечно! Внутри городских стен! Здесь армия Триумвирата осаждала Некроманта с его гулями. Тогда разобрали пол-города, чтобы доставить на берег тяжелые баллисты и катапульты из Тришта, за которые заплатили Дуло. Говорят, когда у них закончились камни, они начали метать в крепость деревья. Верится с трудом, но как ещё объяснить вот это?
Туман скрадывал Поганую Крепость, но Мартейн и так понял, на что указала Илая. Из одного купола, пронзив его, как копье, торчал ствол исполинского древа, комлем наружу.
– А еще раньше здесь была резервация для пленных солдат северного королевства Шеговар, которые, кстати, и построили этот город. Они подняли восстание, которое было жестоко подавлено тогдашним Королем-Драконом. Он не знал пощады, и головы восставших украсили все без исключения башни города.
– Шеговар, Шеговар… Смутно знакомое название, где я мог его слышать?
– О, я думаю, вы еще его услышите, господин Орф1, – сказала Илая и замолчала.
Туман немного отступил, когда они выехали на широкую и более-менее прямую улицу, впрочем, тоже пустынную.
– Соленая Улица, – сказала Илая. – Она упирается прямо в Мост Святых, который соединяет город с Поганой Крепостью и Подземельем. А назвали ее так, потому что века назад, еще до открытия Подземелья, в копях на той стороне реки добывали драгоценную соль. Бороска ведь когда-то была всего лишь небольшим поселением при соляных копях. Соль! Отпугивает демонов, сохраняет пищу. Кроме того, если посолить вашу любимую еду, она станет еще вкусней.
Мартейн вздрогнул: вчера он услышал точно такую же фразу от шута (или философа?) Бози (или Грочика?). Не успел он сформулировать вопрос, как его спутница сказала:
– А вот и склад «Пеликан».
Рабочие уже начали освобождать помещение – надо сказать, довольно большое – от тюков с товарами, оставляя только соль. Осмотрев его, лекарь остался доволен. Он не удивился, увидев, что Илая ждет его у дверей склада.
– Продолжим наше путешествие? – как ни в чем не бывало спросила она.
– С удовольствием, – Мартейн забрался в седло. – Теперь я направляюсь в Бани. Буду рад, если вы покажете кратчайший путь, леди Горгон.
– Следуйте за мной, господин Орф.
Они вернулись на Соленую Улицу, потом углубились в мешанину улочек поменьше.
– Улица башмачников, Золотая улица, Подкова, – перечисляла их названия Илая. – Целый лабиринт, словно карта Подземелья, нанесенная на поверхность.
– Меткое замечание, леди Горгон.
– Если подумаете, то поймете, что это не просто остроумное сравнение. Эти скученные дома наверняка набиты сейчас покойниками?
– Думаю, вы правы.
– Чем вам не склепы Подземелья? И кто знает, есть ли среди них Святые Останки, и сколько их.
Лекарь промолчал.
– И что будут делать те жадные, жестокие рыцари, которые так и не попали вчера в Подземелье? – продолжала Илая.
– Мародерство?
– Если не хуже. Вряд ли стража Вокил сможет остановить этих обвешанных артефактами убийц. Поверьте мне, господин Орф, скоро здесь начнется кровопролитие.
Мартейн помрачнел. Этот факт он упустил из виду.
– Вы разбираетесь в архитектуре? – спросила вдруг Илая.
– Не сказал бы.
– Просто обратите внимание на эти здания, самые старые в городе. Простая, угловатая геометрия, массивные пропорции, практически нет украшений. Дверные проемы утоплены в сужающейся череде полукруглых арок, видите? Всё это признаки стиля Шеговара. Эти дома строили пленные рыцари с Севера. Как и Бани – кстати, вот и они.
Люц Бассорба в спешке готовился к приему первых больных. Цирюльник был закутан в пропитанные дегтем тряпки так же, как и лекарь, но (надеялся Мартейн) по другой причине. Мартейн отвел Люца в сторонку и тихо спросил, не заражен ли он.
– Пока нет, – невесело усмехнулся цирюльник. – Посмотрим, как долго мне будет везти. И мне понадобится больше людей.
Его помощников осталось немного, остальные либо погибли, либо сбежали. Они были бледны, и у них тряслись руки.
– Я поговорю с Атиллой, – сказал Мартейн. – Надеюсь, он сможет выделить несколько стражников.
Люц молча кивнул.
– Разве вы не боитесь заразиться? – спросил Мартейн у Илаи, которая угощала Беспечность яблоком.
Она повернула в его сторону свой совиный шлем.
– Боюсь, конечно. Но что это изменит?
– Вы необычайно хладнокровны.
– Наследие моих предков, я полагаю. Я родом из Оскир.
– О… Мне жаль.
– Не стоит, господин Орф. Все это уже в прошлом.
Они поехали в сторону Рыночной площади. Замыкая своеобразный круг, который Мартейн проделал сегодня по городу, конечной точкой его поездки должен был стать Собор.
Мартейн следовал за Илаей Горгон по тесным улочкам и тайным ходам, казалось, прорытым в грубой толще домов. По пути им попадались покойники, которых еще не нашла санитарная бригада Вокил. Они очень быстро начинали разлагаться, и запах перебивал даже вековую вонь улиц Бороски. Попадались и живые, крадущиеся вдоль стен, словно тени. Когда они выезжали на относительно широкие улицы, Мартейн видел, как солдаты отгоняют от себя жителей, которые кажутся им зараженными, взмахами алебард. За несколько улиц отсюда Хозяин «Разрубленного шлема» торопливо прятал в винном подвале артисток бродячего театра, чтобы их не разорвали озлобленные жители, считавшие, что болезнь пришла снаружи. Нищий со слоновой болезнью баюкал в исполинских руках воробья, погибшего, как и многие птицы, вместе с Габрицием Угаин. Владелец «Магических товаров Янса Духа» яростно хлестал вино и не обращал внимания на отчаянный стук в дверь.
– Кожевники, Кольчуга, Горлышко Бутылки, улица Железной Гривы, Скотопрогон… Взгляните, как медленно, но верно меняется архитектура города, когда мы отдаляемся от реки, – Илая, кажется, чувствовала себя на куртуазной конной прогулке. – Вся эта странная лепнина по карнизам, желоба и водостоки в виде раззявивших пасти чудовищ… Архитекторы вдохновлялись нечеловеческим зодчеством Подземелья и бездумно переносили его элементы сюда, на поверхность. Как будто не мы завоевываем Подземелье, а оно нас.
– Кажется, вы не слишком жалуете Подземелье.
– В отличие от многих, – Илая долго молчала, потом продолжила: – Господин Орф, что вы думаете о теории, которая гласит, что у нашего разума есть тень, сотканная из глубинных, непознаваемых чувств и стремлений?
– Я знаком с этой теорией. Но я никогда не замечал, что мой разум отбрасывает какую-либо тень, – Мартейн вдруг вспомнил безмятежное лицо Гроциана Угаин, вспомнил Тлеющий Лес. – Хотя, возможно, в этом-то и смысл.
– Безусловно. Это Подземелье нашего разума, если хотите. Оно являет себя в наших ночных кошмарах, и преследует нас. Если продолжить метафору, можно сказать, что мы уже какое тысячелетие спим и видим во сне Подземелье. Или Подземелью снится наш мир?