Кузя, Мишка, Верочка… и другие ничейные дети

Художник Олег Майоров

© Татьяна Губина, 2018

ISBN 978-5-4493-6652-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Детский дом без детей»,

или предисловие автора

Психологом Службы по устройству детей в семью я стала совершенно случайно. То есть психологом-то я стала не случайно, а вполне целенаправленно. А потом жизнь привела меня в необычный детский дом. Детский дом «без детей». Нет, дети там были. Но они оставались в этом доме недолго – до того момента как им найдут новую семью. Такая у всех нас в этом доме была работа – найти каждому ребенку-сироте новую семью.

Тема детских домов вползала в мою жизнь медленно, но уверенно. Думать об этом было страшно. Не думать – не получалось. Какие-то фильмы, строчки в книгах. Газетные и журнальные статьи. Телепередачи. Как же они живут там, за заборами, эти дети? Надо к ним идти, надо делать хоть что-то. Как бы об этом не думать… Не получается, стучит в сердце, хватает холодной рукой за полу пальто – иди, иди сюда, все равно придешь…

Подруга сказала: «А я работала в детском доме, два месяца». Подруга была резкой, артистичной, и всегда производила впечатление человека, который знает, чего хочет. «А зачем ты пошла туда работать?» – «Не знаю. Просто я всегда считала, что должна это сделать». Рассказала, как это было. Пришла устраиваться на работу, директор спросила ее: «Зачем Вам это надо?» Ответила, что очень хочет. Директор сказала, что к ней таких много приходило, никто не остается, пусть пообещает, что хотя бы два месяца проработает. Подруга обещала. Работала нянечкой с малышами. «Почему тебя воспитателем не взяли, ты же психолог?» – «Я воспитателем не решилась, я же ненадолго». Два месяца мыла попы, одевала-раздевала, наливала суп в тарелки, мыла посуду. «А как дети?» «Я детей не видела, – сказала подруга, – я только попы видела. И грязную посуду. У меня никогда в жизни не было такой тяжелой работы».

Подругина история застряла, как заноза. Я знала, что, рано или поздно, придется идти туда самой. Ну что ж, теперь, по крайней мере, знаю, как это бывает. Два-то месяца по-любому выдержу. Детский дом мучил кошмаром. Длинный коридор, крашеный тусклой темной краской. Тихие дети, глядящие исподлобья. Ветхая одежда, худые ручонки. Шепот: «Не уходи». Детский дом, которого я никогда не видела. Я бы пошла к вам, дети. Только я ведь потом не смогу уйти. Как же мне быть? Все откладывала, откладывала…

Прошло два года. И я поняла – или сейчас, или нечего морочить самой себе голову. Решение было принято, и пора было приступать к конкретным действиям. Я всерьез прощалась со своей старой жизнью. Тогда мне казалось, что той жизни, что была прежде, больше уже никогда не будет.

Как же мне приступить к делу? Я понимала, что вряд ли смогу прийти просто так в детский дом и выразить желание быть нянечкой. На крайний случай – да, но вообще-то не хотелось, как-то не по мне. Может быть, воспитателем? Да, но какой из меня воспитатель. Перебирая возможные варианты, вдруг вспомнила, что вообще-то я – психолог. Почему-то раньше профессия психолога у меня никак не связывалась с работой в детском доме. Ну что ж, психолог, так психолог. Возможно, в детских домах нужны психологи. Во всяком случае, мне ничто не мешает позвонить и спросить.

Найдя в интернете список московских детских домов, начала обзвон. «Здравствуйте, вам психолог не нужен?» «Психолог?» – голос на том конце был молодой и радостный. Голос вселял надежду. Может быть там, в этих детских домах, не такие уж темные коридоры? И дети, которые слышат такие молодые добрые голоса, не такие уж испуганные? Голос попросил подождать и звонко крикнул кому-то: «Ты не знаешь, у нас ставка психолога не освободилась?» В трубку мне вежливо сказали: «Сейчас вакансий нет, попробуйте позвонить в начале лета». Я повесила трубку, пребывая почти что в эйфории. Ставка, вакансия – знакомые человеческие слова. Так может быть, это просто работа? Там, по ту сторону телефонного звонка, не было кошмаров и тусклой краски. Там была вакансия, которая освободится к лету. И – да, в детских домах нужны психологи.

Воодушевленная, я набрала следующий номер. «Психолог? – голос был пожилой, интонации немного подозрительные, – а какой у вас опыт?» Бодро отбарабанив свое резюме, я выразила всяческую готовность осваивать новые для себя области знаний и повышать квалификацию. «Вообще-то у меня есть психолог, – я поняла, что разговариваю с директором, – но я давно собираюсь ее уволить. Возможно, я возьму вас на ее место».

Устройство на работу в детский дом входило в разумное русло. Страх исчез, былые кошмары и пугающие видения растворялись в лучах реальности. Я набрала еще один номер.

– Так и так, – начала я уже ставшую привычной речь, – хотелось бы поговорить о вакансии». Голос на том конце звался Надежда Петровной. Это я выяснила у вахтера, который соединил меня с тем, «с кем нужно разговаривать».

– Вы ведь со взрослыми работали, – ласково сказала та.

– Да, я работала только со взрослыми, но я очень, очень хочу работать с детьми! – я вспомнила, как на четвертом курсе проходила практику по возрастной психологии, и решила записать ее себе в актив, – я могу с детьми!

– Знаете, что я вам скажу, – собеседница продолжала все так же ласково и спокойно, – вам, с вашим опытом, надо работать со взрослыми.

У меня упало сердце. Мне отказывают! А ведь у них точно есть вакансия психолога! Я решила быть упорной.

– Надежда Петровна, понимаете, я готова учиться. Я действительно решила работать в детском доме. Позвольте мне начать работать с детьми, я быстро учусь, я ответственная и добросовестная.

– Вам надо попробовать работать со взрослыми

Я уже была готова повесить трубку. Ну что ж поделаешь! Почему-то мне было особенно жалко, что меня не берут именно в этот детский дом. Третий, в который я дозвонилась. Чем-то они меня успели зацепить. Открыв рот, чтобы сказать «спасибо, до свидания», я вдруг остановилась. Что-то было не так. Слишком настойчиво эта Надежда Петровна повторяла слова про «взрослых». Многовато для вежливого отказа. Я не могла ухватить, в чем тут дело, но на всякий случай спросила:

– Надежда Петровна, а когда вы говорите про взрослых, вы что-то конкретное имеете в виду?

– Ну наконец-то, дошло, – ее голос потеплел, нарочитая ласковость исчезла, тон стал почти ворчливым, и я поняла, что произошло что-то хорошее, – я уж было решила, что безнадежно.

Оказалось, что в этом детском доме нужен психолог, чтобы работать со взрослыми людьми. «С персоналом?» – спросила я. «Не совсем, – ответила она, – нужно работать с патронатными воспитателями. Когда вы сможете к нам подъехать?»

Потом, вспоминая тот разговор, я подумала, что ситуация поначалу действительно была безнадежной. Ну не могла я предположить, что в детском доме нужен психолог, который работает со взрослыми людьми. Который умеет вести тренинги. Такой, как я. Так не бывает.

Слово «патронатные» я тогда не расслышала. На следующий день, в разговоре с директором, Марией Феликсовной, я это слово расслышала, но не поняла. Хотя она мне пыталась объяснить. Но это было не важно, я знала, что обязательно все пойму и во всем разберусь. Когда я сидела в овальном светлом коридоре и ждала разговора с директором, я поймала себя на странной мысли. Мысль была о том, что я должна была прийти работать именно сюда – в этот ладный домик с черепичной крышей. Меня тут ждали. А я все тянула, и тянула, и мучилась никому не нужными кошмарами…

Меня взяли на работу психологом Службы по устройству детей в семью детского дома номер девятнадцать. Следующие пятнадцать лет моей жизни я проработала с приемными семьями. Порой вспоминала, что хотела – два месяца, и улыбалась. Или усмехалась. Или материлась. Уходила. Потом возвращалась. Годы работы… Сотни семей, которые хотят взять ребенка. Сотни детей, у которых нет родителей. И – радость: для ребенка нашлась семья! Такая вот работа – искать семьи для детдомовских детей.

Директор детского дома, Мария Феликсовна Терновская, физик по образованию, тоже стала директором детского дома случайно. То есть, не совсем случайно. Просто она жила и никак не могла смириться с тем, что столько сирот живет за заборами, и нету у них близких людей, нет семьи. И она решила бросить физику, получила специальное образование и стала создавать патронат. Она создала этот детский дом с нуля – такой специальный детский дом – патронатный, один из первых в Москве, где дети жили не подолгу, и уходили оттуда в новую семью. Проект «Наша семья».

Каждый наш ребенок находил семью. Малыши, и школьники, и даже подростки. И каждая семья была «счастлива по-своему». Иногда такие «повороты» случались, что просто сердце замирало – ну надо же, ну как же это… и ведь справились, пережили. А потом появилась мысль, что надо об этом рассказывать. Так и были написаны эти истории. Все истории основаны на реальных событиях, но это не биографии. В этом предисловии (и только здесь) упоминаются реальные имена.

Это 3-е издание книги.

Книга была написана в 2009 г., впервые издана в 2011 г.

История 1

Музыкальный Кузя

Жил-был мальчик Кузя. Вообще-то он не Кузя… Но как-то его назвать надо. Родился он в прекрасной, глубоко интеллигентной московской семье. Так случилось, что на его маму вскоре после родов накатила депрессия. Самая настоящая депрессия, когда человек ничего делать не может, а может только лежать на диване. Правда, она еще могла разговаривать по телефону, что и делала целыми днями и, вероятно, долгими зимними вечерами. Ребенок ползал где-то рядом и маму не беспокоил.

Еще в семье была бабушка – прекрасная, образованная женщина. Больше всего на свете она любила музыку, которую и преподавала в… скажем так, в некотором высшем музыкальном учебном заведении. Ребенком ей заниматься было абсолютно некогда, поскольку музыка, как известно, забирает человека целиком. С Кузей никто особо не разговаривал, что вполне объяснимо – о чем можно разговаривать с маленьким мальчиком, ползающим по квартире? Он так и привык к своим пяти годам – не разговаривать. Судя по тому, что ребенок рос здоровеньким, его как-то кормили. Иногда, наверное, мыли. Соседи забеспокоились, когда неприкаянный молчаливый Кузя начал бить соседские окна. Наверное, они красиво и мелодично звенели, когда разбивались.

Идею, что Кузю могут забрать из семьи, поскольку отсутствие ухода и присмотра угрожает здоровью и жизни ребенка, бабушка встретила с энтузиазмом.

Мама не возражала. На попытки обратить маму и бабушку «лицом» к своей кровиночке, и та, и другая отвечали недоуменным возмущением. «Я же ничего не могу, – говорила мама, – я болею». «Я преподаю музыку студентам, – гордо провозглашала бабушка, – у меня нет времени вытирать ему сопли». Кузя оказался в нашем детском доме.

Сначала никто ничего не понимал. Физически хорошо развитый, веселый ребенок. На все живо реагирует, любопытный. Только не разговаривает. Хотя, очевидно, человеческую речь понимает. Вскорости Кузя заговорил. «Я Кузя, – радостно кричал он, – я – Кузя». Бабушка приходила его навещать. Мама не приходила, но по телефону давала рекомендации, как нужно растить ее ребенка. На консилиуме детского дома1 приняли решение, что мальчика нужно побыстрее определять в патронатную семью.

Какую семью искать для Кузи? Желательно полную и активную. А главное – такую, которая примет Кузю со всеми его обстоятельствами – с мамой, которую он, конечно, помнит и забывать не собирается. С бабушкой, которая хочет с Кузей встречаться и, в силу своего возраста и характера, обязательно станет «поучать», как Кузю воспитывать. Бабушке сказали, что для Кузи ищут семью. Реакция бабушки несколько ошеломила даже закаленных социальных работников, которые всякое видели и слышали. «В этой вашей семье обязательно должен быть инструмент, – категорично заявила бабушка, – музыкальный. У ребенка хороший слух, ему нужно учиться музыке!»

Привыкшие ходить нелегкими путями сотрудники детского дома попытались «уцепиться за ниточку». «Конечно, ему надо заниматься музыкой, – покорно согласились с бабушкой социальные работники, – но ведь лучше вас никто с ним заниматься не будет. Вы бы из него такого музыканта сделали!». «Мне некогда, – бабушка была непреклонна, – а эту вашу семью я проконтролирую, как они с ребенком заниматься будут». Требования к уровню музыкального образования Кузи были, увы, далеко не единственными…

Семья для Кузи нашлась на удивление быстро. Они у меня тренинг проходили. Хорошая такая пара, хотя наперед никогда не знаешь, кто на что согласится. Иногда люди, которые, казалось, костьми готовы лечь за «счастье сирот во всем мире, вдруг начинают капризно «перебирать» детей, требуя «кого поумнее». А иногда – вроде боялись всего, сомневались, а потом раз – и такого сложного ребенка возьмут, а любят-то его как! С этой парой – ну просто повезло. Во-первых, они почему-то хотели ребенка такой вот национальности. Во-вторых, они сказали так: «Это нормально, что у ребенка из хорошей семьи много родственников. Мы готовы встречаться с его родственниками и делать все, чтобы его кровные связи не прерывались».

Кузя переехал в патронатную семью2. Кровную маму его должны были ограничить в родительских правах. Новые Кузины родители видались с его бабушкой. Остались немножко в шоке, но оказались людьми с чувством юмора. «Вы, главное, нам скажите, на каком инструменте должен Кузя играть, – сохраняя серьезное выражение лица, спросила патронатная Кузина мама у его кровной бабушки, – мы готовы идти навстречу вашим пожеланиям». Бабушка долго думала. Результат раздумий не очень удивил: «Да мне, в общем-то, все равно», – сказала она, закрывая тему.

Постскриптум. Недавно встретила Кузину патронатную маму. Пришла в детский дом, а там они – Кузя у логопеда старается, а мама – в Службе сидит. Сидит она, значит, чай у нас пьет, Кузю поджидает. Водили, говорит, ребенка на концерт классической музыки. Во исполнение бабушкиных заветов. Хорошо, говорит, рядом пустой стул оказался. Кузя так и пропрыгал весь концерт по трем стульям. «И чего я его туда таскала, – говорила Кузина мама, – поставила бы дома три стула, он бы и прыгал». Сошлись на том, что отрицательный результат – тоже результат. Кстати, Кузина мама – женщина упорная и ответственная. «Маленький он еще, – сказала она в завершение музыкальной темы, – вот подрастет немного, будем музыке учить».

Еще постскриптум. Прошел год, а может два. Получаю я смс с поздравлениями на праздник, с подписью «Кузькина мать». Сначала я было не поняла, а потом сообразила, кто это может быть. Перезвонила, поговорили. Все у них хорошо, и Кузя растет богатырем, и папу с мамой любит, а с бабушкой музыкантшей встречаться вовсе не хочет. А насчет подписи под смс-кой… «Меня муж, как рассказ прочел, теперь так и называет – „Кузькина мать“», – сказала мне мама ребенка. Не кровная мама? Патронатная? – Настоящая…

История 2

Косолапый Мишка

Изначально он был отказником3. И не просто отказником, а с «отягчающими обстоятельствами». Рожденный от ВИЧ-инфицированной4 матери. В специальном родильном отделении, по специальной технологии принимают роды так, чтобы ребенок не заразился. Рождаются на свет здоровые детишки от больных мамочек. Отправляются жить в Дом ребенка. Усыновлять их не хотят – боятся. Чего боятся? Буковок, наверное. ВИЧ – страшные буквы. Ребенок здоров, но все равно – не по себе как-то…

Так Мишка оказался в нашем детском доме. Ха-а-ароший! Умный, шустрый. Даже слишком шустрый. Гиперактивный. Если вы не знаете, что такое гиперактивный ребенок, вам повезло. В новую семью Мишка попал почти сразу. Маленький, беленький мальчик, с тяжелой судьбой и большими, грустными голубыми глазами. Сердца молодой пары – Иры и Вовы – дрогнули и растаяли. Мишка уехал жить домой – к маме с папой и бабушкой.

Ира училась, Вова работал. Бабушка, предполагалось, будет воспитывать ново-обретенного внука. Ребенок метался по квартире. Бабушка металась вслед за ним, сжимая в кулаке флакон с валокордином.

Ира и Вова, конечно, проходили подготовку к принятию ребенка в семью. Они знали, что у гиперактивного ребенка период адаптации проходит очень тяжело. Что кому-нибудь из родителей на это время рекомендуется взять отпуск. Хотя бы месяца на два-три. Чтобы ребенок привык и постепенно успокоился. Чтобы быть с ним рядом все время. Ира и Вова были молодыми оптимистами. Они все знали, но решили, что «проскочат». Да и бабушка тут, рядом.

Бабушка не считала, что она «проскочит». Под бабушкины причитания о том, что «взяли ненормального», Ира бросила учебу. Ну, не совсем бросила, а оформила академический отпуск. Теперь она круглосуточно была при Мишке. Нервы сдавали. Бабушка «подливала масла в огонь». В детский сад Мишку не брали. Возиться с «косолапым» расторможенным мальчишкой? «Рабочий день» Иры заканчивался истерикой и скандалом с бабушкой. Мишка зверел и крушил все вокруг. Вова приходил с работы, как мог, успокаивал Иру, разбирался с бабушкой, играл с Мишкой, если тот еще не спал.

Страсти накалялись. Ира приезжала с Мишкой в детский дом – к специалистам. В надежде, что помогут. Детский психолог работала с Мишкой, «взрослый» психолог работала с Ирой. Вова тоже приезжал, если мог. Ира стала поговаривать о том, что она больше не выдержит, что ребенка нужно отдать обратно в детский дом. Так однажды и произошло. Ира привезла Мишку и уехала.

Ситуация, когда ребенка отдают обратно из принимающей семьи в детский дом – это страшная ситуация. Сказать, что всем плохо – это ничего не сказать. Всем очень плохо. Ира отказывалась говорить по телефону. Вова приезжал в детский дом. Замученный, раздавленный ситуацией мужик. Он хотел, чтобы Мишка жил с ним. Он считал его своим сыном. Но он не мог бросить работу и сидеть с Мишкой.

Когда открывалась дверь на детский этаж, Мишка поворачивал голову и смотрел. Большие глаза, обведенные черными кругами. «Мама, – говорил он, – мама?». В это время в другую семью забирали девочку, Мишкину ровесницу. К девочке приходила новая мама. Мишка не выдерживал. Он стал агрессивным. Воспитатели не справлялись. Мишку положили на обследование в клинику. В психоневрологическую.

Пока Мишка был в клинике, пытались что-то сделать, в чем-то разобраться. Пытались встретиться с Ирой, беседовали с бабушкой. Ира отказалась забирать Мишку наотрез. Передала через бабушку. Пытались понять, где была сделана ошибка? Отдали Мишку в слишком молодую семью? В семью, которая переоценила свои силы? Отдали гиперактивного ребенка? Но есть много позитивных случаев – гиперактивность у детей постепенно сходит на нет. Не работали с бабушкой «до» принятия ребенка? Вот это, пожалуй, да. Готовить нужно обязательно и будущих родителей, и того, кто будет непосредственно воспитанием заниматься. На бабушку все это обрушилось, как лавина. А она-то – хотела «внучка». «Сиротку», которого и пожалеть можно, и поплакать вместе с ним. А чтобы он «на ушах стоял» – это уж нет, извините.

На следующий день Мишка должен был приехать из клиники. Подходящей семьи для него на примете не было. В детском доме его оставлять было нельзя. Выход был один – найти Мишке временную семью. Такую семью, которая может принять ребенка, не зная заранее, сколько он там пробудет – может, один день, а может – месяц. Семью, которая сможет принять ребенка сразу. И стать для него – временным убежищем. Чаще всего в таких ситуациях патронатный детский дом обращается к тем, кто уже давно и успешно воспитывает детей.

Как же искать такую семью? Да очень просто – сел на телефон, и обзваниваешь всех, кто в списке. Тех, кто прошел подготовку, и собрал документы, но ребенка еще «не нашел». Всех подряд. Двадцать пять раз скажут «нет», на двадцать шестой – согласятся. Была в детском доме одна сотрудница, социальный работник. Гений общения, иначе не скажешь. Как-то так у нее получалось – и поговорит с человеком, и ситуацию быстренько объяснит, и спросит так ненавязчиво – мол, не согласитесь ли. Спросит так, что людям и согласиться легко, и отказаться не стыдно, если они – не могут. Только вот с Мишкой что-то никак не везло. Кому ни звонили – никто не соглашался. А директор сказала – домой не пойдете, пока не найдете семью. Потому что Мишке в детский дом возвращаться ну никак нельзя.

Она была права. Пока Мишка был в больнице, он все маму ждал. Маму Иру. Любил он ее очень. И, как всякий любящий человек, не мог поверить в то, что его бросили. Он убедил себя в том, что из больницы поедет – к маме. Я думаю, папа тоже подошел бы. Как же тогда отправлять ребенка к чужим людям, спросите вы? К чужим, конечно, хуже, чем к маме. Только вот в детский дом – еще хуже. Полный крах. Смерть надежды. Разбитое сердце.

Была у нас одна семья в списке. Не патронатная. Они только что подготовку прошли, и ждали ребенка. «Ждали» – в смысле на патронат. Девочку. Два мальчика у них уже были – взрослые. «Только девочку, – говорила Надя, – Коля так девочку хочет». Коля – это ее муж. Девочку – так девочку. Никто и не спорит. Позвонили Наде так, на всякий случай. От безвыходности. А она взяла и согласилась.

– На неделю можно, – сказала Надя, – я сейчас приеду.

– А как же Коля? Он-то не будет против?

– Коля на работе, – отмахнулась Надя. – Да не будет он возражать.

Мишка поехал к Наде и Коле. Оформляя временное помещение в семью, мы как-то так невнятно бормотали, что, может быть, это займет и две недели – найти Мишке постоянную семью. Надя не возражала. На следующий день, придя на работу, я трясущейся рукой взяла телефонную трубку и набрала Надин номер.

– Ну как вы там?

– Нормально, а что? – Надя явно не ждала звонка так скоро.

– Да нет, ничего… Ночью не спали?

Последнее время Мишка очень плохо спал по ночам, просыпался, кричал, стонал во сне. Надю мы предупреждали. Но одно дело – выслушать это как информацию, и совсем другое – провести бессонную ночь с чужим ребенком.

– Спали, – протянула Надя. – Прекрасно, крепко спали, – в ее голосе звучала своего рода гордость.

– А Коля как?

– Коля – нормально. Ладно, нам гулять пора, – Надя со всей ответственностью приступила к выполнению новых обязанностей.

Через неделю Надя позвонила сама. «Знаете, – сказала она, – мы тут вот что подумали…» Сердце упало – ну вот, сейчас она нам все скажет – и про нас, и про ребенка нашего. «Мы хотим сказать, – продолжила Надя, – чтобы вы не торопились с этой новой семьей. Понимаете, – она явно занервничала, голос стал сбиваться, – Миша – очень сложный мальчик. С ним не каждый справится. А вдруг эти люди – ну, те, кого вы найдете – вдруг они не будут справляться. И тогда они начнут кричать на него, – Надя чуть не плакала, – его понять надо. Он очень непростой ребенок».

Мишка стал жить у Нади с Колей. Вспоминал ли он Иру? Конечно, вспоминал. «Моя мама – молодая и красивая, – говорил он Наде, – а ты – старая». Надя потихоньку плакала. Сыновья Нади отнеслись к Мишке вполне благосклонно. Впрочем, их это особо не касалось. Ну, завела себе мама еще детеныша – ну и на здоровье, если ей нравится. Младший сын, девятнадцатилетний, иногда с Мишкой гулял и играл. Старший говорил: «Привет!», и шел по своим делам. От них, в общем-то, ничего другого и не ждали.

Коля Мишку терпел. Спокойный, работящий мужчина, хорошей деревенской породы, относился к внезапно свалившемуся на его голову мальчишке как к прихоти жены. А жену он любил – ну, знаете, как мужчина может любить женщину. А женщина завела себе – вот Это. Коля покряхтывал и молчал. Честно играл с Мишкой. Спокойно переносил громоздящиеся посреди квартиры «крепости». Кроме того, не забывайте, что ребенок-то был – гиперактивный. Так что Коле было, что терпеть.

Надя время от времени позванивала в нашу Службу. С облегчением узнавала, что подходящая семья еще не нашлась. Иногда приходила к нам, прихватив Мишку и дежурный тортик. Жаловалась на трудности. На то, что Мишка всех обижает на детской площадке. Что с ними никто не хочет играть. Что другие мамы смотрят на нее косо. Что соседи Мишку не любят, что его отказались брать в детский сад, что Коля не очень-то доволен жизнью, что старшие сыновья отказались с Мишкой заниматься, что… Нажаловавшись всласть, отдохнув и расслабившись, получив «законную» порцию похвал, восхищений, поддержки, советов, напившись чая с тортиком, Надя поднималась. «Вы ищите ему семью, ищите. Только это должна быть очень хорошая семья», – строго говорила она и прощалась.

Однажды Надя позвонила и сказала: «Я устала…» Она действительно устала. Иногда Мишка все-таки не спал по ночам. Днем квартира превращалась в «игровую площадку». «Я забыла, когда делала настоящую уборку», – с грустью говорила аккуратистка Надя. Но больше всего она устала, конечно, от неодобрения. Ей казалось, что ее не одобряет «весь мир».