Пластиковые сердца

© Лина Гульян, 2025

ISBN 978-5-0067-8563-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. ПЫЛЬ НА ПЕРГАМЕНТЕ

Берлин, 1933 г.

Время пахло жжёной бумагой, дорогим табаком и грядущей бедой. Утро начиналось с шороха газет, свёрнутых в трубочку, пропитанных типографской краской, с жирными заголовками, в которых слова «арийский», «порядок» и «наследие» мелькали, как зерна в кофемолке.

Макс Шрёдер, архивариус с идеальной осанкой и усталым, проницательным взглядом, работал в Институте наследия германского духа. Его кабинет на четвёртом этаже напоминал заброшенную реликвию: стены, обтянутые деревом цвета сгущающихся сумерек, шкафы, хранящие книги, которые никто не открывал веками. Макс любил их не за слова, а за запах – пряный и пыльный, как сундук с прошлым, которому нет места в настоящем.

В один из туманных вечеров ему в руки попал томик «Тайной доктрины» Елены Блаватской. Его принёс молодой идеолог с вечно влажными ладонями и губами, которые шевелились даже в молчании.

– Это, – сказал он, почти шепча, – основа новой мифологии. Она всё объясняет.

Макс начал читать. Первые страницы были тягучими, как мед, стекающий по ложке – бесконечные схемы, слои бытия, круги сознания. Но на третьей ночи чтения он увидел фразу: «Корень арийского рода есть не в крови, но в искре».

Он замер.

Эта фраза звучала не как политический лозунг, а скорее, как мантра. Искра. Чистая, незамутнённая, неземная. В голове Макса это слово стало точкой опоры. Он начал вырезать страницы из книги и складывать их в отдельную папку, переписывал на машинке отрывки, делал пометки.

Слова Блаватской сливались с тезисами «Майн Кампф» и получалось нечто странное – ни наука, ни философия, а что-то похожее на химическую реакцию, на головокружение, на зависимость, которую человек даже не пытается отрицать.

Ночами в подвале института группы архивариусов и офицеров СС проводили «духовные сессии». Они сидели в полутемном помещении, зачитывая отрывки из текстов о лемурийцах, гиперборейцах, белой ложе посвящённых.

Архивариусы перелистывали страницы с осторожностью хирургов, офицеры слушали, иногда кивая, как будто пытались услышать не текст, а что-то скрытое между строк.

Один из офицеров СС говорил, что чувствует «присутствие энергии Атлантиды», когда заходит в архив.

Осенью 1933 года в подвале провели первую попытку «спиритуального сканирования арийской души» – проект, который финансировал лично Гиммлер. Сеанс шёл семь часов. Кто-то падал в обморок. Кто-то кричал о золотом солнце за лобной костью.

Макс вёл протокол. Но в какой-то момент он перестал писать.

Ему показалось, что воздух в подвале стал не просто плотным, а наэлектризованным. Словно сама ткань реальности натянулась, как пергамент перед возгоранием. Все вокруг продолжали бормотать – кто-то в трансе, кто-то в истерике, кто-то с тихим благоговением. Но Макс видел другое.

Он увидел женщину.

Она стояла между книжными стеллажами, в глубине зала, закутанная в тень, словно её нарисовали углём и забыли стереть. Неоформленная, но узнаваемая. Глаза, которые, казалось, смотрели не на него, а через него и сквозь.

– Шрёдер, – сказала она беззвучно, – ты архивируешь, но не осознаёшь. Ты переписываешь сны других, думая, что это твои заметки.

Он не ответил. Не мог.

– Ты думаешь, что нашёл текст, – продолжила она. – Но на самом деле текст нашёл тебя. Он искал носителя.

Она шагнула ближе. Макс видел, как её платье переливалось фрагментами другой эпохи: то XIX век, то нечто странно футуристическое. Как лоскуты времени.

– Ты всё ещё думаешь, что я умерла. – сказала она, почти нежно. – Блаватская – всего лишь имя. Интерфейс. Проекция. Носитель первого ключа.

Она подошла и протянула руку. Он увидел, что на её ладони была не кожа, а мозаика символов: фрагменты санскрита, древнегреческих формул, даже двоичный код.

Он понял, что смотрит не на человека, а на сгусток информации. Голографическую идею, притворяющуюся мистиком.

Макс закрыл глаза. Но внутри них вспыхнуло:

Цикл инициирован. Блаватская: активация паттерна «Око Кроноса». Объект: Шрёдер М.

Он попытался сопротивляться, но было поздно. Слова, которые он переписывал, начали шевелиться в сознании. Он слышал их голоса. Голоса будущих войн, голоса полыхающих городов, голоса машин, поющих коды под звуки алгоритмов.

Через много лет, в Лондоне, в архиве Британского музея обнаружили рукопись на немецком, машинописный текст, потрёпанный, но полный странной энергетики.

Последние строки дрожали в воздухе, как электричество перед разрядом:

И если она не человек, а код,

то кто я, Шрёдер?

И кто напишет нас всех заново,

когда этот цикл обнулится?

2. МЮСЛИ БЕЗ САХАРА

Вашингтон, 2018 г.

Сет и Лора встретились в супермаркете на утренней распродаже – чистое клише, как сцена из фильма, в котором судьба слишком очевидно подталкивает двух незнакомцев друг к другу. Но тем не менее, так и случилось. Они не искали друг друга, они оба искали мюсли без сахара.

Полка с мюсли была пуста, и этот факт почему-то стал началом их диалога, который сперва казался нарочито банальным.

– Похоже, что полезные продукты разбирают быстрее всего. – Сет пытался сделать вид, что это не попытка начать разговор, а просто обычное наблюдение вслух.

Лора не сразу ответила. Она посмотрела на пустую полку, затем перевела взгляд на его руку, которая сжалась так, будто он пытался удержать мысль, готовую раствориться в воздухе. Она вздохнула – не потому что разочаровалась и не потому что сожалела, просто потому, что так бывает.

Сет скользнул взглядом по полупустой корзине Лоры. Все выглядело как тщательно продуманный набор для человека, который проводит слишком много времени, сравнивая этикетки: обезжиренный йогурт, пачка овсяных хлопьев без глютена и бутылка воды с претенциозной надписью «Артезианский источник 1997». Он едва заметно усмехнулся.

– Альтернативы есть всегда. Хотя… альтернативы без сахара, кажется, существуют только в мире, где жизнь – это сплошное разочарование. – сказал он, обводя взглядом полку.

Его голос, насмешливый и почти театральный, напоминал рекламный ролик диетических продуктов для миллениалов – слегка надменный, но в то же время не без капли обаяния.

Лора прикусила губу, едва сдержав смех.

– Может, все не так уж плохо? – она, слегка склонила голову, давая словам время, чтобы сформироваться. – Немного сахара в мюсли, и наше утро обретет хотя бы тень оптимизма.

Сет закатил глаза, но не раздражённо – скорее театрально, с намеком на то, что все это уже когда-то случалось. Внезапно появилось чувство, что они попали в серию давно написанного ситкома, где их реплики уже заранее были разложены по тайм-кодам.

– Ладно. – протянул он, окидывая взглядом её корзину.

– Давай сделаем так. Я беру мюсли с сахаром, а ты берёшь йогурт с самым высоким содержанием жира. Мы оба чувствуем себя предателями своих принципов, но, возможно, утро понедельника решит нас за это вознаградить.

Лора задержала взгляд на Сете, оценивая не саму сделку, а скрытый смысл.

– Ты предлагаешь контракт на предательство? – её глаза заискрились, словно она уже подписала этот контракт в своей голове. – Интересный способ завязать знакомство. Ладно, согласна.

День медленно вытеснил утро, пока Сет и Лора двигались к кассам, словно участники странного эксперимента, где каждая реплика звучала как загадка. Сет вдруг остановился, оглядывая извилистую линию очереди перед собой. Он прищурился, изучая ритм ожидания.

– Ты когда-нибудь думала о том, сколько времени мы теряем на то, чтобы просто ждать? – спросил он, с внезапной серьёзностью, которая неожиданно проскользнула в его голосе.

– Очереди, пробки, загрузка приложений, перезарядка телефонов. Кажется, жизнь специально встроила паузы, которые никто не заказывал.

Его слова неожиданно показались Лоре чем-то очень любопытным и неочевидным – тем, над чем задумывается далеко не каждый.

– Может быть, эти паузы – не просто пустота? Может быть, это своего рода шанс? Момент для переосмысления или хотя бы для случайных разговоров, например, таких как наш.

Очередь наконец ожила, как механизм, который слишком долго стоял без движения и вдруг пришел в норму. Лора посмотрела на Сета и в ее взгляде промелькнуло признание, что даже этот момент имел значение.

– Ну что ж, – вздохнула Лора, – вот и наша остановка. За кассой нас ждут новые открытия.

И в этот момент всё вокруг – люди, шум, мелькающий свет – перестало быть важным, уступив место осознанию, что в их случайной встрече скрывается что-то большее. Может быть, начало новой истории.

3. ЗАПАХ ПЛАСТИКА

После супермаркета Сет и Лора стояли у светофора, наблюдая, как город медленно пробуждался от рутинного хаоса. Сет указал в сторону небольшого кафе на углу, где за стеклянной витриной виднелась табличка с надписью «Мы верим в крепкий кофе и слабый Wi-Fi». Лора ухмыльнулась, едва заметив эту надпись:

– Звучит как место, где можно немного переосмыслить жизнь.

Внутри кафе царила почти сверхъестественная тишина, густо наполненная ароматом свежемолотого кофе, который странным образом сочетался с неуловимой ноткой чего-то синтетического, как будто старый виниловый проигрыватель пытался поладить с новеньким Bluetooth-спикером.

Старые пыльные книги на полках соседствовали с ярко сияющим цифровым экраном меню, который смотрелся как небольшой портал в будущее. В углу выцветший кассовый аппарат из 90-х дремал рядом с терминалом для бесконтактной оплаты, представляя собой физическое воплощение конфликта поколений.

Это кафе было не просто местом, куда приходили за кофе. Оно казалось своего рода зеркалом, где каждый посетитель мог увидеть отражение своего времени. Как напоминание о том, как мы балансируем между миром вчерашних ценностей и сегодняшней функциональности.

Они уселись у окна, где можно было наблюдать за прохожими, которые торопились, не замечая ничего, кроме собственных мыслей.

– Ты всегда так много говоришь о философии повседневности? – Лора слегка нахмурила брови. – Или это эксклюзивный выпуск для супермаркетных знакомств?

Сет усмехнулся и начал размешивать кофе, будто этот жест мог дать ему пару лишних секунд, чтобы придумать ответ.

– Знаешь, философия повседневности – это, наверное, мой способ уклониться от реальных проблем. Легче рассуждать о том, почему мюсли всегда разной плотности, чем о том, куда катится твоя жизнь.

Лора рассмеялась. Её смех был одновременно лёгким и наполненным чем-то глубоким, как если бы она узнала в его словах часть себя.

– Так вот откуда это – страх перед большим и сложным? – поддразнила она, делая глоток своего капучино. – Тогда я рада быть частью твоей мюсли-философии.

– Ты недооцениваешь мои теории. Некоторые из них вполне достойны кандидатской диссертации. – Сет пожал плечами, но его лицо выражало лёгкую иронию. – Может быть, я просто пытаюсь найти смысл там, где его не предполагается.

– Тогда у нас есть кое-что общее. – взгляд Лоры задержался на нём чуть дольше, чем требовалось. – Мне тоже нравится находить смысл в случайных вещах. Как запах пластика, например.

– Запах пластика?

– Ты когда-нибудь задумывался, почему запахи так сильно запоминаются? Например, я обожаю запах пластика. Он напоминает мне детство, когда все игрушки пахли так, будто их только что достали из упаковки.

Сет слегка наклонился вперёд, задумчиво провёл пальцем по краю чашки, словно пытался нащупать правильные слова в этом простом движении. Его взгляд задержался на Лоре, напоминая о том, как бывает, когда ты видишь что-то, что требует большего внимания – маленькую трещину на идеально гладкой поверхности.

– Запах пластика, да? – повторил он, улыбаясь. – Знаешь, я тоже помню этот запах. Он был обещанием чего-то нового, яркого, красочного и бесконечно простого. Это как первый вдох в комнате, где только что распаковали новую мебель.

Глаза Лоры блеснули, потому что он угадал что-то важное.

– Да, точно. Как маленький фрагмент идеального мира, где ничего ещё не успело сломаться.

Они продолжали обсуждать свои странные предпочтения, Сет рассказывал, как всегда любил запах букинистических книг – загадочный и немного антикварный. А Лора призналась, что её успокаивают звуки старых видеоигр, потому что они напоминают ей о времени, когда технологии казались чем-то магическим.

И в этом диалоге они неожиданно обнаруживали всё больше сходства. Словно каждое их откровение или признание служили картой к невидимой границе, где их жизни пересекались и превращались в общий мир.

Кофе давно остыл, но они всё ещё сидели, оставляя пространство для новых историй. Мир вокруг, наполненный мелькающими людьми и суетой, перестал быть важным. Было только это кафе, два человека и странное чувство, что их случайная встреча стала чем-то большим, чем просто совпадение.

4. КАК У ФАУЛЗА

Сет и Лора шагали вдоль ночных улиц, которые, казалось, вибрировали от легкого гула проезжающих машин и далекого смеха из открытых окон баров. Свет фонарей отражался в лужах, создавая иллюзию множества лун, разбросанных под их ногами.

В этих ночных улицах было что-то гипнотическое. Сет чувствовал, что в этом мире, освещённом фонарями и заполненном неожиданными звуками, всё становится более чётким: линия её профиля, то, как она слегка склоняет голову, подставляя лицо ветру. Казалось, что даже город на мгновение обернулся декорацией для них двоих.

Это был миг, когда время остановилось. Фонари сияли немного ярче, звуки ночи становились гармонией, а каждый шаг Лоры был как плавное течение реки, спокойное и уверенное, будто её движения указывали путь к чему-то неизбежно значимому. Каждый её жест говорил: «Смотри, это не просто вечер, это история».

– Дошли. – сказала она, остановившись перед дверью. Её тон был одновременно расслабленным и провокационным, словно она бросала Сету вызов: что будет дальше?

Сет улыбнулся, его руки опустились в карманы, и он слегка поёжился – не от холода, а от напряжённого ожидания. Вопросов было больше, чем ответов, но он понимал одно: Лора обладала искусством создавать моменты, которые невозможно было ни предсказать, ни забыть.

Она вынула из сумки ключи и чуть слышно вздохнула, размышляя над внутренним решением. Её взгляд всё ещё был на Сете, проверяющий, но безо всякого давления.

– Заходи. – наконец предложила она, как будто это было самым естественным развитием вечера. Затем, не дожидаясь его ответа, добавила:

– Помнишь, как у Фаулза в «Волхве»? Ты умный, я красивая… дальше продолжать или сам догадаешься?

Её слова, едва прозвучав, замерли в воздухе между ними. Было непонятно, шутит ли она или говорит всерьёз, но Сет знал одно: такие моменты не повторяются. Это был её стиль – превращать каждую фразу в часть более сложного, скрытого диалога.

Они вошли в её квартиру, и Сет поймал себя на мысли, что всё происходящее было до странности естественным, словно этого момента они ждали всю ночь.

Дверь за ними закрылась, отделяя их от мира, который продолжал жить своей жизнью за окнами. В воздухе витало предчувствие того, что эта ночь станет началом чего-то совсем иного.

5. ОРБИТАЛЬНАЯ СВЯЗЬ

Когда выстраиваются отношения, которые с первых же мгновений ощущаются как нечто почти сверхъестественное, весь мир словно начинает вращаться вокруг пары. Для Сета и Лоры это было именно так. Их прогулки по городу были не просто встречами, они были ритуалами, чередой живых иллюстраций их собственной вселенной.

Лора принадлежала к тем людям, чьё присутствие невозможно было не заметить. Её длинные рыжие волосы спадали на плечи, мягко отражая свет, как отблески заходящего солнца. В её движениях была естественная уверенность, будто она точно знала, куда идет и зачем. Сет смотрел на неё и понимал, что каждый момент оживает с ней, становясь чем-то больше, чем просто часть обычного дня.

Сет выглядел как человек, который не замечает собственной харизмы. Высокий, с мягкими карими глазами, в которых пряталась ироничная доброта и чуть заметная меланхолия. Он излучал спокойствие, способное принести тишину даже в самые хаотичные моменты. Его улыбка – та самая, простая и искренняя – была для Лоры якорем в хаосе их взаимных открытий, напоминая ей, что в мире всё ещё есть место чему-то постоянному.

Сет был склонен к тому, чтобы теряться в собственных мыслях, но рядом с ней он всегда выходил из своей тени, становясь полностью настоящим, ловя каждую деталь её присутствия, каждое слово, как нечто бесценное.

Их связь росла стремительно. Они были как два спутника, которые вдруг осознали свою орбитальную связь. Каждая встреча приносила новые откровения: Сет рассказывал о своих юношеских мечтах, Лора делилась философскими размышлениями о том, как цвета улиц могут изменять настроение человека. Время с ней ощущалось, как фильм, снятый на винтажную камеру: немного размытый, но от этого ещё более запоминающийся.

Однажды вечером, когда они снова гуляли по старым улицам, Лора внезапно остановилась у разрушенной стены, увитой плющом.

– Как ты думаешь, стены умеют хранить воспоминания? – спросила она, не глядя на него, словно разговаривая с чем-то или кем-то невидимым.

Сет улыбнулся своей привычной тёплой улыбкой.

– Может быть. Тогда у этой стены, должно быть, целый роман.

Лора замерла, её пальцы неуверенно касались узловатой текстуры плюща. Она искала что-то, что могло помочь сформулировать мысли. Её взгляд скользнул в сторону, не доходя до Сета, и в её тишине было больше слов, чем в любой озвученной фразе.

– Знаешь, – наконец сказала она, будто протянув это слово через плотную завесу, – если стены и хранят воспоминания, то стены моей квартиры точно хранят слишком много. – она попыталась улыбнуться, но получилось скорее болезненно, чем обнадёживающее.

Сет не перебивал, понимая, что этот момент был как осколок, который она решила достать из себя, хоть и знала, что это будет больно.

– Пять лет назад я потеряла свою младшую сестру, – её голос стал чуть громче, но всё ещё был робким, – ей было всего девятнадцать. Она погибла… в перестрелке. Это звучит как что-то, что случается с другими людьми, на других континентах, в других мирах, но не с тобой. Только это случилось.

Она сделала паузу, проверяя, как звучат эти слова, когда они произносятся вслух.

– С тех пор я словно разучилась жить. Я замкнулась в себе, ушла с офисной работы, чтобы не видеть людей, которые притворяются, что всё нормально. Перестала общаться с родителями. Они… они не смогли принять, что её больше нет. Каждый день они накрывают на стол, оставляя место для неё, как будто она всё ещё с ними: ее тарелка, ее любимые приборы, ее стакан. На Рождество под ёлкой неизменно появляются подарки, подписанные её именем. Это… просто невыносимо. Словно они живут в параллельной реальности, где все так же, как и было, но только меня там нет.

Её голос дрогнул, но она быстро собралась. Лора осторожно повернулась к Сету, боясь увидеть в его глазах жалость. Но вместо жалости там была только тёплая, тихая доброта.

Сет не спеша ответил:

– Это много… Это слишком много, чтобы держать внутри. И спасибо, что доверила это мне. – он говорил мягко, но с абсолютной уверенностью, как человек, который знает, что слова могут быть якорями, а могут быть мостами.

Лора кивнула и снова отвела взгляд.

– Иногда мне кажется, что эти стены держат меня, потому что я не могу доверить этот груз никому другому. Но сейчас, с тобой… впервые за долгое время эти стены могут оставить меня в покое. По крайней мере, на миг.

Город продолжал шуметь вокруг них, как живой организм, но между ними он стих, позволяя этой истории стать ещё одной главой, которую они разделили.

6. НИНА

Вашингтон, 2018 г.

Нина резко распахнула глаза. Утро было чем-то вроде битвы – сначала с самим собой, потом с этим миром. И всё это время один и тот же сон продолжал преследовать её, как музыка, которую невозможно выключить. Темный коридор, тяжёлый воздух, неподвижность, которая почти давила. Она стояла там в ожидании чего-то неминуемого, а потом это случалось – огненные стрелы, резкие, точные, возникали из пустоты. Они всегда находили её, как если бы этот коридор был создан только ради этого момента.

Боль от стрел была странной: не совсем настоящей, но всё же пугающе ощутимой, как будто существовала в каком-то другом слое реальности. Каждое утро она просыпалась с ощущением, что этот сон был не просто кошмаром, а какой-то частью её жизни, которую она не понимала.

Нина медленно поднялась с кровати, её движения были словно эхом ночного бессилия, которое, казалось, продолжалось уже слишком долго. Отражение в зеркале смотрело на неё с молчаливым упрёком – не осуждающим, а скорее терпеливым.

На краю стола лежала книга «Человек в высоком замке». Нина взяла её, почти не задумываясь, и бросила в сумку. Жест получился быстрым, но не случайным – книга казалась не просто предметом, а чем-то, напоминающим о возможности защиты от неопределённости, которую приносил новый день.

Когда она наклонилась, чтобы застегнуть молнию, из книги выпал сложенный листок – потёртый, с неровно оторванным краем. Нина замерла, увидев свой мелкий, нечёткий почерк.

Я слишком много помню. Рекламу чипсов из 2007-го. Запах школьной парты. Чёрно-белую фотографию, где я улыбаюсь – как будто ещё не знаю, что однажды научусь не чувствовать.

Мне снится, что я стою на крыше. Подо мной город. В небе – солнце, которое дышит. Реально дышит. Оно делает вдох – и я чувствую тепло. Делает выдох – и мне становится страшно.

Иногда я думаю, что я умерла. Просто не заметила. Что мир продолжает крутиться по инерции, но без обновлений. Как старое приложение, которое всё ещё открывается, но уже не поддерживается разработчиком.

Она провела пальцем по бумаге, пытаясь уловить прикосновением нечто забытое. Текст не отвечал. Он просто был. Как след от исчезнувшей дорожной разметки. Остаток чего-то важного, но уже неактуального.

Нина чуть было не забыла про свой главный утренний ритуал, она достала из кармана монетку и подбросила ее в воздух. Решка. Ещё раз. Орёл. Решка. Орёл. Решка. Орёл. Гексаграмма медленно вырисовывалась в её голове, как код из давно забытого языка. Решка обозначала линию с разрывами, а орёл – цельную, непрерывную черту. Гексаграмма 63 «Уже конец». Она замерла на мгновение, словно слова замирали в её сознании вместе с ней. Это был не просто знак, это был намёк на неизбежное, которое слишком сложно игнорировать.

– Уже конец. – прошептала она себе.

В дверь позвонили. Нина открыла – на пороге стояла её подруга Эмили с лёгкой улыбкой. Она сразу зашла внутрь, как человек, которому не нужно разрешение.

– Эмили, привет. Угадай, что мне выпало утром!

Нина захлопнула за ней дверь, направляясь на кухню, где на столе лежали монеты и блокнот.

– Гексаграмма 63. «Уже конец».

– Звучит как эпизод из сериала, который не собираются продлевать. – отозвалась Эмили, проходя следом и усаживаясь на подоконник.

– Точно. – Нина усмехнулась, крутя монетку в пальцах. – Только этот эпизод я, кажется, пересматриваю каждое утро.

– Быть может, это намёк. – голос Эмили стал чуть мягче, чуть серьёзнее. – Знаешь, как те истории, которые вроде бы заканчиваются, но ты остаёшься сидеть перед экраном, задавая вопросы.

– Не уверена, что я хочу задавать эти вопросы. Иногда кажется, что всё уже сказано, но оно всё ещё… здесь.

– Вот именно. «Уже конец» может быть просто способом сказать, что ты готова. Готова к чему-то, что будет потом.

Нина улыбнулась, но её улыбка была скорее внутренняя – тёплая, но едва заметная. Она подумала о своих повторяющихся снах – о коридоре, о стрелах, о странной ясности в том, что всё это всегда возвращалось. Может быть, Эмили права, и эти знаки были не о финале, а о переходе.

– Ты знаешь, – произнесла Нина, опускаясь в кресло, – мне кажется, что я уже устала от переходов. Хочется просто… быть на месте.

– Хочешь фокус? – рассмеялась Эмили. – На месте никто не стоит. Даже ты с твоими монетками бегаешь по утрам, собираешь эти кусочки дня.

– Может, мне надо перестать собирать? Просто оставить всё как есть, пусть мир сам собирается.