Красно-желтые дни

– На всякий случай, – уклончиво ответила Жанна, доставая пестрый шерстяной свитер из гардероба. – Там может пригодиться.

– Там, это где? – насторожился отец.

– Там, где нас не найдут.

– Так-так-так, – Майер распахнул дверь и встал на пороге. – И как это понимать?

– Соло приходил, – повернулась Жанна к отцу. – Рассказал про суд… Антона не отпустили.

– И что теперь?

– Теперь его могут посадить на пятнадцать лет.

– И ты как жена декабриста собираешься ехать за ним в Сибирь?

– Ты же нам не поможешь? – посмотрела она с мольбой, прижав свитер к груди.

– Чем я могу помочь? Организовать побег?

Дочь надулась и принялась нервно шарить по полкам гардероба.

– И все же, могу я знать, что ты задумала? – Майер опустился на пуфик у косметического столика.

– Я говорила с вождем… – Жанна схватила блузку и бросила на кровать.

– С кем? – от неожиданности Майер охрип.

– Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о ком я.

– Конечно, знаю. Но как вы с ним…

– Раиса Четина – ваша сотрудница, между прочим – организовала нам встречу.

– И… что он тебе сказал?

– Не только мне – всем девочкам из ведьминской школы…

– Ведьминской? – глаза у Майера округлились.

– Ты как маленький, честное слово, – усмехнулась дочь. – Будто не знал, что у вас в штате дипломированный экстрасенс и таролог.

– И что вам наплел этот… вождь?

– А тебе зачем? Ты же ни в Бога ни в дьявола не веришь… Ну хорошо, – не выдержала Жанна тяжелый отцовский взгляд и присела на краешек кровати. – Есть такая тема – магия поступка называется. Это когда тебе нужно, чтобы люди сделали, чего не хотят. Ну или не могут, понимаешь?

Майер молча помотал головой.

– А-а-а! – зарычала Жанна, приподняв растопыренными пятернями распущенные волосы. – Что тут непонятного? Просто делаешь все по магическому фэншую и твое желание исполняется. Андэстэнд?

– Понятно, – усмехнулся отец. – Чики-брики, и все готово.

Жанна обиженно насупилась и принялась рыться с чемодане.

– Ну ладно, ладно. Допустим, сработает, что тогда? Какое у тебя желание?

– Ты знаешь… Чтобы Антона отпустили.

– М-да, – почесал Майер макушку.

– Лучше бы я тебе не говорила. Фома неверующий.

– Вера тут ни при чём, – серьезно посмотрел отец. – Это все из области психологии. Или психиатрии… Хорошо, отпустят твоего друга, потом что, в бега? Сибирь, Аляска, может быть, Гренландия?

– Великая Мать путь укажет.

В комнате будто холодом повеяло. Дочь стояла спиной, но Майеру показалось, что он слышит голос переводчицы из отдела кадров. Совладав с волнением, произнес как можно весомее:

– Ты. Никуда. Не пойдешь. Я не разрешаю.

– Это почему? – усмехнулась Жанна.

– Ты не знаешь, кто эти люди и что из себя представляют.

– Ну да! Сектанты, мракобесы, детей по ночам кушают.

– Прекрати! – крикнул он, вскочив на ноги. Заметив испуг в глазах дочери, взял себя в руки, подошел, схватил за плечи и прошептал словно в горячке: – Они уже не люди давно. Не из нашего мира, понимаешь?

– Ага, инопланетяне, – выпучила Жанна глаза. – Люди как люди, не хуже других. Уж точно лучше абрамовской кодлы.

– Что? – Горячая волна ударила в голову и ладони разжались сами собой.

Он знал, как к нему относятся друзья дочери – все они принадлежали к молодежному крылу оппозиции. В их черно-белом мире Абрамов был главным злом, а все, кто хоть как-то с ним связан – приспешники зла, “абрамовские холуи” или “кодла”. Майер, как первый заместитель мэра, имел у них титул серого кардинала и демиурга преступных дел Абрамова.

Жанна примкнула к ним из чистого любопытства: среди всех студенческих тусовок выбрала самую яркую. Это никак не повлияло на ее отношения с отцом, который, после ухода из семьи матери, был самым близким ей человеком. К тому же прекрасно знала – должность первого заместителя главы Солнечногорска та еще каторга.

– Пап, тебе что, плохо? – Испугавшись, Жанна схватила отца за руку. – Прости, я не хотела…

– Все нормально. – Майер сделал глубокий вдох через нос и потер ладонью покрасневший лоб. – Хотя, какой там…

Он весь осунулся, медленно опустился на пуфик и с грустью посмотрел на дочь.

– Я так понимаю, решения своего ты не изменишь…

– Инициация назначена на завтра, – возилась Жанна с молниями на чемодане. – Приходи, если хочешь, к пещере Шамана, сам все увидишь.

Закончив с багажом, она повернулась и их взгляды встретились.

– Пообещай, хотя бы, вернуться домой, если у вас… у них ничего получится, – произнёс Майер ослабевшим голосом.

Жанна подошла к отцу, присела на корточки и положила ладошки ему на колени.

– Не переживай, пап, – посмотрела она ласковым котенком, – я уже не маленькая.

Майер тяжело вздохнул и поцеловал ее в лоб. Каждый имеет право на ошибку. Но боже мой, как же мучительно трудно признать это право за тем, кто тебе дорог!

Жанна чирикнула: “Все, папуль, пока”, подхватила чемодан и вышла из комнаты. Почему-то именно этот момент, а не то, как фигура дочери растворяется в окутавшей сад дымке, стоял сейчас перед глазами.

Майер вырулил на заправку – с туманом в городе начались проблемы с топливом – и, притормозив у колонки, заглушил мотор. Пока прибор отсчитывал литры, присмотрелся к минивэну, припаркованному на стоянке. Это был транспорт СФИНКСа – охранного агентства, куда Абрамов собрал своих старых дружков. Фары выключены, в салоне темно, – что они здесь потеряли?

“Застолбили заправку, чтобы в область не мотаться”, – сделал вывод Майер.

С полным баком автомобиль побежал веселее. Давно рассвело. Силуэты кустов и деревьев, стоявших по бокам шоссе, мелькали за окном. Очертания леса едва проступали сквозь пелену тумана, возвышаясь по обе стороны дороги сплошной стеной. Иногда лес отступал, и возникало ощущение невесомости – настолько ровным было асфальтовое покрытие. Пора уже подумать о деле – вечером позвонил мэр и попросил свозить “камушки” на оценку к специалисту. Но мысли снова вернулись к дочери.

Проблемы начались еще до рождения Жанны.

С ее матерью они познакомились на фуршете в честь первого срока Абрамова. Звезда модельного бизнеса, белокурая и грациозная бестия, она громко смеялась, когда подвыпивший Майер пытался изобразить на салфетке принцип теории вероятности. А утром он нашел ее у себя в постели.

Расписались после того, как девушка забеременела. Было много слез, крика и битой посуды, угроз напиться таблеток и выброситься в окно. Но увидев размер зарплатного счета будущего супруга, пообещала не делать аборт.

На следующий день после родов “мамочка” перевязала груди. Взывать к материнским чувствам не стал – диеты, фитнес, светские тусовки были единственным смыслом ее жизни. Пришлось нанять малышке кормилицу.

Около года жили более-менее нормально. Майер днями мотался по службе, оставив дочь на попечение прислуги. Жена не вылазила из салонов красоты и фитнес-центров, еженедельно устраивая шопинги и девичники. Скоро денег ей стало не хватать, начались скандалы. Чтобы успокоить супругу, отдал ей абрамовскую карту и коды.

Зря он это сделал.

Почувствовав вкус больших денег, жена поначалу порхала веселой стрекозой, ласково называя мужа папочкой, пока не поняла, что тому не нужны ни Дубаи с Канарами, ни тайские, ни египетские курорты. Нарвавшись пару раз на решительный отказ, собрала свой гардероб от европейских брендов и, оставив отцу трехлетнюю дочурку, рванула с молодым любовником на новеньком Мерсе в погоню за феличитой.

Искать ее Майер не стал. Хотел заблокировать карту, но в последний момент передумал – пусть пользуется. Хотя по характеру жены знал – не вернется. Только однажды, когда дочери исполнилось четырнадцать, совершил со счета транзакцию – оплатил учебу в элитной американской школе.

Жанна росла в окружении домработниц и гувернанток. В тринадцать принялась хамить, обвиняя отца в том, что разрушил семью и лишил ее нормального детства. Тот оправдываться не стал, а предложил ей поехать пожить у матери: год назад она прислала на электронку сообщение с берегов солнечной Флориды.

Предвидя проблемы, Майер нашел в Майами частную школу с полным пансионом, чтобы в случае чего дочь не оказалась без крыши над головой. Оставшиеся до отъезда месяцы Жанна ходила как шелковая – не верила своему счастью.

В аэропорту они долго стояли обнявшись у входа в терминал.

– Папочка, миленький, прости! – шептала Жанна, прижавшись к отцовской груди мокрой от слез щекой. – Я обязательно вернусь, вот увидишь.

– Знаю, дочь, – гладил он волнистый каштан родных волос, а сердце съедала тоска: он, конечно, плохой отец, но и мать не подарок.

Жанна поняла это через месяц жизни в доме матери. Та как раз завела себе нового любовника – молодого аргентинского мачо. Они постоянно ссорились из-за денег, которыми мать снабжала ухажёра. Парню все время не хватало и он картинно бранился и хлопал дверью, чтобы вернуться на следующий день с глазами побитого пса.

После очередной сцены, Жанна бросила в сумку свой гардероб и переселилась в кампус, где у нее была пусть небольшая, но уютная комнатка с личным компом и душем.

Мать несколько раз звонила, уговаривала вернуться. Потом приехала сама, долго и нудно плакалась, какая она несчастная, что Матиас ее не понимает, и что она давно бы его выгнала, но в ее возрасте…

– Зачем ты мне все это рассказываешь, мама? – прервала ее Жанна.

– Как, зачем? – захлопала мать слипшимися от слез искусственными ресницами. – Мы же подруги, разве не так?

Через четыре года Жанна вернулась в Россию. От прежней взбалмошной девчонки с косичками не осталось и следа. Широкая улыбка, лицом и статью вся в мать, и только ямочка на подбородке отцовская.

Майер выпросил у мэра неделю и они провели ее вместе: пили чай с блинчиками, гуляли по городу, сидели в кафешке на берегу озера. О матери почти не говорили, больше про школу и новых друзей, про бескрайний океан и ужасные торнадо, строили планы на будущее.

Только однажды Жанна замолчала, а потом сказала с болью в голосе, внимательно глядя в глаза:

– Не обижайся на нее, ладно? Она такая, какая есть, другой мамы у нас не будет.

– Хорошо, – улыбнулся отец, – как скажешь.

Оказывается, дочь не только выросла, но стала рассудительнее, мудрее. И где оно, пресловутое влияние запада?

– Ты не против, если я буду жить отдельно?

Майер улыбнулся, вынул из кармана ключи и положил на кафешный столик.

– Сходи, посмотри квартиру. Понравиться, живи сколько хочешь.

Жанна взяла отцовскую ладонь и приложила к щеке.

– Люблю тебя…

Неожиданно впереди, с правой стороны дороги, зашевелился куст. Не успел автомобиль поравняться с ним, как тот принял очертания огромный летучей мыши и взмыл вверх, растворившись в тумане. Майер ударил по тормозам и сдал обратно. Припарковавшись на обочине, заглушил мотор и долго сидел в салоне, вслушиваясь в тишину и всматриваясь в редкие силуэты деревьев. Потом вышел из машины и, озираясь по сторонам, направился к месту, где заметил необычный “куст”.

Он с трудом преодолел кювет, заросший не по-весеннему буйной травой, и побрел по полю, раздвигая руками колючие и острые стебли. Через несколько шагов впереди появился каменный выступ – гранитная плита, выходящая под наклоном из-под земли. Майер остановился – в теплом и сыром воздухе ему почудились смердящие тона. Он с тревогой оглянулся – машина стояла там же, у обочины, со включенными фарами. Осторожно, словно по минному полю, стал приближаться к выступу. С каждым шагом неприятный запах усиливался. Пришлось вытащить из кармана платок и закрыть нижнюю часть лица. Подойдя вплотную к гранитной глыбе, он застыл в изумлении.

Словно на разделочном столе мясника, на камне лежали растерзанные человеческие останки. Оголенные от плоти ребра безобразно торчали вверх, внутренности отсутствовали. Вместо головы и кистей, кровавое месиво. Ноги в горных ботинках и синих форменных брюках целы, но неестественно вывернуты.

Майер склонился над трупом, чтобы разглядеть шеврон на залитом кровью рукаве куртки, и в тот же момент отшатнулся в рвотном позыве. Продираясь к машине сквозь колючие заросли, старался не дышать, но смердящий запах гнался за ним до самой дороги. Кое-как выбрался на обочину, сорвал испачканную блевотиной куртку и с отвращением бросил на землю. Трясущимися руками достал из салона бутылку с минералкой, долго полоскал горло, оставшуюся часть вылил себе на голову. Только потом сел за руль и, потянувшись носом к ароматизатору, сделал глубокий вдох.

Прошло несколько минут, прежде чем волнение улеглось, стало легче дышать. Но ужасающая картина все еще стояла перед глазами. Благодаря сохранившимся деталям одежды, Майер догадался: там, на плоской каменной глыбе, лежит труп пропавшего несколько дней назад офицера МЧС.