Фотографии unsplash
© Александр Гусаров, 2025
ISBN 978-5-0065-7904-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Цветы
Вот и пришла осень с серыми облаками в небе и мутными лужами на асфальте. Она захлестнула душу давно забытой за время летних месяцев грустью. Витёк в такую пору не находил себе места, особенно посреди городских каменных глыб. А те лишь по ночам, когда из окон струился жёлтый электрический свет, и походили на места для обитания людей. В остальное время безликие многоэтажки смотрелись вымершими динозаврами.
Тут ещё мелкий дождичек заморосил, всё никак не подрастая до серьезного и солидного дождя. На душе и без того было погано: целый день он, сварщик высокой квалификации, варил на заводе ЖБИ арматуру, выполняя трудоемкую грошовую работу, а под конец дня из-за этого разругался-таки с главным инженером.
Только вчера он возвращался домой, и солнце тёплыми и нежными лучами словно обнимало его за плечи, гладило, как маленького, по голове. Ветерок играл с придорожными кустиками, готовыми потянуться ему навстречу, превращая их чуть ли не в разумные творения. Ничего не напоминало о скором приближении осени. Не требовалось мириться с переживаниями, искать убежища и покоя. Умные мысли о значении судьбы в жизни человека поднимали настроение и возвышали над будничной городской суетой. Зелёные шарики за резными каштановыми листьями точно готовились сорваться и приятно уколоть тёплые ладони. Ох, как же хорошо ему вчера шагалось с работы…
– Хлеба купил! – едва переступив порог, будто звук разорвавшейся гранаты, услышал он строгий голос жены.
Витёк застыл у дверей. Перед тем, как выйти из дома, он долго искал свои полуботинки и носки, которые часто бросал посреди комнаты, а в этот раз умышленно спрятанные Наташей. Она все семь лет супружеской жизни пыталась приучить его поддерживать порядок в их однокомнатной квартире. Из-за чего, похоже, он пропустил мимо ушей её просьбу. Хорошо, что сына они на неделю отвезли погостить к бабушке, и тот не видел позора любимого папочки.
Он развел руками.
– За-был…
– За-б-ы-л, – передразнила она, подчеркивая несостоятельность его оправдания.
– Я сейчас сбегаю. Куплю, – суетясь, проговорил Витёк. Он сбросил обувь в прихожей, заскочил в спальню и, из-под сложенного в прикроватной тумбочке нижнего белья, достал заначку. Это была перетянутая резинкой тонкая пачка мелких бумажных купюр. Он на ходу сунул деньги в карман и вернулся.
– Что носишься: туда-сюда, туда-сюда? – поморщившись, спросила Наташа.
– Да-я, – соображая, что ответить, попытался скоротать время Витёк. – Документы не взял, – нашёлся он.
Наташа отвернулась от него, как от надоедливой букашки.
Витёк выскочил во двор и, постояв несколько мгновений, облегченно вздохнул: «Пронесло».
Дождичек прекратился. Длинный коридор улицы вывел его к центру города. Он уткнулся в закрытые двери булочной и посмотрел на часы. Было десять минут девятого. Взгляд скользнул по зданию через дорогу, вросшему в землю по самые форточки на окнах первого этажа. Возле каждого окошка были видны выложенные кирпичами прямоугольные ямы глубиной метра по полтора. Около одной из них трое подвыпивших мужчин в свете ярких уличных фонарей что-то оживленно обсуждали.
Самого пожилого, с седыми подпалинами, Витёк узнал. После трудового дня он иногда сталкивался с ним у соседнего подъезда. Сосед был всегда в военной форме – чистенький и опрятный, своим видом вызывая зависть у прекрасной половины жителей дома, и в её устах являясь образцом для подражания другой, менее прекрасной половины. Сейчас китель на нём был нараспашку. Фуражка съехала на правое ухо. Он еле удерживал равновесие, но, казалось, внимательно прислушивается к собеседникам. Порою он даже пытался что-то произнести, но когда открывал рот, слова заставляли туловище военного пружинить назад, а ноги делали шаги то вправо, то влево, напоминая магический танец. Гражданские друзья, не обращая ни на кого внимания, рисовали полусогнутыми пальцами друг перед другом замысловатые фигуры. Седой в последний раз станцевал, сложился вдвое и исчез.
Двое приятелей, не замечая отсутствия третьего собеседника, продолжали размахивать друг перед другом руками. Вдруг один из них начал озабоченно озираться вокруг. Какая-то сила заставила его посмотреть в выложенную кирпичами яму. Он наклонился и махнул рукой своему другу. Они без видимых усилий извлекли попавшего в беду товарища, тщательно стряхнули с него мусор и с новой страстью вернулись к разговору.
Наблюдая за ними, Витёк внезапно ощутил прилив глубокой тоскливой зависти. Показались они ему старыми и добрыми друзьями, обсуждавшими важнейшие проблемы мироустройства. За это открытие его, конечно, никогда не могли номинировать на Нобелевскую премию, но зато в душе прокатилась волна радости к жизни и уверенности в себе.
Он перешёл через дорогу, подошёл к бабульке, торговавшей на углу хризантемами с собственной дачи, и протянул деньги за букетик, представляя, как подобреет Наташа, принимая цветы, чмокнет его в щёку, а он, считая это внимание к себе пустяками, пробормочет: «Да ладно тебе…»
Витёк приблизился к кафе с толстыми запылёнными окнами. Хлеб в этот час продавался только там. За деревянными столами на толстых массивных ножках скучали две пары посетителей. У огромного, во весь зал окна, он заметил девушку с тёмными, вьющимися до самых плеч волосами. Она кокетливо, двумя пальчиками держала чашечку с кофе и время от времени подносила её к полным губкам, бросая взгляд, полный томительного ожидания.
Предстала она перед ним прекрасной и таинственной незнакомкой, точно первая вечерняя звезда, и стала такой желанной. А глаза, большие и манящие, всё смотрели с тайной глубокого речного омута. Давно так Наташа на него не смотрела.
У стойки он протянул деньги, но вместо хлеба попросил водки и закуски. Через пару секунд Витёк уже сидел напротив незнакомки и подливал ей из пузатенького графинчика.
Он повторил заказ и огляделся. Немногие посетители, что скучали вокруг, когда он вошёл в кафе, уже покинули заведение. В полумраке они остались одни и слово за слово разговорились. Девушка поведала ему о своей неудачно складывавшейся жизни. Как Витёк мог её не понять?! Ему, тонкому психологу, считавшему себя, как и все нормальные люди, умнее и талантливее других, было всё так близко, как близко бывает дверь того же магазина, куда не впустили всего через минуту после закрытия, или тот же кипяток из случайно опрокинутого на себя чайника…
– Для меня всё в прошлом, я так устала от всего, – жеманно поводя плечиками, говорила девушка. – Вот вы, наверное, многого добьётесь в жизни. – Она с плохо скрываемой завистью заглянула ему прямо в глаза.
Самолюбие Витька всколыхнулось, побродило по телу и опустилось на стул. Он захмелел и расчувствовался, подарил ей букетик и заказал ещё водки. Незнакомка пробудила в нём незабываемое ощущение своей значимости, а главное – нужности кому-нибудь.
Из Витька поперли стихи.
Кончилось лето, лишь листья кружили,
Как деньги, которые нам отслужили, – выдал он экспромтом.
– Ах! Какой вы всё-таки! – воскликнула восхищенная незнакомка.
«Да, я такой», – нескромно подумал про себя Витёк.
Из кафе они вышли вместе и запетляли путниками из затерянного потустороннего мира, проходя мимо заброшенных уборных, деревянных сараев и прочих уличных строений. Летел Витёк сквозь ночное небо, навстречу с другими планетами.
У него чуть-чуть просветлело в голове, когда во дворе какого-то дома, возле угольной кучи выросли очертания плечистых инопланетян. Но, получив удар ломиком по голове, просветление сменилось розовым туманом.
Вспомнил себя Витёк на пути к дому в одних носках, без кожаной куртки, часов и копейки денег в карманах. В ванну он залез прямо в остатках одежды. Изумрудно-зеленого цвета вода после его погружения превратилась в чёрную болотистую жижу.
Витёк плохо соображал, что отвечает Наташе. А та, может быть, впервые за последние годы совместной жизни, спрашивала не так, как это часто бывало в последнее время – громко и резко, а вопрошала откуда-то издалека, тихим и испуганным голосом.
Женщина за окном
Дочка часто подносила к окну большой комнаты в нашей двухкомнатной квартире детский стульчик и с него легко взбиралась на широкий подоконник. Она становилась в полный рост и всматривалась в дом напротив. Серое пятиэтажное здание застыло буквально в пятидесяти метрах. Иногда на один из балконов четвертого этажа выходил перекурить пожилой мужчина в белой майке и чёрных спортивных брюках.
Она с детской непосредственностью четырехлетнего существа кричала ему:
– Дядья! Дядья!
Мужчина, заметив маленькую девочку, звонкий голос которой слышался через открытую форточку, снисходительно улыбался и махал ей рукой. Она, ещё более оживлялась, радостно махала ручкой в ответ и продолжала свои восклицания, как песню:
– Дядья! Дядья!
В очередной раз, опуская дочку с подоконника на пол, я обратил внимание на невысокую темноволосую женщину лет сорока. Она шла между нашими домами по мало оживленному переулочку.
Позже мне не раз доводилось наблюдать, как женщина прогуливается под окнами и иногда улыбается моей дочке.
Быстро пролетело лето. Прошли неторопливая осень и длинная зима. Когда весна запестрела яркими цветами на клумбах и одела в зелёный наряд деревья и кусты, а в женщинах пробудила необъяснимое очарование, я обратил внимание, что незнакомку взялся провожать кавалер. Он выглядел старше своей милой спутницы. Несмотря на костюм и галстук, был он заурядный и невзрачный, может быть, из-за маленького роста и лысины, а может, мне просто так показалось, потому что женщина стала мне чем-то симпатична.
Он шёл рядом с ней и всегда о чём-то возбуждённо рассказывал, а она восхищённо смотрела на него. И куда подевалась прошлая грусть? Мне было так приятно видеть её счастливое лицо… Оно излучало радость и тепло, которыми веет от весеннего ручейка, первой раскрывшейся навстречу весне почки, лёгкого дуновения ветра…
Где-то в конце августа я выглянул в окно и увидел на тротуаре под балконами соседнего дома все тех же мужчину и женщину.
На этот раз у мужчины было строгое и напряжённое лицо. Слов я не расслышал, но можно было догадаться, что говорил он короткими и отрывистыми фразами. Голова у женщины опустилась. Она словно вернулась назад в то время, когда в одиночестве проходила под нашими окнами. Лишь изредка она обращала к нему своё доброе печальное лицо и что-то тихо отвечала. Вот он резко повернулся и бросился прочь.
Опять потянулись прохладные, а потом и морозные месяцы. Однажды поздней весной я вновь увидел эту женщину. Она вышагивала по переулочку, у неё был вид уверенного в себе человека. Перед собой молодая мама катила детскую коляску темно-синего цвета. Она склонилась, и её лицо озарилось чудесной светлой улыбкой.
Теперь почти каждый день я видел её с детской коляской. А спустя месяц она исчезла. Через какое-то время и я уехал года на три к новому месту службы, точнее, сначала на курсы по переподготовке офицерского состава, потом в одну длительную командировку, затем в другую…
Однажды под вечер мы собрались всей семьей. Дочка давно лопотала осмысленными фразами, выражая всё чаще свою точку зрения, и так чуть ли не по каждому вопросу, особенно если это касалось одежды или подготовке к школе. На подоконник она уже не взбиралась, и за её жизнь ни я, ни супруга больше не опасались. Пожилой мужчина тоже все реже и реже появлялся на балконе.
Я вышел из-за стола и, подойдя к окну, увидел ту самую женщину. У неё была всё та же неизменная стрижка каре. Она вела за ручку маленькую девочку, которая временами поднимала к ней головку, украшенную василькового цвета бантами, и, глядя широко открытыми глазами, что-то говорила.
Вдруг откуда-то из-за угла выскочил знакомый мне мужчина. Прежнего лоска как не бывало. Костюм был помятый, брюки на коленках пузырились. Он встал перед ними и стал к чему-то призывать. Женщина отстранено улыбнулась, обошла его стороной и вместе с девочкой пошла дальше, а бывший спутник долго стоял и что-то кричал им вслед…
Друзья детства
Большой воздушной ложкой, наполненной до краев синевой, кормило лето зелёные лужайки в скверах и парках, развесистые кроны лип и тополей. Редкие пушинки облаков не задерживали солнечное тепло, и оно устремилось к земле, рассыпаясь на асфальте жёлтыми пятнами.
Генка шагал по тротуару вдоль Первомайского проспекта и неожиданно встретил Петьку Насонова. Обрадовался несказанно – ещё бы! Больше двадцати лет пролетело, как судьбы у них разошлись, а когда-то они ходили в одну школу. Петька потом поступил в медицинский институт, а Генка ушёл в армию. После службы он долго работал в Сибири, а когда вернулся, Петя со своими родными уже перебрался на другой конец города. Вот с тех пор они и не встречались, что-то слышали друг о друге от общих знакомых, но не более того. В общем, топтала каждого своя судьба.
В девятом классе родители купили Генке мопед. Как только он выводил из подвальной кладовки своего железного коня, его тут же облепляли мальчишки со всего двора. Катались по очереди, но первым был, конечно, дружок Петька. А какие битвы разгорались между ними за теннисным столом! И вдруг такая встреча.
– Как живешь-то, Генка? – протягивая руку, спросил у него старый приятель. Его улыбка запомнилась Геннадию открытой и добродушной, а сейчас показалась она ему какой-то пренебрежительной.
– Да так… – отозвался Генка. – Жизнь бьёт ключом, и всё по голове.
В последнее время на него навалились проблемы. Не давали покоя думы об оплате за учёбу дочери и прочие житейские трудности. Когда-то он был хороший механик. У него в гараже числилось тридцать машин. Дороги и время хорошо потрудились над ними. Средства на ремонт приходилось выпрашивать у хозяина – тот обычно отвечал: «Крутись. У тебя зарплата большая». Дни и ночи он со слесарями копался в моторах. Но скоро и зарплату стали задерживать. Генка тогда ушёл с работы, хлопнув дверью. Пристроиться на хорошее место, когда тебе перевалило за сорок, было не так-то легко. По знакомству его взяли в охранники на железнодорожный вокзал. У Генки ко всем несчастьям, оставалась гордость человека труда, да и просто мужчины – он продолжал считать, что может приносить пользу производству, стране, но оказалось, что никто в его услугах особо не нуждается. Поэтому его ответ: «Да так…», прозвучал далеко невесело.
– У тебя-то что? – спросил он, переводя разговор в другое русло.
– У меня? – переспросил Петька. – Я теперь акционер. По существу – хозяин на заводе в Полянах. Все акции у меня. – Петька похлопал себя по карману модных брюк.
Гена подумал о том, что ему, как механику, могло бы найтись место на предприятии старого приятеля.
– А я ведь механик, – пробормотал он, – а работаю в охране на вокзале. За десять тысяч…
– У меня пятьсот-шестьсот в месяц выходит. Это по минимуму, – не дослушав его, проговорил Петька. – Домик прикупил в Черногории, прямо у моря. Мать сейчас за ним присматривает. Природа… я тебе скажу…
– У меня даже дачи нет, – иронично улыбнулся Генка.
– Машину вот поменял, – как бы ни слыша Геннадия, продолжал Петр, показывая на припаркованный у тротуара ослепительно белый «Кадиллак».
– Откуда же на тебя такое богатство свалилось? – с тенью зависти спросил Генка.
– Это батя мой в своё время подсуетился, когда собственность разбирали в девяностых. За копейки он тогда завод и выкупил. Связи помогли. Сам понимаешь, без них никак.
– Он же у тебя в здравоохранении работал. Да и ты, по-моему, на врача учился? Как же ты заводом управляешь?
Петька снисходительно ответил:
– Мне знать ничего и не надо. Нанял директора, тот мастеров с работягами. Положили мастерам по двадцатке, работягам по десятке. Пусть пашут. Они и этому рады.
– Хорошо устроился, – проронил Генка.
– Через три дня в Италию еду. Раз пять в Риме был, а всё равно тянет. Совсем бы переехал, да завод не бросишь, хотя бы два раза в месяц, а надо там появляться. В доме ремонт затеял. Бассейн хочу утеплить. Зимой выходишь из воды – довольно прохладно. – Пётр, ища сочувствия, посмотрел на Генку.
Геннадий отстранённо подумал о том, как они накануне с женой распределяли его будущую зарплату, чтобы выгадать ей на осеннюю куртку, и усмехнулся:
– Замерзаешь, значит…
Приятель понял его ответ по-своему.
– Бабла тоже не хватает. Мать звонила, яхту присмотрела. Из Италии заверну, надо будет глянуть. Двести тысяч баксов я уже отправил.
– Светка-то как? – спросил Гена, припомнив, как Петька бегал за девчонкой с соседней улицы. Он искренне полагал, что встречи двоих влюблённых должны были закончиться только счастливым браком.
– Какая Светка? – удивился Петя.
– Ну, та, что жила у «Дома одежды». Ты ей все цветы с клумбы в нашем дворе перетаскал.
– Эк, куда ты хватил. Я про детские шалости забыл давно. Разбежались. Сейчас другие проблемы. Неделю назад в Кремле был. Президент отцу орден вручал. Да что всё обо мне. У тебя-то как? Семья, дети?
– Нормально. Женат. Сын после техникума работает в автосервисе. Дочь институт заканчивает.
– Да-а, годы летят, – протянул Петька. – А я в областную думу избираться надумал. Ты уж как увидишь в бюллетене мою фамилию, не забудь проголосовать. Я и для города многое делаю. Храм строю. В том году целый месяц бесплатными обедами бездомных кормил…
– Сам-то женат? – поинтересовался Гена.
– Женат! В третий раз! Жена в Испании сейчас. Дочь надо на большую сцену выводить. Задумала певицей стать. Нужно пропиариться как следует, оскандалиться, публику разжалобить. Денег уйдет немеряно… А на днях я с такой красотулькой познакомился. Двадцать лет. Ноги от ушей. Груди – о! – воскликнул Петька и сделал характерный жест, обеими руками показывая, какие округлости у его новой знакомой. – В постели просто богиня! Сейчас к ней заеду. Колье за десять тысяч баксов ей везу, попьём винца, ну и…
Рот у Генки заполнился горькой слюной. Он смачно сплюнул, угодив на лакированные туфли бывшего друга детства, развернулся и пошёл прочь.
Петька растерянно смотрел ему в спину.
– Ты это чё?! Урод! – дернулся он за Генкой. Потом оглянулся по сторонам и быстро вытер ботинки о газон.
Через несколько минут Пётр вышел из магазина «Лучшие вина мира» с большим пакетом. Он подошёл к белому кадиллаку с тонированными стёклами и приоткрыл заднюю дверь.
– Взял, что вы заказывали, Александр Иосифович.
– Что так долго! За смертью тебя посылать! Садись, поехали! – прозвучал хозяйственный бас.