Словарные игры и не только. Ики, пики, грамматики

Слова, как и люди, с годами меняются и внешне и внутренне. Иногда очень разительно, до неузнаваемости. Так «зараза» – симпатичная барышня превращается в несимпатичную барышню и даже в инфекцию, «ряха» – женщина-чистюля – в толстое, неприятное лицо. И наоборот: «прелесть» – обман – в «очарование», «понт» – море – в «хвастовство». Не всегда и догадаешься, что слово значило в далекие времена. Попробуете?

Прозябать

1. Расти

2. Мёрзнуть

3. Бродяжничать

Мы все, затверживая в школе наизусть пушкинского «Пророка», механически повторяли «и дольней лозы прозябанье». Или не механически, до тех пор представляя и жалея несчастную лозу, которая дрожит от холода под снегом и ветром, пока учительница не растолковывала, что «прозябание» здесь – всего лишь старославянское «прорастание», и за лозу надо радоваться, а не переживать.

До конца восемнадцатого века «прозябали» исключительно растения. Но стоило слову связаться с человеком и впустить к себе на постой образное значение «вести растительное бесцельное существование», оно очень скоро выселило старого владельца. Славянофилы попытались спасти репутацию глагола и сосватать ему другой позитивный смысл – «раскрывать умственные способности» – процесс, ставший актуальным благодаря эпохе Просвещения, но не успевший обзавестись собственным словом.

Но проиграли карамзинской кальке с французского «développer» – «развиваться», «развитие». Кстати, и само слово «девелопер» петушком за дрожками тоже пробралось в нашу речь и получило в ней второе гражданство, сменив просветительскую ориентацию на рыночную. Девелопер – «предприниматель, занимающийся созданием новых объектов недвижимости».

Братья и сестры «прозябания»: зной, зазноба, зуб, озноб.

Таракан

1. Усач

2. Скороход

3. Сановник

В тюркском оригинале слово звучало «таркан», или «тархан». Был такой почетный титул в Золотой орде. Русский язык переделал его сначала в «торокан», а позже – в привычное нам «таракан». Тарханское звание жаловалось особыми ханскими ярлыками и передавалось по наследству. Тарканы-тарханы не платили налогов. Земля и другое имущество таркана-тархана были неприкосновенными.

На Руси тарханный ярлык освобождал от податей мордву, чувашей, калмыков, башкир и татар, перешедших на службу к русскому царю. А переходили они толпами. По своему социальному статусу тарханы приравнивались к детям боярским, притом что редко кто из них мог похвастаться знатностью и древностью рода. Легко представить, какие брезгливость, презрение и раздражение вызывало это нашествие шустрых выскочек – чёрненьких, усатых, безбородых, малорослых – у спесивого русского боярства.

Тороканы-тарханы, благодаря привилегиям, быстро разбогатели, обросли землями, разветвились, поменяли ханские ярлыки на аристократические гербы. Вилки нашлись, но лингвистический осадок остался. Поэтому знаменитой авантюристке её псевдоним, княжна Тараканова, подходил во всех смыслах.

«На Тверской, против Леонтьевского переулка, высится здание булочника Филиппова, популярного в Москве благодаря своим калачам и сайкам. Филиппов был настолько популярен, что московский поэт Шумахер отметил его смерть четверостишием, которое знала вся Москва:

Булочная Филиппова всегда была полна покупателей. Калачи на отрубях, сайки на соломе. И вдруг появилась новинка, на которую покупатель набросился стаей, – это сайки с изюмом.

– Как вы додумались?

– Очень просто! – отвечал старик.

Вышло это, действительно, очень просто. В те времена всевластным диктатором Москвы был генерал-губернатор Закревский, перед которым трепетали все. Каждое утро горячие сайки от Филиппова подавались ему к чаю.

– Э-тто что за мерзость! Подать сюда булочника Филиппова! – заорал как-то властитель за утренним чаем.

Слуги притащили к начальству испуганного Филиппова.

– Э-тто что? Таракан?! – и Закревский суёт старику сайку с запечённым тараканом.

– Это… изюминка-с, ваше превосходительство!

И Филиппов съел кусок с тараканом.

– Врёшь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошёл вон!

Бегом вбежал в пекарню Филиппов, схватил решето изюма и вывалил в саечное тесто, к великому ужасу пекарей.

Через час Филиппов угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было» (Гиляровский «Москва и москвичи»).

1. ТАРХАНЫ, ГДЕ ПРОВЁЛ СВОЁ ДЕТСТВО ЛЕРМОНТОВ, ДО ПОКУПКИ СЕЛА БАБУШКОЙ ПОЭТА, ЗВАЛОСЬ ЯКОВЛЕВСКОЕ. ЗАЧЕМ-ТО ЕЛИЗАВЕТЕ АЛЕКСЕЕВНЕ В 1802 ГОДУ ПОНАДОБИЛОСЬ ЕГО ПЕРЕИМЕНОВАТЬ. КАК ВАРИАНТ – В ПАМЯТЬ О ПРЕДКАХ-МЕЩЕРАХ, КОТОРЫЕ, ПОСТУПИВ НА СЛУЖБУ К РУССКОМУ ГОСУДАРЮ, ОБЗАВЕЛИСЬ ТОЙ САМОЙ ТАРХАННОЙ ГРАМОТОЙ, СОХРАНЁННОЙ СРЕДИ ФАМИЛЬНЫХ РЕЛИКВИЙ В СУНДУКЕ ЕЁ МАТУШКИ, МАРИИ МЕЩЕРИНОВОЙ. ПОЧЕМУ НЕТ?

2. Набитая мирными контрабандистами и воспетая Лермонтовым станица Тамань и есть та самая Тьмутаракань (Тмутороканъ), отбитая у хазар в десятом веке князем Святославом Игоревичем, а сегодня ставшая синонимом глухого затерянного угла.

С умыслом или без срифмованы судьбой поэта два топонима – кто ж знает? Но ведь срифмованы!

Подлинник

1. Палка для битья на допросах

2. Детёныш линя

3. Подкладка под рубахой

Редкий школьник, даже тот, кто умудрялся сделать пять ошибок в «ещё» – («истчо»), не запомнил историю выражения «подлинная правда». Оно, докладывали нам учителя, просочилось в язык из застенков, где признания выбивали длинными палками – «подлинниками».

Детское воображение тут же рисовало жуткую картинку: сосредоточенный палач в кожаном фартуке, в руке – батог, занесённый для удара, на верёвке подвешен к потолку какой-то бедолага. Такое и захочешь – не забудешь.

На самом деле, подлинник оклеветали. В его биографии нет ничего кровавого и мрачного, как нет и никогда не существовало ни описанного способа истязания, ни самой палки-«подлинника». Упоминания о них не сыскать ни в летописях, ни в протоколах допросов, ни в подробных инструкциях для мастеров заплечных дел. Они впервые возникают в одном-единственном месте – толковом словаре Даля и рождены его собственной богатой фантазией. Но осторожное предположение Даля – «не от пытки ли под дланниками и само слово „подлинный“?» – вдруг ни с того ни с сего превратилось в непререкаемую истину и закочевало по словарям.

Реабилитировала подлинник одна из берестяных грамот, в которой среди перечисленных видов одежд есть «подлина» – подкладка, то, что находится под платьем. Подлинная грамота – служащая образцом для последующих списков, в кипе документов она обычно хранится всегда внизу, а на неё накладываются последующие документы.

Родственник подлинника – подлец. Тоже невезучее слово. «Подлый человек» значило всего лишь «простолюдин» до тех пор, пока представитель одного сословия внешне отличался от представителя другого сословия только одеждой. А внутренне – практически ничем: и те и другие были равно невежественны и умственно и душевно.

Но эпоха Просвещения и дуэли сделали своё дело – у дворянства появились манеры, образованность, понятия о чести, порядочности, какой-никакой нравственный кодекс. Характеристика «благородный» стала не только и не столько про родовитость, но про поведение и поступки. А люди низкого, «подлого» происхождения всеми этими похвальными качествами не обзавелись. Вот тогда-то у слова «подлый» и возникло современное значение – «безнравственный, бесчестный».

«…Зимой в Древней Руси казнили таким способом: в мороз к столбу привязывали провинившегося человека. У ног этого человека стояло ведро с водой и веник. Каждый желающий мог обрызгать казнимого водой, таких людей называли подлецами, потому что они подливали воды, а мерзавцем – того, кто замерзал». Ни один из старинных документов о подобной казни не проронил ни словечка. Но авторов понять можно – ну хочется же, чтобы за такими неприятными словами пряталась и неприглядная история!

Плакат

1. Паспорт

2. Образец ткани

3. Фамильный герб над воротами

До Петра Первого русские люди по своей стране бесконтрольно гуляли на все четыре стороны. Никто не хватал их за рукав, никто не требовал удостоверения личности, да никаких удостоверений личности и не существовало.

Государство брало подати со двора, а сколько там ртов, рук, голов, откуда берутся и куда деваются, его не волновало до тех пор, пока с ростом налогов из-за бесконечных петровских войн не обнаружилась странная закономерность: народу становится всё больше, а дворов – всё меньше. Крестьяне быстро сообразили обносить одним общим забором чуть ли не всю деревню.

Поняв, что его дурят, государство нанесло ответный удар – заменило налог со двора на подушный налог, для чего пересчитало всё мужское население империи, от младенцев до стариков. А чтобы от переписей не бегали, придумало «плакатный паспорт», который давал обладателю право на недолгую отлучку. Таким образом, крестьяне были первыми, кто получил паспорт в царской России, и последними, кто получил его в Советском Союзе: колхозникам выдали «дубликат бесценного груза» только в 1976 году.

Буян

1. Необъезженный жеребец

2. Пристань с торговыми амбарами

3. Вулкан

Буян-пристань и буян-скандалист – друг другу никто, случайные тёзки. Первый буян, видимо, внук «буйны» – бревна, коряги посреди реки. От неё же и ныне здравствующий «буёк». Тот самый поплавок в воде, который в детстве, в сговоре с родителями на полотенце и спасателем на вышке, не пускал подружиться с дельфином или посетить Турцию.

А «буян-скандалист» – результат нравственной деформации «буя», который до тринадцатого века значил – «могучий, рослый, гордый, отчаянно смелый». Помните, в «Слове о полку Игореве» был такой курский князь – Буй-Тур Всеволод? Никаких беспричинных дебошей князь не устраивал – не бузил, не безобразничал. А прозвище своё получил за то, что был «удалейшим из всех Ольговичей, величественным наружностию, любезным душою».

Пожалуй, единственное место, где два буя встретились и даже породнились – город Буй в Костромской области на реке Костроме. С одной стороны, строили его как крепость-пристань: желанных гостей с товаром – приветить, нежеланных, всяких там кочевников со стрелами – вовремя приметить и отогнать. А буй-поплавок на золотом шнурке даже украшал герб города. С другой стороны, крепость была местом, куда ссылали сначала опальных бояр, потом пламенных революционеров, то есть, по мнению властей, людей неуправляемых и опасных.