- -
- 100%
- +
© Дарья Гущина-Валикова, 2023
ISBN 978-5-0055-7560-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I
В последний день года он пробудился поздно, аж в первом часу. Лёг накануне где-то в четыре; стало быть, подсчитал вяло, – восемь часов сна, совсем не хило. Отчего ж тогда голова-то плохая? И отнюдь не с похмелья: наоборот, накануне закончил-таки перевод этой бесконечной рекламной хрени, вчерне. Вчера – вчерне… А потом почти до утра доводил до ума. Одна, короче, тупая работа, никаких возлияний.
Натянув одежду, спустился вниз. Умываться и бриться приходилось прямо тут, на кухне, – в душевом, с туалетом, закутке даже раковины не было. Здесь же, с одной стороны мойки, приколочена сушилка с тарелками, с другой – полочка с зубной щёткой, бритвой и прочими причиндалами. Зеркальце сверху – маленькое, неудобное. Сколько ж ещё сил и денег надо вбухивать в эту хибару!..
Сварив кофею, выбрался на выстуженную терраску за остатками сыра (обзавестись холодильником тоже лишь предстоит). После кофе и бутерброда принял таблетку анальгина и поднялся наверх, к компьютеру.
Накануне Нового года в мире затишье – серьёзных новостей ноль. В почте тоже ничего, даже спама – никто уже не работает в предвкушении великой пьянки. Подумав: хорошо же им, предвкушающим, открыл вчерашнюю статью и начал окончательную правку. С перекурами это заняло достаточно много времени; так что, когда закончил и отправил по адресу (ну, всё, с делами этого года покончено, никаких хвостов на следующий, ура!) – за окнами уже мягко сгустились сумерки.
Снова спустился вниз, сварганил яичницу из последних оставшихся яиц; заодно с нею сжевал и последнюю горбушку. Заваривая кофе, задумался – чем заняться? С друзьями в этот раз они собирались встретиться на Рождество или, может быть, на Старый Новый год, ещё не решили, а вот Новогоднюю эту ночь впервые предстояло провести здесь и в одиночестве. В прокуренном и неубранном доме, без ёлочки и даже без бухла – шампанское, купленное по случаю и воткнутое в сугроб под окном, он, разумеется, один пить не станет, лучше к ребятам его потом прихватит.
Нет, это не дело!.. Он допил кофе и заставил себя прибраться: перемыл посуду, отчистил мойку, подмёл на кухне пол и собрал весь мусор в чёрный мешок. Наверху распахнул все имеющиеся форточки, вытер влажными салфетками комп, поверхность стола, подоконник. Больше никакой мебели тут, под крышей, не было вообще; спал он на матрасе, одежда – частично на плечиках по гвоздям, вбитым в стену, частично – в коробках и сумках. В проходной же комнатушке-предбаннике, откуда шла лестница вниз, теснились горы неразобранных книг. Так что больше по части уборки делать тут особо нечего.
Затем принялся подсчитывать имеющуюся наличность. Увы – денег совсем в обрез. Некоторая сумма вроде бы должна прийти в начале года, а пока… На первые несколько дней надо ухитриться закупить и сигарет, и какой-нибудь простой провизии, и ещё на мобильник хотя бы сотню кинуть. И пивка бы банку, что ли, а то совсем тоска-тоска!..
Ладно, сейчас он оденется, выберется в магазин, потом проводит суматошный год пиццей или, ещё лучше, пельмешками, посмотрит какой-нибудь хороший фильм, да и завалится спать. А завтра – завтра свобода и покой, можно будет хоть весь день с книгой проваляться, никуда не вылезая. А то и над тетрадью посидеть, был бы настрой…
На улице слегка покусывал щёки лёгкий, пожалуй, даже приятный морозец. Снежинки игриво роились вокруг фонарей, будто поднимаясь к свету снизу вверх, а не наоборот – такое создававшееся впечатление всегда его удивляло. Он зашёл выкинуть мусор в закуток с заиндевевшими помойными ящиками и, миновав часть переулка, оказался на длинной улице, пересекавшей посёлок насквозь, от железной дороги до трассы. Там, у трассы, была автобусная остановка, несколько магазинчиков и кафешка быстрого питания; однако, ходу туда было минут пятнадцать, а до железки («линии», как её именовали местные) – семь или пять, если бодрым шагом. Он отправился именно туда, к одинокому пристанционному магазину.
Праздник в посёлке был ощутим повсюду, окна светились почти в каждом доме, у многих калиток притулились машины: москвичи, стало быть, съехались на опустевшие дачи или к своим одиноко зимующим старикам… Приблизившись к магазинчику с ярко освещённым крыльцом, он уверенно дёрнул на себя пластмассовую ручку… Что за дела? Неужели закрыто? Чёрт, ведь и семи ещё нет!.. Ну да, обычно они работают до девяти, вроде, – однако сегодня большой праздник, а тут вам не столица, и продавщица, небось, уже вовсю строгает дома оливье и знать ничего не хочет…
Подошла и остановилась электричка. Человек двадцать вышли из вагонов; пара-тройка из них направились в глубь посёлка, остальные – к переезду, дабы попасть на противоположную сторону. На той стороне был микрорайон соседнего городского образования, с обычными теснящимися многоэтажками. Там имелся целый новейший супермаркет, уж он-то явно будет работать почти до ночи, невзирая ни на что. Ужасно не хотелось туда тащиться, но что поделать? И он тоскливо зашагал вслед за теми припозднившимися горожанами.
Этот маркет, действительно работавший, удивил многолюдьем. Сколько ж, однако, народу ещё не закупилось за несколько часов до курантов! Многие полки при этом были уже разорены почти до основанья, и никаких служащих в форменной одежде, поставляющих новый товар (как их, мерчандайзеры, что ли?), не наблюдалось. Зато повсюду торчали искусственные ёлочки в бантах и шарах, а из динамиков позванивал надоедливый «джингл-бендз». Он побродил по незнакомым отделам, иногда протискиваясь через толпу, что-то нашёл и покидал в свою корзину, складывая в уме цены, которые здесь были заметно выше. Пошёл к кассам. Ничего себе, однако, очереди!..
Покорно пристроившись в хвосте одной из них, он рассеянно порассматривал рекламные ролики на мониторах, потом – очередную ёлку, а потом, от нечего делать, упёрся взглядом в соседку по очереди, следом за которой стоял. Она была не одна, а с ребёнком – тоненькая девушка с мальчишкой лет полутора или около (он не очень-то разбирался в возрасте детей). Тот сидел в тележке среди покупок и хныкал (как я тебя понимаю, малыш!). Девушка с задёрганным и несчастным видом пыталась его успокоить, расстёгивала ему на горловине довольно красивый, белый с лиловым принтом, комбинезон, откидывала капюшон… Но упарившееся дитя не унималось. Девушка уныло повторяла: «Ну, тихо, Терёш, ну немножко осталось!» – хотя маяться предстояло ещё долго. Непохоже как-то, что она мать ребёнка; скорее, старшая сестра или, может, – юная тётка?
Ребёнок, отворачивая от неё страдальчески исказившееся личико, совершенно случайно встретился с ним взглядом. Он машинально подмигнул – и мальчишка вдруг затих, с любопытством воззрившись на незнакомого дядьку. А потом и вовсе улыбнулся в ответ. Глазёнки у него были крошечными, как бусинки, и при этом пронзительно-синего цвета – прямо сапфирчики.
Девушка полуобернулась узнать, что вызвало такую реакцию дитяти, и тут же отвернулась снова. Он успел заметить, что она очень хорошенькая и очень бледная, просто прозрачная. Успокоившийся малыш отвлёкся на разглядывание ближайшего стеллажа с его блескучими жвачками-шоколадками, к которому придвинулись. А он сам, не имевший привычки разглядывать чужие покупки, от скуки занялся именно этим. В тележке соседки, помимо ребёнка, помещались: большая бутыль с водой без газа, гроздь бананов, какие-то баночки с детским питанием; затем упаковка с наполнителем для кошачьего туалета, коробка кошачьего корма и пакет с кормом собачьим. Всё, стало быть, для других: для дитяти (если посчитать, что вода и фрукты – тоже ему) и домашних животных; а что ж тогда себе? Или ты – домработница? Нет, для домработницы слишком юная и какая-то хилая. А для няньки – какая-то неумелая, неуверенная…
Девушка, словно подслушав его мысли насчёт покупок, как-то вдруг заозиралась, в растерянности поглядывая то на свою тележку, то в сторону торгового зала. О чём-то, видать, вдруг вспомнила!..
– Девушка, – произнёс он неожиданно для самого себя, – если вам отойти надо, то – пожалуйста…
Та поглядела на него едва ли не с ужасом: чтоб я оставила тут всё… и, главное, ребёнка – неизвестно на кого?!
Но вдруг подала голос тётка, которая стояла впереди неё и, оказывается, всё видела и слышала:
– Да, конечно, идите, девушка! А мы присмотрим, не волнуйтесь. Всё успеете – вон как медленно тащимся…
– Спасибо, – тихо пробормотала та и метнулась куда-то в глубину зала, а тётка принялась ворковать с малышом.
Девчонка прибежала назад, когда они значительно придвинулись к кассе. Бросила в тележку трофеи – кажется, биойогурты и пачку ржаных хлебцев (ну и ну; если ты всегда этим питаешься, то неудивительно, что так отощала!), торопливо наклонилась к своему сокровищу. Сокровище снова закапризничало, а когда она, наконец, принялась расплачиваться на кассе, вытолкнув тележку из узкого прохода – разревелось в голос. Кассирша уже автоматически кидала его продукты туда же, откуда девушка не успела ещё забрать свои – поскольку ей пришлось взять ребёнка на руки.
– Давайте, помогу, – вынужден был сказать он. После чего сложил в свою корзину и её поклажу тоже, а не поместившуюся бутыль прихватил под мышку.
Они пробрались через людской водоворот пополам с брошенными пустыми тележками, растерянно катающимися тут и там, к столам, где перекладывают покупки (девушка с хнычущим мальчишкой шагала за ним зачарованно, как сомнамбула). Он нашёл там свободный уголок, где разложил её и свои покупки по разным казённым пакетам. Её два пакета оказались куда весомей его единственного…
– Спасибо вам, – сказала девушка и жалобно добавила, кивнув куда-то в сторону запруженного людьми выхода: – У меня там коляска где-то осталась, с ней в зал не пустили…
– Ну, идите, ищите, – посоветовал он и кивнул на её тяжкие пакеты: – а я вас с этим тут пока подожду. И, знаете что, давайте-ка лучше и его вот сюда пока посадим. Он меня не испугается?..
Девушка снова поглядела с ужасом, тесно прижав к себе мелкого, который снова заревел в голос.
– Девушка, я – ну, честное пионерское! – не маньяк-похититель, – сказал он, забирая у неё ребёнка. И тот снова сразу умолк, прильнув к нему вполне доверчиво.
Девушка с видом «Что же я делаю?!» пробормотала: «Я сейчас!» и поспешила на свои поиски. Вернулась, к счастью, быстро, катя коляску, в каких возят детей где-то от года и выше. С явным облегчением обнаружила, что все и всё на месте, и даже робко улыбнулась.
– Похоже, он пригрелся. Как его зовут-то, я не расслышал?
– Терентий.
– Надо же, Терентий! Ну, и меня не хуже – Ксаверий. Хотя все обычно Саввой называют. А вас как?..
– Юлия. Ой, да он у вас заснул, кажется!..
– И хорошо, пускай себе. Только тогда – услуга за услугу: у меня вот в этом кармане сотня должна лежать. Выньте, пожалуйста, и заплатите мне за мобильник, я вам номер продиктую.
Савва кивнул на стоявший невдалеке автомат и повернулся к ней левым боком, продолжая держать ребёнка двумя руками. Девушка неуверенно выудила из кармана его куртки купюру и покорно пошла к автомату, он – следом.
Там она выказала свою неумелость – впрочем, это объяснилось тем, что сама, оказывается, пока привыкла оплачивать телефон в кассе отделения Евросети – не всех их, получается, ещё позакрывали. Он терпеливо диктовал и подсказывал, на какие кнопки нажимать. Завершив, наконец, оплату, девчонка вложила ему чек в тот же самый карман. Потом, не выпуская его из поля зрения, загрузила все пакеты в коляску; привстав на цыпочки, поправила мелкому капюшон. Тогда они, наконец, двинулись к выходу – прямо семейная идиллия со стороны!
Позади остался проклятый ангар, шумный, яркий, бестолковый; впереди – тьма, разреженная фонарями, тишина, редко проезжающие машины. И непрекращающийся снежок.
– Вам куда, Юлия? – осведомился он, предполагая ссадить дитя на коляску, предварительно получив свой пакет, потом поздравить с Наступающим и распрощаться. Он был уверен, что они откуда-то из близлежащих домов.
– Нам… на ту сторону.
– За линию? В посёлок? Надо же, и мне туда!
Девушка бросила на него недоверчивый взгляд, снова заметно замкнувшись.
– Мне в Добролюбовский переулок. Я там живу теперь, с осени. А вы?
– На Полежаева, – не сразу вымолвила та.
– По-моему, это рядом где-то. С Серафимовича свернуть, да? Кстати, вы не знаете, почему все улицы сплошь писательские имена носят? Если не считать Ленина с Энгельсом, и ещё эту… Старых большевиков?
– Точно не знаю. Там, кажется, раньше писатели отдыхать любили…
– Но вряд ли Добролюбов с Полежаевым, – усмехнулся он.
Девушка обиженно сказала:
– Вы уже устали его нести, давайте пересадим…
– Пока ещё ничего. Как устану, скажу.
Они подошли к железной дороге. Опять со свистом пронеслась электричка, на этот раз не останавливаясь, мгновенно прошив чёрно-фиолетовое пространство золотой, чередующимися стежками, нитью.
Миновав переезд, двинулись по безлюдной – народ-то уже, поди, за столы уселся – Серафимовичевской…
– А вы, наверное, там… комнату снимаете? – робко поинтересовалась девушка.
– Да нет, приобрёл недавно в собственность. Часть дома. А вы?
– Я? Я тут… типа, квартирантка.
– А малыш-то, поди, хозяйский?
– Да.
– Чего ж вас вместе с ним в магазин-то погнали так поздно?
Девушка промолчала. Через несколько минут, когда слева нарисовался поворот на Полежаевскую, торопливо сказала:
– Ну, нам сюда…
– Так давайте уж до калитки!..
Она опять бросила испуганный взгляд, но потом наклонила голову и зашагала вперёд с видом: а, будь что будет!..
Дорогу к ним уже сильно замело, но дом оказался близко, в двух шагах от поворота; он даже узнал его в свете фонаря, поскольку однажды, прогуливаясь, ещё обратил внимание: классная, насколько можно рассмотреть из-за крепкого забора, дача, настоящая, подмосковная, старая, с башней-ротондой, белыми наличниками – и выглядит при этом совсем не дряхло, а довольно крепко, основательно и внушительно… Но почему же всё как вымерло, окна темны?
– Так вы одни, что ли, в Новый год остались? – догадался он. – Надо же, а мне казалось – только я тут на весь посёлок пребуду в одиночестве!..
Девушка, отперев калитку, озабоченно спросила:
– Он так и спит, да?
– Похоже, беспробудно.
Савва видел, что отпирать входную дверь со спящим на руках, а потом ещё возвращаться за коляской ей будет совсем непросто, однако напрашиваться на дальнейшую помощь постеснялся. Она ведь и без того дичится – что совершенно понятно…
– Не могли бы вы… раз уж… – Девушка снова выговорила это с видом «боже, что ж я делаю?!».
– Да, конечно, – сказал он тогда, и первым двинулся по дорожке, тоже довольно сильно занесённой снегом. Юлия шла за ним с коляской, и лишь на крыльце он пропустил её вперёд.
Она торопливо отперла дверь и включила свет в прихожей. Раздался вопрошающий мяв, и разноцветная изящная кошечка высунулась навстречу. Не обращая на неё внимания, девушка быстро скинула с себя верхнюю одежду, молниеносно сняла сапоги и наконец, подхватила у него ребёнка. Который, кстати сказать, был не такой уж невесомый!.. Тот пробудился от резкого света, что-то залепетал и захныкал. Но когда с него стянули комбинезон и шапочку (парень-то оказался весь в кудряшках бледно-золотистого оттенка, ну просто принц, царевич-королевич из сказки!), снова смежил веки, опушённые длиннющими ресницами, и отрубился.
– Я только его уложу, ладно? – произнесла девушка и быстро унесла свою ношу – куда-то, кажется, вверх по лестнице.
Уходить не попрощавшись было бы теперь как-то странно. Он подумал, не следует ли внести сюда коляску? Прихожая была просторной, не захламлённой; со встроенной в одну стену молочно-белой кафельной печью – должно быть, отдающей тепло смежной комнате, когда её растапливают. Впрочем, вряд ли её растапливают – печь наверняка давно имеет декоративный характер, вон как начищенная медная заслонка хорошо рифмуется с такой же медной рамой зеркала на противоположной стене, и с латунной решёткой потолочного светильника тоже… Он решил, что коляска тут не к месту, натечёт ещё с колёс на светлый ковролин; её, наверно, можно так и оставить снаружи, под козырьком крыльца, и свой пакет там же. А вот юлины пакеты он всё-таки внёс и водрузил на банкетку, притулившуюся у вешалки.
Ну и жарко же тут, однако…
– Спасибо вам огромное! – горячо воскликнула девушка, возвращаясь в прихожую. – Он просто переутомился сильно, вот и весь режим полетел… Ему ещё поесть бы надо – но опять заснул, как убитый. Я совсем не умею с детьми…
– А как же вы тогда?..
– Да просто у хозяйки – она в Москве живёт – что-то там случилось, а няня уже на праздники уехала. Вот она мне его срочно и закинула…
– Ясно! Весёлый у вас праздник, значит…
– Да уж, – ответила Юлия. И, похоже, наконец окончательно проникнувшись к нему доверием, робко предложила: – Давайте, я чайник поставлю, раз вы никуда не торопитесь. Правда, у меня, к сожалению, ничего особенного нет…
– А вы, похоже, и отмечать сегодня ничего не намереваетесь? Как же так?
– Да так… Мы с подругами седьмого, на Рождество решили собраться. А Новогоднюю ночь они все с родителями проводят… Сюда вешайте. Вот шлёпанцы.
– Удивительно, как у нас с вами всё обстоит похожим образом!..
Она привела его в ту самую, всю во множестве узких окошек, ротонду, откуда наверх поднималась деревянная лестница. Само же помещение оказалось большой кухней, точней, кухней-столовой. Потолок, обшитый уютной тёмно-коричневой вагонкой, с оранжевым дачным абажуром, под ним – овальный стол с венскими стульями, в простенке резной буфет с цветными стёклами – всё старинное, если не сказать старомодное, но при этом носящее печать ухоженности и респектабельности. Ретро-стиль.
Впрочем, собственно кухонный угол был вполне современным: никелированная мойка, большой холодильник и даже отделяющая его вместе с газовой плитой стойка, напоминающая барную, только вместо табуретов к ней примыкала длинная, покрытая лаком скамья. Рядом с ней стоял специальный столик для ребёнка, вокруг – раскиданные игрушки…
– Вы садитесь, – сказала Юля, убирая со скамьи какие-то брошенные детские одёжки, и завозилась у плиты. На другой конец скамьи тут же запрыгнула кошка, настороженно косясь на него узким глазом и явно не желая прикосновений от постороннего.
– А где же собака? – спросил он.
– Собака? – растерянно переспросила девушка, обернувшись.
– Ну, я просто видел, что вы и собачий корм купили тоже…
– А, так это я соседке! Она меня всегда просит прихватывать…
– Надеюсь, не для себя просит? – глуповато пошутил он.
– Нет, конечно! Для псинки своей капризной…
Покуда не закипел чайник – настоящий, огромный, пузатый, не чета новомодным электрическим, девушка успела разобрать и разложить свои покупки, подбросить корма в кошачью миску и даже сбегать наверх, проверить ребёнка.
Наконец она разлила чай в керамические кружки, подав к нему нарезанный лимон и интересное варенье – из яблок и чёрной рябины.
– Красивый дом, – сказал он. – И кто же ваша хозяйка?
– Да так… содержанка, – ответила девушка. И тут же, видимо, смутившись собственной формулировке, торопливо добавила: – Ну, в смысле, ребёнок у неё от крутого. Тот, вроде, им хорошо помогает…
– Понятно. А вы чем занимаетесь?
– Учусь тут рядом… На ландшафтного дизайнера.
– О, прекрасная профессия! Наверно, в этом знаменитом вузе, как там его? – я знаю, он тут где-то неподалеку…
– Три остановки на электричке. Две с половиной даже, если пешком гулять, – подтвердила девушка. – А вы?
– Я переводчик. Отучился уже.
– А… в армии были?
– Нет. Из-за аспирантуры заочной.
Девушка кивнула, опустив глаза, и задумалась. Оттого, что стойка была узкой, она села хотя и напротив него, но чуть на отлёте, и Савва залюбовался её профилем – тонким, как графический набросок… Она очнулась и порозовела от смущения.
– А ёлки, значит, у вас тоже нет? – спросил он беспечным тоном, чтобы хоть как-то вывести её из этого состояния.
– А вот же! – застенчиво улыбнулась Юлия, кивнув куда-то на ближайшее оконце.
Он пригляделся: в отсвете дальнего уличного фонаря за этим оконцем можно было разглядеть еловую ветку, точнее, целую лапу, тянувшуюся от дерева, которое только угадывалось. Её, кажется, оплетали какие-то ленты, гирлянды, присыпанные живым снежком.
– Здорово! Это вы сами придумали?
– Ну да, – подтвердила она.
И вдруг замерла, прислушиваясь. Кажется, к дому подъехала машина, скорее угадал он. Тут же извне донёсся бодрый, нетерпеливый гудок; за ним второй, третий, энергично оповещая округу о своём появлении.
– Похоже, это она! – пробормотала Юлия; лицо её снова стало бледным. – Странно, я была уверена – завтра. И ведь обычно сообщает заранее!..
– Хозяйка? Вам теперь… может влететь из-за меня? – сочувственно осведомился он после паузы.
Та пожала плечами с видом «да нет, но…» И, вздохнув, покорно отправилась к входной двери, откуда вскоре и раздался ожидаемый звонок.
Да, не стоило ему оставаться на чай! Взыграло, понимаешь, любопытство, вот и подвёл девчонку – вряд ли прибывшей дамочке понравится незнакомец в доме…
Хлопнула дверь, из прихожей послышались голоса: юлин, что-то жалобно бормочущий, и другой – звонкий с морозца, слегка нервный, но, пожалуй, скорей бодрый и весёлый, нежели раздражённый.
Он поднялся навстречу входящей молодой женщине, что разматывала на ходу длинный шарф, встряхивая пепельно-русыми, по плечам рассыпающимися волосами.
– Здравствуйте.
– Это Савва, – пискнула девушка из-за её плеча. – Савва, это Лада Алек…
– Да можно без отчества, – прервала её обладательница старинного имени и миловидной, хотя и неброской внешности. – Добрый вечер.
Явно удивлённая, она бегло оглядела и его, и всё помещение, словно говоря при этом: «Ого, да тут, оказывается, не скучают!..» И, в тот же миг обо всём забыв, поспешила по лестнице наверх; Юлия бросилась за ней следом.
Сколько они там, интересно, будут возиться с дитятей? – подумал Савва, машинально разглядывая в столовой зоне навесные полки с керамической посудой и нишу с целой декоративной композицией из сувениров и сухих букетов… К счастью, ждать пришлось не слишком долго – видимо, малыш продолжал благополучно спать; обе хозяйки вскоре неторопливо и расслабленно спустились вниз.
– Так вы, стало быть, наш сосед? – спросила женщина по имени Лада, теперь разглядывая его не торопясь, со сдержанным интересом. – Юля сказала, с Добролюбовского. А конкретно?
– Дом номер три. Точнее, часть его…
– Ах, китайский домик?..
– Китайский? – не понял он.
– Неважно. Долго объяснять… А – как же её? – Анна Антоновна-то жива, я надеюсь?
– Да, конечно. И дочь её, и зять… От меня через стену.
– А ведь там же, по-моему, было три отдельных входа? Или всё давно изменилось?
– Точно, есть и ещё одна часть. У нас такой таунхаус по-советски… Но те жильцы, по-моему, только летом бывают, а сейчас всё закрыто.
– Ясно, – произнесла Лада, и, поглядев на остатки их скромного чаепития, добавила: – А, говорят, вы, Савва, праздновать ничего не планировали? И ты, Юль, значит, тоже? Неправильно это как-то, молодые люди!
Молодые люди разом посмотрели друг на друга и пожали плечами.
– У меня тоже в этот раз всё наперекосяк, – сообщила Лада. – Сорвалась сюда, и только в машине обнаружила, что мобильник дома оставила. Разрешишь мне твоим воспользоваться, а то меня все хватятся? – спросила она у Юлии.
– Конечно, – ответила та.
– … а потом даже не догадалась по дороге в «Ашан» или ещё куда заехать. А может, всё и так давно закрыто… У нас что, совсем шаром покати? Надо в подпол залезть, должно ж там что-то оставаться… Но вот выпить, увы, точно нечего! Это я к тому, что отметить всё равно ведь надо. Который час-то?
– Без десяти девять.
– Ну, если вы, Савва, не против встречи Нового года в самом сурово-аскетичном варианте… то приходите часа через полтора, мы тут с Юлей хоть что-нибудь организуем.
– У меня есть овощи замороженные. С шампиньонами, – робко произнесла Юлия.
– Спасибо за приглашение, – сказал Савва. – А я тут, между прочим, закопал шампанское…
– А вот это здорово! Прямо Вознесенский, – отметила Лада и озабоченно добавила: – И погодка соответствует. Так замело, что машину придётся у ворот оставить, их и не открыть сейчас.