Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга 2

Книга вторая. Исследования по феноменологии конституции. Глава первая. Понятие природы вообще.
(Или: "Общее понятие природы")

§ 1. Предварительное разграничение понятий природы и опыта

(Исключение предикатов значения)

Мы начинаем наши новые рассуждения с природы – точнее, с природы как объекта естествознания. Прежде всего можно сказать, что природа – это совокупный пространственно-временной «универсум», вся сфера возможного опыта: поэтому мы привыкли считать выражения «естествознание» и «опытная наука» синонимами.

Универсум, совокупность мира, конечно, включает в себя всё «мирское», но не всё в полном смысле, не каждый возможный индивидуальный объект. Следовательно, возникает вопрос: как именно следует определять природу и восприятие природы, опыт природы? Мы сказали вначале, что природа – это область трансцендентных, а именно пространственно-временных реальностей. Однако, как вскоре выяснится, понятие реальной пространственно-временной объективности недостаточно. Сразу станет очевидно, что не все предикаты, которые в действительности приписываются пространственно-временным реальностям и фактически нами приписываются, принадлежат к сущности природного объекта как коррелята идеи естествознания. Наше рассмотрение, однако, направлено именно на природу в этом коррелятивном смысле.

Характер этой науки никоим образом не заключается в произвольном ограничении выбора своих объектов или предикатов, относящихся к ним. Скорее, в основе естествознания всегда лежит некая идея сущности природы, пусть даже неявная. Соответственно, сознание, функционирующее как естественнонаучный опыт (а значит, и как мышление, связанное с этим опытом), обладает своей существенной феноменологической единственностью, и это сознание имеет своим коррелятом природу. Определяющая «апперцепция» заранее устанавливает, что является или не является объектом естествознания, а значит, что есть или не есть природа в естественнонаучном смысле. Задача состоит в том, чтобы прояснить это.

Уже с самого начала ясно, что все предикаты, которые мы приписываем вещам в категориях приятного, прекрасного, полезного, практической пригодности или совершенства, остаются полностью за пределами рассмотрения (ценности, блага, цели, орудия, средства и т. д.). Они вовсе не интересуют естествоиспытателя; они не принадлежат природе в его смысле.

Объяснение сложных моментов:

1. «Природа как коррелят естествознания» – Гуссерль подчеркивает, что природа в научном понимании не просто «всё существующее», а то, что конституируется (формируется) в сознании через научный опыт. Это перекликается с кантовской идеей о том, что природа как объект науки – это не «вещь в себе», а конструкция рассудка («Критика чистого разума»).

2. «Предикаты значения» – Гуссерль исключает из научного рассмотрения ценностные и телеологические (целевые) характеристики. Это напоминает Макса Вебера с его принципом «свободы от оценки» (Wertfreiheit) в науке.

3. «Апперцепция» – термин, заимствованный у Лейбница и Канта, означает предустановленную схему восприятия, которая организует опыт. У Гуссерля это «правило», определяющее, что входит в научную картину природы.

4. «Трансцендентные реальности» – в феноменологии это объекты, выходящие за пределы непосредственного сознания (например, физические вещи). Их «конституция» – процесс, благодаря которому они обретают смысл в опыте.

Важно: Гуссерль задает рамки феноменологического анализа природы, исключая всё, что не относится к «объективному» научному описанию. Это подготовка к исследованию того, как сознание конституирует материальную природу.

§ 2. Естественно-научная установка как теоретическая установка.

Это станет понятным, если мы внимательнее рассмотрим характер установки субъекта, который созерцает и мыслит естественно-научным образом. Через феноменологическое описание этой установки мы узнаем, что так называемая «природа» есть не что иное, как интенциональный коррелят опыта, осуществляемого в этой установке. Наш подход сначала будет следующим: тематическая установка опыта природы и опытного исследования естествоиспытателя является доксически-теоретической. Ей противостоят другие установки: а именно, оценивающая (в самом широком смысле – оценка прекрасного и доброго) и практическая установка. Это различение установок, очевидно, отсылает к соответствующему субъекту, и потому мы говорим о теоретическом или познающем субъекте, об оценивающем и практическом субъекте.

Для теоретического субъекта природа налична; она принадлежит его коррелятивной сфере. Конечно, это не означает, что природа уже полностью определена как коррелят возможного теоретического, познающего субъекта. Природа есть объект возможного познания, но она не исчерпывает всей сферы таких объектов. Природа как таковая не содержит ценностей, произведений искусства и т. д., хотя они тоже являются объектами возможного познания и науки. Но пока наше рассмотрение будет общим.

Объяснение сложных моментов:

1. Интенциональный коррелят – термин из феноменологии Эдмунда Гуссерля, означающий, что объект (в данном случае «природа») существует для сознания только как нечто, на что направлено его внимание (интенция). То есть природа не существует сама по себе, а конституируется в акте познания.

2. Доксически-теоретическая установка – «докса» (греч. δόξα) означает «мнение» или «первичное убеждение». Здесь речь идет о теоретической позиции, которая исходит из естественной веры в существование мира (аналог «естественной установки» у Гуссерля).

3. Оценивающая и практическая установки – отсылка к различению между:

– теоретическим познанием (наука),

– аксиологическим (ценностным) отношением (этика, эстетика),

– практическим действием (воля, поступки).

Это разделение восходит к Канту («Критика чистого разума», «Критика практического разума», «Критика способности суждения»).

4. Природа как «чистая природа» – здесь подчеркивается, что естествознание абстрагируется от ценностей и искусства, что напоминает методологический натурализм (например, у Гуссерля в «Кризисе европейских наук»).

Ссылки на других философов:

– Гуссерль («Идеи к чистой феноменологии») – различение естественной и феноменологической установки.

– Кант – разделение теоретического, практического и эстетического разума.

– Хайдеггер («Бытие и время») – критика «теоретической установки» как производной от практического бытия-в-мире.

Важно: Этот параграф показывает, как феноменология анализирует научное познание, выделяя его специфику среди других модусов сознания.

§ 3. Анализ теоретической установки, теоретического интереса

Теоретическая установка: что это означает? Она определяется не просто через те осознанные переживания, которые мы называем доксическими (объективирующими), такими как представление, суждение, акты мышления (при этом мы всегда имеем в виду ненеутрализованные акты), ведь доксические переживания встречаются и в оценочной, и в практической установке. Напротив, её специфика заключается в способе, каким такие переживания выполняются или осуществляются в функции познания.

Вообще говоря, происходит не только то, что фокус субъекта проходит через переживания к тому, что представлено, воспринято, вспомнено, осмыслено; скорее, субъект живёт в этих актах, причём в феноменологически значимом смысле. Одно дело – видеть, то есть вообще переживать, испытывать, иметь что-то в поле восприятия, и совсем другое – внимательно осуществлять акт видения в специфическом смысле, «жить» в видении в привилегированном смысле, активно участвовать в «веровании» и суждении как Я в строгом смысле, совершать акт суждения как cogito, направлять активный фокус на объективное, быть направленным специфически интенциональным образом.

Опять же, одно дело – вообще быть сознающим, что небо голубое, и совсем другое – жить в осуществлении суждения («что небо сейчас голубое») внимательно, эксплицитно схватывая, специфически интенционально. Доксические переживания в этой установке, в этом способе эксплицитного осуществления (я мыслю, я совершаю акт в строгом смысле, я полагаю субъект и затем предикат и т. д.), мы называем теоретическими актами. В них не просто объект имеется для Я, но Я как Я направлено на него внимательно (и затем следует мышление, активное полагание), и таким образом оно одновременно направлено на объект схватывающим образом: как «теоретическое», оно в подлинном смысле объективирующее.

Объяснение сложных моментов:

1. Доксические переживания (от греч. doxa – мнение) – термин Гуссерля, обозначающий акты сознания, связанные с верой (убеждённостью) в существование объекта. Например, просто видеть дерево (даже без размышлений) – уже доксический акт, так как есть неявная уверенность в его реальности.

2. Ненеутрализованные акты – акты, в которых сознание не возде

рживается от суждения о существовании объекта (в отличие от эпохе – феноменологической редукции).

3. Cogito – отсылка к Декарту («Cogito, ergo sum»), но у Гуссерля это не просто «я мыслю», а акт сознания, в котором Я активно полагает объект.

4. Интенциональность – ключевое понятие феноменологии: сознание всегда направлено на объект (Брентано, Гуссерль). Здесь подчёркивается разница между пассивным наличием объекта в сознании и активным схватыванием.

5. Объективирующее сознание – не просто воспринимает, но тематизирует объект как предмет познания (ср. с Хайдеггером, у которого «теоретическая установка» – это особый модус присутствия в мире).

Связи с другими философами:

– Декарт: Гуссерль использует cogito, но переосмысляет его как интенциональный акт.

– Брентано: понятие интенциональности заимствовано у него, но у Гуссерля оно углубляется.

– Хайдеггер: позже критиковал гуссерлевскую «теоретическую установку» как вторичную по отношению к практическому бытию-в-мире («Бытие и время»).

Важно: Этот параграф показывает, как Гуссерль отличает естественную установку (пассивное переживание) от феноменологической (активное познание через рефлексию).

§4. Теоретические акты и «предданные» интенциональные переживания .

Предположим, что субъект (понимаемый здесь всегда как Я, неотделимо принадлежащее каждому cogito, как чистый субъект) является теоретическим субъектом в указанном смысле – чем он бывает лишь периодически. В таком случае он будет «объективирующим» в специфическом смысле этого слова: схватывать и полагать в качестве сущего (в модусе значимости доксической интенции бытия) объектность соответствующего смысла, а затем определять её в экспликативных синтезах, возможно, в предикативно-сужденческих.

Однако эта объектность уже сознательно конституирована до данных теоретических актов – посредством определённых интенциональных переживаний, но отнюдь не всех, которые можно выделить в чистом субъекте как относящиеся к этой объектности. Иными словами, их соотнесённость с объектом не означает, что фокус специфической интенции, управляющей всеми теоретическими актами, проходит сквозь них; скорее, он проходит лишь через те переживания, которые являются смыслообразующими или определяющими для теоретически схватываемого объекта как такового.

Остальные переживания (например, эмоциональные или переживания особого рода) действительно переживаются; как интенциональные, они также конституируют – но новые объектные слои для данного объекта, в отношении которых субъект не находится в теоретической установке. Следовательно, они не конституируют теоретически полагаемый и сужденчески определяемый объект как таковой (или не участвуют в его определении в теоретической функции). Лишь благодаря сдвигу теоретического взгляда, изменению теоретического интереса, они выходят из фазы дотеоретической конституции в теоретическую: новые смысловые слои входят в рамки теоретического смысла, и новый объект (то есть объект, интендированный в новом, более собственном смысле) становится предметом схватывания и теоретического определения в новых теоретических актах.

При этом тотальная интенция сознания существенно изменяется, а акты, ответственные за придание иных смыслов, также претерпевают феноменологическую модификацию. Насколько это необходимо, видно из того, что даже теоретические акты, посредством которых чистый субъект относится к данной объектности, ограниченной конститутивным смыслом (например, к объекту природы), – независимо от того, выступают ли они как субъективирующие, атрибутирующие, собирающие, релятивизирующие и прочие акты, – одновременно выполняют и конститутивную функцию. Таким образом, конституируются «категориальные» объектности (в строго определённом смысле – объектности мышления), которые, однако, сами становятся теоретическими объектами лишь тогда, когда теоретический субъект интенционально направляет свой схватывающий взгляд на эти новые объектности (например, на положения дел, совокупности и т. д.) и совершает новые акты, полагающие их в их бытии и определяющие теоретически – то есть акты субъекта, предиката и т. д. более высокого уровня.

Относительно этих актов высшего уровня (всегда инициируемых сдвигами фокуса специфической интенции, которые можно назвать особым видом «рефлексии»), категориальные объектности, конституированные в предшествующих теоретических актах, являются предданностями. (Аналогичная ситуация имеет место и в других случаях, например, когда эмоциональные акты функционируют как предконституция.)

Если происходит сдвиг фокуса, то преддающие акты (в нашем случае – категориальные) уже завершились в модусе своей изначальной реализации. Теперь они больше не являются активными шагами спонтанного интендирования и теоретического определения, субъект-полагания и предикат-полагания, поэтапного собирания и т. д. Они сохраняются лишь в иной, существенно модифицированной форме – как «ещё-сознавание» конституированного и его удержание (что также происходит уже в процессе развёртывания категориальных актов по отношению к предшествующим в цепи) и, далее, именно как отражение интенционального луча на его синтетические «результаты».

Эти сложные взаимосвязи действительно требуют внимания и понимания. Одновременно необходимо осознать, что специфический характер теоретической установки и её теоретических актов (реализация которых делает субъект теоретическим субъектом) заключается в том, что в них уже заранее, в определённом смысле, преднамечены объекты, которые впервые станут теоретическими. То есть они уже конституированы дотеоретически, но ещё не присвоены теоретически и не являются объектами, интендированными в преимущественном смысле, а тем более – объектами теоретически определяющих актов.

Как видно из сказанного, «предданные» объекты сами могут «проистекать» изначально из теоретических актов и в этом отношении уже быть теоретическими объектами. Это может происходить различными способами:

1. В виде только что конституированных в спонтанно совершённых теоретических актах объектов,

2. Затем – в виде направления теоретическим субъектом схватывающего интенционального взгляда на конституированное.

Это становится возможным благодаря тому, что различные спонтанные стадии акта удерживаются в сознании после их исполнения – именно в модифицированной форме пассивных состояний, и, наконец, в конце всего мыслительного процесса сознание предстаёт как единое состояние, которое, по аналогии с простым представлением, может функционировать как преддающее сознание и принимать новое теоретическое направление фокуса на объект, осознаваемый как единство.

Однако очевидно, что возможны и другие случаи. Например, положение дел, конституированное ранее в спонтанном и артикулированном мышлении, может «всплыть вновь» в форме внезапного воспоминания – через репродуктивную модификацию конечного результата прежнего мышления, которая теперь функционирует как преддающее сознание для актов новой теоретической установки. То же самое относится и к теоретическим «озарениям», в которых новые (а не просто воспроизведённые) положения дел возникают как достоверности, возможности или вероятности и служат «стимулом» для связанного с ними мышления.

Очевидно, что предданности любых актов теоретической установки (то есть категориальные акты, совершённые в изначальной спонтанности мышления) не всегда могут отсылать к теоретическим актам, из которых они проистекают. Таким образом, в каждом случае мы приходим к предданным объектностям, которые не порождены теоретическими актами, а конституированы в интенциональных переживаниях, не привносящих в них ничего от логико-категориальных образований.

До сих пор мы говорили исключительно о предданностях теоретических актов. Однако то же самое относится и к другим спонтанным актам и их предданностям, поэтому здесь требуется дополнение.

Параллельно теоретической установке существуют аксиологическая и практическая установки. В этом отношении можно установить аналогичные результаты.

Акты оценивания (в самом широком смысле – любые акты удовольствия/неудовольствия, акты позиционирования в аффективной сфере и акты, совершаемые в единстве аффективного сознания в свойственных ему синтезах) могут относиться к предданным объектностям, и их интенциональность оказывается конститутивной для объектностей более высокого уровня – аналогов категориальных объектностей в логической сфере. Таким образом, мы имеем дело с классом объектностей, конституированных как спонтанные продукты, как политетические образования политетически объединённых актов (связанных в единстве одного конститутивного акта), которые их производят. Это не просто объектности, основанные вообще (и в этом смысле – объектности высшего уровня), но именно объектности, изначально конституированные как спонтанные продукты, и только как таковые они могут быть даны в первоначальной данности.

Проясним это на примере. Ранее мы противопоставляли простое осознание (например, видение голубого неба) и теоретическое исполнение этого акта. Однако мы больше не совершаем видение в этом эминентном смысле, когда, видя сияющее голубое небо, погружаемся в восхищение им. В этом случае мы находимся не в теоретической или познавательной установке, а в аффективной.

С другой стороны, даже если мы приняли теоретическую установку (как физик, наблюдающий голубое небо), удовольствие может сохраняться – но тогда мы не живём в нём. В зависимости от смены установки происходит существенная феноменологическая модификация удовольствия, видения и суждения.

Эта характерная смена установки принадлежит, как идеальная возможность, всем актам, и ей всегда сопутствует соответствующая феноменологическая модификация. То есть все акты, которые изначально не являются теоретическими, могут быть преобразованы в таковые посредством изменения установки.

Мы можем смотреть на картину «с восхищением» – тогда мы живём в эстетическом удовольствии, в ценностной установке. Но мы также можем судить о картине (как искусствовед или историк искусства) как о «прекрасной» – тогда мы живём в теоретической или сужденческой установке, а не в оценочной.

Если под «оцениванием» понимать акт чувства, в котором мы живём, то это не теоретический акт. Но если понимать его (как часто происходит из-за двусмысленности) как оценку в форме суждения (например, предикацию о ценности), то это будет теоретический акт, а не акт чувства.

В ценностном суждении, возникающем из установки эстетического наслаждения, произведение искусства является объектом совершенно иным образом: оно интуируется не только в чувственной интуиции, но и в аксиологической. В эстетическом наслаждении (как акте) объект есть объект наслаждения, тогда как в эстетическом суждении он становится объектом в доксотетическом смысле – данным с характером эстетической привлекательности (его «что»). Это новая «теоретическая» объектность, а именно – объектность высшего уровня.

Переходя от простого чувственного восприятия к эстетической оценке, мы получаем не просто вещь, а вещь со значением ценности – ценностную вещь. Эта ценностная объектность (включающая в свой смысл «что» ценности) является коррелятом теоретического схватывания ценности и, следовательно, объектностью высшего уровня.

Заметим, что первоначальное ценностное суждение (или любое сознание, изначально конституирующее ценностный объект) необходимо содержит в себе компонент из сферы чувств. Наиболее изначальная конституция ценности происходит в чувствах – в дотеоретическом (в широком смысле) наслаждении чувствующего Я-субъекта, для чего я ещё несколько десятилетий назад в своих лекциях ввёл термин «ценностное восприятие» (Wertnehmung). Этот термин обозначает в сфере чувств аналог восприятия (Wahrnehmung) в доксической сфере, означающего первоначальное присутствие Я перед самим объектом.

Подобно тому как существует пустое интендирование в познании (например, ожидание объекта), так и в чувствах есть пустое чувствование, которое наполняется в акте наслаждения. Эта параллель и выражается в терминах «восприятие / ценностное восприятие».

То же самое относится и к сфере воли. Мы можем жить в волевом решении или же теоретически судить о том, что воля требует, предписывает и т. д.

Таким образом, речь идёт об универсальных сущностных свойствах, присущих всем актам, построенным на основе других. Субъект может изначально жить в исполнении одного акта, а затем – благодаря изменению установки – перейти в теоретическую позицию, где объект становится теоретическим объектом, то есть объектом полагания бытия, в котором Я схватывает и определяет его как сущее.

Объяснение сложных моментов и философские параллели.

1. «Предданность» (Vorgegebenheit) – ключевое понятие, означающее уже-конституированную-до-теоретического-акта объектность. Это перекликается с гуссерлевской идеей «горизонта» (Horizont) – предструктурированного поля возможных значений, в котором объект всегда уже дан до его эксплицитного тематизирования.

2. Категориальные объектности – объекты, конституированные в логических актах (например, положения дел, множества). Здесь Гуссерль развивает идеи, заложенные в «Логических исследованиях» (1900–1901), где он анализирует категориальное восприятие (усмотрение связей, а не только чувственных данных).

3. Аналогия между восприятием (Wahrnehmung) и «ценностным восприятием» (Wertnehmung) – важный момент, показывающий, что аксиологическая сфера (ценности) имеет свою интенциональную структуру, аналогичную когнитивной. Это сближает Гуссерля с Максом Шелером, который в «Формализме в этике и материальной этике ценностей» (1913–1916) также утверждает, что ценности схватываются в особых эмоциональных актах.

4. Модификация установки – переход от естественной или эмоциональной позиции к теоретической напоминает «эпохе» (воздержание от суждений о бытии) в феноменологической редукции, но здесь акцент делается на смене модуса интенциональности.

5. Спонтанность и пассивность – различение между активными (теоретическими, волевыми) и пассивными (удерживающими, ассоциативными) синтезами развито в «Анализах пассивного синтеза» Гуссерля и предвосхищает идеи Мерло-Понти о «плоти мира» как дорефлексивном фоне опыта.

Важно: данный параграф раскрывает динамику конституции объектов в различных модусах сознания, подчёркивая примат практического и аффективного опыта над теоретическим – тему, которая получит дальнейшее развитие в феноменологии Хайдеггера (бытие-в-мире) и Сартра (эмоции как способы схватывания мира).

§5. Спонтанность и пассивность; актуальность и неактуальность сознания.

Эта способность, это Я-могу субъекта, всегда может быть .что было «дотеоретически» осознанным и объективным, «подлинно» приходит в сознание в своей объективности в последующем «раскрывающем» рефлексивном теоретическом схватывании.

Здесь также следует отметить, что благодаря многообразному переплетению теоретических и иных актов возникают существенные феноменологические различия, которые легче увидеть, чем четко разграничить. Прежде всего, именно в связи с ними мы говорим о теоретической, аксиологической и практической установках, указывая тем самым, что «иметь интенциональные переживания в связи сознания» и «самостоятельно осуществлять акты как спонтанности» еще не означает занимать позицию, направленную на их объекты, и, более конкретно, не означает находиться в теоретической установке, ориентироваться на ценности или на акты вообще, на практическое – в каком бы широком смысле это ни понималось.

Мы находимся в такой установке только тогда, когда живем в соответствующих актах в привилегированном смысле: то есть направлены на их объекты особым образом. Здесь пересекаются различия двух видов.

1) Во-первых, различие между актом, осуществленным вполне спонтанно (в случае многоуровневых актов имеются артикулированные ступени), и сознанием, в котором объективность, которая должна быть конституирована через этот акт, «пассивно» присутствует в сознании в спутанном состоянии.

Каждый спонтанный акт после своего осуществления неизбежно переходит в спутанное состояние; спонтанность, или, если угодно, активность (чтобы выразиться точнее), переходит в пассивность, хотя и такого рода, что – как уже было сказано – она отсылает обратно к изначально спонтанному и артикулированному осуществлению.

Эта обратная отсылка характеризуется как таковая Я-могу или способностью, которая, очевидно, принадлежит ей, «реактивировать» это состояние, то есть преобразовать его в производство, которое осознается как «повторение» того порождения, из которого оно ранее возникло и в котором оно «снова» в конечном счете, как то же самое состояние, возникает и позволяет возникнуть в себе тому же самому результату – тому же самому конечному смыслу с той же самой значимостью.

Однако, как мы видели, такое состояние может аналогичным образом стать присутствующим в сознании, не возникнув таким образом – как вторичная пассивность – из только что завершившейся спонтанности.

2) Если мы остаемся теперь в сфере спонтанного осуществления актов, то, согласно предыдущему разъяснению, могут возникать различные спонтанности, накладывающиеся друг на друга, с различной феноменологической значимостью:

– с одной стороны, как доминирующая спонтанность – та, в которой мы предпочитаем жить,

– с другой стороны, как поддерживающая или сопутствующая спонтанность – та, которая остается на заднем плане, то есть та, в которой мы не предпочитаем жить (акты, характеризуемые как акты «интереса», независимо от их дальнейших специфических интенциональных свойств).

Например, мы получаем радостное известие и живем в радости. Теоретическим актом является тот, в котором мы осуществляем акты мышления, конституирующие для нас само известие; но этот акт служит лишь основанием для акта чувства, в котором мы предпочитаем жить.

Внутри радости мы «интенционально» (с чувственными интенциями) обращены к радостному объекту как таковому в модусе аффективного «интереса». Здесь акт обращения к радости обладает более высокой значимостью; это главный акт.

Но возможна и обратная ситуация: то есть может произойти смена установки – от радостной к теоретической. Тогда мы живем в теоретическом сознании (мы «теоретически заинтересованы»), и теоретический акт дает «главное». Мы можем по-прежнему радоваться, но радость остается на заднем плане – так происходит во всех теоретических исследованиях.

Там мы принимаем теоретическую установку, даже если одновременно могут осуществляться спонтанные и живые обращения, порождающие радость – например, живое чувство красоты явлений, возникающих в физико-оптических исследованиях.

Где-то в глубине сознания может даже созреть решение показать эти красивые явления другу, но мы все еще не в практической установке, а продолжаем оставаться с «темой» теоретической установки (кратко говоря, теоретической темой).

Снова возможен обратный переход – тогда мы оказываемся в практической установке и остаемся в ней, непрерывно следуя «практической теме», в то время как какое-то явление, близкое к нашим прежним теоретическим интересам, случайно привлекает наше внимание. Однако оно не становится для нас теоретической темой; оно остается в подчиненной роли в контексте практики – если только мы действительно не меняем практическую установку на теоретическую, не оставляем практическую тему, чтобы принять теоретическую.

Возможно, этого неполного описания будет достаточно, чтобы дать читателю достаточно ясное представление о феноменологических различиях, которые я здесь имею в виду.

Теперь, в таких тематических переплетениях, постоянно конституируются новые объективности, возможно, со все более высокими конститутивными слоями – в зависимости от того, возникают ли они из теоретических, оценочных или практических актов – и обладают тематической значимостью, смысл которой различен в зависимости от установки.

В частности, через переход к теоретической установке они снова и снова могут становиться теоретическими темами. Тогда они становятся объективными в особом смысле: они схватываются и становятся субъектами предикатов, которые определяют их теоретически, и т. д.

Естественно, аналогичным образом мы сталкиваемся во внетематической сфере, в сфере пассивности, с различными объективностями, которые осознанно (а значит, посредством интенциональности, сколь бы «спутанной» она ни была) отсылают к таким связям.

Объяснение сложных моментов и философские параллели.

1. Спонтанность vs. пассивность.

– Спонтанность (у Гуссерля) – это активное, осознанное осуществление актов (например, мышление, волевое действие).

– Пассивность – состояние, в котором объекты даны без активного участия Я (например, фоновые восприятия, ассоциации).

Эта дихотомия перекликается с:

– Кантом (спонтанность рассудка vs. рецептивность чувственности),

– Фихте (Я как активное начало, полагающее не-Я),

– Бергсоном (различие между автоматическим и свободным действием).

2. Реактивация и повторение.

Гуссерль говорит о возможности реактивировать прошлые акты – это ключевая идея его феноменологии времени (см. Лекции по феноменологии внутреннего сознания времени).

3. Теоретическая, аксиологическая и практическая установки.

– Теоретическая – направлена на познание (ср. с эпохе Гуссерля).

– Аксиологическая – ценностное отношение (влияние Брентано и Шелера).

– Практическая – действие (связь с прагматизмом и Хайдеггером).

4. Интенциональность и интерес.

Понятие «интереса» близко к:

– Ницше («перспективизм» – мы видим то, что значимо для нас),

– Хайдеггеру («забота» как структура Dasein).