Глава 1
Грохот вломился в сон – нагло, без стука. Где-то на третьем этаже разбилось стекло, а потом – глухой удар, будто опрокинули шкаф. Дом на Уитта-роуд содрогнулся, передавая вибрацию прямо в её подушку.
Нэтали резко открыла глаза.
Шесть утра. Ещё двадцать восемь минут до будильника – но теперь уже не уснёшь.
– Ну сколько можно… – выдохнула она в подушку, чувствуя, как раздражение медленно поднимается от сжатых кулаков к вискам.
В горле застрял колючий комок гнева. Она ясно представила, как врывается к соседу сверху и швыряет ему в лицо будильник. Но вместо этого – глубокий вдох. Пять секунд. Десять.
Съемное жилье в Лондоне – клетка с позолотой: хочешь вырваться, но за дверью только промозглый ноябрь.
Спать уже не хотелось. Когда она потянулась, спина отозвалась тупой болью – этот старенький диван за год так и не принял форму её тела, будто сопротивлялся. Как и она…
Нэтали медленно провела взглядом по комнате.
Крохотная квартирка на втором этаже – типичное лондонское «гнездо» для тех, кому не хватает на что-то приличное: облупленные обои в горошек, диван, провалившийся посередине.
И ковры. Много ковров!
Хозяйка, фанатично следующая советам астролога, каждые два месяца тащила новый. Они лежали повсюду – под столом, в ванной, даже кругленькие-маленькие на стульях. «Моя квартира, мои правила», – бубнила старуха на все возражения. Со временем Нэтали смирилась.
– Аллилуйя! – выдохнула она, когда грохот прекратился. Тишина оказалась хуже – в ней слишком громко звучали воспоминания.
Обернувшись в плед, Нэтали побрела на «кухню» – если три квадратных метра с раковиной и плитой можно так назвать. Вся квартира представляла собой одну комнату-трансформер: кухня плавно перетекала в гостиную, которая ночью становилась спальней. Широкий подоконник выполнял функции стула, кресла и местом для курения.
Она сделала несколько глотков воды – ледяной, как взгляд матери в день, когда отец ушёл. Но едва расслабилась – новый удар сверху заставил её закатить глаза. Где-то в груди щёлкнуло, как в её любимой музыкальной шкатулке, когда механизм ломался.
Кофе зашипело на плите. Запах горький, как у матери по утрам, когда та варила его «с любовью» для отца.
Она закрыла глаза – и перед ней всплыла детская: голубые обои с облаками, за которые она так отчаянно боролась. Бумажные звёзды на потолке, которые вырезала ночами, воссоздавая отцовские созвездия. Гирлянда, превращавшая потолок в ночное небо – единственное, что не обманывало.
Но больше всего она любила, когда отец возвращался с работы.
Она бросалась к двери, чтобы первой рассказать ему всё. А потом – её любимые вечера: он, уставший, ложился с ней на кровать и рассказывал о космосе, о далёких мирах…
– Папулечка, ну пожалуйста, ещё чуть-чуть! – умоляла она.
И он неизменно сдавался, иногда засыпая рядом, обняв её.
Но и материнского внимания ей не хватало. Оливия всегда была занята уборкой, стиркой, готовкой. Нэтали приносила ей свои рисунки, надеясь на похвалу, но чаще слышала лишь рассеянное «угу» или, что хуже, – «мазня!», если случайно пачкала краской мебель. Она научилась не показывать обиды, но чувство ненужности росло с каждым днём. Она сидела на кухонном полу, следя за юбкой матери, мелькавшей между столом и раковиной. «Сегодня спросит. Обязательно спросит, как прошёл мой день», – мысленно шептала она, но Оливия проходила мимо, неся стопку тарелок.
Школа научила её главному: доверие – синонимом глупости. После того как она поделилась бутербродом с мальчиком из параллельного класса, наутро её тетради плавали в унитазе, а позже на руках маркером красовалось «ГОРИЛЛА».
– Дралась? – даже не повернулась мать, скребя сковороду.
– Упала, – соврала Нэтали, разглядывая синяк на колене. Помощи ждать было неоткуда.
Спасение принёс рассказ про медвежонка в шляпе. Отец подарил эту книгу на её день рождения. Нэтали проглотила историю за вечер, а утром положила в рюкзак мармеладный сэндвич – «Вдруг Паддингтон проголодается?»
Мать однажды нашла в своей сумке такой подарок. Она так тогда кричала: «Хватит жить в сказках!»
Чтобы дочь не грустила, отец впервые решил сводить её в кинотеатр.
Белль на экране перелистывала страницы, и Нэтали почувствовала, как что-то щёлкнуло у неё внутри.
– Пап, я хочу, чтобы меня звали Белль, – прошептала она, когда героиня танцевала с Чудовищем. На следующий день в её комнате появилась шкатулка: при открытии фигурки кружились под любимую девочкой мелодию. Она заводила музыку снова и снова, пока краска с Белль не стёрлась от прикосновений.
А потом что-то пошло не так…
Отец начал чаще пропадать на «работе», а иногда и вовсе не приходил домой. Подарки не радовали. Нэтали воспринимала их, как попытку загладить вину. Она пыталась поговорить с отцом, но в ответ слышала: «Миллион фунтов, Нэт. Тогда всё изменится».
Маленькая Нэтали не понимала, почему этот миллион стал важнее дочери.
Тогда ей пришла в голову идея.
Нэтали достала любимую розовую тетрадь, куда записывала мечты и обвела карандашом «Папина мечта 1000» – ведь все мечты из этой тетрадки исполнялись.
– Мало, – он усмехнулся и дописал нули. «1 000 000».
Так начался их ритуал. Каждый вечер она спрашивала:
– Ну что, папочка, получилось?
Он молча переписывал ту же цифру. Миллион оставался таким же далёким…
Когда он не приходил домой ночевать, Нэт рассаживала плюшевых зверей по его стороне кровати. Но они не могли заменить тёплые объятия отца. Ни одна игрушка не могла восполнить ту пустоту, которую она ощущала без отцовской любви и заботы. В тишине комнаты Нэтали плакала, утирая слёзы рукавом пижамы, и верила, что, если стереть все нули, папа вернётся.
Но ничего не изменилось…
Наступила просто привычка. Отношения между родителями трещали. Хотя Нэтали верила, что ей кажется. Томас пытался, что-то дарил матери, но той нежности, которую помнила Нэт, уже не было. А мать, словно сломанный комбайн вымещала ярость на дочери.
До тошноты знакомый спектакль: стоит Томасу переступить порог – и перед ним уже другая женщина. «Солнышко», «зайка», ложная нежность в голосе. Нэтали запиралась в комнате, впиваясь взглядом в потолок, где бумажные звезды теперь напоминали о лучших днях. Только книги оставались лекарством – они не врали, в отличие от людей.
В день шестнадцатилетия она все ещё ждала чуда. Надеялась, что за праздничным столом отец протянет ей ту самую шкатулку (новую, не поцарапанную). Вместо этого получила нож в спину:
– Я разлюбил твою мать.
Голос был знакомым, но слова казались чужими. Нэтали замерла, заметив, как пошло блестят его новые туфли – чёрные, намеренно начищенные для этого дня. В груди что-то щелкнуло, как в той шкатулке, когда ломался механизм.
И тогда всё потеряло смысл…
За его спиной стояла Чужая. Их совместное фото в голове Нэтали рвалось, как плохой коллаж.
Идеальный образ отца-героя рухнул…
Она не верила, что он смог бросить свою «любимую принцессу» ради…
Материнский крик разрезал воздух. Хрустальный бокал с надписью «Самой любимой дочке» разлетелся о стену, оставив на обоях брызги шампанского.
Так и закончилась её идеальная жизнь…
Она возненавидела не только отца, но и день, забравший у неё всё: детство, семью, надежды…
Стоя с закрытыми глазами, она дрожала от воспоминаний. Нэтали помнила каждое слово, выкрикиваемое матерью и то чувство неутешной обиды, когда мама безжалостно швырнула об стену любимую шкатулку, и та разлетелась на мелкие кусочки. Помнила ту боль, когда Оливия срывала со стен семейные фотографии, постеры и бумажные звёзды, уничтожая маленький мир Нэтали, который дочь так бережно строила с рождения и до…
Нэтали открыла глаза, сжав губы в тонкую линию.
«Любви не существует», – эту фразу она вбила себе в сознание.
Но, несмотря на всё это, сейчас у неё есть больше, чем просто мрачные воспоминания. У неё есть эта квартира, где она смогла создать свой новый мир. И у неё есть работа, которую она почти полюбила.
Ведь человек привыкает даже к тому, что сначала кажется ему невыносимым…
Закурив сигарету и выпустив дым вверх, Нэт дала себе установку на сегодня не думать больше о прошлом.
«Хватит!», – произнесла она про себя, сделав ещё пару затяжек сигареты и выдыхая дым на запотевшее стекло.
Быстро переодевшись из пижамы в более подходящую одежду, Нэтали подошла к зеркалу. Ей нужно было подготовиться к рабочему дню, и одной из её обязанностей как продавца в книжном магазине было умение улыбаться. Но, глядя на своё отражение, она понимала, что её улыбка выглядит неискренне и натянуто, а лицо похоже на маску, которую она вынуждена носить каждый день.
– Здравствуйте, – сказала она, скривив лицо в попытке изобразить радушие. – Меня зовут Нэтали… – и, в порыве отчаяния, она набрала воду в ладони и выплеснула её на своё отражение, надеясь смыть с лица всю фальшь.
Конечно, книжный магазин с зелёными стенами и красными стеллажами не привлекал толпы народу, но он обзавёлся постоянными клиентами, которые приходили сюда не ради её улыбки, а из-за любви к книгам. У каждого были свои вкусы и желания, которые Нэтали не всегда могла понять. Самыми популярными были книги о саморазвитии. Этот раздел пустел быстрее всего. Её бесило, что покупатели, прочитав лишь несколько строк, выходили из магазина с видом, будто они уже постигли все секреты жизни, словили «внутренний дзен». Хотя, по сути, книга же не магический эликсир, и не волшебная палочка. Это всего лишь слова, которые давно известны. Но, нужно купить книгу, чтобы это понять. Люди легко следуют чужим советам, вместо того чтобы искать ответы в своей жизни. Но возможно так проще, так правильнее…
Ноябрьский ветер швырнул ей в лицо горсть мокрых листьев, когда она выбежала из подъезда на Уитта-роуд.
Шарф, связанный бабушкой (последней, кто ещё называл её «Белль»), пах нафталином и старыми фотографиями. Каждый день она тратила больше часа, чтобы добраться до работы. Её скромное жильё располагалось в районе Мэйон-парка, и финансы не позволяли арендовать квартиру поближе к книжному магазину на Риджент-Стрит. Несмотря на то, что Нэтали не любила поезда, она всё же находила в поездках некоторую прелесть. В каждом утреннем путешествии она пыталась заметить то, что другие могли не увидеть.
Вагон сегодня был битком набит раздражением. Пассажиры косились на неё, будто она украла последнее свободное место. В углу вагона мелькнул мужчина в потрёпанном пальто. Он смотрел в окно, перекатывая в пальцах что-то блестящее. Нэтали отвела взгляд – слишком много странных типов ездит в эти часы. Напротив, пристроилась парочка: он поправлял ей прядь волос, она смеялась слишком громко для семи утра. Нэтали мысленно дорисовала им финал – чужая помада на воротнике, неожиданная беременность, кредиты на совместную машину. «Хэппи-энды существуют только в книгах», – хотелось сказать им, но поезд уже подкатывал к Бонд-стрит.
На перроне толпа ринулась вперёд, как стадо испуганных антилоп. Кто-то грубо толкнул её в спину. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке», – едва не сорвалось с губ, но она лишь глубже зарылась в шарф. Сквозь запотевшее стекло магазина уже маячила Лили – вечный двигатель позитива в полосатом свитере.
– Привет, Нэт! – коллега расцвела.
Нэтали пробормотала что-то невнятное и ринулась в подсобку – свою крепость среди коробок с «Как полюбить себя за 10 дней» и «Секретами счастливых браков». Но Лили, конечно, последовала за ней.
В первые месяцы работы в книжном магазине Нэтали сторонилась своей излишне дружелюбной напарницы. Лили была той самой девушкой, которая могла превратить даже самый серый день в праздник, рассказывая о своей любви к Джеймсу. Нэтали бесила эта «сказочная» любовь, которую напарница так ярко описывала. Ведь дома её ждала пустая квартира, а не любящий мужчина. Это контрастное ощущение – между её собственной жизнью и жизнью, о которой рассказывала Лили, – делало Нэт замкнутой и раздражительной. А иногда она ловила себя на мысли, что завидует ей… Но очень в редких случаях.
А после года совместной работы Нэтали вообще стало казаться, что она живёт с влюблённой парочкой под одной крышей. В её голове разыгрывался сериал под названием «Счастливая жизнь Джеймса и Лили». Каждый новый эпизод этого воображаемого шоу вызывал всё больше негодования.
– Привет. Вижу, ты, как всегда, рано и в хорошем настроении! — «Джеймс опять приготовил завтрак в постель?»
Нэтали испугалась, не произнесла ли это вслух, и захотела превратиться в кактус с острыми иглами, чтобы хоть как-то выразить своё недовольство. Она не любила «женские» штучки, объятия и поцелуи в щеку, которые Лили так охотно раздавала всем вокруг.
– От тебя ничего не скроешь, Нэт! – с улыбкой ответила Лили, обнимая её. Нэтали старалась не выдать внутреннего протеста.
– Джеймс…, – Лили закатила глаза, но достала билеты. – Тащит меня на какую-то оперу, а я в этом ни бум-бум!
– Как мило…, – промолвила Нэтали, стараясь натянуть на лицо милую улыбку.
Ей так хотелось найти пульт и промотать все счастливые моменты жизни Лили и Джеймса. Она искала любой способ отвлечься от мыслей, что её собственная жизнь отличается от той, что она наблюдала со стороны… Да, мы снова вернулись к зависти…
– Сегодня очень холодно, – произнесла Нэтали, стараясь сменить тему. – Поступили к нам новые книги?
Это могло поднять ей настроение.
– Нет, директор сказал, что новых книг в ближайшие недели не предвидится, – ответила Лили с ноткой разочарования в голосе. – А я так надеялась купить что-нибудь для Джеймса! Ты же знаешь, он любит читать.
Лили упала в кресло, крутя обручальное кольцо.
– Мне не хватает терпения дочитывать книги, – её голос звенел, как витринный колокольчик. – Гораздо приятнее заботиться о доме…
«О доме. О Джеймсе. О вечном празднике счастья»
Губы Нэтали искривились. Всё, что у нее было – это коллекция «никогда»: никогда не знала дрожи от прикосновений, никогда не верила в «я тебя люблю», никогда… не могла забыть, как отец предал.
Дым сигарет больше не заглушал запах материнского виски – теперь она сама глушила воспоминания бокалом вина по вечерам. Бабушка… та хоть любила. До последнего вздоха.
Никому не было дела до её жизни и поступков, и она не знала, как с этим справиться. Протест против жизни, протест против любви – девушка вся была ходячим протестом. Она искала смысл своего существования, но находила его лишь в отрицании всего окружающего. И, когда Нэт встречалась с Лили, она словно губка впитывала всю её положительную энергию своей напарницы, и внутренний протест поднимал Нэт средний палец.
Нэтали, дослушав очередную историю от Лили направилась к рабочему месту. Сев за стойку, она поприветствовала директора, и достала книгу «Пока не остыл кофе– какая ирония. Её жизнь уже давно остыла, как вчерашний кофе в бумажном стаканчике.
«Бесполезно, – мысленно спорила Нэтали с текстом. – Даже если бы я могла всё изменить, отец… Они всегда выбирают других…».
– Нэтали, там посетитель не может выбрать книгу, помоги ему. – Лили осторожно отвлекла её от книги
С натянутой улыбкой она направилась к стеллажу, где стоял молодой человек. Не просто очередной посетитель, а живое противоречие. Потрёпанное пальто, но новые часы. Застиранные джинсы, но дорогой парфюм. И эти глаза… Серо-зелёные. Как море перед штормом, которое она видела лишь на открытках.
Нэтали замерла. Её стандартный алгоритм («второй стеллаж слева – до свидания») дал сбой.
Он смотрел. Не на книги. Не на её фирменную «выученную» улыбку.
А сквозь – будто видел все те страницы, что она старательно вырывала из собственной жизни. Тиканье часов превратилось в удары сердца. В пальцах у него мелькнуло что-то металлическое – может, ключи? Или…
«Стоп. Почему мне важно?»
Глава 2
Алфи Эванс редко задумывался о внешности. Потрёпанные джинсы, мятые футболки, свитера с катышками – его стиль можно было описать двумя словами: «Да и так сойдёт». Рубашки и костюмы появлялись в его гардеробе лишь под давлением обстоятельств: семейные ужины, похороны дальних родственников, прочие обязательные мероприятия, от которых он бежал, как от чумы.
Свобода – вот что для него значило всё. Свобода в мыслях, в поступках, даже в том, как он выглядел. В университете он как-то заспорил с приятелем: «Ты хочешь, чтобы тебя любили за глянцевую обложку? – Алфи стукнул пивной бутылкой по столу. – А я вот предпочитаю, когда читают содержание».
Но сейчас, под пристальным взглядом продавщицы, Алфи впервые за долгое время усомнился в своём выборе.
Девушка натянуто улыбалась. Их взгляды встретились – и она резко отвернулась, нервно перекладывая уже идеально ровные стопки книг. Он украдкой окинул себя взглядом: джинсы чистые, свитер без дыр. «Значит, дело не в одежде». Алфи нахмурился, сжимая в кармане зажигалку.
«Идиотка, – мысленно шипела Нэтали. – Вот же ведь знала – нельзя смотреть в глаза клиентам. Особенно таким. Особенно когда у них эти… чёртовы морщинки у глаз от улыбки».
Глубокий вдох – и она снова повернулась к незнакомцу, но взгляд упорно скользил мимо его глаз. Вместо этого она изучала детали: поношенные кеды, джинсы с выцветшими коленями, пальцы, перебирающие что-то в кармане…
И тут её пронзила мысль: «А не он ли ехал со мной в метро?»
Нэтали сжала пальцы на корешке книги. Надо было срочно взять себя в руки. «Представь его ослом», – вспомнила она глупый совет из какой-то статьи. Но даже в роли длинноухого животного он выглядел… особенным. Эти глаза. Она точно где-то их видела.
– Странный тип, – вырвалось у неё шёпотом, но достаточно громко.
Уголки губ Алфи дёрнулись. Он прикрыл рот рукой, потом вдруг скопировал её скованную позу и натянутую улыбку, как у неё.
– Что такого смешного? – голос прозвучал резче, чем она планировала.
– Извините, – он поднял ладони, будто сдаваясь. – Вы прямо как моя первая учительница, когда я принёс в класс живую лягушку. Та же смесь ужаса и праведного гнева.
Она впилась зубами в нижнюю губу. Обычно такие шутники быстро замолкали под её взглядом, но этот… От его ухмылки хотелось либо запустить в него тяжёлым томом, либо… Она резко отвернулась, чувствуя, как тепло разливается по щекам.
«Перегнул?» – Алфи ловил её взгляды. Когда их глаза снова встретились, что-то гулко стукнуло у него в груди. То ли сердце, то ли отголосок детства, когда он верил, что внутри у него живёт дятел Вуди.
«Кареглазка», – промелькнуло у него в голове.
Нэтали делала вид, что её больше интересует полка с классикой. «Обычный покупатель. Сейчас выберет книгу и уйдёт». Но пальцы дрожали. Она справлялась с капризными старушками и заносчивыми бизнесменами, но этот… Будто специально выводил её из себя.
«Можно позвать Лили…»
Но это значило признать поражение. А Нэтали ненавидела проигрывать.
Алфи наблюдал. Её упрямство только подогревало интерес. «Милая, дерзкая, робкая…» Он даже представил, какой она могла бы быть в других обстоятельствах.
Нэтали почувствовала его взгляд. Самоуверенный. Наглый. Она резко обернулась – и снова эти чёртовы глаза. «Где я…»
Внезапный чих перечеркнул все мысли.
«Ну просто замечательный день», – подумала она, чувствуя, как лицо заливает красками.
Алфи ухмыльнулся.
– Будьте здоровы… Кареглазка.
«Вот же придурок! Уже и прозвище придумал!»
– Спасибо, – она протёрла нос тыльной стороной ладони. – Но ваши фамильярности можете приберечь для кого-то другого.
Его забавляло, как она металась между грубостью и смущением. Ни дурацких духов, ни притворного смеха, ни этого вечного «случайно» оставленного телефона. Только взгляд – осторожный и колючий, как у тех уличных кошек, что шипят, но не убегают.
«Книжный бронепоезд», – вдруг щёлкнуло у него в голове, и он неожиданно фыркнул.
Нэтали нахмурилась.
– Ой, извините, – пробормотал он, но ухмылка так и не сошла с его лица.
«Болван. Очередной альфач, уверенный, что все девушки мечтают о его внимании», – мысленно процедила она, чувствуя, как ярость подкатывает к горлу.
Глубокий вдох. Выдох.
– Меня зовут Нэтали. Чем могу помочь? – выдавила она сквозь зубы.
«Нэтали… Первая в моей жизни», – отметил про себя Алфи, разглядывая её. Глаза – тёплого карего оттенка, с едва заметным золотистым вкраплением на левой радужке. Будто кто-то кинул щепотку корицы в кофе. А губы… «Чёрт, интересно, они такие же колючие, как и характер?»
– Может, хватит меня разглядывать? – резко оборвала она. – Чем могу помочь?
Алфи почувствовал, как уши наливаются жаром. Он судорожно сунул зажигалку в карман, будто это могло как-то спасти ситуацию.
«Алфи Эванс смутился. Бред какой-то».
Он всегда избегал чувств. После первого болезненного расставания решил: эмоции – слабость, а отношения – клетка. Два года чётких правил: никакой романтики, только работа, книги, друзья и редкие, ни к чему не обязывающие встречи.
Но эта «Кареглазка» за пять минут умудрилась поставить под сомнение все его принципы.
– Я смотрел на… – он метнул взгляд на случайную книгу с итальянскими рецептами. – На пасту карбонара. То есть на книгу. Не хотите поужинать?
– Это название книги? – подняла бровь Нэтали.
– Это приглашение.
– Кто автор? – продолжила она, игнорируя его намёки.
Алфи замялся.
– Э-э-э… Я.
– Тогда повторю: чем могу помочь?
Его обычные приёмы не сработали.
– Я… забыл…
Теперь она смотрела на него свысока, а он чувствовал себя идиотом.
– Вам… нужно моё время для консультации? Или для подкатов?
Алфи замялся. Чтобы «оседлать» такую «лошадку», как как она, нужен был талант покруче его.
– Пока думаете, я займусь книгами, – Нэтали демонстративно отвернулась.
В третий раз за десять минут она начала перекладывать идеально ровные тома. Но взгляд её скользнул вниз – на его кеды. Один ботинок завязан аккуратно, с четырьмя петлями. Второй – кое-как, с двумя.
«Терпения хватило только на один», — мелькнуло у неё.
– Вам так понравились мои кеды? – Алфи поймал её взгляд.
Нэтали резко отвлеклась.
– Вам ещё нужна помощь?
– Ну, я… эм… книгу ищу. Для друга…
«Ну наконец-то!»
Она перебрала в голове варианты, лишь бы поскорее отвязаться. По привычке потёрла нос – жест, от которого Алфи невольно улыбнулся.
«Это точно не то, что мне нужно», – Алфи посмотрел на книжные ряды.
– Знаете… в вашем магазине наверняка нет того, что я ищу, – вдруг вырвалось у него.
«Что?!»
Нэтали едва не взорвалась. «Серьёзно? У нас нет книг?!» Пальцы сами сжались вокруг ближайшего тома – тяжёлого собрания сочинений Диккенса. Но зарплата дороже удовлетворённых амбиций.
– Почему вы так решили, сэр? – её голос был спокоен, но взгляд мог бы прожечь дыру в стене.
Алфи понял, что ляпнул глупость. И заметил, что даже злясь, она прекрасна – глаза горят, губы сжаты. Прямо как его учительница в начальной школе. Не хватало только жвачки.
– Например, у нас есть «Энциклопедия мужской неполноценности». Или сентиментальные романы о вампирах. Ах да, вы же хотели «Шнурки для чайников»?
Алфи чуть не подавился собственным смехом. Теперь он понял, зачем она пялилась на его обувь.
– Лучше возьмите «Как развить чувство такта», – пробормотала она себе под нос, но он уловил.
«Один-один, Нэтали».
– Может, вампиров предложить? – язвительно бросила она, щёлкая ногтем по корешку книги.
– Вы правда считаете, что мне это интересно? Хотя ваше представление обо мне забавно.
– Какое может быть представление о человеке, который даже книгу выбрать не способен?
Алфи лишь усмехнулся.
– Если ваши лучшие рекомендации – фэнтези про убийц, то мне тут делать нечего.
– Тогда скажите конкретно, что вам нужно! – её пальцы сжали край полки.
– Вы всегда так колки? Или мне особенно повезло?
– Вам несказанно повезло. Кстати, вот вам пособие «Искусство светской беседы».
– Тогда я напишу бестселлер «Как укрощать строптивых продавщиц».
Щёки Нэтали вспыхнули. Чтобы скрыть смущение, она потянулась за томом на верхней полке. Встав на цыпочки, невольно обнажила узкую полоску кожи у пояса джинсов.
Алфи не мог отвести взгляд. Её вытянутая линия тела, чуть приподнявшийся край свитера – всё складывалось в идеальную композицию. Хрупкая, но с характером – прямо героиня викторианского романа.
Нэтали почувствовала, как под этим взглядом внутри что-то ёкнуло.
– Вам больше некуда смотреть? – резко бросила она, с силой втыкая книгу на место.
– За вашей спиной… – он даже не попытался скрыть ухмылку.
– Там лежит книга «Как перестать пялиться на продавщиц». Рекомендую. – Она заправила прядь волос за ухо, но рука дрогнула.
Алфи рассмеялся. Её прямолинейность восхищала.
– Ой, я вас задела? – она специально сладко улыбнулась.
– Нет, просто записываю в блокнот: «Продавщица Нэтали – мастер сарказма». Придётся вернуться за продолжением.
Нэтали сделала вид, что не слышит намёка.
– Итак, книгу про вампиров берём?
Их взгляды скрестились. Алфи театрально закатил глаза, а она машинально почесала переносицу – детская привычка, от которой никак не могла избавиться.
Она схватила первую попавшуюся книгу, листая страницы, не видя текста. Во рту пересохло.
«Преврати его в муравья», – мысленно приказала себе. Но даже в виде насекомого он выглядел обаятельно – с этой ухмылкой, с этим прищуром…
– Я думал, вы уже поняли, что вампиры – не моя тема. Моему другу, кстати, тоже. Или это ваши э-м … – он резко замолчал, осознав, что чуть не ляпнул лишнего. Упоминать чьи-то фантазии всё же невежливо. Он с трудом сдерживал смех.
– Вам снова смешно, сэр?
– Виновен, больше не повторится! – Алфи сделал серьёзное лицо, но она поняла – издевается. – Почему именно вампиры?
– Потому что люди готовы променять реальность на вымысел! Бросают партнёров, если те не дотягивают до Эдварда Каллена.
Она говорила страстно, губы слегка приоткрывались, обнажая ровные зубы. Алфи представил, как кусает её нижнюю губу, как его ладонь скользит по обнажённому боку…
– Разве не грустно? – перебил свои мысли. – Гоняться за тем, чего не существует?
«Метко. Но ты мне всё равно не нравишься», – мысленно огрызнулась Нэтали, сжимая край кофты.
– Люди бегут в книги, когда реальность становится невыносимой, – сказала она. – Там можно надеть любую маску и хотя бы ненадолго забыть…
Алфи замер. Он и сам годами прятался за маской беззаботности.
– А вы в какую любовь верите? – неожиданно выпалил он.
Перед глазами Нэтали всплыла старая фотография родителей – та, где они ещё смотрели друг на друга.
– Я верю в книги, – голос дрогнул. – Они не предают. Не уходят.
Она часто заморгала, и Алфи показалось, что в глазах блеснули слёзы.
– Между страницами можно спрятаться. Хотя бы до конца главы.
Он слушал, заворожённый. Ему хотелось обнять её, но он лишь стоял, не находя слов.
– А я верю в то, что можно найти, – наконец выдавил он и подмигнул.
Нэтали округлила глаза, будто он произнёс что-то неприличное.
«Опять его дешёвые уловки. Или он просто насмехается?»
– В моей реальности люди только разочаровывают. Книги – никогда.
Лицо Алфи вдруг исказилось. В глазах мелькнуло что-то знакомое – та самая боль, что она видела у матери по утрам, когда та думала, что её не видят.
– У нас отличный раздел по психологии, – резко сменила тему Нэтали. – «Сила настоящего», например.
Она говорила о книгах, но словно читала его мысли. Алфи почувствовал себя раздетым догола.
– Сомневаюсь, что это заинтересует моего друга, – пробормотал он.
– Ах да, ваш мифический друг. Может тогда роман? Чтобы подмигивать девушкам и сыпать цитатами?
– Чтобы удивить девушку, мне не нужны чужие слова. – Алфи провёл пальцами по корешкам, будто проверяя кладку. – Я архитектор. Годами изучал, как слова становятся стенами. Клиент говорит «хочу что-то светлое» – а за этим может скрываться боязнь темноты или память о родных. Архитектура – это перевод.
– Вы… архитектор? – неожиданно для себя спросила она.
Он кивнул, продолжая водить пальцами по полке:
– Люди редко хотят дом. Чаще – эхо. Смутное «как в детстве», «как в том фильме». И ты стоишь с чертежами, понимая, что строишь чужую ностальгию.
Нэтали представила, сколько раз он перерисовывал проекты, пытаясь угадать эти невысказанные мечты.
– С любовью та же история. Все говорят «навсегда», но видят разное. А когда реальность не совпадает с фантазией… – Он резко замолчал, будто наткнулся на трещину в собственных мыслях. – Вот почему я верю в линии, а не в слова. Угол в сорок пять градусов везде останется углом. А «люблю»… – Его взгляд внезапно стал холодным. – Это как «светлое». Каждый вкладывает что-то своё.
– Значит, вы строите дома, которые никто не хочет. И верите, что углы честнее слов.
В её глазах вспыхнул не огонь, а лёд. Алфи почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
– Тогда вы ужасный архитектор! – бросила она, но смотрела куда-то за его плечо, будто там висела невидимая точка опоры. Эта привычка избегать взгляда бесила его сильнее всего.
– Что там такого интересного? – не выдержал он. – Я настолько отвратителен, что на меня даже смотреть не можете?
Нэтали замерла. Перед глазами всплыло лицо матери – такое же напряжённое, с поджатыми губами, когда та делала вид, что не замечает отца, вернувшегося под утро.
Пальцы её нервно забегали по полкам, выдёргивая и вставляя обратно одни и те же книги.
«Наглец, выскочка… но почему он смотрит именно так? Будто видит не продавщицу, а меня».
Терпение Алфи лопнуло. Он осторожно коснулся её руки – лёгкое мимолётное прикосновение, от которого по спине пробежали мурашки. Всю жизнь она считала себя рациональной, но сейчас… Всё перевернулось с ног на голову.
– Убери руки, болван! – вырвалось у неё, резко дёрнувшись назад. Лицо моментально вспыхнуло.
«Чёрт! Чёрт! Чёрт!» – мысленно выругалась она. Так хотелось сейчас щёлкнуть пальцами и исчезнуть в облаке дыма, оставив его с глупой ухмылкой.
Он рассмеялся – не ехидно, а искренне. Никто ещё не называл его придурком с такой искренней злостью.
Нэтали невольно фыркнула в ответ – и тут же сжала губы, возвращая каменное выражение лица.
– Алфи Эванс. – Он протянул руку, неожиданно почувствовав себя неуверенным подростком.
– Нэтали Миллер, – снова повторила она своё имя, делая вид, что не замечает его жеста.
– Самые интересные знакомства всегда случаются неожиданно.
– И не всегда приятны. Если вам больше ничего не нужно, я должна вернуться к работе, – бросила она и направилась к кассе.
– А извинения? – крикнул ей вдогонку, заранее зная ответ.
«Почему она так отчаянно защищается?» – размышлял Алфи, наблюдая, как Нэтали уткнулась в книгу, явно не читая. Пальцы нервно перебирали зажигалку в кармане. Готов был говорить о чём угодно – о дожде за окном, о новых налогах, даже о тех чёртовых вампирах – лишь бы продлить это странное напряжение между ними.
Она не вписывалась ни в один его тип. Не кукла из глянца, не синий чулок. Настоящая. Эти невидимые стены, которыми она себя окружила, только разжигали интерес. Последний раз подобное он чувствовал пять лет назад, когда встретил Саммерс. Но та история закончилась больно, и с тех пор Алфи выбирал лёгкие, ни к чему не обязывающие связи.