Кровь Завета

Глава 9

Кабинет Раида в дворце Аль-Фахир был погружен в ночную тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в камине. На его столе, рядом с картами и дипломатическими нотами, лежала тонкая папка. Её доставили через нейтрального курьера без каких-либо опознавательных знаков. Источник был анонимен, но Раид знал – это работа Преображенского.

Он открыл папку. Внутри не чертежи и не схемы наступления, а сухие, выверенные строчки биографической справки. «Семья Маратели». Он начал читать, и по мере погружения в историю двух артанарских сирот, его собственное, намертво закованное в броню спокойствие, начало давать трещины.

Георгий Маратели – погиб в долине Аштара, предан одноклассником.

Раид вспомнил холодные, полные ненависти глаза своего отца, когда тот говорил о «неверных собаках». Но здесь была иная история – не героическая смерть в бою с врагом, а гнусное убийство от руки предателя. Унизительная, горькая чаша, которую довелось испить его семье.

Анна Маратели – умерла от остановки сердца вскоре после смерти мужа.

Он представил себе двух детей, теряющих за месяц обоих родителей. Его собственное детство было суровым, но он всегда был сыном султана, наследником. Его окружали стены дворца, а не холод церковной сторожки.

Священнослужитель отец Мириан – продал последнее Евангелие для их образования.

Раид, воспитанный в строгой исламской традиции, с уважением смотрел на такую жертву. Это была не слабость, а сила иного рода – сила духа, которую не сломить никаким оружием.

И, наконец, он дошел до сути: София и Леван. Две судьбы, сплетенные в одну. Старшая сестра, ставшая матерью и защитницей для младшего брата. Брат, выбравший путь солдата, чтобы создать для сестры тыл, который у них отняли. Их жизнь – это история взаимной защиты. Он видел это не в словах, а между строк. В том, как Леван, ещё мальчишкой, шел за Софией по враждебным улицам. В том, как София, став президентом, первым делом сделала его главой своей безопасности – не по непотизму, а потому что доверяла ему больше, чем кому-либо в мире.

«Абсолютная, слепая преданность сестре» – гласила последняя строчка в досье, присланном Преображенским.

Раид откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Он видел их не как политических оппонентов, а как людей. София была не наивной идеалисткой, а женщиной, с детства познавшей предательство и потерю и решившей бороться с системой, которая их порождает. Леван был не просто «клинком», а живым щитом, готовым умереть за единственного оставшегося у него человека.

В нём, наследнике династии, где брат шел на брата, а сын на отца ради власти, эта история нашла неожиданный отклик. В их преданности было нечто… благородное. Нечто, чего так не хватало в его собственном окружении.

На следующее утро, во время традиционного совета дивана, эта мысль укрепилась в нём с новой силой. Раид, проверяя реакцию, вскользь упомянул о «сложной судьбе артанарских лидеров, выкованной предательством».

В зале на мгновение воцарилась тишина, а затем её нарушил старый эмир Рустам, когда-то верный соратник его отца. Он фыркнул, и его седая борода колыхнулась от презрительной усмешки.

– Сироты, воспитанные попом? – прозвучал его хриплый голос. – Что может быть слабее? Их отец оказался настолько слеп, что не разглядел предателя в собственном друге. Жена умерла, не имея сил жить дальше. Дети росли в нищете. Это не биография лидеров, Ваше Высочество. Это история неудачников.

– Верно – подхватил другой советник, помоложе. – Сильный правитель должен происходить из сильного рода. Их же род сломлен, ими легко манипулировать, играя на их детских травмах, особенно женщиной.

В углу зала раздался сдержанный смех. Раид сидел неподвижно, его лицо было маской спокойствия, но внутри всё закипало. Эти люди, разжиревшие на нефти и интригах, осмеливались смеяться над теми, кто прошёл через ад и не сломался. Они видели в истории Софии и Левана слабость, а он видел в ней невероятную силу.

– Довольно – тихо произнес Раид, и смешки мгновенно смолкли. – Вы судите по меркам своего двора, но горы воспитывают иной характер. Человек, который ничего не боится потерять, ибо уже потерял всё, кроме чести и семьи – самый опасный противник и самый… предсказуемый в своих действиях, не забывайте об этом.

Он встал, давая понять, что совет окончен. Придворные, пробормотав прощальные формулы, поспешно ретировались.

Раид снова остался один. Он подошёл к окну, глядя на безмятежные сады дворца. Преображенский хотел, чтобы он использовал это досье как оружие. Узнав их боль, он мог бы ударить точно по ней. Разжечь в Леване ярость, посеять в Софии сомнения.

Но вместо этого он чувствовал странное, почти братское уважение к этим двум одиноким волкам из артанарских гор. Они были ему ближе по духу, чем свои же придворные. Они были из того же теста, что и он – закалённые в горниле потерь и воспитанные в огне долга.

Он не будет использовать их боль против них. Во всяком случае, не так, как хочет того Преображенский. Но он запомнит это, потому что теперь он понимает: чтобы победить таких врагов, их нельзя уничтожить физически, их можно только переиграть или… попытаться понять.

***

Пока в дворцах плелись интриги, на границе царила суровая, выверенная реальность. Рассвет в предгорьях заставал позиции артанарских войск уже полностью боеготовыми. Никакой суеты, никаких громких команд. Тишину нарушал лишь хруст подошв по замёрзшей земле да редкие, приглушённые переговоры по рации.

Командный пункт Левана Маратели располагался не в уютном бунгало в тылу, а в укреплённом контейнере, вкопанном в склон холма с идеальным обзором на долину Аштара. Внутри пахло металлом, свежей пластмассой от электроники и крепким кофе. Леван, в потрёпанном камуфляже без знаков различия, стоял перед панелью с мониторами, отображающими данные с дронов, спутниковые снимки и карту расположения всех подразделений.

Ему двадцать восемь – молодость по мерках высшего командного состава. Но когда он отдавал приказ, седовласые полковники, прошедшие две войны, слушали его, затаив дыхание. Его авторитет выкован не в кабинетах, а здесь, на границе. Он не назначался – он заслужил.

– Подразделение «Волк-4», сместиться на две сотни метров к югу. Займите обратный скат высоты, противник мог засечь вашу прежнюю позицию – его голос в наушниках связи был ровным и спокойным, без тени сомнения.

С экрана монитора, показывающего запись с камеры беспилотника, доносился голос командира роты, мужчины лет пятидесяти: «Понял. Выполняем, командир». Никаких вопросов, никаких уточнений, лишь чёткое, безоговорочное исполнение.

Леван перевёл взгляд на другую карту – тепловую. Он видел не только своих солдат, но и сахиридские посты. Он знал расписание их патрулей, места дислокации снайперов, частоты их радиопереговоров. Его разведка работала как швейцарские часы.

– Капитан Жордания – обратился он к офицеру связи. – Передать на все посты: до 12:00 – полное радиомолчание, кроме сигналов тревоги, пусть противник гадает, и подготовьте смену групп наблюдения, усталость приводит к ошибкам.

– Есть, командир.

Леван подошёл к щиту с подробной картой местности, испещрённой условными обозначениями. Его палец лег на узкое ущелье Тави – тот самый район, где София инициировала создание гуманитарного коридора.

– Сюда – он посмотрел на своих замов – к вечеру подтянуть вторую роту десантников. Скрытно разместить их здесь и здесь – он ткнул пальцем в две лощины, прикрывавшие подступы к ущелью с флангов. – Если сахириды решат воспользоваться нашей «гуманитарной» инициативой для провокации, они напорятся на сталь.

– Они не посмеют, командир – заметил один из майоров. – Это будет прямое нарушение всех договорённостей.

Леван повернулся к нему, его взгляд был холоден и ясен.

– Договорённости нарушают те, кто уверен в своей безнаказанности. Мы не можем позволить себе такую уверенность. Мы должны быть готовы ко всему. Моя сестра, – он произнёс эти слова без тени панибратства, с абсолютной серьёзностью – открыла дверь для диалога. Наша задача – обеспечить, чтобы в эту дверь не вломились с саблей наголо. Мы тот замок, который не позволит это сделать.

В его словах не было слепого фанатизма. Была абсолютная, железная вера в правильность курса, который избрала София. Он верил не потому, что она его сестра, а потому, что видел – её стратегия, хоть и рискованна, была единственным шансом избежать бойни. И он, как солдат, делал всё, чтобы тактически обеспечить успех этой стратегии.

Когда он выходил из КП, чтобы лично объехать передовые посты, солдаты, встречаясь с ним взглядом, лишь чуть прямее вытягивались. Они не боялись его, а доверяли. Он спал на тех же койках, ел из того же котла, и они знали – он никогда не пошлёт их на бессмысленную смерть. Каждый приказ был выверен, каждая операция просчитана на пять ходов вперёд.

Подъехав к одному из удалённых постов, он застал там ветерана, старшего сержанта с сединой в висках и шрамом на щеке. Тот учил молодых бойцов правильно маскировать позицию.

Увидев Левана, сержант прервался, отдал честь.

– Товарищ командир.

– Как обстановка, отец? – спросил Леван, используя уважительное прозвище, которое закрепилось за старым служакой.

– Спокойно, как на кладбище. Только вот вон – сержант кивнул в сторону сахиридских позиций – вчера новых наблюдателей подкинули, чуют что-то.

– Пускай чуют – тихо ответил Леван, глядя в бинокль на чужие укрепления. – Главное, чтобы знали – здесь их встретят не переговорами.

Сержант согласно хмыкнул.

– Так точно, с нами Бог и командир.

Леван опустил бинокль. Он служил не абстрактной Родине, он служил дому, который у него отняли. Он служил сестре, которая была этим домом, он служил памяти отца, который погиб, чтобы этот дом мог существовать. И пока он стоял здесь, на этой границе, никто не смел угрожать тому, что осталось от его семьи. Никто.

Глава 10

Международные игры единства в столице нейтральной Интры всегда были грандиозным спектаклем. На трибунах стадиона «Олимпус», больше напоминающего космический корабль, сидели лидеры мировых держав, демонстрируя видимость мира и сотрудничества. Под куполом, проецирующим голографических китов и звездные карты, царила атмосфера праздника.

И все же, политика была неотделима от зрелища. Ложа для почетных гостей напоминала поле боя, где вместо снарядов летели улыбки и колкости, замаскированные под любезности. В центре этого водоворота, удивительно гармонично, находилась София Маратели.

Она была воплощением сдержанной силы. На ней было элегантное платье глубокого винного цвета, подчеркивавшее ее стройную фигуру. Плечи оставались открытыми, демонстрируя не уязвимость, а уверенность. Единственным украшением, как всегда, был тонкий серебряный крест на цепи. Ее темные волосы убраны в сложную, но строгую прическу, открывающую лицо – усталое, но одухотворенное внутренним огнем. Она выглядела не как политик, пытающийся понравиться, а как королева, сознающая свою власть и ответственность.

Из своей ложи напротив за ней наблюдал Раид аль-Хазим. Он сидел в своей белоснежной парадной мантии, отстраненный и невозмутимый. Но его темные глаза, скользившие по трибунам, раз за разом возвращались к Софии. Он не просто видел красивую женщину. Он видел правителя, несущего на своих плечах груз целой нации, и делающего это с поразительным достоинством. Восхищение, которое он испытывал, было сдержанным, почти интеллектуальным – он оценивал редкий экземпляр породы, к которой принадлежал и сам.

В этот момент София, вежливо кивнув Преображенскому, отошла к барьеру ложи, чтобы поговорить с пожилым сенатором от Аурики. Она улыбалась, ее жест был спокоен, но Раид, привыкший читать язык тела, уловил легкое напряжение в ее позе. Она работала.

Именно в этот миг, будто воспользовавшись ее кратковременной незащищенностью, прогремел хлопок. Не громкий, не артиллерийский залп, а сухой, точный, как щелчок бича.

София резко дернулась, словно ее ударили током. Алое пятно расплылось на рукаве ее платья в области плеча. Ее лицо исказилось от шока и боли, она пошатнулась и, не издав ни звука, рухнула на пол ложи.

На секунду воцарилась оглушительная тишина, взорванная в следующее мгновение женским криком. Затем стадион погрузился в хаос. Заглушающая музыка смолкла, ее сменили рев толпы, сирены службы безопасности и бестолковые крики.

Охрана Софии, возглавляемая Илоной Сонидзе, бросилась к ней, образуя живой щит, но в давке и неразберихе они потеряли драгоценные секунды.

Раид действовал молниеносно. Еще до того, как София упала, его телохранители по едва заметному сигналу сомкнулись вокруг него. Но его приказ был иным.

– К ней! – его голос, низкий и властный, прорезал хаос. – Живой! Щит!

Его личная охрана, отборные бойцы, прошедшие горнило пустынных войн, не спорили. Двое остались с ним, образовав непробиваемый заслон, а четверо, как таран, ринулись через охваченную паникой толпу к артанарской ложе. Они работали молча, слаженно, оттесняя растерянных ауриканских агентов и местных охранников.

Один из них, могучий детина Заид, наклонился над телом Софии, прикрывая ее своим телом. Двое других образовали коридор. Илона, с побелевшим от ужаса лицом, но с пистолетом в дрожащей руке, попыталась было возразить, но встретила взгляд Раида. Взгляд был не приказом, а констатацией факта: «Сейчас только я могу ее вытащить».

– Отдайте ее мне, если хотите, чтобы она выжила – сказал Раид, уже стоя рядом. Его голос был единственной точкой спокойствия в аду.

Илона, стиснув зубы, кивнула. Заид на руках, как ребенка, поднял Софию. Ее окровавленное тело безвольно обвилось вокруг него. Группа Раида, как хорошо смазанный механизм, двинулась к запасному выходу, который его люди уже взяли под контроль. Они шли под прикрытием дымовой шашки, выпущенной одним из гвардейцев.

Через три минуты после выстрела бронированный лимузин Раида с ревущими сиренами уже мчался по направлению к посольству Сахирида – самому безопасному месту в городе в данный момент.

На заднем сиденье Раид прижимал к груди окровавленную, бледную Софию, пытаясь пальцами, уже алыми от ее крови, зажать рану на ее плече. Ее крест, холодный и липкий, впился ему в ладонь.

– Держись – прошептал он, глядя на ее потерявшее сознание лицо. – Держись, Маратели, ты не имеешь права умирать. Наша игра только начинается.

И в его глазах, помимо тревоги и ярости, горел холодный огонь. Кто-то посмел нарушить правила, и он уже знал, что этот кто-то за это заплатит.

Бронированный кортеж с ревом врезался в подземный гараж посольства Сахирида. Еще до полной остановки двери распахнулись, и Заид, не выпуская из рук окровавленное тело Софии, ринулся к лифту, ведущему в закрытый медицинский блок. Раид шел рядом, его белая мантия была испещрена алыми пятнами, лицо – гранитной маской.

Медблок, оборудованный по последнему слову техники, мгновенно превратился в поле боя за одну жизнь. Придворный врач Сахирида, доктор Али, сдержанно ахнул, увидев пациента.

– Пулевое ранение, сквозное – скороговоркой доложил Заид, укладывая Софию на операционный стол. – Потеряла много крови.

Началась лихорадочная работа. Пока доктор и две медсестры обрабатывали рану, дезинфицировали и накладывали давящую повязку, мониторы выдавали тревожные цифры. Давление падало, пульс слабел.

– Ей нужно переливание, и немедленно! – крикнул доктор Али. – Группа крови?

Илона Сонидзе, едва державшаяся на ногах, только развела руками. Этой информации при ней не было.

В этот момент Раид, стоявший в стороне, снял свою запачканную кровью мантию.

– Определите мою и поторопитесь.

– Ваше Высочество, это невозможно! – возмутился Заид, шагнув вперед. Охранники замерли в ужасе. – Мы не можем рисковать вашим здоровьем ради…

– Она истекает кровью у меня на глазах! – голос Раида прозвучал как удар хлыста. – Или вы думаете, я позволю ей умереть из-за предрассудков? Определяйте группу.

Медсестра дрожащими руками провела экспресс-тест. Через минуту она подняла испуганные глаза на доктора.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Но́жны – специальный футляр для хранения и ношения клинкового оружия.