Укрощая хаос

– Вы называете нас «мертвыми богами», и хотя мы еще живы, скоро мы умрем. Сеш убил лодочника и закрыл врата дуата, и уже тысячу лет души ждут у этих ворот. От полноводного Никса остался лишь ручеек. Его течение перекрыто, и давление растет… Мир, находящийся за пределами этого, содрогается так, как ты и представить себе не можешь. Узы, которыми связан Сеш, разрушаются. Бог смерти не любит жизнь, он считает ее болезнью, и если дать ему шанс, он очистит мир от нее. Ты этого хочешь, Келтро?

Оширим пошатнулся, оперся о стену – и едва не прошел прямо сквозь нее. Я невольно шагнул к Ошириму, чтобы подхватить его, и когда наши с ним пары соприкоснулись, я снова увидел ту огромную пещеру, растянувшуюся передо мной. Я почувствовал, как под мои ноги просачивается холодная вода. Я услышал смех, эхо которого разносится по бескрайней тьме.

– Волк в зоопарке, – прошептал я, вспомнив ту же самую тьму в его глазах.

– Он совершил ошибку… захотел сам на тебя посмотреть. Увидеть… кого мы выбрали. И теперь, когда про тебя узнал Культ Сеша, времени остается еще меньше.

– Но почему вы выбрали меня?

Это был не самый подходящий вопрос. Хафор уже вынесла мне свой вердикт, и он был не очень-то благосклонным по отношению ко мне. Возможно, гордость заставляла меня добиваться признания, и я не хотел думать, что меня выбрали случайным образом.

Призрак рухнул на колени, расплескав мутную воду. Он посмотрел на меня снизу вверх, и за его царственными изумрудными чертами лица я увидел сломленного человека.

– Ты больше других мечтаешь о свободе и справедливости. В этом ты похож на нас. Но если кто-то не остановит Сеша – и свобода, и справедливость перестанут существовать. Ты можешь бежать и даже лететь, но его поток все равно тебя найдет. – Что-то заставило Оширима задохнуться, а затем он сжал ладони вместе. – Боги не привыкли умолять…

Это были его последние слова. Я позволил ему упасть в грязь, понимая, что ничего не могу для него сделать.

– Келтро! – позвал меня Острый, но я все еще бродил по той огромной пещере, глядя на бесчисленные миллионы ждущих, никчемных мертвецов.

Последние слова Оширима вонзились в меня словно клинок.

– Спасай себя, если тебе больше никто не дорог. Возможно, Хафор права; возможно, при этом ты спасешь и весь мир – богов, мертвых. Больше надеяться не на что. Это последний раз, когда мы говорим… с тобой.

Как только он произнес эти слова, его облик утратил форму, и Оширим растворился в наполненном дождем воздухе, словно дым угасшей свечи. Он исчез, а с ним и украденный призрак. Я молча встал на ноги. Острому хватило ума прикусить язык, хотя, несомненно, он много чего хотел мне сказать, дополнить вызов, брошенный Оширимом, своей так называемой мудростью.

Негромко хлюпая, я двинулся дальше в город. После встречи с главным богом мне стало ясно одно: я должен выпить пива.

Я СМОТРЕЛ НА то, как в шапке пены лопаются пузырьки, растворяясь, словно то мертвое тело. Тень откашлялась, и я понял, что так и не ответил на ее вопрос.

– Снова жизнь или смерть, – сказал я.

Женщина-призрак косо посмотрела на меня. Как она ни старалась, она не могла скрыть осуждение в своем взгляде.

– Ты понятия не имеешь, что это.

Фыркнув, она пошла вдоль барной стойки.

– Да, умеешь ты очаровывать людей.

– Заткнись, – сказал я.

Тень меня услышала и обернулась. Я не успел объяснить, что обращаюсь к своему мечу, и она, прищурясь, недвусмысленно послала меня на хер.

Предположив, что две кружки – это мой предел, я допил пиво, однако удовольствия не получил. С громким стуком я поставил кружку на стойку и направился к выходу. Я почти забыл, что на меня надето тело, и по дороге споткнулся о стол. Мрачного вида человек в капюшоне недовольно заворчал и злобно посмотрел на меня, и я поспешил покинуть таверну.

Дождь не ослабил свой натиск даже к вечеру. Я вышел на почти пустую улицу и поднял лицо к затянутому тучами мрачному небу. Дождь загнал жителей в дома, и сейчас по улицам бродили только призраки и пьяницы. Взятое взаймы тело позволяло почувствовать каждую упавшую на меня каплю. Кожа была теплой, и дождь холодил ее. Капли пахли солью и пылью пустыни – хорошо знакомый, уютный запах. Над теплой землей поднимался пар. Я втянул в себя воздух, упиваясь им, а затем всю это идиллию разрушил меч.

– Ну? – спросил он. – Решил, что будешь делать?

– Отстань. Ты ничуть не лучше этих богов.

– А ты, наверное, единственный человек в Арке, а может, и во всех Дальних Краях, который злится на то, что боги выбрали его своим героем и защитником.

– Я не герой, – буркнул я. – Один из них именно так мне и сказал. Я просто умер в подходящий момент.

– Он сказал, что им нужно твое упрямство. В это я могу поверить. Значит, они навещают тебя с тех самых пор, как ты умер? Вряд ли они случайно выбрали почти самого лучшего замочного мастера Дальних Краев.

– Лучшего замочного мастера, – буркнул я. – По крайней мере, я лучший мертвый замочный мастер в этом дерьмовом мире.

Я умолк, проходя мимо отряда призраков в красной одежде и черных кольчугах. В руках у них были короткие мечи и круглые щиты. На миг мне показалось, что они точно такие же, как и все остальные наемники, которые патрулируют улицы. Но затем я узнал их цвета и, недоуменно хмурясь, смотрел им вслед, пока они не забежали за поворот.

Покинув зоопарк Финела, я был уверен, что выбрал свой путь, но стоило какому-то богу навестить меня, и я уже начал сомневаться. Запустив пальцы в промокшие локоны, я потянул себя за волосы, словно мог вытащить ответы из клубка противоречивых мнений и идей, каждая из которых требовала к себе внимания. Даже при жизни в моем сознании не было шумно, а после смерти голосам в моей голове понравилось разговаривать громко.

Мой сдавленный рык заставил какого-то прохожего отшатнуться, но мне было плевать. Я свернул в ближайший переулок и направился к центру города. Он уже был совсем рядом.

Просвещенные Сестры показали мне, что я ошибался, действуя в одиночку, и поэтому я решил сделать то, от чего всю жизнь бежал как от огня: попросить совета.

– А ты бы как поступил на моем месте, Острый? – спросил я, чувствуя себя трусом, не способным найти ответ самостоятельно. – Кому бы ты поверил?

– Я? На самом деле?

Меч подумал.

– Никому из них. Я бы сбежал – хотя бы для того, чтобы испытать свои ноги. – Он вздохнул. – И да, я, вероятно, выпил бы пива.

Я всплеснул руками и уже собрался проклясть его за лицемерие, но оказалось, что меч еще не закончил.

– Но я бы знал, что поступаю неправильно, – добавил он. – Мне сложно в это поверить, но перед нами был один из мертвых богов – и притом не кто-нибудь, а Оширим. И то, что он практически умолял тебя…

Я гордо вскинул голову.

– Келтро, если они говорят правду, какой смысл верить кому-то еще? Просто ради еще пары дней так называемой свободы? Я бы исполнил их просьбу. Даже не верится, что ты так долго им отказывал.

– Я бы не зря потратил эти дни, – сказал я, уже понимая, что это ложь.

– Ты обманываешь себя.

– Да. Я всегда себя обманывал.

Я остановился у деревянной балки и открыл рот, чтобы поймать струйку воды, стекающую с алого навеса. У воды был сладкий, землистый вкус. Глядя на промокшую насквозь ткань, я вздохнул. Сам Сеш, так называемый повелитель тьмы, пришел посмотреть на меня. Оширим сказал, что при этом Сеш совершил ошибку, и, возможно, так оно и было. Я увидел в его взгляде голод и звериную ярость. В глазах Башт и Хафор ничего такого не было.

– Возможно, угроза потопа действительно существует, – признал я.

– Хочешь подождать и узнать наверняка?

Я сделал еще один глоток, а затем выплюнул воду на мостовую. Я твердо решил, что вспомню как можно больше старых привычек, прежде чем покину это тело. Во мне уже накапливалась усталость.

– Почему всегда находится какое-то великое зло? Эта хрень должна быть только в детских сказках. Почему люди не могут просто радоваться тому, что они живы и не голодны? Почему они не могут просто трахаться целыми днями? Почему им этого мало? Почему таким как Темса, Хорикс и Культ Сеша нужно больше? Почему какой-то повелитель тьмы всегда хочет прийти в мир и уничтожить жизнь?

– Келтро, а откуда, по-твоему, берутся эти истории? В истории подобное случалось не раз. То война, то мир, снова и снова. Более того, Бемия Тимсул, великий драматург второго века, который…

– Острый, – предупредил я его, стараясь говорить как можно тише.

– Ладно. Тимсул сказал, что мы – ну то есть люди – ничего не можем с собой поделать. Пока существуют такие понятия, как «больше» и «меньше», мы обречены соперничать друг с другом за еду, серебро и половины монет. Мы мечтаем о том, чего у нас нет, и на многое готовы, чтобы получить желаемое. Лучше. Больше. Сравнение ведет нас к гибели, оно – мать и зависти, и гордости. Возможно, у богов все то же самое.

Всю жизнь я занимался тем же самым, только сравнивал себя с тем, кем, по-моему, мне следовало быть – более богатым, более худым, более свободным, лучшим. Я вдруг понял, сколько горя это принесло мне и что из-за этого я был вынужден всю жизнь провести в бегах. Я сбежал от родителей и их простого ремесла. Я пробежал половину Дальних Краев, просто чтобы остаться в живых. Я даже уехал в Аракс, чтобы выбраться из нищеты в Таймаре. Я сбежал с того корабля и с тех пор не останавливался, несмотря на то, что умер в процессе. Я хотел получить свою половину монеты только для того, чтобы бежать дальше. А почему? Из-за моего стремления к «больше» и «лучше».

Я поразмыслил над этим, слушая уникальную, постоянно меняющуюся музыку дождя. Его инструментами были лужи, навесы, глиняные колпаки дымоходов. В такие мгновения я мог забыть обо всем, но сейчас было не самое подходящее время, чтобы уходить в себя. Пора действовать. Пора что-то менять.

– Да пошло оно все, – рассмеялся я. – Я поклялся, что добуду свободу, и я ее получу. И если для этого нужно спасти весь остальной мир, что ж, пусть так. Значит, богам просто повезло.

Изящным движением руки я вытащил Острого, подставил его под струи дождя, а затем воткнул в землю. Затем я стряхнул с себя одежду и, оступившись, побежал к стене какой-то башни, которая возвышалась над нами, словно утес. Пригнувшись, я начал освобождать себя от разума человека, его мышц, его кожи. Один рывок, и я вышел на свободу, и мои собственные пятки заскользили по грязи. Человек накренился вперед, прижав руки к телу, и нацелился в стену, словно козел.

Затем раздался глухой стук, и голый мужчина растянулся у стены. Я как порядочный человек оттащил его в переулок и накрыл мешковиной. Да, я ограбил человека и бросил его под дождем, и, возможно, это не лучший способ начать добродетельную жизнь, но, думаю, он бы поблагодарил меня, если бы узнал, какое решение я принял. Никто не любит катастрофы. Если кто-то любит, значит, он – идиот, и если он погибнет, то и поделом ему.

Вытащив Острого из грязи, я заткнул его за пояс своей новой одежды и пошел в дождь. Таким целеустремленным я не был с тех самых пор, как умер.