Я верю в руки, которые работают, в умы, которые думают, и в сердца, которые любят… Я верю в солнечный свет, свежий воздух, дружбу, спокойный сон, прекрасные мысли.
Элберт Хаббард
Переводчик Владислав Васильевич Цылёв
Дизайнер обложки Владислав Васильевич Цылёв
© Элберт Хаббард, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, перевод, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-4131-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Портрет Элберта Хаббарда, выполненный художником Отто Дж. Шнайдером (1875—1946)
Вступительное слово
*
Кто такой Элберт Хаббард?
Несмотря на то, что сам Элберт Хаббард (1856—1915) охарактеризовал себя как анархиста и социалиста1, его экстраординарная фигура, стремительно взошедшая на волне культурного Рассвета и промышленного бума начала 20-го века в Америке, оказалась куда более многогранной. Без преувеличения можно сказать, что по масштабу своего дарования Хаббард приближался к Мастерам Возрождения, ведь всё, к чему он прикасался как созидатель превращалось в золото, а его благородное слово мудрости раскрепощало дух современников. Блестящий оратор, плодовитый писатель и оригинальный философ, оказавший огромное влияние на мышление своего поколения, успешный предприниматель и основатель движения «Искусства и ремесла»,2 он отвергал дегуманизирующий эффект массового производства в пользу индивидуального – Честного – Мастерства, восходящего к идеалам Ренессанса, и верил в экономическую, умственную и духовную свободу человека.
В «Послании Гарсии и тринадцати других вещах» (1901) Хаббард ярко и афористично сформулировал свой символ веры:
Я анархист. Все хорошие люди – анархисты. Все культурные, добрые люди; все джентльмены; все справедливые люди – анархисты. Иисус был анархистом.
<…>
Я верю, что Джон Рёскин, Уильям Моррис, Генри Торо, Уолт Уитмен и Лев Толстой – пророки Бога, и по уровню умственного развития и духовной проницательности они должны стоять в одном ряду с Илией, Осией, Иезекиилем и Исайей.
К слову, в 1920-х годах «Послание Гарсии» оказалось настолько популярным в Америке, что в какой-то момент тираж этого «эссе, написанного за час после ужина», превысил количество экземпляров любых других изданий, кроме Библии и букваря – за прошедшее столетие было распространено более 40 миллионов копий!
Среди многочисленных публикаций Хаббарда особенно выделяется его поистине титанический труд с интригующим названием «Маленькие путешествия в дома великих людей»3. Это пятнадцатитомное (!) собрание состоит из биографий знаменитых государственных деятелей, художников, писателей, артистов, ораторов, философов, реформаторов, учителей, бизнесменов, ученых, любовников и музыкантов. Каждая из биографий Хаббарда, несмотря на небольшой объём, представляет собой увлекательное и содержательное исследование, в котором автор оригинально и порой с неожиданной стороны раскрывает жизнь и достижения своих героев, демонстрируя безупречный художественный вкус, незаурядную эрудицию и восхитительное мастерство эссеиста. Особую ценность биографическим очеркам Хаббарда придаёт то, что он писал не только о людях из прошлого, но и о своих современниках, с которыми был знаком не понаслышке. Среди них Марк Твен, Уолт Уитмен, Томас Эдисон, Уильям Моррис, Генри Форд, Александр Грейам Белл и многие, многие другие. Попасть в «коллекцию» Хаббарда означало получить высшее признание эпохи. Если говорить о культурологической «географии» «Путешествий» Хаббарда, то она простирается далеко за рамки сборника рассказов о великих людях. Автор охватывает тысячелетия, создавая уникальный путеводитель по истории искусств, науки и философии. Это настоящая энциклопедия человеческой жизни, которую можно сравнить только с «Кругом Чтения» Льва Толстого.
Элберт Хаббард был одним из самых интересных американских персонажей своего времени. Он обладал редкой способностью выражения и использовал ее, чтобы служить делу здравого смысла в этой стране.
<…>
Я навещал его в Ист-Авроре и был читателем его публикаций с самого начала. Элберт Хаббард заслуживает постоянного места в наших библиотеках.
Генри Форд
По иронии судьбы Элберт Хаббард, один из самых читаемых авторов своего времени, которого можно по праву поставить в один ряд с «благороднейшим из благородных» Ральфом Уолдо Эмерсоном, сегодня практически забыт. По этому поводу вспоминается один известный афоризм Хаббарда, который как нельзя лучше характеризует его обаятельно-снисходительное отношение к неизбежным превратностям судьбы:
Не относитесь к жизни слишком серьезно, все равно никто не выберется живым.
И всё же его поступок – остаться с женой на тонущей «Лузитании», которая была потоплена немецкой подлодкой в начале Первой мировой войны – не канет в Лету. Как и его впечатляющее литературное наследие, пронизанное духом свободы, гуманизма и просвещения. Такие выдающиеся личности не исчезают, а сияют ещё ярче в Вечности.
*
О книге
В настоящей книге представлены три очерка Хаббарда о великих художниках Возрождения: Леонардо, Боттичелли и Рафаэле.
В этих текстах, взятых из упомянутых выше «Путешествий», читатель не обнаружит бульварных сенсаций, которыми так изобилуют публикации нашего времени. Ибо шокировать – это удел дилетантов. Хорошо знакомый с многочисленными апокрифами, автор тактично оставляет их в стороне, хотя иногда и позволяет себе некоторые смелые вольности. Но всякий раз он делает это с какой-то восхитительной, романтической лёгкостью. И с единственной целью – создать притягательный, цельный образ своих героев, выявляя их непростые характеры на фоне противоречивых времён. Не стоит забывать, что Хаббард – художник слова, а не ученый, и что по прошествии столетий все накопившиеся пробелы в биографиях своих героев он восполняет двумя единственными доступными ему инструментами – здравым смыслом и воображением. И, надо признать, выполняет свою задачу добросовестно.
Повинуясь законам жанра, автор, конечно же, пытается завладеть вниманием читателя, и для этого он использует вполне предсказуемый набор риторических приёмов, но предлагая при этом свою собственную, уникальную точку зрения. Именно авторский взгляд, а не информация или «бессмысленные силлогизмы», свойственные по образному выражению Хаббарда «капусте с высшим образованием», важен в каждом его эссе. В конце концов, в наши дни читатель имеет практически неограниченный доступ к информации. Но есть нечто, что многие авторы, в первую очередь современные, вырванные из почвы Традиции, не в состоянии выразить. Что же это за загадочное «нечто»? Позволю себе повторить слова самого Хаббарда, которые он высказал по отношению к одной из прочитанных им книг о художниках Возрождения: «Она меня каким-то образом озарила». Наверное, в этой фразе и заключается то главное, то «нечто», без которого художники Возрождения не могли творить, и которое Элберт Хаббард, как подлинный Мастер, «уловил» в их творениях и теперь пытается передать нам своим проницательным «взором» —
Озарение.
Владислав Цылёв
*
От составителя и переводчика
Предлагаемая публикация представляет собой перевод избранных глав из книги:
Elbert Hubbard: Little Journeys to the Homes of the Great, – Memorial Edition, Wm. H. Wise & Co. Publisher, New York, 1916.
Все тексты даны в моём переводе с сохранением стилистических особенностей оригинала и снабжены дополнительными комментариями и иллюстрациями.
Все иллюстрации выполнены мной средствами графического редактора и с использованием изобразительных материалов, созданных не позднее конца XIX – начала XX века и являющихся общественным достоянием.
В. Ц.
Леонардо да Винчи
В мире, пожалуй, нет другого примера столь универсального гения, как Леонардо, – столь творческого, столь неспособного к самодовольству, столь жаждущего бесконечного, столь благородного от рождения, столь далеко опередившего свою и последующие эпохи. Его картины выражают невероятную чувствительность и умственную силу, они переполнены невыразимыми идеями и эмоциями. Рядом с его портретами персонажи Микеланджело – это просто герои-атлеты, а девы Рафаэля – лишь безмятежные дети, чьи души еще пребывают во сне. Его существа чувствуют и мыслят каждой линией, каждой чертой своего лица. Чтобы вступить с ними в общение, необходимо время; не то чтобы их душевные состояния были слишком слабо выражены, напротив, они проистекают из всего облика; но они слишком утонченны, слишком сложны, слишком далеко выходят за пределы обыденности, слишком похожи на сон и необъяснимы.
Ипполит Тэн4,«Путешествие по Италии»
*
Есть небольшая книга Джорджа Б. Роуза под названием «Мастера эпохи Возрождения»5, которую стоит прочитать. Я носил экземпляр – для компании – в боковом кармане своего пальто в течение недели и просто заглядывал в этот томик от случая к случаю. Помню, я до такой степени мало заботился о нём, что читал его с грифельным карандашом, постоянно делая пометки где ни попадя, заполняя форзацы случайными мыслями и уродуя поля своими глупыми зарисовками.
И вот в один прекрасный день Белая Голубка заглянула в магазин «Ройкрофт» – проездом из Буффало. Она приехала на двухчасовом поезде, а уехала на четырехчасовом, и ее визит был подобен окну, распахнутому в лазурь.
Белая Голубка пробыла в Ист-Авроре всего два часа: «Недостаточно долго, – сказала она, – чтобы успеть стряхнуть золото и изумруд с прекрасных крыльев бабочки».
Белая Голубка увидела на моем столе в башенной комнате книжечку, о которой я уже упоминал. Она взяла ее в руки и стала бесцельно перелистывать страницы; затем она открыла свою бостонскую сумку6 и сунула книгу внутрь, сказав при этом:
«Вы не возражаете?»
Я ответил: «Конечно, нет!»
После чего она добавила: «Мне нравится идти по проторенному Вами пути».
На этом вопрос с маленькой книжкой был закрыт. Правда, уже после того, как я дошел с Белой Голубкой до станции, и она села в вагон, всё-таки стоит отметить один момент: пока я стоял на платформе, наблюдая, как поезд исчезает за поворотом, Белая Голубка вышла на заднюю площадку, полезла в бостонскую сумку, достала книжечку и подняла её над собой.
Это был последний раз, когда я видел Белую Голубку. Она выглядела бодрой и сильной, а ее походка, как я заметил, была твердой и уверенной, и она высоко держала свою голову и подбородок. Это заставило меня тоже приподнять подбородок, просто в силу примера, я полагаю – мы так легко поддаемся влиянию. Когда находишься с одними людьми, то невольно сутулишься, а с другими чувствуешь подъем и небесное притяжение – вот что любопытно!
И все же я действительно верю, что Белой Голубке сорок или очень близко к тому. В ее каштановых косах появились серебристые пряди, а персиковый румянец, несомненно, давно сошел с ее щек. В тот день она выглядела ужасно загорелой – и маленькая родинка на ее лбу вместе с подругой на подбородке выделялись больше, чем когда-либо – как веснушки на лице Алкивиада Ройкрофта, когда он принимает свой августовский рыжий цвет.
Да я просто уверен, что Белой Голубке должно было быть около сорока! Это уже вторая книга, которую она у меня увела; другой были «Воспоминания» Макса Мюллера7 – это случилось в парижском Лувре Четырнадцатого Августа Восемнадцатьсот Девяносто-пятого года, когда мы молча сидели на скамейке перед «Моной Лизой» Леонардо.
В любом случае, эта книга, «Мастера эпохи Возрождения», меня не слишком заинтересовала. Я не почерпнул из нее никакой информации, но она меня каким-то образом озарила – вот и все – как та лекция Уэнделла Филлипса, которую я слушал в детстве.
В книге я запомнил только одну вещь, но она выделяется так же отчётливо, как маленькая родинка на лбу Белой Голубки. Автор утверждал, что Леонардо да Винчи изобрел больше полезных вещей, чем любой другой человек, когда-либо живший, за исключением нашего Эдисона.
Я знаю Эдисона: это чрезвычайно обаятельный человек (потому что он сам по себе такой), причём глуховатый – и он рад этому, потому что, по его словам, это спасает его от многих вещей, которые он не хотел бы слышать. «Так и есть, – сказал он мне однажды, – глухота дает вам необходимую изоляцию; снижает вашу чувствительность, чтобы вещи не беспокоили и не отвлекали; позволяет вам собраться и сконцентрироваться на мысли, пока вы не доведете ее до логического завершения – понимаете?» Эдисон – великий филистер – читает все, что я пишу, у него есть полная подшивка журнала «Малышка Брауни», а в некоторых из «Маленьких путешествий», которые я у него видел, он делал записи между строк или оставлял отметки. Я думаю, что Эдисон – один из самых выдающихся людей, которых я когда-либо встречал, – он ценит Хорошие Вещи.
Я рассказал Эдисону, как этот писатель, Роуз, сравнил его с Леонардо. Он улыбнулся и сказал: «Кто такой Роуз?» Затем, немного помолчав, он продолжил: «Великий Человек – это тот, кто давно умер, – леса полны волшебников, но немногие из них знают об этом», и Волшебник тихо рассмеялся над собственной шуткой.
Каким же человеком был Леонардо? Он был таким же, как Эдисон, только Леонардо был худым и высоким, а Эдисон – коренастым. Но мы с вами будем чувствовать себя как дома с любым из них. Оба – классики, а значит, по сути, современники. Леонардо изучал Природу из первых рук – он ничего не принимал на веру, Природа была его единственной книгой. Чопорные, привередливые, замкнутые профессора – люди с непомерным чувством собственного величия – пугают окружающих, доводят детей до крика, а дам – до благоговейного трепета; но Леонардо был прост и непритязателен. Он чувствовал себя как дома в любом обществе: высоком или низком, богатом или бедном, образованном или необразованном – и был вполне доволен тем, что оставался самим собой. Оставаться самим собой – прекрасное качество!
Теккерей однажды сказал: «Если бы я встретил Шекспира на лестнице, я бы точно упал в обморок!» По-моему, от присутствия Шекспира ещё никто не падал в обморок. Он был настолько велик, что мог легко завоевывать симпатии окружающих.
Если бы Леонардо приехал в Ист-Аврору8, мы с Берти, Оливером и Лайлом отправились бы с ним в поля, и он бы нес свою кожаную сумку, перекинутую через плечо, как и всегда, когда бывал в деревне. Он был геологом и ботаником и постоянно что-то собирал («забывая», где что лежит).
Мы могли бы бродить вместе, скажу я, и в урожайное время года заглядывать во фруктовые сады, сидеть под деревьями и есть яблоки. И Леонардо, по своему обыкновению, рассказывал бы нам, почему та сторона плода, которая обращена к солнцу, сначала приобретает такой красивый цвет; а когда яблоко падало с дерева, он, без сомнения, предвосхищал бы сэра Исаака Ньютона и объяснял, почему оно упало вниз, а не вверх. Его кожаная сумка, боюсь, очень скоро стала бы довольно тяжелой, прежде чем мы вернулись, и, вероятно, Оливер и Лайл оспаривали бы честь нести ее для него.
Однажды Чезаре Борджиа поручил Леонардо укрепить королевство Романья. Это было совершенно новое королевство, подаренное молодому человеку Папой Александром Шестым. Именно папа приказал Леонардо обследовать местность и составить планы укреплений, каналов и всего прочего – поэтому Леонардо не посмел отказаться. Чезаре Борджиа имел счастье быть сыном папы, но папа называл его своим племянником – так было принято у пап. У папы Александра была ещё дочь по имени Лукреция Борджиа, сестра Чезаре, очень похожая на брата, ведь они устраивали свои развлечения с одинаковым азартом.
Леонардо приступил к работе и составил планы неприступных укреплений. Он тщательно осматривал местность, передвигаясь верхом, а двое его слуг следовали за ним в запряженной быком повозке, которая, как спокойно объяснил Леонардо, представляла собой «судно с бортовыми колесами».
Леонардо носил с собой большой альбом для зарисовок и, составляя планы редутов, попутно делал заметки о том, что вороны летают стаями без вожака, а дикие утки имеют систему и летят V-образно, с вожаком, который время от времени меняется с рядовыми. Кроме того, в водопаде звучит вся музыкальная гамма, и разделив поток воды на ноты, можно сыграть мелодию. А еще листья становятся золотыми от окисления, и малиновки образуют пары на всю жизнь.
В это время Леонардо также писал о движении облаков, изломах горных пород, опылении цветов, повадках пчел и множестве других тем, которые образовали целую библиотеку рабочих тетрадей, которые он оставил после себя.
Тем временем Чезаре Борджиа с нарастающим нетерпением ждал строительства своих крепостей. Прошло два года, когда с Чезаре и его отцом произошел несчастный случай, нередкий в те времена. Драгоценная парочка предавалась своим борджианским забавам в обществе некоего кардинала, которым они не очень-то восхищались, хотя заговор, похоже, был делом рук Чезаре. По ошибке они выпили отравленное вино, приготовленное для кардинала, и папа был умерщвлён на пике своего могущества и пастырского служения, а его сына постигла еще более тяжкая участь. Папа Юлий Второй, появившись на сцене, быстро расправился с Борджиа, и идея нового королевства была заброшена.
Леонардо, очевидно, не скорбел о смерти папы. У него была повозка, запряженная волами, нагруженная образцами, эскизами и записными книжками, и он принялся за работу по их сортировке. Он был очень счастлив в этой работе – будучи по сути мирным человеком – и пока он строил форты и проектировал осадные орудия, его гораздо больше интересовали некоторые ласточки, которые устраивали свои гнезда, склеивая их в весьма любопытные и красивые конструкции, а когда птенцы подрастали и были готовы к полёту, разрывали гнездо, выталкивая маленьких пташек, чтобы те «плавали в воздухе» или погибали.
Я сделал несколько заметок о наблюдениях Леонардо за птицами на обороте той книги «Эпоха Возрождения», которую присвоила Белая Голубка. Я не могу вспомнить, о чем именно они были – думаю, я разыщу Белую Голубку в следующий раз, когда буду в Париже, и верну книгу.