Название книги:

В постели с инкогнито

Автор:
Евгения Халь
В постели с инкогнито

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

1 глава. Это не мой муж!
Ника

Это не мой муж. Объятия незнакомца будоражат и страшат одновременно. Так бывает на первом свидании, когда едва знакомый мужчина притягивает и вместе с тем пугает. Легкое возбуждение, дрожь и головокружение. Смеешься невпопад, слушаешь его, но больше прислушиваешься к себе. Он тот самый или нет?

Голос может обмануть. Запах может обмануть. Прикосновения – никогда. Чёртова тактильность! Мне ли не знать о ней всё? Мне, всю жизнь живущей на ощупь, как слепая?

Хотя почему как? Зрение есть. Но не такое, как у всех. Я не различаю лица. Прозопагнозия, лицевая слепота – мое проклятие. Живу словно в маске. Или на всех окружающих маски. Иногда гротескные, иногда веселые. Это нескончаемый венецианский карнавал. Только удовольствия я от него не получаю.

Маска этого мужчины мне незнакома. Хотя он пытается изображать моего мужа. Ложь. От начала и до конца. Его руки выдают его. Его дыхание. Что же мне делать? Ведь никто не поверит. И главное: зачем ему это? Где же мой муж? Родной, до дрожи знакомый, до теплоты свой. Мой Родион.

– Ты еще не выздоровела, – шепчет незнакомец. – Понимаю. Нужно время. Но я так скучаю по тебе, Ника! По той моей Нике. Чёртова авария! Будь она проклята!

Он поворачивается спиной, поудобнее устраиваясь на подушке. Наконец-то! Каждое его прикосновение – пытка.

– Доктор предупреждал, что так будет, – шепчет он засыпая.

Внезапно чувствую укол вины. Может, и вправду это я виновата? И до аварии мне было сложно. Но только не с ним. В моей жизни было только три человека, с которыми было легко всегда. И чьи лица я пусть и не видела, но более-менее хоть как-то могла себе представить. Мама, Юра и Родя. Он всегда ненавидел, когда я его так называла.

– Не Родя, а Род, – поправлял он меня, недовольно морщась.

За Рода я и вышла замуж. Может, это кара за Юрку? Хотя я ведь его не обманывала никогда. Сама всё честно рассказала.

Как мне нужна сейчас мама! Поговорить, посоветоваться, просто прижаться к ней. Но ее нет уже почти пятнадцать лет. А Юрка… у него своя жизнь. И это справедливо.

Поворачиваюсь к мужу. Он размеренно дышит, слегка посапывая. Ну не может же он даже во сне притворяться! Род всегда так же сопел. Хотя не знаю, как сопят и дышат во сне другие мужчины. Разве что Юра. Но он так тихо спит, что я всегда пугалась и даже проверяла: а дышит ли он вообще?

Протягиваю руку, чтобы легонько погладить спину мужа. Я часто так делаю. Прикоснусь к нему и засыпаю, ощущая его тепло на кончиках пальцев. Но рука замирает в воздухе. Нет, не хочу будить. Не хочу, чтобы проснулся чужой человек и снова испугал меня фальшивым участием.

Или не фальшивым? А что если это, действительно, последствия аварии? Врач предупредил, что с моей болезнью невозможно знать, как всё обернется. Невозможно просчитать последствия травмы, когда у человека такие проблемы с восприятием окружающих.

Для меня все лица выглядят размыто. Словно на картину вылили ведро воды и краска потекла. Я никогда не увижу Мону Лизу Леонардо. Не знаю, насколько красива сама. Вижу в зеркале только бледное пятно вместо своего лица. Хорошо хоть волосы свои различаю. Так можно хотя бы примерно понять, каковы очертания лица. Но как же это тяжело всю жизнь делать прическу собственной мертвой маске.

Улыбаясь или хмурясь, я иногда дотрагиваюсь до своего лица, пытаясь представить себе, как выгляжу в этот момент. В детстве делала это постоянно и родители всё время мягко одергивали меня, перехватывали мои руки и заставляли опустить их вниз.

Родион что-то пробормотал во сне. Я прислушалась. Слов не разобрать. Но он явно с кем-то спорит. Сердце заметалось в груди. Нет, это он, мой Родя! Он всю жизнь разговаривает во сне. И я всегда над этим потешалась. Бывало, наливаю ему утром кофе и загадочно произношу:

– Я всё слышала ночью.

– Да? И что же конкретно? – лениво отзывался он.

– Все твои секреты выведала. Всё знаю про тех девушек, что на тебя вешаются.

Минутная пауза. Нет, он сейчас не пытается догадаться, о ком я говорю. Он просто с утра плохо переваривает информацию. Потому что мы оба заядлые совы. Утро не наше время.

– И про Анастасию? – осторожно интересуется он, прихлебывая кофе.

– И про нее, – киваю я, хотя понятия не имею, кто это.

– И про ту блондинку с пятым размером груди, чёрт знает, как ее зовут? – в его голосе слышится с трудом сдерживаемый смех.

– Да, – сажусь напротив него и грозно стучу чашкой по столу.

– Врушка! – радостно сообщает он. – Нет никакой блондинки.

Вскакивает, отнимает у меня чашку и целует в губы.

– Ой, дай кофе выпить спокойно! – отбиваюсь я. – Только что глаза с трудом разлепила.

– Сама виновата! Не нужно было с утра будить во мне зверя! – Родя подхватывает меня на руки, сбрасывает посуду и сажает на стол.

По кухне разлетаются осколки чашек и тарелок.

– Псих ненормальный! – кричу, отбиваясь. – Только купили посуду! На пол-то зачем? Не мог в сторону отодвинуть?

– Никакой экономии с такой жаной! – рычит он, срывая с меня халатик. – Сервиз новый выбросила в пропасть! Убытки вычту из приданого! Все до последней копейки! Теперь тебе от меня не избавиться, потому что ты мне всё время будешь должна!

– Сразу видно продюсера и издателя. Всё посчитал, профессиональный крохобор.

– Не крохобор, а бизнесмен!

– Ай, побрейся сначала, ёжик! Больно же!

– Я не ёжик, а страшный боевой дикообраз! – рычит он, целуя меня в шею. – Терпи теперь, раз первая начала.

На глаза наворачиваются слезы. Где же это всё? Как же может такое быть, чтобы одна авария перечеркнула такое острое и головокружительное счастье? Если бы я могла повернуть время вспять! Я бы в тот вечер промолчала, признала бы свою вину. Да, мы, женщины, так часто делаем. Мне ли не знать? Мне, создавшей такое количество сюжетов?

В этом и заключается главная женская мудрость: признать свою вину, даже если не виновата. Так легче, так проще. Мужчина остынет и сам придет извиняться. Мой муж так точно. Главное: не лезть на рожон, когда искры веером брызжут во все стороны. Почему же я забыла свой собственный рецепт счастья в тот вечер?

Едва сдерживая горестный стон, я повернулась на бок, лицом к тумбочке, на которой стояли часы.

11:11 – высветилось алым на циферблате.

Я невольно вздрогнула. Это число так много значит для меня. Я сама в своей книге писала, что его очень сложно заметить на часах. «Одинаковые цифры на циферблате всегда загадка. И если вы внезапно их видите, это значит, что высшие силы дают подсказку». Это цитата из моей самой успешной книги, которая сделала меня знаменитой писательницей. Но что высшие силы пытаются сказать мне сейчас?

Полгода назад авария разделила нашу с Родом жизнь на до и после. Случилась она из-за ссоры. Никогда не перестану казнить себя за это. Потому что именно я совершила ту самую роковую ошибку, из-за которой мой муж разозлился, приревновал, сел за руль в пылающем состоянии и не справился с управлением.

Но хуже всего то, что я до сих пор не понимаю, как могла так ошибиться.

Мы с мужем были на шикарном банкете по случаю подписания нового контракта с кинокомпанией «Зетфликс». Компания не поскупилась и закатила роскошную вечеринку. Поводом послужил грандиозный успех первого сезона сериала, снятого по моей книге «След ангела». Сериал побил все рейтинги. Киностудия спешила начать съемки второго сезона, хотя первый еще не закончился.

Возле входа в ресторан толпились фанаты с книгами в руках. Одновременно с началом показа первого сезона «Зетфликс» подсуетились и выпустили перевод книги на английский и итальянский. В Италии успех был особенно оглушительным. Что неудивительно: роман написан в том же жанре, что и «Код да Винчи» Дэна Брауна. А итальянцы обожают интеллектуальные мистические триллеры с лихо закрученным сюжетом. Я, кстати, никогда не скрывала, что очень люблю этого автора. И это очень приятно и лестно, что меня окрестили русским Дэном Брауном.

Все стены ресторана были завешаны моими фотографиями и постерами сериала. На входе продавались книги. Я погладила серебристую глянцевую обложку, на которой крупными буквами было выведено по-английски: «Ника Зима. След ангела». Этот псевдоним – ложка дёгтя в бочке с мёдом. Не люблю его. Он и по-русски как-то дурацки звучит. А на английском вообще чудовищно.

По паспорту я Вероника Алексеевна Зимина. Тридцать лет назад родилась в Москве. Профессия: писатель и сценарист. Литературный псевдоним Ника Зима появился на свет, потому что мой отец Алексей Зимин – известный российский писатель, лауреат государственных премий и вообще гордость нации. Именно он заставил меня взять псевдоним в начале писательской карьеры, так как боялся, что я своими жалкими литературными потугами опозорю его забронзовевшую от регалий фамилию.

Родя поначалу хотел, чтобы я после свадьбы взяла его фамилию и стала Филатовой. Но потом сам же отказался от этой идеи из-за юридических сложностей. Менять фамилию в договорах издательств очень муторно и тяжело. Тем более, если фамилия привязана к псевдониму. Юристы весь мозг чайной ложкой вычерпают.

На людях я всегда напряжена. Единственное место, где мне спокойно и хорошо – мой дом. Из-за моей болезни скопления людей меня пугают.

Не имея возможности разглядеть и запомнить лица, я стараюсь запоминать одежду и походку тех, кто рядом. Их голоса и запахи. Если природа ущемляет в одном, то щедро одаривает в другом. У меня абсолютный музыкальный слух и очень острое обоняние. Я запоминаю звуки и запахи, как другие запоминают лица. Но с одеждой часто возникают проблемы. Если люди одеты в униформу, то для меня они сливаются в одно сплошное пятно. Как назло возле входа в ресторан кроме книг продавались также футболки с логотипом сериала. Поклонники немедленно нарядились в них и устремились ко мне за автографами и селфи.

 

Я старалась улыбаться, любезно позировала перед бесконечно щелкающими камерами телефонов и раздавала автографы. Но перед глазами уже поплыли цветные пятна. А в душе росла паника. Официанты не отставали от фанатов и один за другим подходили с блокнотами и телефонами. Их я различала по черным передникам.

Возможно, они улыбались. Наверняка смотрели на меня с восхищением. Но я видела только бесконечную картину Пабло Пикассо – единственного художника, которого я могу спокойно воспринимать. Потому что у людей на его картинах нет лиц. Вместо них гротескные, разделенные на цветные сегменты, страшные маски, обрамленные волосами. Главное: они лишены красоты, гармонии и целостности. То есть, всего того, что я не воспринимаю в человеческих лицах.

– Господи, прости меня за неблагодарность, но когда же это закончится? – мысленно взмолилась я, чувствуя себя героиней клипа Энни Леннокс «Никаких больше «Я люблю вас».

Родя часто говорил мне, что этот клип снимал человек с моей болезнью для таких, как я. Искаженные лица, театр абсурда, гротескные маски. Так много монстров вокруг!

Чувствуя, что схожу с ума, я сбежала на балкон и затаилась за большущей кадкой с лимонным деревом. Тонкий цитрусовый аромат вместе с прохладным и пряным итальянским воздухом немного успокоили меня. Я закрыла глаза, посчитала до десяти и глубоко вздохнула. Паника начала отступать.

– Это просто люди. Ты им нравишься, – шептала я себе. – Поэтому они хотят общаться. И они не виноваты, что ты больна. Нет никаких монстров. Дыши, Ника, просто дыши!

Там за деревом меня и нашел муж.

– Попей, дорогая, – он протянул мне бокал коктейля.

Я залпом осушила его.

– А теперь пойдем танцевать, – он взял меня за руку. – Сегодня ты должна уйти в отрыв. Это твой вечер. Не прячься. Пусть все видят, какая ты у меня красавица и умница. Ты же Ника – богиня победы. Расправь крылья и наслаждайся честно завоеванными трофеями.

От его рук шло тепло. От него веяло заботой и пахло дорогим парфюмом, который я сама же ему и подарила. По телу разлилось приятное тепло. И я едва не поддалась на уговоры. Но в последнюю минуту всё же прошептала:

– Ты забыл назвать наш код.

– Конечно, дорогая, извини, у меня и самого голова закружилась от твоего успеха. Но ты права: осторожность превыше всего, – и муж назвал наш с ним личный код, который знали только мы двое.

Откуда же мне было знать, что этот код известен незнакомому мужчине?

– У тебя так блестят глаза! Красавица моя! – он нежно поцеловал меня в губы.

Все близкие мне люди пользуются специальной системой кодов. Для каждого из них у меня есть фраза, которую знает только он и я. С папой одна, с покойной мамой другая, с Родей третья. Подходя ко мне, они сразу произносят эту фразу, чтобы я могла понять, кто передо мной. Потому что и звуки, и запахи иногда бывают обманчивы. Особенно, если вокруг много людей.

– Подожди минутку, милая, я сейчас вернусь, и пойдем танцевать, – Родя вышел в зал и скрылся в толпе.

– Ника, что ты делаешь? – раздался за спиной гневный голос Рода.

– Ты о чем? – еще не понимая, что происходит, я обернулась и увидела своего мужа.

Как так? Он же только что вышел через другую дверь.

– Ты еще спрашиваешь? – рассвирепел Родион.

Он вообще вспыльчивый. Итальянцы таких называют «люди с коротким фитилём». Очень меткое определение. Вроде выглядит сдержанным, но взрывается моментально. И если разозлится, то сожжет всё вокруг.

– Целуешься с каким-то мужиком и спрашиваешь меня, о чем я? – в этот момент я даже обрадовалась, что не вижу его лицо.

– Родя, я…

– Не называй меня Родей. Род, Ника, Род!

– Я целовалась с тобой!

– Что? – он взял меня за плечи и встряхнул. – Ника, окстись! Ты мне изменяешь на глазах у всех и при этом нагло лжешь. Что с тобой?

– Отпусти! Мне больно! Какая муха тебя укусила, Род? Ты только что подошел ко мне, произнес наш код, пригласил танцевать и поцеловал.

– Боже мой! Ника, когда ты научилась так изощренно врать? Этот мужик не мог знать код. Скажи честно, что ты просто забыла его спросить. Признайся, что успех вскружил тебе голову. Я пойму, Ника. Но ложь не выношу, ты же знаешь.

Чистая правда. Он, действительно, ненавидит вранье. Всё, что угодно, может простить, если признаться честно. Но не могу же я оболгать саму себя.

– Я другого не понимаю, Ника. Ты что не почувствовала, что это другой мужчина?

– Род, он такого же роста. У него такой же костюм и такой же одеколон.

– Но прикосновения, Ника. Ты же сама всегда говоришь о тактильности.

– Но у него даже руки похожи на твои, – в отчаянии выкрикнула я.

Несколько человек в зале обернулись. Наверняка, они сейчас смотрят на нас с любопытством.

– Пойдем отсюда, на нас все оборачиваются, – муж схватил меня за руку и повел за собой.

Мы пробежали через зал и выскочили на улицу. Род открыл машину, помог мне сесть и сам сел за руль.

– Может, ты код перепутала? – он завел мотор.

– Как я могу перепутать код, если мы его много лет не меняем? Дядя Сёма – наш код. И он его произнес.

– Поразительно! – Родион рванул с места так резко, что я подпрыгнула на сиденье. – Пять лет мы женаты, и ты никогда не врала мне. Да еще и так отчаянно и нагло.

– А ты никогда не изображал Отелло.

– Потому что ты повода не давала. А сегодня просто решила уйти в отрыв.

Я вздрогнула. Именно эту фразу произнес незнакомец, прикинувшийся Родей. Уйти в отрыв. Фраза не настолько расхожая, чтобы два человека повторили ее в течение десяти минут. Тем более, что оба они младше сорока лет. А эту фразу чаще произносят люди в возрасте именно за сорок. Мне ли не знать речевые характеристики поколений? Что это? Совпадение? Или незнакомец даже фразы крадет у Рода, чтобы быть на него похожим?

– Нет, я понимаю, конечно, что успех очень сильно меняет людей. Это такое ощущение, что вот сегодня и сейчас можно всё, потому что заслужила, – Род так крутанул руль, что машину едва не занесло на повороте.

– Прошу тебя, осторожнее! – взмолилась я. – Не гони так. Ты же знаешь, что я боюсь скорости. Мы сейчас врежемся, Род! Давай молча доедем до дома, а там поговорим.

– В отличие от тебя я владею ситуацией, – муж и не подумал сбавить скорость. – Ладно, приемлемо, если бы ты честно в этом призналась. Мы все не ангелы.

– Что? – я аж подпрыгнула. – Ты о чем сейчас? Ага. Я, кажется, начинаю понимать. Ты мне изменил, поэтому сейчас пытаешься переложить на меня вину.

– С ума сошла? Вот это… это… наглость! – Род сначала задохнулся от возмущения, а потом язвительно рассмеялся. – Слушай, милая, пять лет живу с тобой и только сейчас начинаю узнавать тебя настоящую. Я ее с мужиком поймал, и меня же обвиняют в измене. Охренеть можно! Вот она, знаменитая женская логика в действии. Я это буду рассказывать, как анекдот. И ведь что примечательно: я был полностью уверен, что в тебе нет этой бабской дури. Аплодисменты! – он снял руки с руля и захлопал. – Продолжаешь выкручиваться, утверждая, что незнакомый мужик мог знать наш код.

– Род, верни руки на руль, умоляю тебя! – просипела я, у меня аж голос сел от страха.

Машина неслась по трассе на такой скорости, что меня начало тошнить. Я мысленно взмолилась, чтобы высшие силы сейчас послали нам гаишников. Лучше штраф заплатить, чем убиться. И, главное, как назло вокруг не было единого знака с предупреждением, что впереди полицейский радар. Местные гаишники всегда так делают: ставят знак, который предупреждает, что если обнаглеешь и превысишь скорость, то за поворотом будешь штраф платить. Им деньги не нужны. Местная мафия всю полицию пересадила на «Ламборгини». Им нужно, чтобы правила соблюдали и не убивались на дорогах.

Мы немного помолчали, переводя дух. Я уже понадеялась, что Родя начал остывать. Не тут-то было!

– Не понимаю я, Ника, не понимаю, как ты могла так лажануться с кодом? – Род в ярости ударил по рулю.

Ага, всё же начал остывать. Уже не обвиняет в намеренной измене. Пытается понять, как же так вышло.

– Может, он его подслушал? – с надеждой спросила я. – Если он был одет в твой костюм и пах твоим одеколоном, почему ему не подслушать наш код?

– Зачем такие сложности? Ника, выйди из писательского образа. Это не литература, это жизнь. Перестань на мне обкатывать сюжеты! Хочу услышать от тебя признание и получить извинения.

В этот момент в моей сумочке зазвонил тот самый дядя Сёма – старый телефон Роди.

– Вот видишь? Видишь? – ликующе выкрикнул муж. – Вот тебе подтверждение, что я прав! Сама судьба против тебя. Не говоря уже о богах сотовой связи. Потому что техника врать не умеет.

Муж всегда любил технику и воспринимал ее как живое существо. Телефон, машина и компьютер были для него добрыми друзьями. Он им давал имена. «Самсунг» был Сёмой, стариком Сёмой.

Этот телефон Родя любил особенно. Флагманская модель «Самсунга» была куплена  в успешный период жизни. И муж истово верил, что телефон приносит удачу. Конечно, потом он заменил старичка Сёму, который уже не тянул. Но всегда носил его с собой в качестве талисмана.

Когда телефон потерялся, муж очень расстроился. Самое интересное, что полоса везения немедленно закончилась и дела пошли не очень. Потому что дядя Сёма мистическим образом помогал принимать важные решения. Он звонил в самые важные моменты. Это всегда был дурацкий спам, или вообще молчание на том конце линии, или реклама. Но мы с Родей давно обратили внимание, что в спаме всегда содержался ответ на наши вопросы.

Если дядя Сёма звонил в тот момент, когда мы что-то обсуждали, значит, эта тема важная и нужная. Поэтому мы всегда его держали под рукой. Когда мы бывали в людных местах, дядя Сёма был у меня. Очень часто муж посылал мне на него сообщения, когда нужно было что-то срочно сказать, а шептаться было неудобно. Например: «Никусь, улыбнись вон тому мужику в белой шелковой рубашке, это важная шишка в издательстве, ты его должна знать, мы с ним подписывали договор». Или: «Милая, ты напряжена, расслабься, всё хорошо, я с тобой».

Многие не знают о моем диагнозе. Ненавижу афишировать эти подробности. Поэтому часто кажусь высокомерной, не узнавая людей. Но удивительным образом сообщения от дяди Сёмы всегда меня успокаивали. Честно говоря, только с Родом я начала ходить на вечеринки, в клубы и в парки солнечным утром. Юра не раз пытался куда-то меня вытащить, но с ним я не чувствовала себя так уверенно, как с Родом. И в парки мы с Юрой ходили гулять только по вечерам, когда темнело, и почти не было людей.

– Начнем с самого начала, – сказал муж. – Давай-ка выдохни и признайся. Понимаю твои чувства. Крутая киностудия подписала с тобой контракт. Ты выпила шампанского…

– Не пила я ничего, кроме коктейля, который ты мне принес. Вернее, не ты, а…

– Ага, значит, ты все-таки выпила с ним что-то.

– Там не было алкоголя.

– Ну конечно, там был только свежевыжатый сок. В Италии. Где даже за обедом пьют вино. Тем более, на шумной вечеринке. Тем более…

И тут я почувствовала, как всё скопившееся напряжение, что свернулось в тугую пружину внутри, вдруг начало прорываться наружу.

– Хватит! – закричала я. – Прекрати разговаривать со мной, как с ребенком или сумасшедшей! Я не больная на голову. И не подстилка, которая вешается на мужиков при первой возможности. Не желаю больше стоять у голой стены на допросе. Довольно, Род! Ты пережал. Ты…

И в это момент нас ослепил свет фар на встречке и раздался страшный удар.

Я очнулась в больнице. Муж сидел рядом и держал меня за руку.

– Ника, милая моя, любимая, дорогая. Ты пришла в себя. Какое счастье! – он целовал мои руки, шепча нежности.

А я вся сжалась в тугой комок. Потому что сразу поняла: это не он. Этот мужчина не мой муж. Я услышала чужую мелодию. Для меня люди звучат разными мелодиями. Каждый по-своему. Наверное, бог так компенсирует то, что все они выглядят для меня одинаково.

Род – это Вивальди, «Летняя гроза». Стремительная, яркая, чувственная. Вечно куда-то бежит и торопится. Налетела, как вихрь, заколдовала, подхватила и унесла, даже не спрашивая: хочешь или нет? Тебя просто несет вместе с этим вихрем.

Отец – «Болеро» Равеля. Идеальная, как робот, мелодия. Точно доходит до конца, не теряя ритма и ноты, добивается своего и начинает сначала. С ровным сердцебиением, с одной интонацией. Как конвейер, штампующий гайки, без сбоев и спотыканий.

Юра – Бах, «Ария на струне соль», более известная как «Воздух». Неспешная, медлительная, успокаивающая уже на первых аккордах. Но… предсказуемая и всегда одинаковая. Как космос, как звездное небо над головой. Просто то, что всегда есть и никуда не исчезнет. Без взлетов и падений, без вихря, как Род. Но и без давления, как отец и «Болеро». Светлая и хрустальная, вся на виду, как сам Юра. Но часто ли мы смотрим на звездное небо?

 

Там, в больнице, когда муж целовал меня, радуясь моему возращению из небытия, я поняла, что не так. Я не слышала «Летнюю грозу» Вивальди. В голове звучала совсем другая музыка.

«Танго смерти» Карла Дженкинса, «Палладио», которое ошибочно приписывают Вивальди. Боюсь этой мелодии. Всю жизнь боюсь. Она заставляет сжиматься от ужаса. От отчаянной тревоги. От запредельной красоты, которой нет в нашей жизни. Она оттуда, из другого мира, из ада или рая. Нет. Для рая она слишком яркая. Она из ада, манящего и ужасного.

Дождавшись, когда придет врач, я шепнула ему, что не знаю этого человека. Что это не мой муж. Мне, конечно, никто не поверил. Врачи говорили, что травма усугубила мою болезнь. И что потребуется время на восстановление. Отец немедленно нанял самого лучшего психиатра. И после трех сеансов я поняла, что нужно просто молчать. Мне никто не верит. И не поверит никогда. Этому незнакомцу каким-то непостижимым образом удалось обмануть моего отца и всех окружающих. Все в один голос твердили, что это мой муж, и что я просто схожу с ума. Не понимаю, как ему это удалось. Но факт остается фактом: я в ловушке. Выхода нет.