Таблетка №9

Таблетка №9

Глава 1: Отправная точка

Конверт пришёл в четверг, но я открыл его только в субботу – всё никак не мог поверить, что моя теория действительно победила. Бумага была плотной, приятной на ощупь, с тиснёным логотипом того самого научного фонда. «Уважаемый господин Фолле де Монклоа, мы рады сообщить…» – я перечитал эти строки раз десять, пока бабушка Сьюзен не вынула письмо из моих дрожащих пальцев.

– Ну что, гений, – сказала она, поправляя очки на переносице. – Похоже, нам предстоит путешествие.

Она улыбалась, но в уголках её глаз собрались мелкие лучики морщин, которые всегда появлялись, когда она волновалась. Или присматривалась. Сейчас она смотрела на меня так – будто пыталась прочитать что-то между строк моего лица. Дольше, чем обычно. Я отвел взгляд к окну, за которым шумел Париж.

– Экс-ле-Бен, – прошептал я. – Я слышал, там озеро и горы.

– И целебные источники, – добавила бабушка, уже листая брошюру, приложенную к письму. – Тебе полезно, после всей этой учёбы. Голова должна отдыхать.

Моя голова как раз отказывалась отдыхать. Она гудела от восторга, от предвкушения. Я выиграл! Мою теорию о шахматах и расследованиях признали достойной. Восемь чёрных фигур – восемь деталей и восемь мотивов преступника. Восемь белых – восемь инструментов и восемь теорий детектива. Целая партия, которую можно разыграть в уме, предугадывая ходы противника. Я чувствовал себя почти Шерлоком Холмсом, которого, конечно же, не существовало, но разве это имело значение?

За окном гудели машины, смешиваясь с голосами прохожих и далёким воем сирены. Обычная парижская симфония. Но на секунду, всего на долю вдоха, мне показалось, что сквозь этот гул просочился чей-то шёпот. Чёткий, но неразборчивый – будто кто-то произнёс моё имя за спиной. Я обернулся. В комнате было только мы с бабушкой.

– Ты что-то сказал? – спросил я.

Она подняла на меня глаза, и в её взгляде промелькнуло что-то… озабоченное? Нет, скорее, сосредоточенное. Как будто она изучала не меня, а едва заметную точку у меня на виске.

– Нет, дорогой. Это тебе послышалось. Слишком много впечатлений за день.

Наверное, так и было. Я потёр виски и вернулся к брошюре. Санаторий выглядел на картинках идиллически: белоснежные здания в окружении зелени, зеркальная гладь озера, улыбающиеся люди в белых халатах. Совсем не то, что наши узкие парижские улицы, где стены домов почти смыкаются над головой.

Вечером я начал упаковывать чемодан. Бабушка напевала что-то на кухне, запахло её фирменным луковым супом. Всё было идеально, по-домашнему уютно. Я аккуратно сложил книги, блокнот с записями и, наконец, добрался до шкафа, где хранилась шахматная доска.

Она была старой, деревянной, с чуть потёртыми углами – мне её подарил отец, когда мне было лет семь. Фигуры, тяжёлые, резные, лежали в бархатных ложбинках. Я провёл пальцем по голове чёрного короля. Холодный, гладкий. На мгновение показалось, что он… дрогнул? Нет, просто рука дрогнула от усталости.

Я уложил доску в сумку, ощущая странную тяжесть в ладонях. Это ведь всего лишь игра. Всего лишь метафора. Но когда я закрыл крышку, в комнате внезапно стало тихо. Слишком тихо – будто даже бабушкино напевание с кухни куда-то испарилось. Воздух застыл. А потом снова, откуда-то из глубины улицы, донёсся тот самый шёпот. На этот раз я почти разобрал слово. Одно-единственное.

Смотри…

Я глубоко вдохнул и потряс головой. Нервы. Просто нервы перед поездкой. Завтра мы уезжаем в Экс-ле-Бен, где будет солнце, озеро и покой. Где не будет никаких шёпотов. Где я смогу наконец-то почувствовать себя настоящим детективом – тем, кто держит всю партию под контролем.

Я застегнул сумку. За спиной тихо скрипнула дверь – бабушка стояла на пороге, держа в руках две чашки. Она смотрела на меня. Слишком пристально. Слишком долго.

– Всё готово, Фолле?

– Всё, – улыбнулся я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Всё только начинается.

Глава 2: Дорога в Экс-ле-Бен

Во мне всё пело от восторга. Сидеть у окна в стремительно несущемся поезде, чувствовать, как Париж с его серыми крышами и дымом пекарен остаётся позади, – это было лучше любой награды. Я прижался лбом к прохладному стеклу и улыбался своему отражению. Впереди – две недели чистого воздуха, гор и тишины. Бабушка, устроившись напротив, почти сразу задремала, её дыхание стало ровным и глубоким. На её коленях лежала раскрытая книга, страницы которой изредка шевелились от лёгкой вибрации вагона.

Сначала пейзажи за окном сменяли друг друга, как полагается: улочки предместий сменились полями, потом мелькнули несколько ферм с красными крышами, затем потянулся лесок. Я следил за этим, как за гипнотическим кино. Солнце играло на стёклах, мир казался ярким, чётким и дружелюбным.

Но потом… Потом я заметил ту самую ферму. С красной крышей и одиноким высоким тополем у забора. Я видел её десять минут назад. Нет, показалось, – подумал я. Таких ферм много. Но через некоторое время я снова увидел её. Точь-в-точь. Тот же тополь, та же трещина на ставне второго окна. По телу пробежал холодок.

Я отвел взгляд внутрь вагона. Здесь было почти пусто, лишь в дальнем конце дремал какой-то мужчина в шляпе. Тишину нарушало только равномерное постукивание колёс и… тиканье. Чёткое, металлическое тиканье часов. Я оглядел себя – часов на мне не было. Бабушка свои сняла и положила в сумочку. Но звук был здесь, в воздухе, настойчивый и ритмичный.

Тик-так. Тик-так.

Я снова посмотрел в окно. Теперь мелькал лесок. Тот самый, с кривой берёзой у самого полотна. Я уже видел эту берёзу. Мы проезжали мимо неё. Я был уверен. Сердце забилось чуть быстрее. Это просто сходство, повторяющиеся элементы ландшафта, – пытался я убедить себя. Но рациональное объяснение таяло с каждым новым витком этого странного круга. Поезд, казалось, нёс нас не вперёд, а по гигантской, бесконечной петле.

А тиканье становилось громче. Оно наполняло вагон, заглушая даже стук колёс. ТИК-ТАК. ТИК-ТАК. Оно билось в висках, отдавалось в зубах. Я закрыл уши ладонями, но звук шёл изнутри, из самой моей головы.

Я взглянул на бабушку. Она спала так мирно, так неестественно мирно. Её лицо было словно маской, лишённой малейшего напряжения. Она не слышала этого тиканья. Она не видела, что за окном повторяется один и тот же жуткий кадр.

И тут меня осенило. Я напряг память, пытаясь вспомнить самое начало. Утро. Сумки. Такси. Вокзал… А дальше? Промежуток. Белое пятно. Я не мог вспомнить, как мы сели в поезд. Как нашли купе. Как разместили вещи. Одно мгновение – мы стоим на перроне под гулким сводом вокзала, и ветер задувает бабушке в лицо прядь седых волос. А следующее – я уже сижу у окна, а поля бегут за стеклом. Провал. Чистый, ровный провал в несколько минут.

От этой мысли стало душно. Воздух в купе стал густым, сладковатым, как сироп. Я втянул носом, но запах был неуловимым, почти воображаемым. Внезапно свет за окном померк, будто поезд нырнул в длинный туннель. Но туннеля не было. Было просто сгущающееся мглистое марево, за которым угадывались те же, навязчиво знакомые очертания.

Я сглотнул. Руки вспотели. ТИК-ТАК. ТИК-ТАК. Звук достиг такого могущества, что я ждал, что вот-вот лопнут барабанные перепонки. Я зажмурился, пытаясь сосредоточиться на чём-то реальном. На ощущении сиденья под собой. На запахе старой книги бабушки. На собственном дыхании.

Когда я снова открыл глаза, бабушка смотрела на меня. Не знаю, как долго. Её взгляд был ясным, спокойным, но в его глубине, как в тихой воде, что-то шевельнулось.

– Ты бледный, Фолле, – сказала она своим обычным, ровным голосом. – Укачало?

– Нет, – выдавил я. – Просто… показалось, что мы уже видели это место.

Она медленно повернула голову к окну, посмотрела на мелькающий лес, на ту самую кривую берёзу, и пожала плечами.

– Леса они и есть леса. Все похожи. Отдохни, дорогой. Скоро приедем.

Её слова должны были успокоить. Но они прозвучали как отговорка. Как часть какого-то необъяснимого замысла. А тиканье, будто дождавшись паузы в нашем диалоге, снова набрало силу, заполняя собой всё.

Я отвернулся к стеклу, к бесконечно повторяющемуся миру за ним, и понял, что самый страшный тоннель – не за окном. Он только начинался у меня в голове. И поезд мчался уже не в Экс-ле-Бен, а куда-то в самую его глубь, и сойти с него было нельзя.

Глава 3: Первый день в санатории

Санаторий «Эден» оказался именно таким, как на картинках: белоснежное здание в стиле необарокко, утопающее в гигантских пушистых соснах. Воздух пах смолой, влажной землёй и чем-то сладковатым, возможно, цветущими где-то липами. Всё было ярким, чётким, но почему-то казалось, что я смотрю на мир через идеально чистое, но всё же стекло – звуки доносились чуть приглушёнными, краски были насыщенными, но лишёнными глубины, как на открытке.

Нас встретила администраторша. У неё была широкая, безупречная улыбка. Такой же безупречной улыбкой нас встретил портье, горничная, поправившая шторы в номере, и официант в столовой. Улыбки были красивыми, ровными, но абсолютно одинаковыми. Как будто всех сотрудников обучали в одной школе, где учили растягивать губы на один и тот же угол. В их глазах не было ни искорки индивидуальности, только отработанное, вежливое внимание. Я поймал себя на мысли, что сравниваю их с шахматными фигурами – безупречными, выточенными, выполняющими предопределённые функции.

Обед на шведском столе был роскошным. Горы фруктов, сияющее желе, дымящиеся горячие блюда. Я накладывал себе салат, и моё отражение в полированной крышке салатника исказилось, стало вытянутым и бледным. Я вздрогнул и отставил ложку.

– Фолле, ты ел? – спросила бабушка. Она сидела напротив, отламывая крошки от круассана.

– Ел, – автоматически ответил я, хотя не мог вспомнить, что именно клал себе на тарелку. Провал. Мелкий, но досадный. Будто плёнка кадром промелькнула.

После обеда был массаж. Кабинет пах травами и камфарой. Массажист, мужчина с невероятно сильными руками, тоже улыбался той самой улыбкой. Его прикосновения были профессиональными, разминающими узлы на спине, но под его пальцами моя кожа казалась чужим, отдалённым рельефом. Я лежал, уткнувшись лицом в круглое отверстие в кушетке, и наблюдал за пылинками, танцующими в луче солнца на тёмном паркете. Они кружились в чётком, почти математическом порядке. Слишком чётком.

Вечером мы пошли к озеру. Оно лежало в чаше холмов, огромное и спокойное. Вода была тёмной. Не просто глубокой, а плотной, почти чёрной, даже там, где на неё падал последний солнечный свет. Она не отражала небо, а, казалось, поглощала его, превращая в свою собственную, непроницаемую субстанцию. Я стоял на деревянном пирсе и смотрел в эту густую черноту. Мне вдруг представилось, что там, в глубине, нет дна. Что озеро – это бездна, прикрытая тонкой плёнкой воды. От этой мысли по спине пробежали мурашки.

– Красиво, да? – сказала бабушка, подходя ко мне. Её голос прозвучал как будто издалека.

– Очень, – ответил я, не отрывая взгляда от воды. – Просто вода какая-то… странная.

– Горная, – просто сказала она. – В ней много минералов. Поэтому и лечебная.

– Да, наверное, – согласился я, но внутри всё сжалось.

Мы шли обратно по тропинке, усыпанной хвоей. Бабушка говорила о планах на завтра – грязевые ванны, прогулка в горы. Я кивал, но её слова расплывались, теряли смысл, превращались в фоновый шум. Вместо них в голове назойливо вертелась одна фраза: «Всё как под стеклом». И я поймал себя на том, что снова забыл, с чего начался её рассказ. Совсем. Я остановился.

– О чём это ты говорила минуту назад, бабушка? Про… процедуры?

Она посмотрела на меня. Не улыбаясь. Её взгляд был пристальным, изучающим, каким он бывал иногда дома.

– Я говорила о завтрашнем расписании, Фолле. Тебе нездоровится?

– Нет, нет. Просто отвлёкся.

Я заставил себя улыбнуться, чувствуя, как мои губы растягиваются в том же неестественном, заученном гримасе, что и у работников санатория. Мир вокруг – сосны, угасающее небо, идеальные дорожки – всё ещё был прекрасен. Но эта красота была холодной, безжизненной, как диорама в музее. Она не пускала меня внутрь. А я, похоже, начинал выпадать из неё наружу, в какое-то другое пространство, где тикали часы и повторялись пейзажи за окном.

Вернувшись в номер, я подошёл к окну. Санаторий тонул в сумерках, в окнах зажигались жёлтые квадратики. Всё было тихо, мирно, безопасно. Но я поймал себя на том, что проверяю замок на двери. Просто на всякий случай. Просто потому, что эта идеальная картинка за стеклом начала казаться мне самой ненадёжной вещью на свете.

Глава 4: Шахматная теория в действии

Кража была незначительной – у той самой улыбающейся администраторши из-за стойки пропал дорогой хрустальный пресс-папье. Поднялась небольшая суета, вызвали полицию, но всё было чинно и тихо, как и положено в «Эдене». Для меня же это был первый звонок, вызов. Возможность проверить теорию на практике.

Вернувшись в номер, пока бабушка отдыхала на балконе, я достал блокнот с шахматной диаграммой на обложке. Развернул чистый лист, провел сверху линию и с левой стороны вывел: «ЧЁРНЫЕ (ДЕТАЛИ И МОТИВЫ)». Рука дрожала от волнения, но это было приятное, творческое волнение. Я чувствовал себя наконец на своём месте.

Пресс-папье стояло на краю стойки, ближе к коридору.

Администраторша отлучалась утром на десять минут на планерку.

В это время у стойки меняли цветы – был посторонний рабочий с тележкой.

Ценность предмета – скорее символическая, денежная стоимость невелика.

Значит, мотив – не нажива. Возможно, месть? Или желание смутить, внести раздор?

Рабочий выглядел нервным, но все здесь выглядят немного… заученными.

На полу у стойки я заметил мелкий осколок, возможно, от чего-то другого.

Я записывал быстро, почти лихорадочно. Мысли текли чётко, как по лекалам. Вот она – сила системы! Восемь деталей, восемь мотивов. Я уже представлял, как заполню правую часть – «БЕЛЫЕ (ИНСТРУМЕНТЫ И ТЕОРИИ)». Но на седьмом пункте мой карандаш замер.

Восьмая деталь. Какая ещё деталь? Я видел сцену. Я всё запомнил. Я специально был внимателен. Но в памяти образовалась пустота, белое шумящее пятно. Я напрягся, пытаясь выудить из себя хоть что-то – тень на стене, звук, выражение лица. Ничего. Только нарастающий, тупой гул в висках. Голова начала ныть, слабо, но назойливо, как будто где-то глубоко в черепе защемило нерв.

«Неважно, – прошептал я сам себе. – Семь тоже достаточно для начала». Но теория требовала восьми. Восемь на восемь. Шестнадцать на шестнадцать. Идеальный баланс. Без этого фундамент давал трещину.

Я отложил блокнот и потёр виски. Нужно было умыться. В ванной комнате было прохладно, пахло сосновым мылом от санатория. Я открыл кран, плеснул холодной воды на лицо. Ощущение было резким, отрезвляющим. Поднял голову к зеркалу.

Лицо было бледным, глаза чуть расширены. За моим отражением, в глубине комнаты, освещённой только светом из спальни, на белой кафельной стене лежала тень. Не моя. Я стоял прямо, а тень была смещена вправо, выше и уже. Она была нечёткой, размытой, но по её силуэту угадывались плечи, голова. Будто кто-то стоял совсем близко за мной, почти касаясь спиной.

Лёд пробежал по позвоночнику. Я резко обернулся.

Никого. Пустая, ярко освещённая дверной рамой комната. Просто игра света, – моментально выдал мозг рациональное объяснение. – Отражение ручки двери, падающей тени от полотенцесушителя. Ничего более.

Я медленно повернулся обратно к зеркалу. Тени не было. Была только стена. Я глубоко вдохнул. Игра света. Конечно. От усталости, от напряжения. Я снова наклонился к раковине.

И тут краем глаза я уловил движение. В зеркале. Не позади, а внутри самого стекла, будто в его ртутной глубине что-то шевельнулось. Я замер, не дыша, впиваясь взглядом в своё отражение. Его глаза смотрели на меня с каким-то чужим, отстранённым интересом.

«Фолле, ты там?» – позвала из спальни бабушка.

Звук её голоса разбил напряжённый миг. Я моргнул. В зеркале был просто я – испуганный шестнадцатилетний мальчик с мокрым лицом.

– Да, бабушка! Всё в порядке! – крикнул я, и голос мой прозвучал неестественно громко.

Я вытер лицо полотенцем, избегая смотреть в зеркало. Вернулся в спальню. Бабушка смотрела на меня с обычной заботой.

– Опять за своим расследованием? – спросила она. – Тебе бы отдохнуть, голова должна быть свежей.

– Я просто… записывал кое-какие мысли, – сказал я, садясь на кровать и глядя на открытый блокнот. На странице аккуратным столбиком стояли семь пунктов. Восьмая строка оставалась пустой, зияющей. Не деталь, а провал. Не фигура на доске, а дыра в самой доске.

Я закрыл блокнот. Внезапно теория о шестнадцати фигурах показалась нелепой, детской игрой. А тень в зеркале, хоть я и прогнал её мыслью о «свете», осела где-то глубоко внутри, холодным, твёрдым комком. Игра ли это была? Или первый ход чёрных в партии, которую я начал, но уже не понимал, кто за кого играет?

Глава 5: Болезнь

Проснулся от того, что мир перевернулся. Не так – раскалился. Стал жидким и тяжёлым. Глаза открыл, а потолок плывёт, колышется волнами. Жар. Всё тело – один сплошной жар, будто под кожей зажгли угли. И холодно. Страшно холодно, зубы стучат. Температура. Бабушкин голос из другого конца туннеля: «Тридцать девять шесть». Цифры не соединяются в смысл, только «девять» – чёрная дыра, в которую проваливаешься.

Голова. Голова – это отдельная вселенная боли. Тупая, раскалённая громада, трещит по швам. Каждый удар сердца отдаётся в висках оглушительным ударом гонга. Бум. Бум. Бум. Не сердце, а кто-то колотит изнутри по черепу кулаком.

Звуки доносятся будто сквозь вату и воду. Голос бабушки. Шарканье её тапочек. Льётся вода. Что-то звякает. Всё приглушённое, обёрнутое плёнкой.

– Держись, Фолле. Держись.

Её руки под моими плечами. Холодные или горячие? Не могу понять. Она поднимает меня. Кости стали ватными, тело не слушается, оно растекается. «Сядь. Надо сесть». Я падаю на край кровати. Пол под ногами уходит куда-то вбок.

И вот он – таз. Пар идёт столбом. Вода. Очень тёплая, говорит она. Я опускаю ноги. Ожог. Резкий, пронзительный. Я вскрикиваю, пытаюсь выдернуть, но её руки держат крепко, как тиски.

– Потерпи. Надо прогнать хворь. Так всегда делали.

Её голос твёрдый. Чужой. Или это не её голос?

Сначала только боль. Потом тепло растекается, поднимается вверх по ногам, в живот, в грудь. Становится невыносимо душно. Воздуха нет. Стены. Смотрю на стену напротив. Обои с мелким синим узором. Полосочки. Они начинают шевелиться. Ползти. Медленно, как гусеницы. Синие червячки на кремовом фоне. Извиваются. Собираются в узлы, расползаются.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.