Требуй невозможного

Это издание опубликовано с разрешения «Арлекин Энтерпрайзиз II Б.В./С.а.р.л.».

Red Wine and Her Sexy Ex

© 2010 by Pamela Brooks

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2012

Глава 1

Вернулась. Она вернулась.

Сердце Ксавьера забилось чуть быстрее, чем обычно, когда он положил трубку.

Да это просто смешно. Он ведь оставил Аллегру Бошам в прошлом. Причем уже много лет назад. Так что это все просто нервы. В нем говорит злость – он злится на то, что она вот так вот собиралась снова войти, вмешаться в его жизнь.

Последние десять лет он всю душу свою вкладывал в этот виноградник, и он не позволит ей впорхнуть сюда и разрушить весь его тяжкий труд.

Он ни на йоту ей не доверял. Больше не доверял. Она не только разбила ему сердце и бросила его тогда, когда она больше всего была ему нужна, она еще и не захотела поддержать своего двоюродного дедушку, когда тот постарел, ослаб и очень в ней нуждался. Она даже не приехала во Францию на похороны Гарри. Зато тут же примчалась, чтобы заявить свои права на наследование пятнадцати гектаров земли с высококлассной виноградной лозой и каменного дома.

Ее поведение о многом говорило.

Но в какой-то мере оно же все упрощало. Если Аллегру интересуют только деньги, она рада будет продать ему свою половину виноградника. Невзирая на то, что она сегодня после обеда сказала его адвокату. Может, сейчас у нее и есть какое-то романтичное представление о том, каково это – владеть виноградником. Но уж Ксавьер-то точно знал: как только она поймет, какой это на самом деле тяжкий труд, тут же сбежит обратно в Лондон. Так же, как сбежала десять лет назад – только на сей раз она заберет с собой только его деньги, но не его сердце. И на этот раз у него не останется никаких сожалений по этому поводу. Так что чем быстрее он с ней встретится, тем лучше.

Аллегра потягивала кофе, но темная горькая жидкость ни чуточки не проясняла ее сознание.

Какая же она дура, что вернулась после стольких лет. Надо было ей просто согласиться с предложением адвоката продать половину виноградника Гарри его деловому партнеру, заскочить на минутку в крохотную церквушку в деревне, чтобы положить цветы на могилу двоюродного дедушки, а потом прямиком обратно в Лондон.

Вместо этого что-то заставило ее вернуться в старый каменный дом на ферме, в котором она так часто бывала в детстве. Но теперь, оказавшись здесь, в Ардеше^[1], она сожалела об этом своем порыве. Когда она увидела дом, вдохнула острый запах трав в терракотовых вазонах у кухонной двери, на нее накатило такое чувство вины, что ей стало дурно. Вины за то, что она не приехала раньше; что ее не было там, когда позвонили и сказали, что у Гарри случился удар; за то, что он умер в больнице прежде, чем она узнала о его болезни. И за то, что, несмотря на все ее старания, она не смогла приехать на похороны.

Все в деревне уже осудили ее и признали ее виновной. Она заметила и взгляды, и шепоток, то и дело раздававшийся у нее за спиной, и холодность, с которой ее приняла Гортензия Бувьер – и это вместо теплых объятий и вкусной стряпни, которыми экономка приветствовала ее все эти годы.

А когда Аллегра зашла на кухню, это было все равно что войти в прошлое, все старые раны ее словно заново открылись. Все, что ей сейчас было нужно, это чтобы Ксав вошел на кухню и плюхнулся на стул перед ней, с этой его улыбкой, от которой внутри все переворачивалось, и искорками, которые прыгали бы в его серебристо-зеленых глазах, когда он протянул руку к ее руке, и…

Нет, конечно нет. Он совершенно ясно дал ей понять десять лет назад, что между ними все кончено. Что то, что было между ними, всего лишь мимолетный роман на отдыхе, и что он уезжает в Париж, чтобы сделать там головокружительную карьеру – и начать новую жизнь без нее. И вообще, он наверняка уже женат и у него дети. Когда она сделала первый шаг на пути к примирению с Гарри, они словно заключили молчаливое соглашение не говорить о Ксавьере. Ей не давала спросить о нем гордость, а Гарри было неловко его упоминать.

Она почувствовала, как все сильнее сжимает чашку с кофе. После стольких лет она должна бы уже обо всем этом забыть. Но как можно перестать любить того, кого любил столько лет? Она запала на Ксавьера Лефевра в их первую же встречу, когда ей было восемь, а ему одиннадцать. Он был самым красивым мальчиком из всех, что она видела, словно викторианский ангел на витражах на окнах в школе, только с темными волосами и серебристо-зелеными глазами. Когда она была подростком, она таскалась за ним, как верный щенок, грезила о нем и представляла себе, каким был бы его поцелуй. Она даже репетировала этот поцелуй на тыльной стороне ладони, готовилась к тому моменту, когда он наконец-то поймет, что она не просто соседская девчонка. Лето за летом она мечтала и надеялась. И хотя, наверное, она ужасно действовала ему на нервы, он был к ней добр и относился к ней так же, как ко всем остальным, никогда не дразнил ее и прямо не отвергал.

Но то самое последнее лето было словно пробуждением. Ксав наконец-то увидел в ней женщину, а не назойливую девчонку-сорванца. Они были неразлучны. Лучшее лето в ее жизни. Она искренне верила, что он любит ее не меньше, чем она его. И не имеет никакого значения, что она поедет доучиваться в Лондон, а Ксавьер в Париж, где он нашел новую работу. Она бы проводила с ним праздники, а он мог приезжать к ней в Лондон на выходные, когда работа позволяла, а потом, когда она закончила бы институт, они были вместе до конца дней своих.

Хотя он никогда и не просил ее выйти за него замуж, но она знала – он испытывает к ней те же чувства. Он сходит по ней с ума так же, как она по нему.

А потом все рассыпалось.

Она ощутила во рту привкус желчи и тяжело сглотнула. Бога ради, она же теперь взрослая, она уже не мечтательный подросток. Она реалистка. Деловым партнером Гарри был Пол Лефевр – отец Ксава. Так что самого Ксава там не будет. Насколько она знала, он все еще в Париже. Ей не придется снова с ним встречаться.

– Звонил месье Лефевр, – холодно сказала зашедшая в кухню Гортензия. – Он возвращается с виноградников и хочет с вами встретиться.

Аллегра нахмурилась. Их встреча назначена на завтра. С другой стороны, французы прекрасно воспитаны. Жан-Поль, наверное, решил нанести ей визит вежливости, чтобы поприветствовать ее в «Les Trois Closes» – Трех Виноградниках.

А потом дверь кухни резко распахнулась, и Ксавьер вошел так, словно был здесь хозяином.

Аллегра чуть не выронила из рук чашку.

«Какого черта он здесь делает? И почему он не постучал? С чего это он взял, что может просто заходить в дом Гарри… в мой дом, – мысленно поправила себя она, – когда ему заблагорассудится?»

– Ксавьер!

– Alors, садись, садись. – Гортензия поприветствовала его со всей той любовью, которую отказывалась дарить Аллегре. Она усадила его напротив Аллегры, дала ему чашку кофе. – Я оставлю тебя поговорить с мадемуазель Бошам, chéri. – И с этими словами она выпорхнула из кухни.

Аллегра была слишком поражена, чтобы вымолвить хоть слово. В двадцать один год Ксавьер Лефевр был красивым юношей. В тридцать один он был настоящим мужчиной. Чуть выше ростом, если память ее не подводила, и шире в плечах – одни мускулы.

Взгляд его серо-зеленых глаз казался еще более пронзительным на фоне оливковой кожи, вокруг них уже наметились первые морщинки, словно он много улыбался или большую часть времени проводил на солнце. Его спутанные темные волосы сильно отросли, и она подумала, что такой стиль больше пристал рок-звезде, чем талантливому финансисту. А легкая небритость создавала ощущение, что он только что поднялся с постели, оставив свою любовницу спящей и полностью удовлетворенной.

От одного его вида Аллегре начало казаться, что температура в комнате подскочила сразу градусов на десять. Ведь она все еще помнила, каково это – засыпать в объятиях Ксава, согревшись в лучах солнца и насытившись любовью в долгие послеобеденные часы.

Ну как она могла сохранять ясность ума, когда первое, что приходило ей в голову в том, что касалось Ксавьера Лефевра, был секс? А второе, что ей приходило в голову, это как сильно она до сих пор его хотела.

Ей следовало надеть на свое либидо смирительную рубашку. И сделать это нужно было прямо сейчас. Прежде, чем оно начнет борьбу с ее здравым смыслом.

– Bonjour, мадемуазель Бошам. – Ксавьер подарил ей загадочную улыбку. – Я подумал, лучше мне заехать и поздороваться со своим новым деловым партнером.

Она молча в шоке уставилась на него:

– Ты был деловым партнером Гарри?

Его вид красноречиво свидетельствовал о том, насколько глупый это был вопрос.

– Но я думала, ты в Париже.

– Нет.

– Месье Роберт сказал, что партнером Гарри был месье Лефевр.

– Все правильно. – Он изобразил полупоклон, не вставая с места. – Позвольте представиться. Ксавьер Лефевр к вашим услугам, mademoiselle.

– Я знаю, кто ты. – К сожалению. Ну конечно, она знала, кто он такой. Человек, которому она отдала свою девственность – и свое сердце – только для того, чтобы он швырнул ей его прямо в лицо. – Я думала, он имеет в виду твоего отца.

– Боюсь, ты на пять лет опоздала с этим.

– Твой отец… – Она резко выдохнула от изумления. – Мне жаль. Я не знала. Гарри мне не сказал, я бы…

– Только не говори мне, что приехала бы на похороны моего отца, – оборвал ее Ксавьер. – Ты даже на похоронах Гарри не появилась.

Он что, серьезно думает, что имеет право бросать ей в лицо такие обвинения?

Она вздернула подбородок:

– У меня были на то свои причины.

Он ничего не сказал. Ждет, чтобы она заполнила паузу? Ну так она не обязана перед ним объясняться.

– Так ты думал, что Гарри должен был оставить виноградник тебе, раз ты его деловой партнер? В этом дело?

– Нет, конечно нет. Ты наследуешь его имущество, потому что ты его ближайшая родственница. – Он помолчал. – Хотя в последние годы не очень-то было на это похоже.

– Дешевый выпад. – Тем не менее попал он точно в цель.

– Я просто излагаю факты, cherie. Когда ты в последний раз приезжала с ним повидаться?

– Я каждую неделю разговаривала с ним по телефону.

– Это не то же самое.

Она вздохнула:

– Ну, ты же знаешь Гарри. Я сильно с ним поссорилась, когда уехала в Лондон. – Из-за Ксавьера. Но ему этого говорить она не собиралась. – В конце концов, мы помирились, но признаю, я была не права, что не вернулась и не повидалась с ним. – Между прочим, она не сделала этого отчасти потому, что боялась, что ей, возможно, придется снова встретиться с Ксавьером. И в этом признаваться она ему тоже не собиралась. Она не хотела, чтобы он догадался, что она так полностью от него и не излечилась. Что встреча с ним ее шокировала и расстроила и та жажда, которой она томилась по нему в прошлом, не умерла, а только спала, а теперь проснулась и опять отчаянно его требовала. – Если бы я знала, что он так слаб, я бы приехала. Он ничего мне не сказал.

– Конечно нет, он был гордый. Но если бы ты потрудилась его навестить, – холодно сказал Ксавьер, – ты бы сама это увидела.

На это у нее ответа не было.

– Ты не вернулась, когда он заболел, – продолжал Ксавьер.

– Я получила сообщение о том, что у него случился удар, когда было уже слишком поздно.

– Ты даже на похоронах не появилась.

И он серьезно думает, что ее это не волнует?

– Я собиралась приехать, но мне надо было быть по делам в Нью-Йорке.

– Плохая отговорка.

Она это знала. И ему совершенно необязательно было ей это говорить.

– Я уже сказала, что была очень не права. Прошлого не воротишь, и нет смысла его ворошить.

Он только плечами пожал.

Как же он ее бесит.

– Чего ты хочешь, Ксавьер?

«Тебя».

Осознание этого потрясло все его существо. После того как Аллегра его подвела, он не должен хотеть иметь с ней дело. И она уже не была petite rose Anglaise – английской розочкой, – которой была в восемнадцать, милой, застенчивой и немного неуверенной в себе, медленно расцветающей под лучами его любви. Сейчас она была безупречно ухоженной, тело тугое и крепкое под этим стильным деловым костюмом. Губы плотно сжаты в тонкую линию, а он их помнил такими мягкими, манящими, напоминающими о первых летних розах…

Это просто безумие. Бога ради, он должен сейчас планировать, как убедить эту женщину продать ему свою половину бизнеса, а не смотреть на ее губы и вспоминать, как он ее целовал и что при этом испытывал. Как он растворялся в ней. Как у него замирало сердце, когда она поднимала глаза от книги в те ленивые послеобеденные часы, ее черты смягчались, а взгляд лучился любовью.

«О Dieu».

Ему правда надо сосредоточиться.

– Ну?

– Я просто возвращался с полей. Позвонил Гортензии, чтобы спросить, дома ли ты, потому что хотел проявить вежливость и повести себя по-соседски, поприветствовать тебя здесь, во Франции. – Это было правдой, хотя и не всей правдой. Он также хотел разработать план, как убедить ее продать ему виноградник. – Но, раз уж ты затронула эту тему, позволь дать тебе пищу для размышлений. Ты много лет не была во Франции, и я не думаю, что тебе интересно сейчас заниматься виноградниками. Я с радостью выкуплю твою долю. Проконсультируйся с любым компетентным энологом о цене, и я ее заплачу.

– Нет.

Ну, ради того, чтобы обезопасить его виноградники, стоит заплатить и больше их реальной стоимости.

– Сколько ты хочешь?

– Я не продам тебе виноградник.

У него все внутри перевернулось.

– Ты собралась продать его кому-то другому? – Весь вложенный в виноградники труд можно было уничтожить всего за несколько недель.

– Я никому не собираюсь их продавать. Гарри оставил мне дом и свою половину виноградников. Это его послание мне, в котором говорится, что пора возвращаться домой, – сказала Аллегра.

Он небрежно махнул рукой:

– Это в тебе говорит чувство вины. – Чувство, которое он только что серьезно подстегнул. – Знаешь, если хочешь знать мое мнение, самым практичным решением в данном случае будет продать твою долю виноградников мне.

Она покачала головой:

– Я остаюсь.

Он уставился на нее, не в силах поверить своим ушам:

– Но ты же ничего не знаешь о виноградарстве.

– Я могу научиться.

– У меня нет времени тебя учить.

– Ну, тогда, может, кто-нибудь другой это сделает.

«Только через мой труп».

– А пока я могу заниматься маркетингом, ведь это моя профессия.

Ксавьер сложил руки на груди, пытаясь сдержаться:

– Мне плевать, кто ты по профессии. Ты до моего виноградника и пальцем не дотронешься. Чтобы он тебе через неделю наскучил?

– Он мне не наскучит. И это и мой виноградник тоже. – Она сложила руки на груди, так же как и он, и сверкнула на него глазами. – Гарри оставил свою половину бизнеса мне, и я сделаю ее успешной… я должна это сделать в память о Гарри.

Ее голубые глаза были холодны как лед, и Ксавьер понял – она не шутит.

Сейчас она слишком сильно уперлась, чтобы прислушаться к доводам разума. Так что лучше всего будет сейчас уйти, хорошенько обдумать тактику на завтра и потом поговорить с ней еще раз.

– Как хочешь, – сказал он, отодвинул стул и встал. – Марк сказал тебе, во сколько завтра будет встреча?

Она моргнула:

– Ты так близко знаешь адвоката Гарри, что называешь его по имени?

– Вообще-то он и мой адвокат тоже. – Ксавьер предпочел не упоминать, что они с Марком дружат с колледжа. – А еще Марк самый большой профессионал из всех, кого я знаю.

– Он сказал, завтра утром в восемь.

– Лучше передвинь встречу на полдень, – сказал Ксавьер. – Уверен, ты устала с дороги.

Она настороженно прищурилась:

– Ты думаешь, я не могу рано встать?

– Я этого не говорил. – Но подумал. – Вообще-то меня это тоже больше устроит. Мы здесь работаем по l’heure solaire.

– Времени солнца? – Ее перевод звучал неуверенно.

– Солнечным часам, – поправил он. – Работать на винограднике в разгар жаркого дня – кратчайший путь к солнечному удару. Я занимаюсь административной работой в самые жаркие часы и работаю на улице, когда там чуть прохладнее. Так что в полдень. У меня в кабинете в шато. И с меня обед. – Он подумал о том, не поцеловать ли ее на прощание в щеку, чтобы еще больше выбить ее из колеи, но потом передумал. Учитывая то, как его тело отреагировало на нее ранее, это могло точно так же растревожить и его самого. Вместо этого он отвесил ей неглубокий официальный поклон. – A demain, мадемуазель Бошам.

Она кивнула в ответ:

– A demain, месье Лефевр. Увидимся в полдень.

Глава 2

Утром следующего дня Аллегра долго изучала сайт перед тем, как поехать в шато Лефевра. Здание совсем не изменилось за годы ее отсутствия. Оно все еще было таким же величественным, светлого камня, с высокими, узкими окнами. Она помнила лужайку перед шато, но была уверена, что на заднем дворе не было раньше розового сада.

Может, это идея жены Ксавьера? Ксавьер Лефевр все еще был самым привлекательным мужчиной из всех, кого Аллегра когда-либо встречала в жизни. Если такое вообще возможно, с возрастом он стал еще привлекательнее. Но даже если у него никого и нет, ей это неинтересно. Не даст она ему второго шанса растоптать ее сердце. Сейчас это бизнес, и только.

Она позвонила в дверь. Ей открыл молодой человек с копной светлых волос, которому явно не нравилось, что его потревожили.

– Мы не… – осклабившись, начал он, потом замолчал и одарил ее лучезарной улыбкой. – Mon Dieu, c’est Элли Бошам! Сколько лет прошло? Bonjour, chérie. Как дела? – Он наклонился поцеловать ее в щеку.

– Bonjour, Ги. Почти десять лет, и я в полном порядке, спасибо. – Она улыбнулась ему в ответ. – Очень рада тебя видеть. Как ты?

– Нормально. Я тоже рад тебя видеть. Ты сюда в отпуск приехала? – спросил он.

– У меня встреча с Ксавьером.

– М-м-м. В это время он обычно у себя в офисе. Я тебя провожу.

– А ты будешь на встрече?

– Нет. Виноградники – это стихия Ксава. Я только торчу здесь по выходным, пью его вино и отпускаю шуточки в его адрес. – Он ухмыльнулся так, что стало понятно – угрызения совести по этому поводу его совсем не мучают. – Кстати, мои соболезнования по поводу Гарри. Он был хорошим человеком.

У Аллегры к горлу подступил комок.

– Да, спасибо.

Ги провел ее по одной стороне дома к внутреннему дворику.

– Спасибо, что проводил, – сказала Аллегра.

– Не за что. Если ты здесь пробудешь несколько дней, приходи поужинать с нами как-нибудь.

– Было бы чудесно, – вежливо ответила она, хотя была уверена, что Ксавьер с ней ужинать не захочет.

– Тогда до скорого. Á bientôt, Элли.

Она попрощалась с Ги, глубоко вздохнула и вошла в часть дома, отведенную под офис. Дверь кабинета Ксавьера была широко распахнута, и она увидела его за столом, он работал, делал какие-то записи. Волосы его были спутаны, но сегодня он был чисто выбрит. Рукава его хлопковой рубашки были закатаны по локоть так, что взору открывались его сильные предплечья, на которых кое-где виднелись темные волоски. Сейчас он выглядел так, словно к нему можно было бы подойти и потрогать его. Ей пришлось вонзить ногти в ладонь, чтобы не сделать какую-нибудь глупость – не провести ладонью по его руке и не прижаться губами к его губам, как она бы сделала раньше.

Боже правый. Он больше не ее любовник, человек, за которого она собиралась когда-нибудь выйти замуж. Он ее деловой партнер. А даже если он бы им и не был, она не знает, есть ли у него кто-то.

Она сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

Ксав поднял глаза на стук Аллегры. Она явно все еще была настроена на деловой лад, на ней опять был элегантный костюм. Ей ни за что не вписаться в их мир. Она действительно ничего в этом не понимает.

– Спасибо, что пришла, – сказал он, вежливо поднявшись из-за стола. – Садись.

Она села, потом протянула ему золотистую коробку, перетянутую золотой лентой:

– Это тебе.

А вот этого он не ожидал.

– Я подумала, это будет более уместно, чем цветы или, м-м, вино.

Так, значит, она помнит французскую традицию приносить хозяину дома подарок. Он развязал ленточку и увидел, что в коробке его самая большая слабость – тонкие диски темного шоколада с кристаллами имбиря. Она помнит такую мелочь после всех этих лет? Это совершенно выбило его из колеи.

– Спасибо, – сказал он. – Хочешь кофе?

– Да, пожалуйста.

К его удивлению, она пошла за ним в крохотную кухню:

– Я могу чем-то тебе помочь?

«Да. Продай мне свою половину виноградника и уйди из моей жизни, пока я опять не потерял рассудок, желая тебя». – Он еле успел остановиться, чтобы не сказать это вслух.

– Нет, не нужно.

– А ты разве не спросишь, может, я пью кофе с молоком или сахаром?

– Ты никогда не пила кофе с молоком и сахаром, и очевидно, что не пьешь и сейчас. – Он развел руками. – Иначе ты не была бы такой стройной.

Она прищурилась:

– Ты переходишь на личности.

– Ты сама спросила.

– Так, значит, перчатки сняты?

– А они никогда и не были надеты. – Теперь его мысли понеслись по очень опасному пути. Перчатки сняты. Одежды сняты. Застенчивая, доверчивая улыбка Аллегры, когда он впервые ее раздел, и она отдалась ему без остатка.

«О Dieu».

Ему нужно во что бы то ни стало забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем.

Он поставил готовый кофе на поднос, достал из холодильника миску с помидорами и кусок сыра, потом взял еще из буфета буханку деревенского хлеба, положил все это на поднос рядом с кофе, двумя ножами и двумя тарелками и отнес это в кабинет.

– Угощайся, – сказал он.

– Спасибо.

Когда она даже не пошевелилась, он приподнял бровь, отломил себе кусок хлеба и отрезал большой кусок сыра.

– Извини, что так жадно ем. Умираю с голоду – я уже в шесть работал на винограднике.

– Так что мы будем обсуждать? – спросила она.

– Начнем с самого разумного – когда ты продашь мне свою половину виноградников?

– Это вообще не обсуждается, – сказала она. – Ксав, почему бы тебе не дать мне шанс?

И как, черт возьми, она только может задавать такой вопрос? Неужели ему нужно сказать ей открытым текстом, что в прошлый раз, когда он так в ней нуждался, ее рядом не было и он не хочет снова попадать в то же положение? Он не доверял себе, когда дело касалось ее. Он провел бессонную ночь, мрачно размышляя о том, что он все еще хочет ее не меньше, чем в двадцать один год. А это было слабостью.

– Потому что ты не создана для того, чтобы здесь работать, – уклончиво ответил он. – Ты только посмотри на себя. Дизайнерская одежда, шикарная машина…

– Нормальный деловой костюм, – поправила она, – а машина не моя, я ее взяла напрокат. Ты судишь меня, Ксав, и ты несправедлив.

Несправедлив? Это не он ушел тогда. Ее слова причинили ему боль, и ему пришлось приложить усилие, чтобы сдержать волну раздражения. И его усилия не полностью увенчались успехом.

– А чего ты ожидала, Аллегра?

– Все совершают ошибки.

Да. И он не собирался повторять свои.

Его мысли явно отразились у него на лице, потому что она вздохнула:

– Ты даже не станешь меня слушать, да?

– Ты все сказала вчера. – И десять лет назад. Когда не дала ему времени справиться с буквально навалившимися на него проблемами и бросила его.

– Знаешь, это не просто каприз.

И тут он заметил тени у нее под глазами. Похоже, не он один сегодня провел бессонную ночь. Несомненно, она тоже заново переживала воспоминания – плохие, которые чуть не стерли хорошие.

– Ладно, – с неохотой сказал он. – Объясни, я послушаю.

– И перебивать не будешь?

– Этого обещать не могу. Но послушаю.

– Ладно. – Она отпила кофе. – Мы с Гарри очень сильно поссорились, когда я впервые уехала в Лондон, и я поклялась, что никогда больше не вернусь во Францию. К тому времени, как я закончила колледж, я немного смягчилась и смотрела на все уже несколько по-другому. Мы помирились. Но на тот момент я уже обосновалась в Англии. И… – Она прикусила губу. – Ты вырос здесь, где твоя семья живет уже… сколько, лет двести?

– Около того.

– Ты всегда знал, где ты, когда просыпался. Ты чувствовал себя в безопасности. Ты знал, что здесь твое место.

– Ну да. – Даже когда он собирался в Париж, он всегда знал, что вернется в Ардеш и будет управлять виноградником. Но он подумал, что сначала ему стоит расширить свои горизонты, набраться опыта в плане бизнеса, посмотреть мир.

– У меня все иначе. Когда я была ребенком, родители таскали меня за собой по всему миру – то оркестр был на гастролях, то моя мать давала сольные концерты, а отец ей аккомпанировал. Когда родители были не на сцене, они репетировали и не хотели, чтобы им мешали. Моя мать иногда доходила до того, что в кровь пальцы стирала. Мы нигде никогда надолго не задерживались.

Он видел, как в глазах Аллегры отражалась пережитая в прошлом боль и как она старалась ее сдержать. И вдруг он понял, что она пытается сказать ему.

– А когда ты поселилась в Лондоне, у тебя появился свой дом. Корни.

– Именно. И возможность устроить свою жизнь так, как хотела я. Мне не указывали все время и не говорили, что делать. – На лице ее было написано облегчение. – Спасибо за понимание.

– Нет, ты была права, я все еще не понимаю. Ведь родные всегда на первом месте? – Именно так всегда поступала его семья…

Не считая матери.

Она отвела взгляд:

– Были и другие причины, по которым я не хотела возвращаться во Францию.

– Я? – Он не собирался этого говорить, но как-то само вырвалось.

– Ты, – подтвердила она.

Ну, по крайней мере, теперь это сказано. Больше им не надо изо всех сил обходить эту тему.

Она явно подумала о том же самом, потому что сказала:

– Я надеялась, тебя здесь не будет.

Он закатил глаза:

– Я стал партнером Гарри, когда папа умер. Ты не могла этого не знать.

– Мы никогда о тебе не говорили.

Неужели она хочет сказать, что поссорилась с Гарри из-за него? Но он не мог понять почему. Все было ясно – это она положила конец их роману, не он. И Гарри никогда бы не нарушил данное Жан-Полю слово и не рассказал бы Аллегре о проблемах с бизнесом и уходе Шанталь.

Для начала ему нужно было узнать ответ на самый важный сейчас вопрос.

– Зачем ты приехала, Аллегра?

– Потому что я в долгу перед Гарри. Не трать время и не пытайся устыдить меня за то, что не приехала на его похороны. Я это сделала не нарочно. Я и так чувствую себя виноватой.

– У меня нет права тебя за это осуждать, – тихо сказал Ксавьер, – но Гарри был моим другом и деловым партнером, и я думаю, он заслуживал лучшего отношения.

– Я знаю. – Ее щеки заалели.

– Не может быть, чтобы твои дела были настолько срочными. Почему ты не сказала своему начальнику, что у тебя семейные проблемы?

– Я сказала. Клиент не мог перенести встречу.

– И никто не мог поехать вместо тебя?

– Мой начальник сказал, что не мог.

Она говорила очень сухо, и у Ксавьера появилось чувство, словно она что-то не договаривает.

– Я сделала все возможное, чтобы как можно скорее закончить все дела, но встреча затянулась, и я опоздала на самолет.

– И это был единственный рейс в Авиньон? – спросил он. Уж слишком банальная на его вкус получилась отговорка.

– Вообще-то в Ниццу, – поправила она. – Клерк, который занимался бронированием билетов, целый час провисел на компьютере, пытаясь найти для меня рейс, который бы приземлился где-то во Франции до завтрака по французскому времени. Но такого рейса просто не было.

– Твои родители тоже не приехали.

– Знаю. Они были в Токио. Если бы они приехали на похороны, они бы пропустили свое выступление. А ты же их знаешь. – Она вздернула подбородок. – И я попала в ту же ловушку. Я посчитала, что работа превыше семьи. Не надо было мне этого делать.

– По крайней мере, ты свои ошибки признаешь. – Он немного помолчал. – И что же ты предлагаешь делать дальше?

– Ты же доверял деловому чутью Гарри?

Ксавьер кивнул.

– А Гарри доверял мне – достаточно, чтобы назначить меня своей преемницей, иначе он не оставил бы мне свою долю в бизнесе. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Ты сделаешь то же?

Сложный вопрос. Ему было чертовски сложно ей довериться. Он ответил вопросом на вопрос, чтобы выиграть время:

– Что ты знаешь о виноделии?

– Сейчас? Очень мало, – признала она. – Но я быстро учусь. Я буду заниматься и узнаю достаточно, чтобы быть полезной. А пока, может, я смогу помочь тебе с другим аспектом бизнеса.

– Каким?

– Как я тебе уже сказала вчера – с маркетингом. Я отвечала за весь креатив в агентстве, в котором работала. Я могу организовать эффективную промо-кампанию при мизерном бюджете. Хотя мне понадобится от тебя информация.

– Какая информация? – устало спросил он.

– Бизнес-план на ближайшие пять лет. Мне нужно знать, что мы производим и за сколько мы это продаем, кто наши основные клиенты и конкуренты. А потом я дам тебе свой анализ и рекомендации.

– Сильные стороны, слабые стороны, возможности, риски… – Он приподнял бровь, видя, как она удивилась. – Думаешь, я их не знаю?

Ее словно подменили. И вдруг Ксавьер увидел, как она уязвима. На поверхности она была блестящей, ухоженной и профессиональной. Но внутри она была такая хрупкая. Он мог бы сломать ее сейчас, мог заставить продать ему ее долю виноградника. Но он бы возненавидел себя за это.

– Так ты хочешь сказать, что будешь управлять половиной виноградников из Лондона?

– Нет. Отсюда.

Она собирается жить здесь? Значит, ему придется видеться с ней каждый божий день?

«Dieu».

Это потребует от него недюжинных усилий. Пока она жила в другой стране, ему удалось задвинуть все мысли о ней куда-то глубоко в подсознание. Но жить с ней по соседству, работать вместе… это совсем другое.

И что-то здесь не сходится.

– Две минуты назад ты говорила мне, что твои корни в Лондоне.

– Так и есть. – Она вздохнула. – Но я хочу встать на место Гарри. А Ардеш много лет назад был мне домом летом. Я могу здесь обосноваться.

Десять лет назад. Тогда она нужна была ему здесь, рядом, он хотел, чтобы она стала его женой. А сейчас он был бы рад, если бы она укатила обратно в Лондон и оставила его в покое.

– А как же твоя работа?

– Бывшая работа, – коротко сказала она.

– С каких пор?

– Я уволилась вчера. После встречи со своим адвокатом.

Интересно, она всегда уходит вот так, когда ей приходится туго? И что будет, если такое случится здесь? Бросит ли она все так, как мать бросила отца?

– Какое-то это сиюминутное решение, тебе так не кажется? Откуда ты знаешь, что тут все получится?

– Потому что я сделаю так, чтобы получилось.

Упрямая и решительная – два очка в ее пользу. В этой работе и то и другое качество ей очень пригодится. Но он все еще не мог поверить в то, что она возьмется за это дело всерьез и надолго.

– Управлять виноградником не то же самое, что работать с девяти до пяти, – предупредил он. – Бывают времена, когда нам всем приходится работать на полях, – а то, что сейчас на тебе, совершенно для этих целей не подходит. Эта одежда порвется в клочья, а в таких туфлях ты вывихнешь лодыжку или натрешь ноги. И это уже не говоря об опасности солнечного удара.