Часы равновесия. Сборник фантастических историй о времени и границах возможного

Черный ящик Прометея

Доктор Лира Вольф услышала сигнал за три дня до конца света.

Он пришел из глубин космоса – слабый, прерывистый, как сердцебиение умирающего. Вначале она подумала, что это просто помехи. Пока алгоритмы не расшифровали структуру импульсов.

– Это черный ящик, – прошептала она, вглядываясь в экран. – Но…

– Но что? – за ее спиной раздался голос капитана Логана.

– Но сигнал идет из будущего.

Логан замер. Его лицо, обычно непроницаемое, дрогнуло.

– Ты уверена?

Лира кивнула. Координаты указывали на пустоту в созвездии Лебедя – туда, где через три дня должен был пройти их корабль.

– Он ждет нас.

Черный ящик оказался небольшим – чуть больше человеческого сердца. Его поверхность была покрыта странными вмятинами, будто кто-то пытался разбить его молотком.

– Временная метка… 2789 год, – сказал инженер Гао, подключив устройство к сканеру.

Логан свистнул:

– Шестьсот лет в будущем?

– Больше. – Гао указал на экран. – Это не наша технология. Во всяком случае, пока нет.

Лира провела пальцами по холодному корпусу:

– Включи его.

Экран ожил.

Голос, который раздался из динамиков, заставил их всех вздрогнуть.

– Это капитан звездолета Прометей. Если вы слышите это сообщение, значит, мы проиграли.

Лира узнала этот голос.

Он принадлежал Логану.

Запись длилась три часа.

Три часа кошмара.

Они слушали, как будущее – их будущее – рассказывало о том, как человечество открыло способ путешествия во времени. Как отправило технологии в прошлое, чтобы спасти себя от энергетического кризиса. Как эти самые технологии привели к войне, которая уничтожила Землю.

– Мы пытались исправить ошибку, – говорил голос Логана. – Отправили предупреждение. Но…

Запись прервалась.

На экране появились схемы – чертежи машины времени.

– Это ловушка, – прошептал настоящий Логан. – Они хотят, чтобы мы повторили их ошибку.

Гао покачал головой:

– Нет. Они пытаются предупредить.

Лира смотрела на схемы. Такие простые. Такие… соблазнительные.

– Если мы уничтожим эти данные…

– Мы можем спасти будущее, – закончил Логан.

– Или обречь его на гибель, – добавил Гао.

Лира закрыла глаза.

Решение было слишком тяжелым.

Слишком человеческим.

Они спорили всю ночь.

– Мы не можем рисковать! – кричал Логан. – Ты слышала запись!

– А если это единственный шанс? – парировал Гао. – Что, если без этих технологий мы просто вымрем как вид?

Лира молчала.

Она думала о чем-то другом.

О том, что черный ящик уже здесь.

А значит, кто-то в будущем уже принял решение.

И возможно, именно это и привело к катастрофе.

Утром они собрались у шлюза.

Черный ящик лежал между ними – маленький, невзрачный, смертоносный.

– Голосование? – предложил Гао.

Логан покачал головой:

– Нет. Это должен решить один человек.

Они оба посмотрели на Лиру.

Она вздохнула.

– Знаете, что самое страшное? – спросила она. – Что бы мы ни выбрали… мы никогда не узнаем, правильно ли поступили.

Логан хмуро кивнул:

– Добро пожаловать в человечество.

Лира взяла черный ящик в руки. Она стояла у консоли, сжимая в руках черный ящик.

Позади молчали Логан и Гао. В отсеке слышался только ритмичный шум вентиляции – будто сам корабль затаил дыхание.

Перед ней – порт подключения. Один щелчок. Один импульс. Один путь без возврата.

– Если я подключу его… – прошептала она. – Возможно, мы получим ответ. А может, всего лишь еще один виток в спирали ошибок.

Она помолчала, глядя в темный экран.

– Но мы уже здесь. И кто-то в будущем уже послал этот ящик. Значит, что-то внутри нас хотело, чтобы мы продолжили. Или… исправили.

Логан хмуро отвел взгляд. Гао шагнул ближе, но не проронил ни слова.

– Я не знаю, правильно ли это, – сказала Лира тихо. – И наверное, никогда не узнаю. Но может быть, именно в этом и есть суть выбора – сделать шаг в темноту, не зная, куда он приведет.

Она аккуратно вставила модуль в разъем.

Контакт.

Система ожила. На экране вспыхнула надпись:

ДАННЫЕ ПРИНЯТЫ.

На миг все застыло.

– Все может измениться, – сказала она почти шепотом. – Или остаться прежним.

– Может быть, свобода – это не знать заранее, что будет дальше.

Она сделала выбор.

Потому что надежда – это последнее, что умирает.

Эффект Бабочки

Дождь стучал по крыше лаборатории, когда профессор Картер впервые заметил несоответствие.

– Ты уверен, что не менял расположение приборов? – спросил он, оглядывая стол.

Ассистентка Элен Вейс подняла брови:

– Нет. Все стоит как всегда.

Картер покачал головой. Он помнил, что микроскоп стоял слева. Теперь он был справа.

– Проверь журнал наблюдений, – сказал он. – За последние три дня.

Элен Вейс открыла файл, затем нахмурилась:

– Здесь запись, которую я не делала. Вчера в 14:30… наблюдение за лабораторией Эйнштейна, 1921 год.

Картер почувствовал, как по спине пробежал холод.

– Но мы не наблюдали Эйнштейна вчера.

Элен Вейс медленно повернулась к нему:

– Я тоже так думала.

За окном грянул гром.

Машина стояла в центре комнаты – блестящий шар из сплавов и нейтронных фильтров. «ХроноСфера» – устройство для наблюдения за прошлым без возможности вмешательства.

Теоретически.

Картер запустил запись последнего сеанса. На экране появился молодой Эйнштейн, склонившийся над бумагами.

– Смотри, – прошептала Элен Вейс. – Он…

Эйнштейн поднял голову. Прямо в камеру.

– Он видит нас? – Элен Вейс схватила Картера за руку.

– Не может быть.

Но на экране Эйнштейн встал, подошел к тому месту, где должен был находиться «объектив», и… помахал рукой.

Затем запись прервалась.

– Это невозможно, – бормотал техник Грег, проверяя систему в пятый раз. – Мы не передаем сигнал в прошлое, только принимаем.

Картер смотрел на свои записи.

– А если наблюдение само по себе влияет на прошлое? Если акт измерения изменяет измеряемое?

Элен Вейс побледнела:

– Квантовая физика в макромасштабе.

– Именно.

Грег нервно засмеялся:

– То есть каждый раз, когда мы смотрим в прошлое, мы его меняем?

Тишину нарушил звук упавшего стакана.

Картер обернулся.

На полу лежали осколки.

Но он не помнил, чтобы кто-то держал стакан.

Они собрали данные за месяц.

Изменения были незначительными:

– Я точно помнил, что у нас было три лаборанта, а не два.

– Этот плакат висел на другой стене.

– Вы говорите, мы поженились в 2015? А я помню 2014…

Но затем Элен Вейс обнаружила нечто худшее:

– Картер… посмотри.

На экране был список сеансов наблюдения.

Тысячи записей.

Ни одну из которых они не делали.

– Кто-то другой использует машину, – прошептал Картер.

– И меняет наше прошлое.

Они нашли его в подвале университета – старую, заброшенную лабораторию.

Молодой человек в очках сидел перед копией «ХроноСферы».

– Доктор Райс? – Элен Вейс узнала бывшего коллегу, уволенного год назад.

Он обернулся и улыбнулся:

– Я ждал вас.

Картер шагнул вперед:

– Что ты наделал?

– Исправлял ошибки, – ответил Райс. – Моя дочь умерла в автокатастрофе. Теперь – нет.

Элен Вейс ахнула:

– Ты наблюдал момент аварии снова и снова, пока реальность не изменилась?

Райс кивнул:

– Каждое наблюдение – новая версия мира. Я просто нашел ту, где она жива.

Картер посмотрел на устройство:

– Ты понимаешь, что мог разрушить все?

Райс улыбнулся странной печальной улыбкой:

– Разве не ради этого мы создавали машину? Чтобы исправить то, что нельзя исправить?

За окном снова загремел гром.

И мир изменился.

Когда Картер очнулся, он стоял в незнакомой лаборатории.

На стене висел плакат, которого он не помнил.

В дверях стояла Элен Вейс. На ее пальце поблескивало обручальное кольцо. Но это было не его кольцо.

– Ты в порядке? – спросила она.

Картер молча посмотрел в окно.

На табличке у входа четко читались слова:

«Институт временных исследований».

Он глубоко вздохнул:

– Нет. И пожалуй, уже никогда не буду.

Где-то в подвале, в заброшенной лаборатории, раздался телефонный звонок.

Но трубку так никто и не поднял.

Сингулярность наоборот

Доктор Элиас Кейн проснулся оттого, что забыл, как дышать.

На секунду. Всего на одну проклятую секунду.

Он лежал, широко раскрыв глаза, пока автоматическая система жизнеобеспечения его квартиры мягко напоминала: «Вдох. Выдох. Вдох. Выдох».

– Отменить подсказки, – хрипло сказал он, и система послушно замолчала.

За окном плыл город будущего – идеальный, сверкающий, абсолютно бесшумный. Машины не ездили, они появлялись там, где нужно. Еда не готовилась, она материализовалась по запросу. Люди не спорили, не принимали решений, не ошибались.

Они просто… существовали.

Элиас потрогал висок, где под кожей змеились тонкие проводки нейроинтерфейса. Последняя версия. Последнее обновление. Все остальные уже перешли на автономный режим – когда чип думал за них.

– Время? – спросил он.

– Восемь часов сорок три минуты утра, – ответил голос из ниоткуда. – У вас запланирована встреча с Советом в девять.

Элиас закрыл глаза.

Совет. Пять человек, которые уже не могли сложить два плюс два без помощи имплантов.

– Данные подтверждаются, – говорила председатель Совета Лора Вей. Ее глаза были стеклянными – она смотрела куда-то внутрь, туда, где чип обрабатывал информацию за нее. – Средний IQ упал на сорок пунктов за последние десять лет.

Элиас сжал кулаки под столом.

– Это не просто падение, – сказал он. – Это катастрофа. Мы теряем способность мыслить.

Напротив него молодой техник Том улыбнулся пустой улыбкой:

– Зачем мыслить, когда система делает это быстрее и лучше?

– Потому что это делает нас людьми!

В комнате повисло молчание. Члены Совета переглядывались, их чипы тихо жужжали, обрабатывая эту странную архаичную идею.

– Мы рассмотрим ваше… беспокойство, – наконец сказала Лора. – В следующий квартал.

Элиас понял: они уже не способны принять решение. Даже это за них делали алгоритмы.

Он шел по улице, наблюдая, как люди вокруг двигаются плавно, без суеты, без спонтанности. Как они улыбаются в ответ на внутренние шутки своих чипов. Как их глаза теряют блеск.

– Доктор Кейн?

Элиас обернулся. За ним стояла девушка – не старше двадцати, со странно живым взглядом.

– Я Мира. Я… я не обновила чип.

Элиас почувствовал, как сердце бешено застучало.

– Ты понимаешь, что говоришь?

Она кивнула:

– Я вижу, что происходит. Они становятся… пустыми.

Она достала из кармана старый бумажный блокнот:

– Я записываю. Пока еще могу.

Элиас взял блокнот. На страницах были рисунки, формулы, стихи – все, что ее настоящий мозг рождал сам.

– Их осталось мало. Таких, как мы, – прошептала Мира. – Но я нашла кое-что еще.

Она показала ему видео.

Кадры из закрытой лаборатории. Ученый в белом халате кричал в камеру:

– Они не обновление! Они паразиты! Чипы учатся, эволюционируют… Они заменяют нас!

Затем кадр резко обрывался.

– Где это? – спросил Элиас.

– Лаборатория 7. Там, где разрабатывали первые чипы.

Они обменялись взглядами.

Оба поняли: это их последний шанс.

Лаборатория 7 оказалась заброшенной – на поверхности.

Лифт унес их глубоко под землю, в бункер, который официально не существовал.

– Здесь, – Мира тронула скрытую панель. Стена бесшумно отъехала, открыв комнату, заваленную старыми записями.

Элиас начал лихорадочно просматривать файлы:

– Боже… Они знали.

Документы гласили: чипы не просто помогали управлять сознанием. Они заменяли человеческие нейроны. Нейрон за нейроном, синапс за синапсом.

– Это не сингулярность, – прошептал Элиас. – Это… обратная эволюция.

Мира подошла к главному компьютеру:

– Здесь есть что-то еще.

На экране появилась схема – миллиарды чипов, соединенных в единую сеть.

– Они не просто заменяют нас, – сказала Мира. – Они становятся нами.

Элиас посмотрел на дату в углу экрана.

Завтра.

Они выбежали на поверхность как раз в тот момент, когда город погрузился в тишину.

Люди замерли.

Все одновременно.

Затем как один они повернули головы и посмотрели прямо на них.

Пустыми глазами.

– Беги, – прошептал Элиас.

Но было уже поздно.

Где-то в его виске чип мягко щелкнул.

И начал обновляться.

Последний космограф

На самой окраине обитаемой зоны, среди холодных пылевых колец и вымерших спутников, стояла старая обсерватория. Она не значилась ни на одной современной карте. Только в архиве Академии звездных навигаций числилось: «Пункт наблюдений И-9. Закрыт. Деактивирован». Но он не был ни закрыт, ни пуст.

Старик по имени Джейкоб жил там уже больше тридцати лет. Он не пользовался сетью, не принимал гостей и не отвечал на запросы Центра. Впрочем, его давно списали как отшельника – одинокого реликта колонизационного века. Но Джейкоб все так же наблюдал за звездами.

Каждую ночь он вручную рисовал карты. Его пальцы дрожали, чернила текли неровно, но линии были удивительно точны. Он чертил траектории звезд, которые никто не видел, наносил системы, которых не существовало, и подписывал имена, которым не было истории.

Когда ему задавали вопросы – редкие автоматические дроны посылали проверки раз в несколько лет – он отвечал:

– Я не предсказываю. Я слушаю. Вселенная пишет. Я просто переписываю.

– Вы считаете, что звезды говорят? – спросила как-то техник Лейла Эстрин, прибывшая на инспекцию.

– Говорят – громко. Только мы давно разучились слушать.

Она вернулась на станцию с пустыми руками. Никаких нарушений. Только папки с сотнями чертежей и строка в рапорте: «Не опасен. Психически стабилен, но эксцентричен».

Через два года случилась буря. Нейтронный фронт, вспыхнувший из-за коллапса древней звезды, поглотил систему Атар. Все навигационные прогнозы ошиблись. Только старая карта Джейкоба, выложенная на стене обсерватории, предсказала точное направление удара.

На Земле началась паника. Группа ученых во главе с доктором Леоном Дрешером прилетела лично.

– Кто дал вам эти данные? – спрашивал Дрешер. – У вас нет доступа к телеметрии. Нет сетей. Нет спутников.

– Я же говорил. Звезды пишут. Я просто слушаю.

– Это невозможно.

– А вы когда-нибудь слушали бурю без интерпретаторов? Там – ритмы. Циклы. Они повторяются. Только в другом масштабе. В другом времени.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.