Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном

Посвящается моим бабушкам Эми Макрей и Лидии Хари

Johann Hari

Stolen Focus: Why You Can’t Pay Attention – and How to Think Deeply Again

Copyright © Johann Hari, 2022

© Богданов С.М., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Аудиозаписи бесед со всеми людьми, которых я цитирую в этой книге, размещены на сайте www.stolenfocusbook.com/audio. Читая эту книгу, вы можете слушать наши разговоры.

Вступление Поездка в Мемфис

В девятилетнем возрасте мой крестник ненадолго, но серьезно зациклился на Элвисе Пресли. Мальчик то и дело принимался хрипло горланить Jailhouse Rock^[1], покачивая бедрами, как король рок-н-ролла. Он полностью отдавался этому занятию и не знал, что эта манера уже давно вызывает только сочувственные улыбки. Во время коротких пауз между исполнениями своего номера крестник требовал, чтобы ему рассказали об Элвисе все («Все-все!»), так что я в общих чертах изложил ему захватывающую и печальную историю с нелепым концом.

«Элвис родился в одном из беднейших городков штата Миссисипи – это далеко-далеко отсюда», – начал я. Будущий певец появился на свет вместе со своим братом-близнецом, умершим через несколько минут. Маленький Элвис много пел с детства: мать говорила ему, что, если по вечерам петь при свете луны, братик услышит его. Пресли начал выступать перед публикой в самом начале телевизионной эпохи и внезапно стал оглушительно знаменит. Где бы ни оказался Элвис, люди встречали его приветственными воплями, и в итоге его мир превратился в обитель крика. Он нашел тишину в собственноручно выстроенной вокруг себя «крепости»: купил поместье и назвал его Грейсленд. Это заменило ему утраченную свободу.

В своем рассказе я коротко пробежался по остальным вехам истории Элвиса: зависимости, гастроли до изнеможения, манерные шоу в Вегасе, смерть в 42 года. Всякий раз, когда мой крестник – назовем его Адам, чтобы не раскрывать личность, – задавал вопросы о том, как все закончилось, вместо ответа я заставлял его петь со мной Blue Moon^[2]. «Луна, ты же видишь, я одинок, – протягивал мальчик своим голоском. – Без мечты в сердце. Без настоящей любви».

Однажды Адам очень серьезно посмотрел на меня и спросил: «Йоханн, свозишь меня в Грейсленд?» Недолго думая, я согласился. «Ты обещаешь? Правда, обещаешь?» – волновался крестник. Я сказал, что да, обещаю. И больше ни разу об этом не вспоминал, пока все было в порядке.

* * *

Спустя 10 лет Адам выпал из жизни. Он бросил школу в 15 лет и сутками сидел дома, уставившись в экраны телефона и планшета. На первом он бесконечно скроллил^[3] сообщения в WhatsApp и Facebook^[4], на втором чередовались YouTube и порносайты. Временами я все еще видел в нем что-то от маленького мальчика, весело распевающего Viva Las Vegas^[5], но этот человек будто больше не существовал – он рассыпался на мелкие кусочки. Адам с трудом мог поддерживать беседу несколько минут, не отвлекаясь на экран телефона или не переключаясь на другую тему. Казалось, он со скоростью Snapchat^[6] уносится куда-то, где ничто серьезное не сможет до него добраться. Он был умным, порядочным, добрым, но создавалось впечатление, что его сознание неспособно сосредоточиться ни на чем.

В течение десятилетия, пока Адам взрослел, подобный же распад, по-видимому, переживали многие из нас. В начале XXI века нарастало ощущение, что способность человека сосредотачивать внимание на чем-либо постепенно разрушается. Я чувствовал это по себе: покупал стопки книг и виновато поглядывал на них, отправляя в это время теперь уже точно последний твит. Я по-прежнему много читал, но с каждым годом моя жизнь все больше и больше напоминала бег вверх по эскалатору, движущемуся вниз.

Люди моего поколения (мне едва исполнилось 40 лет) неизменно оплакивали утраченную способность к концентрации. Словно это друг, который исчез в океане, и с тех пор никто его больше не видел.

И вот однажды вечером мы валялись на большом диване, каждый был погружен в свой телефон, я посмотрел на Адама и содрогнулся. Так жить нельзя. «Адам, поехали в Грейсленд», – тихо произнес я.

«Что?» – удивился парень.

Я напомнил ему о моем обещании. Адам обо всем этом, конечно, забыл, как и ту эпоху своей жизни. Однако было заметно, что идея разрушить отупляющую рутину нечто в нем пробудила. Он посмотрел на меня и спросил, не шутка ли это. Я сказал, что все серьезно, но есть условие. Да, мы отправимся в путешествие длиной в 4000 миль^[7], съездим в Мемфис, в Новый Орлеан, прокатимся по всему Югу – куда он захочет, я все оплачу. Но Адам должен был попрощаться хотя бы на время со своей зависимостью от телефона: гаджеты днем будут выключены, пользоваться можно только ночью. Нам нужно было вернуться в реальность, восстановить связь с чем-то важным. Крестник поклялся, что так и будет. И несколько недель спустя мы вылетели из лондонского аэропорта Хитроу в страну дельта-блюза.

* * *

Экскурсоводов в Грейсленде больше нет. У входа в поместье тебе вручают iPad с наушниками, а дальше планшет говорит, что нужно сделать: поверните налево, поверните направо, ступайте прямо. В каждом помещении iPad голосом неизвестного актера рассказывает, где ты оказался, и выводит на экран соответствующую фотографию. Так что по Грейсленду мы ходили, уткнувшись в свои планшеты. Вокруг были канадцы, корейцы и толпы других людей со всего мира, и все ничего не замечали вокруг, их интересовало только то, что было в руках. Я смотрел на все это с постепенно нарастающим напряжением. Время от времени кто-нибудь отрывался от планшета, и я ощущал проблеск надежды. Мне хотелось встретиться с этим человеком взглядом, подойти поближе, сказать: «Слушайте, кроме нас тут никого. Это же мы проделали путь в тысячи миль, потому что захотели увидеть все это своими глазами…» Но каждый раз я убеждался, что человек просто-напросто ненадолго переключился с iPad на свой телефон, чтобы сделать селфи.

В Комнате Джунглей, любимом месте Элвиса в этом особняке, iPad разговорился вовсю. Прямо перед нами были кадки с огромными искусственными растениями, с помощью которых Элвис превратил комнату в подобие тропического леса. Обвисшие ветки производили грустное впечатление. «Дорогая, это же потрясающе! Смотри», – обратился к жене стоявший рядом со мной мужчина. Он помахал планшетом перед глазами жены, после чего принялся водить пальцем по экрану. «Свайпнешь^[8] влево – видишь левую часть комнаты, свайпнешь вправо – как будто повернулся направо». Жена присмотрелась, улыбнулась и принялась свайпать по экрану своего iPad.

Я смотрел, как они свайпают туда-сюда, рассматривая помещение в разных ракурсах на экранах своих устройств. «Извините, сэр, – сказал я. – Можно ведь свайпать и старым дедовским способом – вертеть головой. Мы же здесь, прямо в Комнате Джунглей. Не обязательно рассматривать ее на экране. Все это в непосредственной близости. Вот, смотрите». Я помахал рукой, и искусственная листва издала еле слышный шелест.

Супружеская пара слегка попятилась от меня. «Смотрите! – сказал я громче, чем собирался. – Неужели вы не понимаете? Мы здесь. Мы на самом деле здесь. Не нужны никакие экраны. Мы в Комнате Джунглей». Муж и жена быстро зашагали прочь, оглядываясь на меня с видом «носит тут всяких чокнутых». Мое сердце забилось быстрее. Я повернулся к Адаму, готовый посмеяться над ситуацией вместе с ним и остудить свой пыл. Но он стоял в дальнем углу помещения, прикрывая телефон курткой и листая Snapchat.

В этой поездке он нарушал свое обещание на каждом шагу. Когда двумя неделями ранее наш самолет сел в Новом Орлеане, он сразу же вытащил свой телефон. Я напомнил Адаму про обещание. «Я имел в виду, что звонить не буду. А без Snapchat и мессенджеров я никак не могу», – возразил крестник. Это было сказано с таким возмущением, как если бы я попросил его задержать дыхание на 10 суток.

Я молча смотрел, как он скроллит свой телефон в Комнате Джунглей. Мимо него проплывал поток людей, тоже уткнувшихся в свои экраны. Мне стало так одиноко, как будто я стоял среди чистого поля где-нибудь в Айове. Я решительно подошел к Адаму, выхватил телефон из его рук и выплеснул все, что накипело: «Так жить невозможно! Ты не умеешь присутствовать в настоящем! Жизнь проходит мимо тебя! Ты боишься что-то упустить, вот и торчишь всю дорогу в своем телефоне! И таким образом гарантированно кое-что упускаешь! Свою одну-единственную жизнь! Ты не видишь того, что находится прямо перед твоими глазами, того, что мечтал увидеть с детских лет! И никто из них не видит! Ты только посмотри на них!»

Я раскричался, но самоизолировавшиеся в своих планшетах люди вокруг практически не обратили на это внимания. Адам отобрал у меня телефон, сказал, что я распсиховался (не так уж необоснованно) и ринулся прочь – мимо могилы Элвиса, прямо в жаркое мемфисское утро.

Я вяло походил по поместью, равнодушно побродил между многочисленными «роллс-ройсами» Элвиса, выставленными в соседнем музее, и ближе к вечеру воссоединился с Адамом в отеле «Разбитые сердца»^[9], где мы остановились. Я нашел своего крестника, сидящего с грустным видом у бассейна. Приблизившись к нему, я понял, что, как и в большинстве случаев яростного недовольства, моя злость на самом деле была злостью на самого себя. Его неумение сосредоточиться, постоянные отвлечения, неспособность всех этих посетителей Грейсленда увидеть то, ради чего они приехали, – это все напоминало мне нечто, растущее и внутри меня. Я распадался точно так же, как и они. Я утрачивал способность присутствовать в настоящем. И это очень пугало.

«Я понимаю, что есть проблема», – тихо сказал Адам, сжимая в руке телефон. «Но понятия не имею, как это исправить». – С этими словами он вернулся к переписке в мессенджере.

* * *

Я увез Адама, чтобы показать что-то гораздо лучшее, чем жизнь, которая вертится вокруг телефона. Но оказалось, что это будет везде следовать за нами, от этого не скрыться. Собирая материалы для книги, я ездил по всему миру, не находя облегчения практически нигде. Даже когда я брал паузу в работе, чтобы побывать в самых умиротворяющих и тихих местах планеты, проблема тоже оказывалась тут как тут.

Однажды днем я сидел в исландской Голубой Лагуне. Это громадное и бесконечно спокойное геотермальное озеро, воды которого тихо булькают и даже в самую снежную погоду ощущаются как теплая ванна. Наблюдая, как снежинки медленно исчезают в подымающемся от воды пару, я вдруг сообразил, что окружен людьми, вооруженными палками для селфи. Они поместили свои телефоны в водонепроницаемые футляры и самозабвенно позировали, тут же выкладывая фото в интернет. Похоже, девизом современной жизни могла бы служить фраза «я пытался жить, но меня то и дело отвлекали». Ход моих мыслей был прерван мускулистым немцем, явно каким-то инфлюенсером^[10], прооравшим в свой смартфон: «А вот и я в Голубой Лагуне! И я живу на полную катушку!»

В другой раз я был в Париже и отправился посмотреть на картину «Мона Лиза». Оказалось, что теперь она надежно скрыта за беспорядочной толкотней людей со всех концов земного шара. Они пробиваются вперед только для того, чтобы оказаться у полотна, тут же повернуться к нему спиной, щелкнуть селфи и начать прокладывать себе путь обратно. В тот день я больше часа наблюдал за этим со стороны. Никто, ни один человек не рассматривал Мону Лизу дольше пары секунд. Ее улыбка больше не выглядит загадочной. Кажется, будто она смотрит на нас из своего XVI века и спрашивает: «А почему бы вам не посмотреть на меня так же, как вы делали это раньше?»

* * *

Все описанное соответствует гораздо более масштабному чувству, которое завладело мной несколько лет назад. Дело не только в плохих манерах туристов. Ощущение, что мы охвачены каким-то непонятным зудом, который заставляет нас постоянно дергать наши умы по мелочам, оставляя без внимания действительно важные вещи. Занятия, требующие продолжительной сосредоточенности, вроде чтения книг, постепенно приходят в упадок. После путешествия с Адамом я ознакомился с работами ученого Роя Баумайстера, ведущего мирового специалиста по силе воли, а затем отправился побеседовать с ним. Баумайстер более 30 лет изучает силу воли, и под его руководством были проведены некоторые из самых известных экспериментов в сфере социальных наук. Когда мы встретились, я объяснил, что подумываю написать книгу о том, почему мы утратили способность сосредотачиваться и как это исправить. После чего с надеждой обратил свой взор к 66-летнему ученому.

«Забавно, что вы обратились с этой темой именно ко мне, – сказал Баумайстер. – Мне кажется, что я контролирую свое внимание хуже, чем прежде». Он рассказал, что раньше мог часами просиживать за работой или книгой, но сейчас его мысли перескакивают с одного на другое гораздо чаще. Баумайстер не так давно обнаружил, что, когда настроение начинает портиться, он поиграет в какую-нибудь игру на телефоне и сразу веселеет. Я живо представил себе, как ученый отвлекается от своих академических трудов огромной важности, чтобы поиграть в Candy Crush Saga^[11]. «Я замечаю, что у меня уже не получается удерживать концентрацию внимания как раньше. Вроде бы даже смирился с этим, и это мне категорически не нравится», – сказал он.

Я задумался. Рой Баумайстер написал книгу, которая так и называется – «Сила Воли»^[12]. Он изучил эту тему вдоль и поперек. И если даже он утрачивает свою былую способность фокусировать внимание, то что говорить обо всех остальных?

* * *

Долгое время я успокаивал себя мыслью, что этот кризис – не более чем иллюзия. В прошлом людям тоже казалось, что их внимание и сосредоточенность становятся хуже: почти тысячелетие назад средневековые монахи жаловались на подобные проблемы. С возрастом способность людей концентрироваться слабеет, и мы убеждаем себя, что дело не в нас, а в окружающей действительности и молодом поколении.

Чтобы понять, действительно ли в ухудшении этого навыка виновато взросление, ученым уже давно следовало сделать одну элементарную вещь. Можно было протестировать внимательность случайно отобранных граждан и продолжать делать это в последующие годы и десятилетия, отслеживая любые изменения. Но никто этим не занялся, многолетнюю информацию не собирали. Тем не менее я думаю, что есть и другой способ прийти здесь к разумным выводам. В процессе подготовки к написанию книги я узнал о существовании ряда научно обоснованных факторов, которые снижают способность людей фокусировать внимание. И есть доказательства, что в течение последних десятилетий многие из этих факторов усиливались, порой достаточно резко. Мне удалось обнаружить только один тренд, который мог положительно повлиять на нашу концентрацию. Вот почему я пришел к убеждению, что это самый настоящий и очень серьезный кризис.

Существуют наглядные подтверждения тому, куда ведут эти тренды. Например, чтобы узнать, сколько тратит на каждое дело среднестатистический американский студент, ученые установили программы отслеживания активности на компьютерах участников исследования [1]. Выяснилось, что в среднем студент переключается между задачами каждые 65 секунд. Медианное время сосредоточенности на чем-то одном составило всего 19 секунд. Если вам, как взрослому человеку, захотелось ощутить свое превосходство над юными студентами, не торопитесь. Глория Марк, профессор Калифорнийского университета в Ирвайне, изучила, сколько времени тратит на задачу среднестатистический взрослый офисный работник, прежде чем неосознанно переключиться на что-либо [2]. Оказалось, три минуты.

Чтобы разобраться, как вернуть нашу внимательность, я проделал путь длиной в 30 000 миль. В Дании я проинтервьюировал первого ученого, который доказал, что наша коллективная способность концентрироваться действительно стремительно ослабевает. Затем в разных уголках земного шара я встретил ученых, которые установили, почему это так. В целом я пообщался с более 250 специалистами. В поисках ответов мне пришлось побывать в самых неожиданных местах: от фавелы Рио-де-Жанейро, где внимательность пострадала особенно сильно, до офиса в провинциальном новозеландском городке, где придумали, как полностью восстановить сосредоточенность.

Мы глубоко заблуждаемся относительно того, что же происходит с нашим вниманием в действительности. Долгие годы всякий раз, когда у меня не получалось сконцентрироваться, я злился на себя. Говорил: «Ты ленив, ты недисциплинирован, тебе нужно собраться». Или винил телефон, раздражался, проклинал день, когда его изобрели. Большинство моих знакомых реагируют аналогично. Но я выяснил, что в подобных случаях причиной становится нечто более серьезное, чем личный прокол.

Первые представления о «корне зла» появились у меня, когда я приезжал в Портленд, штат Орегон, чтобы побеседовать с профессором Джоэлом Ниггом, одним из ведущих мировых специалистов по проблемам с вниманием у детей. Он считает, что уловить суть происходящего будет проще, если сравнить серьезность нарастающего кризиса внимательности и растущие показатели ожирения. Полных людей было немного еще 50 лет назад, а в наши дни это массовое явление для стран Запада. И не потому, что мы внезапно стали прожорливыми гедонистами. Нигг считает, что ожирение – это не медицинская эпидемия, а социальная. Образ жизни людей претерпел резкие изменения: продовольственное снабжение, не во всех крупных городах есть условия для пеших прогулок или передвижений на велосипеде. И эти перемены среды привели к переменам в организмах людей. По словам Нигга, что-то похожее может происходить и в области сосредоточенности.

Профессор изучал проблему несколько десятков лет и убежден, что пора задаться вопросом, не строим ли мы культуру, создающую проблемы с вниманием, мир, в котором всем нам бывает крайне трудно на чем-либо фокусироваться и поэтому приходится плыть против течения. Джоэл Нигг рассказал, что есть множество научно доказанных факторов ослабления внимательности, и у некоторых людей это может быть обусловлено биологическими особенностями. Но, возможно, следует поставить и такой вопрос: не вызвано ли столь массовое распространение этого явления конкретными общественными тенденциями?

Я попросил Нигга представить, что он правит миром, и спросил, что он бы сделал, чтобы лишить людей возможности фокусировать внимание. Задумавшись на секунду, он сказал: «Наверное, примерно то же, что наше общество и делает прямо сейчас».

Во время своего исследовании я убедился, что разрушение способности сосредотачиваться – не результат чьих-либо личных упущений. Виноваты не мы, это вмешательство могущественных сил извне. И это не только технологические гиганты. На самом деле мы живем в системе, которая ежедневно отравляет нашу способность концентрироваться, после чего велит винить себя и разбираться с собственными привычками. Осознав все это, я понял, в чем состоит проблема всех известных мне книг о повышении внимательности. В основном в них ничего не говорится о настоящих причинах кризиса, которые кроются главным образом в этих могущественных силах. По итогу своей работы я пришел к выводу, что нашу внимательность губят 12 основных факторов. Разрешить эту проблему на долгосрочную перспективу можно, лишь разобравшись в этих факторах, а затем необходимо общими усилиями заставить прекратить поступать с нами таким образом.

На страницах этой книги вы узнаете, какие реальные действия можно предпринять, чтобы понизить остроту упадка внимательности для себя лично. Я всецело за то, что начинать нужно всегда с себя. Но я должен быть честен с вами: этих перемен будет недостаточно, они разрешат лишь малую часть проблемы. Эти меры не позволят вам уйти от кризиса в целом, если только вы не самый везучий человек. Системные проблемы требуют системных решений. Мы обязаны нести личную ответственность, но в то же время мы обязаны нести и коллективную ответственность за работу с этими глубинными факторами. В этом и состоит реальное решение – то, которое на самом деле даст нам возможность приступить к исцелению. Для этого требуется радикально переосмыслить задачу, а затем приступить к действиям. Полагаю, я разобрался, с чего можно начать.

* * *

Я считаю, есть три основные причины, по которым стоит совершить это путешествие вместе со мной. Первая причина состоит в том, что жизнь, в которой мы не можем сосредоточиться вообще ни на чем, ущербна. Если мы неспособны на продолжительную концентрацию, у нас не получается достигать желаемого. Допустим, мы хотим почитать книгу, но отвлекаемся на шум и социальные сети. Хотим провести несколько спокойных часов со своим ребенком, но то и дело судорожно проверяем, не написал ли начальник на электронную почту. Хотим создать собственное дело, но вместо этого погружаемся в омут постов в Facebook, которые заставляют испытывать зависть и тревогу. Покоя и пространства, чтобы остановиться и подумать, всегда не хватает, и причины этого от нас не зависят.

Исследования профессора Майкла Познера из Орегонского университета показали, что, если на чем-то фокусироваться, а потом нас побеспокоят, понадобится 23 минуты, чтобы вернуть себе прежнюю сосредоточенность [3]. Другое исследование, посвященное офисным служащим в США, продемонстрировало, что обычно большинству из работников никогда не удается трудиться без отвлечений на протяжении часа [4]. Если такая ситуация длится месяцами и годами, нарушается способность человека понимать, кто он и чего хочет. Он живет словно на холостом ходу.

Когда я разговаривал в Москве с Джеймсом Уильямсом, который занимается в Оксфордском университете философией и этикой технологий, он сказал: «Если мы хотим сделать что-то важное в любой области и в любых жизненных обстоятельствах, нужно иметь возможность уделять внимание правильным вещам… Если такой возможности нет, заниматься чем-либо становится очень трудно». Уильямс считает, что для понимания нынешней ситуации полезно кое-что представить. Вообразим, что мы ведем машину и кто-то выливает на лобовое стекло огромный ушат грязи. Из-за плохой видимости можно столкнуться с самыми разными проблемами: попасть в аварию, заблудиться, опоздать в нужное место. Чтобы всего этого избежать, необходимо сделать одно – очистить лобовое стекло. Пока это не будет сделано, мы даже не поймем, где находимся. И так же с вниманием: сначала нужно разобраться с проблемой, и только потом прилагать усилия к решению любых других задач.

Вторая причина задуматься на тему, поднятую в этой книге, состоит в том, что разрушение внимания создает сложности не только отдельно взятым людям, – оно порождает хаос в обществе в целом. Перед человеком как биологическим видом встает целый ряд беспрецедентных по своей опасности проблем, например климатический кризис. Но, в отличие от предыдущих поколений, большинство из нас не готово на противостояние этим вызовам. Почему? Думается, отчасти потому, что нарушение концентрации влечет за собой нарушение способности справляться с задачами. Разрешение серьезных проблем требует постоянного внимания множества людей на протяжении многих лет. Так, для демократии нужно, чтобы население продолжительное время фокусировалось на реальных проблемах, это позволит отличать их от надуманных, даст возможность предлагать решения и привлекать к ответственности лидеров, которые не исполняют свои обязанности. Утратив все это, мы теряем возможность иметь полноценно функционирующее общество. Я не считаю простым совпадением то, что кризис внимания и кризис демократии происходят одновременно, начиная с 1930-х годов. Людей, которые не могут сосредоточиться, больше привлекают незамысловатые авторитарные решения. Мир не умеющих концентрироваться людей, которые разрываются между социальными сетями и мессенджерами, будет миром низвергающихся нерешаемых кризисов.

Третья причина, по которой нам стоит глубоко задуматься о способности фокусироваться, является, как мне кажется, самой обнадеживающей. Разобравшись в происходящем, мы сможем приступить к переменам. Писатель Джеймс Болдуин (по моему мнению, самый выдающийся писатель XX века) сказал: «Не все, с чем ты сталкиваешься, можно изменить. Но ничего нельзя изменить, пока ты с этим не столкнешься». Это антропогенный кризис – стало быть, именно люди могут и покончить с ним [5].

* * *

Хотелось бы в самом начале рассказать вам о том, как я собирал факты, которые будут представлены на страницах этой книги, и почему отобрал именно их. В подготовительный период я ознакомился с огромным количеством научных трудов, а затем побеседовал с учеными, которые, на мой взгляд, нашли самые убедительные данные. Внимание и сосредоточенность ученые изучают с нескольких разных сторон. В том числе это нейробиология, и вы познакомитесь с такими материалами. Но основную часть работы проделали социологи, которые анализировали воздействие перемен в образе жизни на отдельно взятых людей и на их сообщества. Я изучал социологию и политологию в Кембриджском университете, где меня обучили строгому подходу к чтению таких научных публикаций, оценке приводимых доказательств и, надеюсь, умению задавать пытливые вопросы о них.

Ученые часто не согласны друг с другом в том, что происходит и по каким причинам. И не потому, что приводимые ими аргументы шатки, а потому, что люди устроены крайне сложно и очень трудно объективно оценивать то, что влияет на нашу способность сосредотачивать внимание. Разумеется, для меня это было одним из вызовов в работе над книгой. Ждать появления идеального доказательства можно вечно. Мне пришлось постараться исходить из самой надежной информации, имеющейся на данный момент, но постоянно отдавать себе отчет в том, что даже эти научные данные небезупречны, нестабильны и требуют осторожного обращения.

Поэтому в этой книге я буду на каждом шагу напоминать вам о том, насколько противоречивы представленные мной факты. Некоторые аспекты были исследованы сотнями ученых, которые достигли соглашения относительно корректности выводов, с этим я вас и познакомлю. Это, безусловно, самый идеальный вариант. Я по возможности старался находить ученых, пришедших к консенсусу, и строить свои выводы на твердой основе их знаний. В некоторых других областях науки интересующие меня темы были изучены очень мало, и поэтому я мог опираться на более скудные доказательства. По ряду тем авторитетные специалисты категорически расходятся в своих оценках происходящего. В таких случаях я буду заранее предупреждать вас и постараюсь знакомить со всем диапазоном взглядов на вопрос.

Я попытался подходить к этой работе с неизменной скромностью. Я не эксперт ни в одной из поднятых проблем. Я журналист, который обращается к авторитетному мнению и старается как можно лучше разъяснить его. Если вам нужно больше деталей о каких-либо дискуссиях, то их можно найти в замечаниях и дополнительных пояснениях, размещенных на сайте книги. Они касаются более 250 научных исследований, на которые я опирался в своей работе. Также иногда я пользовался собственным опытом для объяснения того, что узнал. Разумеется, мои истории – это не научные данные. Они сообщают вам вещи намного проще: почему мне настолько отчаянно понадобились ответы.

* * *

Из поездки в Мемфис с Адамом я вернулся в полном ужасе от самого себя. В один из дней я на протяжении трех часов вчитывался в первые несколько страниц романа, постоянно путаясь в собственных беспорядочных мыслях, почти как под кайфом. Тогда я решил, что больше так не могу. Чтение художественной литературы всегда было для меня одним из величайших удовольствий, и остаться без него – подобно лишению руки или ноги. Поэтому я объявил своим друзьям, что собираюсь предпринять нечто радикальное.

Я подумал, что это последствия моей недостаточной личной дисциплинированности и зависимости от телефона. Так что на тот момент решение было совершенно очевидным: будь более дисциплинированным и избавься от своего телефона. Я зашел в интернет и снял себе комнатку у побережья океана в Провинстауне, на оконечности мыса Код. Я решил, что пробуду там три месяца без смартфона и без компьютера с доступом в интернет. Мне надоело. С меня хватит. Впервые за 20 лет я не буду сидеть в интернете. У слова «wired» есть два значения: и быть на взводе, и быть подключенным к интернету. Мне казалось, что оба значения тесно связаны между собой. Я устал быть на взводе с подключением к интернету. Мне нужно очистить голову. Я так и сделал. Свалил. Настроил автоответ, извещающий, что буду недоступен в ближайшие три месяца. Оставил суету, в которой бросался из крайности в крайность на протяжении 20 лет.

Я старался подходить к этому радикальному цифровому детоксу без каких-либо иллюзий. Понимал, что полный отказ от интернета не будет для меня решением на долгосрочную перспективу. Я не собирался примкнуть к амишам^[13] и навсегда избавиться от технологий. И более того, я осознавал, что для большинства людей подобный подход не будет решением и на короткое время. Я из рабочей семьи. Растившая меня бабушка мыла туалеты, а отец работал водителем автобуса. Сказать таким людям, что для решения их проблем с вниманием нужно бросить работу и поселиться в хижине у моря, было бы оскорблением, ведь они попросту не могут позволить себе этого.

Я поступил так, поскольку считал, что иначе могу утратить некие важнейшие аспекты своей способности к глубоким размышлениям. Я пошел на это от отчаяния. И еще потому, что мне казалось, что, временно оторвавшись от всего, я смогу составить начальное представление о более устойчивых переменах для всех нас. Этот радикальный цифровой детокс научил меня множеству важных вещей. И в том числе тому, что польза от таких мер ограниченна.

Все началось майским утром, когда я отправился в Провистаун, преследуемый мерцанием экранов Грейсленда. Я думал, что проблема состоит в моей собственной рассеянности и технологических компаниях. Я вот-вот должен был надолго, очень надолго оставить все свои девайсы. Свобода, о, долгожданная свобода!