В гуще чужих ощущений

Глава 1. Рождение ощущизма

Рассказ изобретателя

Меня давно просили поведать, как появилось изобретение, коренным образом изменившее жизнь в масштабах всей планеты. Но у меня не было времени. Вы, надеюсь, понимаете, как трудно руководить большой, бурно развивающейся корпорацией, открывшей отделения в большинстве стран мира, занимающейся производством широкой гаммы принципиально новой продукции. Теперь структуры выстроены, работают надёжно и эффективно. Я могу немного передохнуть. И найти время для рассказа.

Всё началось одиннадцать лет назад. И знаете с чего? С творожных сырков. Да, представьте себе, изобретение, изменившее мир, давшее начало ощущизму, породили глазированные сырки. Ну, и… моя голова.

Почему сырки? Дело в том, что мой сын покинул тогда Россию и обосновался в очень далёкой стране – Новой Зеландии. Там было всё, что нужно для достойной жизни: приветливые люди, налаженный быт, хорошие порядки, прекрасные пейзажи, экологически чистая еда. Но не было одной малости: глазированных сырков, которые мой сын любил с детства.

Мы с ним часто общались по скайпу, и он говорил мне о своей тоске по сыркам. И однажды я спросил себя: «Почему я могу передать свои мысли, своё изображение, свой голос, а творожный сырок – не могу?» Мечта о телепортации – старая мечта человечества. Поначалу я думал о том, как сделать её реальной. Хотя бы для сырков. Позже возникла другая мысль: а что, если для начала научиться передавать ощущения в режиме онлайн? Скажем, я ем творожный сырок, а все остальные, кто получают мои ощущения, чувствуют всё, что чувствую я. До мельчайших нюансов. Тотчас я понял, что если эти ощущения удастся передавать в режиме онлайн, их можно, кроме того, записать, и тогда каждый, кто пожелает, воспроизведёт их в тот момент, когда ему захочется и там, где ему удобно. Это казалось перспективным.

Я взялся за работу. Не выходил из лаборатории по нескольку дней. Прежде всего требовалось выяснить, как мы получаем ощущения. Ясное дело, сигналы от органов чувств поступают в мозг. Однако я должен был узнать, в какие именно области мозга приходят сигналы от конкретных органов чувств и каковы эти сигналы. Как они связаны с теми или иными ощущениями? Это заняло около двух лет. Теперь можно было приступать к созданию экспериментальной установки – моих знаний и опыта для этого хватало.

Ещё через год я создал её. И тотчас вызвал сына. Через неделю он прилетел в Москву, я сразу привёз его из аэропорта в лабораторию. Усадил в соседней комнате, надел на голову принимающий шлем, а сам – с передающим – устроился за стенкой и начал есть глазированный сырок. Свежий, вкусный, только что купленный. Я съел его с огромным удовольствием. А потом пошёл к сыну.

– Как? – небрежно поинтересовался я.

– Грандиозно, – с восхищением проговорил он. – Как будто я съел его сам. Как тебе это удалось?

Я снисходительно улыбнулся:

– Три года неустанной работы.

– Три года… – задумчиво повторил он. – Это интересно, даже потрясающе – то, что ты придумал. Только зачем?

– Ничего ты не понял, – спокойно проговорил я. Мне-то уже было понятно: так можно наслаждаться любой едой. И при этом не получать лишних калорий. Человек наслаждается, а при этом ни единой калории! Наслаждайся сколько хочешь, чем хочешь, где хочешь. Без малейшего ущерба для фигуры. Мечта гурмана. Я уже задумал создать библиотеку ощущений от употребления самых разных блюд всех кухонь мира. Кстати, недавно я завершил осуществление этой мечты. Столько лет на это ушло. Зато теперь каждый может использовать содержащиеся в кулинарной библиотеке десятки тысяч записей, чтобы ознакомиться с разными кухнями и самыми экзотическими блюдами. Рай для подлинных ценителей изысканной еды. И поваров, которые хотят добиться полной аутентичности своей продукции.

Успешная работа экспериментального образца требовала дальнейших шагов. Я не стал создавать предприятие в России. Зачем мне лишние проблемы? Там, если ты создал успешное предприятие и у тебя нет «крыши», то есть каких-то значительных людей в правоохранительных органах, его отнимут в два счёта, а будешь сопротивляться, окажешься на долгие годы на нарах. А крыше надо платить, и немало. К тому же она и не даёт полной гарантии – те, кто позарились на твое предприятие, могут оказаться сильнее. Я об этом знаю не понаслышке. Один мой приятель отдал две фирмы. За так. Одну – в конце девяностых, бандитам. После того как ему взорвали машину, он понял, что лучше уступить. А вторую отняли милиционеры уже в начале этого века. Он подписал документы на передачу после того, как просидел полтора года под следствием. Так что в третью созданную им фирму он принял в качестве своего заместителя жену полковника ФСБ. Она ничего не делает, только зарплату получает. Но если появляются проблемы, включается её муж. Другому знакомому повезло меньше: едва он наладил своё дело, появился генерал МВД, который сообщил, что выходит на пенсию, и ему нужна обеспеченная старость. Так что моему знакомому пришлось решать, уступить дело мирно или заиметь проблемы. После долгих колебаний он выбрал второе. И вскоре его убили.

Что касается меня, то я занимался наукой. Там царили схожие порядки. Получая грант на исследовательскую деятельность, я должен был вернуть чиновникам сначала пятьдесят, а потом – семьдесят процентов от выделенных средств. А на оставшиеся деньги выполнить заявленную работу. Вот почему я наладил контакт с американскими коллегами и часть исследований, которыми занимался прежде, проводил в США. Меня там хорошо знали в двух университетах, смею заметить, далеко не худших на североамериканском континенте.

В общем, я перебрался в Соединённые Штаты. Что ни говори, а бизнесом лучше всего заниматься там – никаких препятствий, полное содействие во всём. Гораздо больше шансов найти инвесторов. И, самое главное, намного проще воплотить новаторскую идею в нечто реальное. Это давняя трагедия русских изобретателей – а я считаю себя русским, хотя у меня еврейские корни: изобретая что-то принципиально новое, они редко могли запустить в производство своё детище на родине.

Место для осуществления своих планов я выбрал самое подходящее – Силиконовую долину. В этом была своя печальная ирония. Представьте себе – я уехал от того, что породило мою идею и вызвало появление на свет моего устройства: глазированных сырков. В Америке их можно найти, но там они дрянные. Такие вкусные, как в России, бывают только в странах Балтии. Однако надо же было чем-то жертвовать на пути к успеху.

Демонстрационный экземпляр устройства был готов через пять месяцев. К этому моменту я уже понимал, что оно позволяет всё, чего может захотеть человек. Не только насладиться любой едой, но и попробовать, что испытывают любители экстремальных развлечений – горнолыжники, дайверы, парашютисты; как это – испытывать самолеты или погружаться на дно морское, лететь в космос или мчаться на гоночном автомобиле. Именно это привлекло инвесторов. Богатые перспективы. Я передавал им ощущения от дегустации некоторых блюд, от употребления хорошего виски, а потом, пользуясь произведенным эффектом, рассказывал об открывающихся возможностях.

– Господи! Это невероятно!.. – слышал я (понятное дело, по-английски). – Трудно поверить… Думаю, ваше изобретение будет иметь успех.

– А представьте себе, какой интерес вызовут, скажем, ощущения военного, участвующего в боевых действиях, или астронавта, совершающего выход на поверхность Луны или Марса, – тут же говорил я. – А разве не любопытно испытать то, что ощущают представители опасных профессий, спортсмены-рекордсмены, артисты, играющие свои лучшие роли?

– Думаю, вы правы…

Я видел, как зажигались глаза потенциального инвестора. И самозабвенно продолжал:

– А ощущения, которые испытывает поднявшийся на самую высокую вершину альпинист? Или спустившийся в самую глубокую пещеру спелеолог? Можно записать любые ощущения. Нужны только деньги. И время. Но потом эти записи можно предложить потребителям. И те купят их. Потому что чужие ощущения интереснее книг и фильмов.

Мои речи после того, как человек успел почувствовать действие устройства, прекрасно убеждали. Мне удалось получить достаточно средств на стартап: я смог существенно расширить мою лабораторию, нанять сотрудников, а главное – открыть производство, сначала в Америке, а потом – в Китае и Европе. Так возникла самая крупная сейчас на Земле корпорация – «Sensations».

Устройство было доработано и производилось крупными партиями. Мои инженеры продолжали его совершенствовать, делая легче, удобнее, дешевле. Но я полностью переключился на другое. Поскольку понимал, что главное теперь – создание коллекции ощущений. И чем богаче она будет, разнообразнее, тем больше шансов на успех. Вот на что я потратил следующие три года. Но в итоге не только прочно встала на ноги корпорация «Sensations», а и родилось новое направление: ощущизм. Жизнь ощущениями. Чужими. Самыми разными. Непременно яркими. Ощущизм – это получение необычных ощущений без риска для жизни и здоровья. Без траты времени на получение навыков или оттачивание мастерства. Без траты денег на далекие поездки или дорогое оборудование. И это, помимо прочего, способ существования. Гурманы без конца наслаждаются ощущениями от поглощения изысканных или экзотических блюд. Трусливые, но любопытные люди – ощущениями от опасных путешествий или рискованных авантюр. Ощущения каскадеров, совершающих феерические трюки, экстремальных спортсменов и путешественников, рискующих жизнью, лётчиков-испытателей, осваивающих новые самолеты, подводников, совершающих рекордные погружения, – всё стало доступно. Мужчина может познакомиться с ощущениями женщины в разных ситуациях, а женщина – мужчины. Особо взыскательные могут испытать ощущения приговорённого к смерти в момент казни. Между нами говоря, и ощущения, которые испытывают представители противоположного пола, особенно во время полового сношения, и ощущения умирающего преступника сразу привлекли очень многих. И продолжают привлекать. Такова природа людей. Но и всё остальное тоже находит своих потребителей.

Чужие ощущения оказались полезны не только для развлечения: они помогают врачам лучше понять, что и как болит у пациентов, судьям – действительно ли подсудимый говорит правду, а осужденный испытывает деятельное раскаяние, учителям – насколько разобрался в материале ученик, инженерам – удобно ли работать на придуманном ими устройстве или оборудовании, избирателям – чем на самом деле движим политик. Как следствие, намного повысилась эффективность здравоохранения, судопроизводства, образования, инженерного дела, политической системы. Чужие ощущения помогают супругам лучше понять друг друга. В итоге уменьшилось число разводов.

Благодаря ощущизму наш мир стал добрее. В самом деле, если вы можете ощутить всё то, что ощущают самые богатые люди Земли, платя при этом совсем другие деньги за какие-то вещи или удовольствия, вы не станете завидовать им, чувствовать себя обойденными или, что ещё хуже, неудачниками. Вас никогда не заразит ненависть, если вы получите возможность разобраться в ощущениях человека с другими взглядами. Ощущения жертвы, прочувствованные преступником в качестве наказания, заставят его навсегда отказаться от насилия.

Ощущизм быстро распространился по Земле. Что может быть проще: купил шлем, оплатил по интернету интересующие ощущения, и наслаждайся. Надоело, скачивай другие из тех сотен тысяч или даже миллионов, которые теперь доступны. Студии по записи ощущений появились в огромном количестве. Я специально не патентовал этот вид деятельности. Мне хотелось, чтобы так и было – обилие создающих записи и, соответственно, обилие самих записей. Зато производством шлемов – принимающих, передающих – занимались и по сей день занимаются только предприятия «Sensations».

Записи становились всё более яркими, увлекательными. Киностудии мира, вслед за студиями нашей корпорации, полностью перешли на фильмы, воплощающие сюжет через последовательность ощущений. Зритель стал действующим лицом кинофильмов. Он получал ощущения главного героя – или нескольких героев. То есть и в кино ощущения взяли верх. Как и в телевидении, где главными стали ощущения участников и очевидцев происшествий. Не мне вам рассказывать, сколь достоверно воспринимаются такие фильмы и репортажи с места событий. По сути, человек получил возможность проживать много жизней. Ведь когда мы получаем чужие ощущения, связанные с какими-то событиями или действиями, мы не только превращаемся в соучастников чужой жизни, мы на время становимся другими людьми.

Весь мир теперь живёт чужими ощущениями. Они становятся всё разнообразнее. Где предел? Не знаю. Человек ненасытен по своей природе. Во всём. Наверное, в будущем появится ещё что-то. Не берусь предугадывать. Но на ближайшие десять-двадцать лет ощущизм будет определять нашу жизнь. Его потенциал ещё далек от исчерпания. Так что мне рано уходить на покой. К тому же я – человек дела. Праздность для меня мучительна. Я хотел бы трудиться до последнего дня.

Прилетая по делам в города Восточной Европы – в Хельсинки, Варшаву, Ригу, Таллинн, – я всегда старался проложить маршрут через Москву. По-прежнему люблю этот бестолковый, суетной город. И неизменно выкраивал хотя бы десять минут для того, чтобы появиться на Малой Молчановке, постоять возле симпатичного старого дома с двумя эркерами, в котором я с родителями жил до женитьбы: мы тогда разменяли здешнюю большую квартиру, полученную отцом как ответственным работником Госплана СССР, на две; в одну переехали я, жена и только что родившийся сын, в другую – родители с сестрой. Дом, к счастью, сохранился, как и соседний, смешной, с полуколоннами у входа и тяжелыми балкончиками, хотя многое в округе снесли, заменив заурядными современными зданиями. Старый, но добротный, солидный дом начала прошлого века высится на прежнем месте, и пусть я не могу подняться в квартиру на пятом этаже – её давно занимают другие люди, – я с удовольствием стою какое-то время во дворе, вспоминая то, что мне дорого. Здесь много чего произошло в моей жизни. Здесь я научился ходить, говорить, читать, драться, дружить. Здесь я впервые услышал слово «жид». И сдержанное объяснение мамы: «То же самое, что еврей. Но только когда хотят обидеть».

Русский язык родной для меня. Мои родители знали идиш, но не говорили на нём дома. И меня ему не учили. Английский заставляли зубрить, французский, а идиш – нет. Я знаю с десяток слов на идише, и всё. Иврит я тоже не учил. Бывая в Израиле, говорю либо на английском, либо на русском. Чаще на втором. Там много выходцев из России, они сохраняют важную для них среду общения. И свою самость. Они отличаются от местных евреев. Они большего добиваются. Не зря их там зовут русскими. И недолюбливают.

Что мне дали родители, и что – страна, в которой я рос? Если мне что и досталось от родителей, так это уважение к знаниям, прилежание в их освоении, умение работать. А от жизни в России я получил широту кругозора, умение приспосабливаться к сложным условиям и неубиваемый оптимизм. Насчет оптимизма не удивляйтесь: в России можно быть либо законченным пессимистом, либо неубиваемым оптимистом. Иного там не дано.

Хотя история с литературой давались мне без особых усилий, я выбрал далекую от гуманитарной сферы профессию. Заинтересовавшись физикой, только ей посвящал всё время в старших классах, вслед за тем поступил в Физико-технический институт. Меня приняли, несмотря на пресловутый «пятый пункт» – национальность. Тогда уже не было секретом, что евреев стараются не пускать в университеты и институты. Меня это не коснулось. По непонятной причине. Повезло.