Рай для потерянных воспоминаний. Сборник рассказов. Том 1

Однажды, к вечеру, когда он уже не надеялся найти ночлег и думал устроиться под открытым небом, к нему подбежала задорная девочка лет десяти, в пёстрой рубашке и разношенных лаптях. Она выглядела немного растрёпанной и взволнованной, а в глазах её отражалась смесь любопытства и тревоги:

– Дяденька, – обратилась она к нему, тяжело дыша. – Мама меня послала, чтобы я позвала кого-нибудь сильного. Там наш телёнок упал в ров, и не можем его вытянуть. Поможете?

Артём растерялся, назвавший его «дяденькой» смешил и ласкал ухо, но он увидел искреннюю нужду в глазах ребёнка и тут же согласился. Свернув с основного тракта, двинулся следом за девочкой, петляя между заросших обочин, пока они не достигли узкой ложбины, по дну которой ленилась неглубокая речушка. Там, на сыром откосе, жалобно мычал небольшой пятнистый телёнок, безуспешно скользя копытцами по глине. Возле стояла женщина в запылённом переднике, отчаянно пытаясь приподнять животное, но видно было, что сил у неё не хватает.

Не мешкая, Артём слез в ров и, упершись ногами в глинистый уступ, начал аккуратно толкать телёнка вверх, тогда как женщина тянула верёвкой спереди. Мокрая земля скользила и норовила увести их в бок, но усилиями вдвоём они справились: телёнок карабкался всё выше, наконец цепляясь за травяные кочки. Когда он выбрался на ровную поверхность, то отряхнулся и замычал со смесью страха и облегчения.

– Ох, батюшки, – воскликнула женщина, отирая пот со лба, – спасибо тебе, добрый человек! Что бы мы без тебя делали? У меня-то муж на заработках где-то в дальних сёлах, а тут такая напасть.

– Рад был помочь, – скромно ответил Артём, тайком отряхивая залепленные глиной руки. – Надеюсь, с телёнком всё в порядке.

– Да всё нормально, только напугался. Смотри, дочка, – окликнула она девочку, – веди телёнка во двор, а я вот… не могу же я отпустить нашего спасителя просто так! Идём к нам на квасок да на пирог, отдохнёшь, сил наберёшься. Уже темнеет, куда ж тебе в путь?

Артём сделал попытку отказаться, ссылаясь на то, что не желает стеснять, однако женщина была непоколебима. Буквально схватив его за руку, она чуть ли не потащила к своему дому – небольшой мазанке с выпирающей печной трубой. Внутри пахло тестом, а на столе уже дымился свежевыпеченный пирог с картошкой. За ним уселся и сам герой-«спасатель», и хрупкая хозяйка, и любопытная девчушка, которая по дороге успела переодеться в другую, пусть и небогатую, но чистую рубаху.

– Можно вопрос? – спросила девочка, поглядывая на Артёма сияющим взором. – Вы кто такой? Вы бродячий богатырь?

Женщина тут же засмеялась:

– Что за вопросы, Варя! Он силён!

Артём улыбнулся, покраснев.

– Я просто странник, деточка. Иду по свету, осматриваюсь, учусь у жизни. Когда вижу, что кто-то нуждается в помощи, стараюсь помочь.

– А зачем вам, дяденька, бродить по свету? Разве не лучше жить в одном месте и там помогать людям? – не унималась Варя.

Женщина цыкнула на дочь, мол, не приставай с расспросами. Но Артёму вопрос показался очень даже мудрым. Он задумался, прежде чем ответить:

– Бывает, человек что-то ищет. И если он это не найдёт, то и постоянное место ему не принесёт радости. Я… ищу понимания, что такое счастье. Может, когда пойму, тогда и останусь где-нибудь.

– Вот как! – покачала головой хозяйка. – Счастье… Сказал бы мой муж: «Счастье, оно у печки, когда суп кипит и поесть есть чего». Но кто-то думает, что счастлив, лишь когда в карманах звенит монета. А ты вот, видно, другого склада. Ну ничего, может, найдёшь и своё.

Она насыпала ему полную миску дымящейся похлёбки, и они втроём принялись за скромную трапезу, приправленную не кулинарными специями, а сердечной теплотой. Когда утихли разговоры, Артём понял, что не заметил, как за окном совсем стемнело. Ничего другого не оставалось, как остаться на ночлег. Хозяйка отвела ему место у печи, смахнув рушник с узорной вышивкой.

Так случалось уже не в первый раз: стоило Артёму лишь спасти котёнка или поднять упавшую повозку, как находились люди, готовые делиться с ним последним. И в этом он открывал простой, но глубокий закон: стоит к кому-то отнестись по-человечески, без корысти, как мир откликается улыбкой в ответ. Не всегда это улыбка спокойствия: бывало и наоборот, когда подозрения вынуждали его покинуть место. Но всё чаще он видел, что тепло, исходящее от чистого сердца, может творить едва ли не чудеса.

В пути, который продолжался днями и неделями, Артём время от времени вспоминал слова Феликса Адриановича о том, что «сухая мудрость в книгах не оживёт, если не переложить её в действия». Теперь он как бы жил подтверждением этих слов: всем своим поведением, поступками он испытывал на практике разные представления о счастье, о добре, о сочувствии. И всё больше ему открывалось: возможно, поиск счастья – это и есть жизнь, наполненная любовью к окружающему.

Однажды он встретил целую ватагу детей, резвившихся у сельского пруда, и помог им вынуть из воды лягушонка, которого они же туда и загнали ради веселья. В другой раз соорудил старушке импровизированный заборчик, чтобы куры не разбегались; та одарила его охапкой сушёных яблок на дорогу. Где-то научил мальчишку править лошадью, ибо тот боялся стегнуть кобылу в нужный момент, – взамен отец мальчика дал ему ночлег в своей баньке. Каждый такой эпизод, казалось бы, не имел громких свершений, но, складываясь, они образовывали ту самую «дорожную карту» в душе Артёма, на которой всё меньше оставалось неведомых мест.

При этом мысли о семье, о родном доме и родителях не оставляли его. Утром, просыпаясь в чужих хижинах или под открытым небом, он нередко спрашивал себя: «А не пора ли возвращаться? Может, истина, которую я ищу, всё это время скрыта именно там, среди любимых людей и знакомых до мелочей тропинок?» Но каждый раз ощущал: нет, ещё не настал этот срок. Он как будто знал сердцем, что рано или поздно дорога приведёт его в отчий порог, но прежде судьба требует от него пройти через новые испытания, дабы возвращение было осмысленным и полным.

Шла поздняя весна, когда Артём, брёл на закате по нехоженой глинистой колее, расползшейся лужами после недавнего дождя, и вдруг услышал позади себя громкий стук копыт. Обернувшись, увидел невысокую телегу, на которой восседал худощавый молодой человек с дерзким взглядом. Словно в некотором замешательстве он рванул вожжи, приостанавливая лошадь:

– Эй, парень, осторожнее! – крикнул он. – Чуть тебя не наехал.

Артём отступил в сторону:

– Прошу прощения, дорога-то узкая.

– Нет-нет, это я виноват, – проговорил возница, успокаивая свою лошадь. – Слыхал ли ты, где здесь ближайший постоялый двор или деревня? Сглупил я, выехав так поздно, да и места не знаю.

Тон и выговор показались Артёму знакомыми, и, вглядевшись, он почувствовал, как внутри всё содрогнулось: лицо возницы напоминало человека, с которым ему доводилось пересекаться в прошлом. Прищурившись, он вдруг узнал:

– Герасим?!

Тот опешил, будто получил невидимый толчок:

– Да вроде бы Артём? Не привидение ли? Ах ты ж, дружище!

Их пути разошлись когда-то в том самом городе, где Артём работал в кондитерской лавке у Василисы, а Герасим – подмастерьем в лавке скобяных товаров. Тогда Герасим, испугавшись подозрений городских стражников, резко отстранился от Артёма и почти оборвал с ним общение. Однако теперь, на пустынном просёлке, все прежние трения, по-видимому, отошли на второй план.

– Вот так встреча! – воскликнул Герасим, радостно спрыгивая с телеги и хлопая Артёма по плечу. – Думал ли я, что увижу тебя в этих краях?

Артём ответил приветствием, осматривая телегу Герасима: в ней были упакованы какие-то груды товара – отрезы ткани, небольшие свёртки, корзины с простой утварью. Видно, что Герасим, как и мечтал, занялся мелкой торговлей, надеясь разбогатеть на рынках соседних сёл.

– Как ты жил все эти месяцы? – спрашивал Артём, когда первый восторг встречи улёгся. – Ты же говорил, что собираешься поднакопить денег и уехать из города, открыть свой ларёк…

Лицо Герасима помрачнело:

– Да уж, покинул я ту лавку скобяных товаров: хозяин оказался ещё тем скрягой. Решил стать вольным торговцем, ездить по ярмаркам. Сперва пошло недурно: кое-как свёл средства, завёл эту лошадку. Но с недавнего времени дело не так ладится: конкуренция возросла, люди не хотят выкладывать деньги, а мне же надо платить за постой, за корм лошади. Да ещё и разбойники на дорогах стали встречаться. Вот и кручусь, но чувствую, что счастья не прибавляется.

Последнюю фразу он проговорил с несвойственной прежде ему грустью. Артём заметил, как разлад с собственными планами и надеждами угнетает Герасима. Он вспомнил их прежние разговоры, когда товарищ утверждал, что счастье – это деньги да успех, и подумал: «Вот оно, столкновение мечты с реальностью».

– Слушай, – предложил Герасим с внезапной порывистой решимостью, – давай вместе ехать. Будешь мне как помощник, хоть дорога веселее. Ты же не против, правда? А то я один мотаюсь, разговориться не с кем, а видел бы ты, каково ночевать в поле с лошадью: ни костра, ни дружеской поддержки.

Артём задумался. Ещё недавно он ни за что не пошёл бы на такое после того, как Герасим фактически отрёкся от него в опасное время. Но за прошедший период странствий он набрался душевного опыта и понял, что затаивать обиду – вещь пустая и лишь тяготит сердце. Почему бы не попробовать снова наладить общение? Может, им обоим будет это на пользу.

– Хорошо, – ответил он спустя короткую паузу. – Только учти: я не навсегда, у меня своя тропа.

Герасим весело подмигнул:

– Будет видно, дружище. А пока садись, вечером доберёмся до села, переночуем, а утро вечера мудренее.

И вот они поехали вместе. Лошадь неспешно цокала копытами по колеям, вокруг тихо сгущались сумерки, а на небе по одной проступали звёзды. Дорога, хоть и извилистая, дарила ощущение уюта оттого, что рядом был живой собеседник, да ещё и знакомый из прошлого. Вскоре Герасим совсем развеселился, стал рассказывать разные истории о своих торговых делах: как он торгуется на ярмарках, как встречал старинных приятелей, как порой приходилось убегать от сильно подвыпивших крестьян, недовольных ценой на его товары…

Артём слушал, временами поддакивал, но чувствовал: за болтовнёй Герасима кроется напряжённость, вызванная неуверенностью в будущем. В какой-то момент, улучив паузу, он мягко спросил:

– Герасим, а ты по-прежнему считаешь, что секрет счастья – в мешке денег?

Тот поморщился, словно от зубной боли:

– Вот пристал с этими вопросами, – пробормотал он. – Знаешь, Артём, одно дело – рассуждать в городе, сидя у хозяина на шее, а другое – самому искать хлеб насущный. Иногда я думаю: да хоть бы мне немножко удачи, чтобы развернуться, прикупить товар, перепродать с наценкой, – глядишь, и был бы рад. Но всё не ладится: то вожжи порвутся, то налоги новые введут, то ещё беда. И сам я понимаю: у кого-то есть деньги, но ни разу они не выглядят счастливыми. Вот, видишь, какой я противоречивый стал.

– Значит, не всё так просто, – негромко сказал Артём. – Но не кори себя: и я многое понял за время странствий. Может, всё же счастье – не в золоте, а в том, что в нас самих?

Герасим устало кивнул:

– Слыхал я это раньше, да и от тебя, и от других. Но не научился на деле. Прости, если я когда-то обидел тебя, бросил в беде: у меня тогда страх зашкаливал, боялся сам под раздачу попасть.

В голосе его звучало искреннее раскаяние. Артём вспомнил, как тогда его сердце было уязвлено, но сейчас чувствовал лишь тихую грусть и понимание:

– Проехали, Герасим. Я тебя давно простил. Чего нам теперь держать камень за пазухой, если жизнь идёт дальше?

С этими словами он хлопнул приятеля по плечу, и тот словно оттаял: на лице заиграла улыбка. Так в молчаливом согласье они въехали в полутёмное село, где, слава богу, нашёлся гостеприимный двор, хозяева которого не гнали бродячего торговца и его товарища. И всю ночь Артём, лёжа на соломе под навесом, думал об этой встрече: «Неужели всё в жизни повторяется, как круг? Я снова столкнулся со старым знакомым, но теперь уже мы оба изменились, поумнели? И, быть может, эта встреча – знак, что мне пора соотнести пройденный путь с прошлым?»

Несколько дней они провели бок о бок: помогали друг другу, когда на рынке приходилось сгружать или загружать товары. Артём видел, как тяжела торговая доля Герасима: постоянная борьба за цену, за клиентуру, опасения быть обманутым либо самому не обмануть. Но и заметил, что друг начал меняться: он иногда отдавал немного товаров почти себе в убыток, если чувствовал, что у покупателя серьёзная нужда. В ответ получал искренние слова благодарности.

– Знаешь, – сказал Герасим однажды вечером, когда они расположились в тени какого-то сарая на краю рынка, – глупо, наверное, говорить, но я поймал себя на мысли: сделав добро, иногда чувствуешь себя лучше, чем получив лишний пятак. Сразу возникает ощущение, что ты не зря живёшь.

Артём с улыбкой смотрел на него, припоминая беседы с Феликс Адриановичем и братом Лукой. «Вот она, настоящая школа жизни, – подумал он. – Без всяких трактатов человек начинает понимать то, о чём мудрецы писали. Нужно лишь самому пройти через опыт».

Однако вскоре Артём почувствовал, что ему надо дальше. Герасим планировал вернуться в город, дабы попытаться уладить дела с поставщиками, и звал его с собой. Но сердце юноши противилось: он уже видел городскую суету и не хотел снова попадать в сети сплетен и подозрений.

– Благодарю за совместный путь, – сказал он Герасиму на прощанье. – Ты меня не обессудь: у меня свои причины шагать вперёд. Думаю, мы ещё встретимся, ведь дорожные судьбы нередко пересекаются.

Герасим, хоть и выглядел расстроенным, пожал плечами:

– Дело твоё. Но ты, если что, знай: я обрел друга и не забуду этого. Будешь в городе – ищи меня, может, к тому времени дела наладятся…

Они обнялись, и Артём снова остался один на дороге, ведущей куда-то в открытую даль. Но уже не испытывал одиночества, а ощущал тихую уверенность: у него есть друзья в разных уголках, люди, которых он помнит, и которые помнят его. И в этом – уже немалая доля счастья.

Наступило лето. Дни становились длинными, солнце припекало, и переходы между сёлами казались утомительными. Артём часто останавливался в тени придорожных дубов, чтобы сделать глоток воды из фляжки, полученной когда-то от одного добродушного хозяина. В голове у него теснились воспоминания обо всех, кто встретился за это время, и об уроках, которые преподала сама жизнь.

Но чем дальше он шёл, тем острее понимал: «Я словно всё время ходил вокруг самого главного. Сколько людей – столько историй, столько рецептов счастья. Но, может быть, теперь я готов сложить их в единую мозаику?»

Ближе к закату, когда жара начинала стихать, он увидел на горизонте что-то похожее на руины. Подойдя ближе, разобрал: каменные остатки какого-то древнего монастыря или укрепления – от стен остались лишь полуразрушенные фрагменты, а внутри громоздились щебень и поваленные колонны. Однако окружавший эти руины пейзаж был завораживающе прекрасен: река, извиваясь, уходила под зелёный навес деревьев, а вдали мерцало широкое озеро, раскрашенное багрянцем заката. Артём чувствовал, как в душе его поднимается трепет при виде этой гармонии природы и отзвуков истории, сосуществующих бок о бок.

Ему пришло в голову, что неплохо бы заночевать здесь: место хоть и дикое, но красивое, а рядом текла чистая вода, где можно умыться и напиться. Устроившись под одной из сохранившихся арок, он расстелил свой плащ, вынул немного хлеба, припасённого ещё в предыдущем селе. Пока ел, смотрел на закат: небо переливалось сиреневыми и малиновыми оттенками, солнце клонилось к горизонту, и редкие облака словно окрашивались в золото.

– Почему я чувствую, что именно сейчас мне захочется поговорить с самим собой? – тихо спросил он, хоть рядом не было никого, кроме ветра, перебирающего каменные обломки.

С этими словами Артём закрыл глаза и стал в уме пересматривать всё, что случилось за время поисков. Вспомнил родной дом – босую пробежку по траве, разговоры с отцом, материнские слёзы. Вновь ожила в памяти встреча с братом Лукой в заброшенной часовне, и странные слова, что «искать нужно не только вовне». Оттуда он перепрыгнул к Василисе, угощавшей его плюшками, и к несправедливым подозрениям, вынудившим уйти. А потом – к тихой библиотеке Феликса Адриановича, к часовым разговорам о счастье и смысле жизни, к душевному теплу Людмилы и рабочим рукам селянина, который предлагал его подбросить… К этим лицам прибавились и собственные внутренние открытия, сомнения и радости. Всё это двигалось в его сознании, словно ручейки, сходящиеся в одну реку.

Когда он открыл глаза, солнце почти скрылось за линией горизонта, оставив лишь тонкую полосу света на краю неба. И вдруг в груди поднялось столь сильное волнение, что Артём невольно вскочил, посмотрел на величавую картину заката и прошептал:

– Так вот оно… я чувствую это всем сердцем.

Он не мог выразить это в чёткой формуле – но уже и не надо было. То, что он обрёл, походило скорее на внутреннее озарение: понимание, что счастье – не где-то за тридевять земель, а в умении жить сердцем, открытым для добра, любви и благодарности, с ясной совестью, принимая как светлые, так и трудные стороны бытия. Всё, чему он научился у встреченных людей, сводилось к этой простой, но глубокой мысли: счастье – это сама жизнь, проживаемая с умением видеть в каждом мгновении бесценный дар.

– Неужели мне нужно было пройти такой путь, чтобы это осознать? – спросил он вслух, и эхо отозвалось негромким шёпотом, теряясь среди руин.

Но сожаления у Артёма не было. Он вспоминал, как поначалу мечтал о некой волшебной книге или о великом мудреце, который вручит ему «секретную формулу». Теперь же он понимал, что ни одна книга и ни один человек не могут вложить в голову то, чего не пережила душа. Лишь переживая, обжигаясь и радуясь, делая ошибки и исправляя их, помогая и принимая помощь, растёт наше понимание.

С чувством тихой радости он сложил ладони, словно в благодарственной молитве, и глубоко вздохнул. Ветер, пробегающий по скалистым обломкам, будто играл на невидимых струнах, нашёптывая свою древнюю мелодию. На небе зажглась одинокая звезда, озарившая Артёму путь к вершинам мысли и к глубинам собственного сердца.

Ночью Артёму снился удивительный сон: он будто возвращался в свою деревню, идя по знакомой тропке, и видел дом, освещённый мягким светом лампы в окне. Из распахнутой двери исходило тепло, слышались голоса родителей. Он ступал на порог и понимал, что пришёл не с пустыми руками, а принёс с собой самую важную находку – не свиток с формулой и не ларец с золотом, а способность чувствовать полноту жизни, ценить каждый миг и дарить добро всем, кто в этом нуждается.

Проснувшись на рассвете, юноша улыбнулся этому сну: да, кажется, настал час возвратиться. Долгое время мысль о доме рожала у него тревогу – будто он не имел права вернуться, не найдя «настоящего ответа». Но теперь он обрёл ответ в своём сердце, и никакие дальнейшие скитания не смогут его затмить. Конечно, он не говорил себе, что стал воплощением мудрости – он знал, что учиться ему предстоит всю жизнь. Зато теперь его не тяготил вопрос: «Где же оно, счастье?» – он научился замечать его в искрах каждого дня.

Собрав суму, он двинулся назад, на тот тракт, ведущий к родным местам, и, хотя путь предстоял неблизкий, сердце его ликовало. Он чувствовал: теперь его встреча с родителями будет наполнена искренней радостью, а о своих странствиях он расскажет тихим вечером, у потрескивающего очага, делясь воспоминаниями о добрых людях, о мудром наставнике и о том чудесном сознании, которое пришло к нему на закате у руин.

И пусть жизнь ещё не раз пошлёт ему трудности и сомнения, теперь у Артёма были силы и вера, чтобы проходить их с высоко поднятой головой, опираясь на любовь к ближним и благодарность к миру. Ведь в этом – тайна, больше которой нет: разве не счастье – чувствовать себя частью необъятной вселенной, где все существа связаны невидимыми нитями сострадания и радости, и где каждое маленькое доброе дело возвращается сторицей к тем, кто творит его от чистого сердца?

Таким образом и шёл он, ступая по той же земле, но уже с обновлённым взглядом. Заря разгоралась на востоке, пробивая сероватый полог ночи, и позолоченные верхушки деревьев приветствовали его, шепча: «Добро пожаловать в новый день, в новую жизнь». И сам Артём, улыбаясь, подставлял лицо ласковым лучам, чувствуя, как свет наружный сливается со светом, живущим теперь в его душе. Так продолжалось путешествие юноши, для которого секрет счастья больше не был сокрыт в тайне: он обрёл его в дорогах, в книгах, в сердцах людей и, наконец, – в самом себе.

Несколько дней, что заняли обратный путь к родным краям, смешались для Артёма в один протяжный и благословенный переход между прошлым и будущим. Пыльная дорога, пересекавшая поля и перелески, напоминала о первой поре его странствий – но как разительно отличался сам юноша теперь от того растерянного паренька, что некогда ступал по этим местам, терзаемый тревогой и надеждой на неведомое. Теперь в его глазах светилась уверенность, словно внутри зажгли мягкий, неугасающий фонарь, озаряющий все уголки его души.

С самого утра, когда небо ещё лишь пробуждалось от ночного сумрака, он почувствовал тихое волнение: впереди ожидалась встреча с деревней, где прошли его детские годы. Обстановка вокруг – серые изгороди, неприметные межи, скромные перелески – оживала в памяти знакомыми деталями: вот на том взгорке он когда-то собирал ягоды; а вон под той ветлой, спустившей косматые ветви к земле, любил прятаться в играх с сельскими ребятишками. Каждый шаг пробуждал воспоминания, и в сердце Артёма росло предчувствие великой радости и лёгкой грусти одновременно.

Солнце поднималось всё выше, когда, наконец, вдали показались крыши родной деревни. Остро пахло травой и чуть горьковатыми полынными кустами, а вдоль тропинки можно было различить свежие следы крестьянских босых ног. И вот уже возникли первые домишки, перекосившиеся от времени: их соломенные крыши словно прятали под собой тайны прошедших лет. Артём невольно замедлил шаг, боясь – да, именно боясь – встретить первое знакомое лицо, ведь прошло столько времени, и кто знает, как примут его теперь, с тем ли доверием и любовью, что прежде.

Но встревоженное сердцебиение оказалось напрасным: деревня будто сразу раскрыла ему объятия. Из-за плетня показалась старушка-соседка, которая некогда знала его совсем малышом. Узнав в пришельце того самого Артёма, она прищурила глаза, потом воскликнула:

– Да что ж… Да неужто наш блудный сокол вернулся? Ох, дружочек, как же мы тебя давно не видели! Да какой ты вырос, возмужал!

Она немедленно схватила его за руку, с трудом подавляя слёзы. Принялась торопливо расспрашивать, где он был, что видел. Артём же лишь тихо улыбался и кланялся, с благодарностью принимая этот порыв тепла. Однако сердце его спешило к самому главному – к родному дому, к родителям.

Вскоре, выйдя к окраине деревеньки, он увидел низенькую избушку с небольшой, когда-то аккуратной, а теперь чуть покосившейся калиткой. Та самая дорожка, что некогда от утра до ночи тянулась к огороду, была теперь утоптана и слегка заросла сорняками. На заборе висели ленты сухой травы, привязанные против сглаза – крестьянские приметы, в которые мать его верила. При виде родного двора Артём ощутил, как внутри всё сжалось от волнения. На миг ему представилось, что из окна вот-вот выглянет отец или мать и окликнет, как, бывало, в детстве: «Артёмка, пей молоко, пока парное!»

Он осторожно толкнул калитку – петли скрипнули, словно предупреждая о его появлении. Во дворе тихо, лишь петух, сидевший на насесте, бдительно повернул гребешок. У окна действительно мелькнула чья-то фигура, и вскоре послышались шаги.

Сердце Артёма чуть не выскочило из груди, когда мать показалась на крыльце. Она остановилась, словно вкопанная, глядя на него широко распахнутыми глазами. В её взгляде отразилась буря чувств – недоверие, надежда, щемящая радость. И вдруг она кинулась к нему, бросив передник, который держала в руках:

– Сынок… Сынок! Ты вернулся…

Он, порывшись в памяти, надеялся подобрать слова, чтобы объяснить, как скучал, как хотел поскорее увидеть её лицо. Но выговорить успел лишь: «Мама…» – и тут же ощутил, как материнские руки обвились вокруг его плеч, прижимая его к себе с силой, о которой нельзя было бы подумать, глядя на хрупкость её фигуры. Все слова сразу потеряли смысл – слёзы подступили к глазам, и он понял: это самое необходимое объятие в его жизни, тот самый миг, о котором мечтал во всех своих скитаниях.

Затем на пороге возник отец – с небольшим топорищем в руке, видимо, занимался починкой во дворе. Увидев сына, он застыл, и Артёму показалось, что за это время отец как будто немного сдал, прибавил морщин. Но по взгляду было ясно, что внутри него сейчас борьба чувств – гордость, обида, волнение и, в конце концов, облегчение. Постояв в напряжённом молчании лишь мгновение, отец сделал шаг вперёд, как бы стесняясь, неловко похлопал Артёма по плечу и тихо, но крепко обнял.