Тихая перемена

Глава 1

Запах варенных яиц разнесся по кухне, и плотный пар горячей воды на мгновенье застыл над раковиной. Мама в очередной раз окликнула Лёву и Катю, и на этот раз дети поторопились. Сонно потирая глаза, Катя уселась за стол. Она быстро убрала руки от лица, зная, как мама не любит, когда дети садятся завтракать неумытыми. Лёва торопливо протянул матери тарелку, чтобы отвлечь внимание от сестры, и девочка, в знак благодарности, блаженно улыбнулась ему.

– Черти что пишут, – бурчит отец и бросает газету на стол. Купленная вечером, по дороге домой, она служит развлечением для отца за завтраком и в туалете.

– Да что там хорошего напишут, – вздыхает мама. – Ешьте давайте. Катя, руки, – строго добавляет женщина. Катя обиженно хмурит брови и тут же обращается за поддержкой к брату. Тот заботливо кладет ей сосиску в тарелку.

– Спасибо, – поет девчушка.

Это утро ничем не отличается от других. Оно, что называется, один в один как все предыдущие. Лёва даже не слушает разговоры, зная наперед и их содержание, и исход. В голове крутятся задачки, которые он допоздна решал. Самостоятельная по алгебре это серьезно. Лёва не переживает, просто знает, что справится на четыре или пять.

Учеба ему дается без особого труда, да и в остальном он, можно сказать, молодец. Если мальчишки из класса робеют перед участием в какой-нибудь самодеятельности, Лёва спокойно соглашается, чем, конечно, уже успел завоевать расположение женской половины класса. Ребята хоть иногда и подтрунивают его, но за помощью в первую очередь тоже обращаются к нему. По характеру Лёва спокойный и рассудительный, не суетливый. Катя, его младшая сестра, напротив, шумная, неуклюжая и, порой, неряшливая. Старший брат закрывает ей на все глаза и легко выполняет за нее часть обязанностей по дому. Маму это отчего-то сильно злит, отца нисколечко не трогает. Только иногда скажет: «Да ладно тебе, ну прибрался, что пристала? Сядь вон, да другим дай отдохнуть». На этом спор кончается.

– Пап, а ты кем хотел быть, когда был маленьким? – внезапно интересуется Катя. Отец так и застывает, не донеся бутерброд до рта.

Мужчина в замешательстве смотрит на жену, та полностью игнорирует и вопрос, и мужа. Она, отведя взгляд в сторону, молча жует свой завтрак. Ее супругу приходится ломать голову над ответом самостоятельно, и отец семейства, зыркнув на жену, небрежно бросает первое, что приходит на ум.

– Я хотел быть тем, кем стал.

– Лёв, а так можно? – девочка обращается к старшему брату, как к последней инстанции. Она смотрит на него с интересом, с уважением, так, будто Лёва знает все и самое главное, он не скупится на то, чтобы с удовольствием делиться этим.

– Главное задать цель. Не всем ведь хочется вырасти и стать балериной или космонавтом. Иногда человек просто хочет быть собой.

Катя долго размышляет над словами брата, по крайней мере, до тех пор, пока она не пачкает пижаму в свежесваренном яйце.

– Катя! Ну посмотри, что ты делаешь? Ты всю пижаму запачкала. Свинка! – кричит женщина, капая на свою серую отглаженную юбку стекающим с вилки желтком.

Лёва внимательно наблюдает, как желток медленно сползает с вилки под причитания матери. А Катя виновато смотрит на брата, ей почему-то всегда стыдно перед ним, а не перед кем-то еще. Отец жуёт.

– Я бы тоже хотела быть собой, когда вырасту. Но мне нельзя, – твердо произносит девочка. Лёва утешающе поглаживает сестру по спине. Он же все чаще задумывается над тем, что, может, мама ругает Катю, потому что она так похожа на нее саму? Над этим вопросом мальчишка размышляет аж до конца завтрака.

***

Из-за неприглядного горизонта, заваленного мрачными крышами гаражей, выглядывает тонкая полоска яркого-розового рассвета. Утро понемногу поднимается на город, оставляя в ночи минусовой градус. День обещает на термометре плюс, во всяком случае, Лёва успел это услышать по радио, пока обувался в прихожей.

– Лёв, а ты бы кем хотел быть? – спрашивает Катя по дороге в школу.

Лёва улыбается и пожимает плечами.

– Не знаю. Так много всего, что может не получиться, даже не знаю, что выбрать.

– Шутишь? – вскрикивает сестра. – Ты же лучше всех! Во всем! – она останавливается посреди дороги, пока брат не обратит на нее внимание.

– Ну, чего ты? Идём.

– Ты мне не веришь? Это от того, что я маленькая, да? Но я все равно знаю о чем говорю. Я не так хорошо учусь, я на тебя совсем не похожа, но я говорю правду.

– Я верю тебе, Катюнь, – мягко произносит брат. Девочка довольно кивает и трогается с места.

– Ты опять будешь думать весь день? – спросила она вдруг.

– С чего ты взяла?

– Ты всегда так идёшь, – она показывает, как он смотрит: чуть вниз, будто ищет что-то на земле. – Как будто смотришь кино у себя в голове.

Лёва усмехается.

– Ты такая наблюдательная. Тебе нужно раскрывать дела.

– Может, и буду, – гордо произносит Катя. – Чтобы не было скучно.

– Разве для этого идут на такую опасную работу?

Младшая сестра пожимает плечами и отмалчивается. Может, ей и есть что сказать, но им не всегда нужна болтовня, чтобы понимать друг друга. Лёва уверен, что Катя далека от того, что ей зачастую приписывает мама. Жаль только, что этого не знает сама Катя.

Семья для мамы все равно, что тяжелый пакет, который никто не помогает донести. Для отца – шум телевизора на фоне. Для Кати же это вторая школа, а вот для Лёвы семья это баланс. Ему важно помолчать с отцом, помочь маме и утешить сестру. Это участие. Его жизнь – это участие в чужих. Да, Катя права, Лёва много думает.

У входа в школу они расходятся, каждый идет на свой этаж. Катя машет брату на прощанье и убегает к своим шумным, смеющимся одноклассникам. Лёва задерживается на секунду, наблюдая, как она растворяется в толпе. Косички подпрыгивают точно на пружине с каждым ее движением. Он улыбается ее нраву, вырывающемуся наружу, проявляющимся в этих движениях, мыслях, походке. Лёва думает, что Катя не потеряется в этой жизни.

А школа тем временем живет по своим законам. Громкие перемены, крики, хлопанье дверей, чей-то смех, чьи-то слёзы – всё смешивается в плотный, вязкий шум. На уроках учителя говорят все так же громко, будто боятся, что их не услышат сквозь этот гул, а ученики сидят, уткнувшись в тетради или окна. За окном, кстати, пейзаж что надо: снег с градиентом из серого цвета, турники с облезлой краской, физрук, кивающий на слова учителя технологии и ворона. Блекло, но не лишено жизни. В конце концов, разве всякая жизнь праздность и величие? Кто-то умирает громче, чем рождается, а для кого-то утробный крик это максимум усилий, приложенных за жизнь. Лёва раздумывает над вопросом Кати. На ум ничего не идет. Ни кем хочет стать, ни кем становиться не намерен.

В детстве Лёва мечтал стать пожарным, потом понял, что боится и огня, и высоты. Трусам в пожарке не место, решил он, хотя и трусом его назвать сложно, но ведь зачастую умные люди приписывают себе разные недостатки. Может, оно и к лучшему. Может, Лёва может стать ученым или адвокатом, хорошим специалистом в сфере машиностроения или инженерии. Впрочем, архитектура или инженерия как-то всегда у Лёвы застревало на уме, точно кусочек мяса в зубах. Может, это оно?

Ну, у Кати профессий на будущее хоть отбавляй. Вчера придумала, что пора готовиться стать журналисткой, хотя еще на прошлой неделе пела во все горло. Вот они, прелести профессиональной переподготовки. Не то, что неопределившийся Лёва. Девятый класс, а будущее туманно как осеннее утро. Мальчик вздыхает про себя и возвращает внимание на доску. Уже повылезали новые химические реакции. Добрый вечер.

Лёва любит новые темы и любые моменты, когда можно просто слушать. Не отвечать, не поднимать руку, а наблюдать: как кто-то рисует на полях, как девочка с первой парты каждый раз поправляет волосы, как учитель математики делает паузу перед важной формулой, словно надеясь, что она сама себя объяснит. Дни у Лёвы обычно ложатся один на другой, что вторник, что четверг, не различишь. Только предметы в школьном расписании дают хоть какой-то намек. И не то, чтобы это плохо. Жизнь, пусть и тихая, может располагать к себе люде спокойного нрава вроде Лёвы вполне легко. Ну, зачем ему сцена, когда из форточки несется такая свежесть? И когда у Маши Спорной Лёвина любимая мальвинка на волосах… Так мало и так много.

Физкультура сегодня идет последним уроком. Зал пахнетт резиной и старым деревом, мячами и потом. Класс бегает кружок, затем второй и третий. Делают ненавистные упражнения вприсядку, прагыют как лягушки и много других отовыделяющих вещей. Лёва делает всё аккуратно, дышит размеренно через нос. Сорок минут протекают как никогда незаметно. Мальчишки направляются в свою раздевалку под шуточки Димки Лаврова, подставляющий свои щёки для комичности то в одной истории приятелей, то в другой. Это все забавляет и Лёву, он вообще ребят любит, с классом ему очень даже повезло. Даже как-то не верится, что скоро придет пора расстаться с половиной из них.

В раздевалке шумно, в воздухе стоит несменный запах пота. Впрочем, в этой части школы дело обычное, пора бы и привыкнуть. Ребята бросаются мокрыми майками, смеются и спорят.

– Лёв, а как звали того пацана? Ну, помнишь, который тебя тогда пытался зацепить.

– А-а, – вспомнив, смеется Савельев. – Егор.

– Точняк! Егор. Тот еще отморозок. Он пристал к Лёве, а я чисто рядом иду, рассказываю что-то, а он как выскочет из-за гаражей. Я малёхонько сыканул, признаюсь. Но, пацаны, чисто от нежданчика. У него реакции на меня ноль, смотрит в упор на Лёву. Я думаю: с каких пор Лёвыч со старшаками кентуется. Он бы нам рассказал, верно говорю? – парни громко соглашаются с товарищем. – Говорит еще так борзо. Я все думал про них это слухи, а он так держался, я лично правда поверил. Честное слово, поверил!

Лёва медленно стягивает кроссовки под историю друга, когда дверь резко распахивается. Лица одноклассников замирают вместе с историей. Четверо парней входят и в без того тесное помещение под скрип закрывающейся двери.

Одиннадцатый класс. Возможно, единственный, для кого ЕГЭ изначально и было придумано, при чем в качестве кармы, за годы нещадного кровопития. Обычно на ребят постарше ровняются, этих же принято сторонится. Только на этих четверых по шесть приводов в милицию, а это на шесть больше, чем у каждого из учащихся школы.

С некоторых пор они называют себя «Старшие» и трясут деньги, плееры и мобилы со всех, кто паподается им на пути. Особо ловких и умных пытаются заманить в свою компанию, что у них начинает понемногу получаться. В десятом классе уже все перешуганные, теперь вот и до девятого добрались. Первым им приглянулся Лёва.

– Че ты, подумал? – говорит тот, что по центру.

– Да, про это… – Лёва отвлекается от них и продолжает переодеваться, пока его друзья стоят не шевелясь. – Я не то, чтобы не польщен, но у меня уроков много, некогда начальные классы грабить. Может, как экзамены сдам, стану посвободнее, или…

– Слышь, ты свои песнопения будешь в другом месте демонстрировать. Тебя не столько спрашивают, сколько уведомляют.

– А-а, – улыбается Лёва. – Ну, давайте тогда на среду после литературы поставим общий сбор шантрапы, лады? Побазарим, а на дело в пятницу, я только с продленки сестру заберу, а то грабить с одиннадцатилеткой тупость. А, да, точно. В пятнадцать грабить людей тоже тупость. И в шестнадцать… и даже в семнадцать.

Стоящий справа, тот самый Егор, бросается на Лёву, и Савельев от неожиданности зажмуривается, но не отходит в сторону.

– Да погоди. Видишь, не боится. Слышь, пацан, чисто из милости, – главный целует свой крестик на шее, – даем тебе еще день на подумать. Потом по справке о болезни дома не отсидишься, усёк?

Лёва демонстративно кивает, точно солдат, и раздраженные его поведением, старшеклассники выходят из раздевалки. Это друзья Лёвы в нем обожали, вовремя включаемая дерзость. Только скажи, что надо, и Савельев бьется в драке за всех сразу.

– Во уроды! – кричит Дима.

Саня закатывает глаза и дает Димке подзатыльник.

– Вовремя, смельчак.

– Что делать будешь? – спрашивает Сережа, неврно поправляя свои очки. – Они прям не шутили. Да, пацаны? – парни поджимают губы, размышляя об услышанном.

– А я гордость школы, меня бить нельзя. Я им так и скажу: «Слышите, да, вы! Мне на конкурс чтецов в марте ехать. У меня олимпиада на носу, я вам так просто не дамся!»

Парни разражаются смехом. Димка добавляет «обожаю» под общие ободряющие фразы для Лёвы и вскоре покидают вонючую раздевалку.

***

После школы Лёва забирает сестру и они вместе бредут по направлению к дому. В этот самый момент, их догоняет Маша. Уже возле Лёвы она поскальзывается еще на неоттаявшей луже и чуть не падает, но Савельев вовремя хватает ее за локоть.

– Спасибо! Еще немного и пришлось бы домашк по телефону узнавать – смеется одноклассница. – Привет, Катюш, как дела?

– Отлично, у меня двойка по математике.

– Здорово, а у меня по химии.

– Поздравляю! – беззлобно улыбается Катя.

Лёва усмехается любезностям девочек.

– Что?

– Двойкам обычно не так рады, – спокойно отвечает он, слегка цепляя поплывший снег ботинком.

– Двойка это аванс будущих достижений, – гордо заявляет Маша. – Так что, «Старшие» приходили?

– Да что вы как с инквизицией! Прям пришли! Так, подошли, побазарили… – Катя прыскает в кулачок от смеха. Бравада Лёвы перед девочкой это то, что делает его простым подростком. Ставит в один ряд с остальными. – Я вот их не боюсь, и другим бояться нечего. А раз так страшно, потерпите до мая. Ну, или можем скинуться им всей школой на репетиторов и, глядишь, ума прибавиться.

Маша улыбается торопливой болтовне Лёвы. Он таким бывает редко.

– Думаешь, только в уме дело?

– А в чем еще?

Спорная молчит нкоторое время, а затем отвечает:

– В жестокости.