Под тенью твоих чувств

Если бы у меня там ничего не было, я бы сейчас здесь не стояла, идиот.

– Хотите проверить, что у меня под слоями кожи? – интересуюсь я ровным тоном, подавляя злую стерву Скай внутри, которая жаждет плюнуть ему в лицо, выломать татуированный палец и заставить его кричать от вспышки боли. – Разочарую: ничего особенного. Все так же, как и у других людей.

– Разочарую: не имею никакого желания лезть под твою кожу и рыться в гнилых органах, – говорит он, не зная, что так близок к истине.

Только не гнилых, а нефункционирующих… И я сейчас не о своем мозге, о наличии которого он, видимо, сомневается.

– Как же это замечательно, – улыбаюсь я, складывая ладони вместе в восхищенном жесте. – Невероятно счастлива, что ваши желания совпадают с моими.

Бросив на него крайний взгляд, я отворачиваюсь, но он хватает меня за запястье, резко возвращая обратно, и на этот раз гораздо ближе к нему. Практически впечатываюсь в его грудную клетку, вдыхаю парфюм и внутри дрожу от воспоминаний. Снова эти ошпаривающие кожу прикосновения.

Отшатываюсь. Глаза опускаются на его ладонь, которой он крепко держит меня, и поднимаются к его лицу. Снова этот взгляд.

– Тебе же нужны деньги, правильно? – спрашивает он, продолжая держать меня, а я – терять ощущение пульса в своей руке.

– Нужны, – не задумываясь, отвечаю я.

– Твои ценности не меняются.

– Верно подметили, мистер Каттанео. Ничего не меняется. Я все та же.

…но если тогда я считала, что я на дне, то сейчас я отправлена в самую бездну.

– Опустим сентиментальность уже известных мне признаний. Ты что, не получила мое сообщение?

Он отпускает мое запястье, и, как бы подчеркивая свое разочарование, извлекает телефон из заднего кармана. Пара быстрых взглядов на экран, и вот он снова глубоко вздыхает.

– Черт, забыл нажать «отправить».

Мой телефон издает звуковой сигнал, и я, пытаясь скрыть раздражение, достаю свой гаджет из сумки.

Неизвестный номер: «Привези мне энергетик без сахара. Местоположение магазина отмечено на карте».

– И те, что продаются в маркете напротив, вас не устраивают? – интересуюсь я, смотря в телефон на местность, где расположен магазин.

– Ты сообразительная, – с сарказмом произносит он. – Нет, конечно же нет, Скарлетт. Я хочу именно оттуда, и у тебя есть полтора часа, чтобы доставить его мне еще холодным. Иначе тебя будет ждать наказание. Справишься?

Краем глаза бросаю взгляд на часы. Час на общественном транспорте – только на дорогу туда. Фактически задание обречено на провал.

– Это физически невозможно выполнить.

– Почему? – наигранно удивляется он. – На мотоцикле туда ехать ничтожные полчаса, ну, может, чуть больше. Управление байком, скорость и адреналин – твои врожденные таланты, разве я не прав?

– У меня нет байка.

Идиот.

Вторая фобия после открытого пламени – скорость.

Когда-то я жила этим чувством – разгоняться, вжиматься в сиденье, позволять ветру любить меня. Тогда это было страстью, смыслом, воздухом. А теперь… это стало моим жутким кошмаром и угарным газом.

Я покалечила себя. Я себя убила.

Собственными руками. Без мотива.

Огонь… я до сих пор помню, как пламя липло к телу, как оно превращало часть брюк в липкое месиво, сливало синтетику с кожей, впитывалось в поры этим едким, невольно запоминающимся запахом – смесь дешевой ткани и обожженной плоти.

И все же самая настоящая боль началась не тогда, а после…

После того, как я открыла глаза…

*восемь лет назад*

Кингман, Аризона

Медицинский центр округа Аризона

Слезы больше не режут лицо – я будто больше не чувствую ничего.

Я хотела просто закрыть глаза… но не успела.

Вместо меня все решила хлынувшая темнота.

Теперь я пойду туда, где нет боли…

…и не будет меня.

Но где-то на самом краю… глубоко, не своим голосом, я слышу – «еще чуть-чуть… потерпи».

Вспышка. Оглушающий треск. Резкие звуки. Кто-то громко кричит. Этот крик бьет по ушам так, что кажется, мои барабанные перепонки вот-вот лопнут. Боль теребит мозг. Хочу заткнуть уши… Не могу…

Темнота…

Открываю глаза. И снова закрываю.

Кто-то опять кричит… слишком громко.

Разве я не умерла?

Тео. Мне нужно к Тео. Я должна…

Темнота…

Писк… надоедливый писк, то приближается, то отдаляется. Что-то давит на лицо. Глаза с содроганием распахиваются.

Яркий свет выстреливает в радужку, резким уколом задевая нервы сетчатки. Невыносимо смотреть на него. Хочу прикрыть глаза рукой, пытаюсь шевельнуть пальцами, но…

Почему я не чувствую ничего? Где я, черт возьми?!

– М-м-м… – не могу говорить – во рту что-то инородное.

– Мисс, не говорите ничего, – раздается женский голос, и я отчаянно пытаюсь сконцентрироваться на нем, но пелена наваливается, заставляя глаза беспомощно блуждать среди пыли.

– М-м-м, – мой красноречивый ответ из одного звука.

Я что, разучилась разговаривать?

– Мисс, прошу… перестаньте упрямиться. Вы потратили слишком много сил… Остановитесь.

И она уходит… а я снова закрываю глаза…

Проваливаюсь в темноту, холодную, будто океан ночью. Океан ночью…

Тео. Мой Тео. Надо к нему. Не могу…

– Мисс, если вы меня слышите, попробуйте открыть глаза и моргнуть, – мужской голос тревожит мое сознание.

Не хочу открывать их.

Каждый раз, как пытаюсь, мне кажется, будто кто-то ввинчивает мне лампу прямо под веки.

– Попробуйте моргнуть, – слышится более настойчиво.

С трудом поднимаю отяжелевшие веки и с таким же невероятным усилием опускаю. Что-то мокрое пропитывает ресницы и соскальзывает на щеку. Откуда здесь вода?

– Я Эйс Ригерт. Ваш лечащий врач.

Глаза постепенно улавливают образ мужчины, который проступает сквозь мутную рябь. Молодое лицо, темные волосы, сдержанная доброжелательность. Будто мне должно стать от этого легче.

– Вы находитесь в реанимации медицинского центра. Вы в безопасности. Вы не можете говорить, потому что… – пауза, – вам сложно согнуть язык из-за трубки.

Что-то жжет глаза, заставляя их закрыться в очередной раз.

– Мисс… с вами кое-что произошло. Вам было чрезвычайно тяжело, но вы справились. Вы сделали самое сложное… вы выжили.

Его слова отдаются в голове тупым стуком. Самое сложное я сделала прошлой ночью…

– Тридцать восемь дней назад вы попали в серьезную аварию, – он говорит мягко, не спеша, а я пытаюсь уловить в его тоне шутку. – Перед вами столкнулись две машины, одна из них мгновенно вспыхнула. Вы не смогли затормозить. Ваш мотоцикл тоже… попал туда. Вас отбросило на расстояние, но, к сожалению, масштаб пламени увеличивался…

Он говорит все это так, как будто рассказывает о ком-то другом, не обо мне. Я помню каждую деталь. Каждый фрагмент. Каждый миг… до точки невозврата.

– Вам очень повезло, что на вас был защитный шлем. Он спас вашу голову, и перелома черепа удалось избежать. Но у вас много ран, сильные травмы, и… ожоги. Огонь добрался до ваших ног, ниже бедер – там наиболее тяжелые повреждения.

Поэтому я не чувствую ничего? Мои ноги… они что, сгорели? Их больше нет?

Я пытаюсь пошевелиться – и опять не удается. Только веки.

– Мы сделали все возможное, чтобы стабилизировать вас, – слышу я сквозь размеренный писк аппарата. – Ваше состояние было критическим, и мы были вынуждены ввести вас в медикаментозный сон, чтобы ваше тело могло начать восстанавливаться. Сейчас вы под действием сильных обезболивающих, это временно, чтобы уберечь от болевого шока. Отсутствие чувствительности и есть следствие препаратов и возможных повреждений нервов.

Нет, я не верю. Это просто сон при высокой температуре. Это неправда. Не могла я спать столько времени. Не могла я так облажаться…

Я моргаю – раз… два… Пытаюсь снова что-то сказать, спросить, но выходит только слабый, раздражающий меня стон.

– Не спешите, мисс. Отдыхайте, самое страшное позади. Вы очень сильная. Вы справились. Вы… живы.

Эта убийственная пауза между последними словами заставляет меня жалеть об этой порции преимуществ.

Он уходит, оставляя меня наедине с собой, писклявым аппаратом и бесчувственностью конечностей.

И лишь сейчас я понимаю, что все эти завывающие крики, которые так меня раздражали, доносились от меня…

*настоящее время*

– У меня нет байка.

Идиот.

– А что же так? – голос Тео приобретает оттенки насмешки. – Изменяешь своей страсти с чем-то другим? Более страстным и более дорогим?

Смотрю в его глаза, надеясь, что он счастлив от того, что выливает из своего рта в мои уши эти идиотские предложения.

– Нет, – отвечаю я, пожав плечами. – Просто поняла, что это бессмысленное увлечение, которое мне больше не интересно.

Увлечение, которое убило меня.

– Какие у тебя все-таки лживые глаза, Скарлетт, – хмыкает он, изучающе рассматривая мои глаза. – Зеленые, красивые, но чертовки лживые.

– Энергетик и все? – спрашиваю на выдохе, решив избавить себя от его унизительных слов.

– Ага, – подтверждает он, снова уделяя внимание своему телефону. – На оставшиеся деньги можешь купить себе что-то поесть.

Чувствую вибрацию устройства в руке и бросаю взгляд на экран. Уведомление о зачислении денежных средств в размере… трех долларов.

Улыбаюсь, сдерживая нервный тик, и надеюсь, что ни один мускул на лице не покажет ему то, как сильно меня тронула его щедрость.

– Спасибо, Теодор Каттанео, – выдыхаю я.

– Не за что, Скарлетт Скай, – отвечает он и, подмигнув мне, уходит.

Смотрю на его спину, опускаю взгляд сначала чуть ниже, а потом скольжу выше – к голове, и желаю прострелить ее взглядом, чтобы убедиться, есть ли у него в наличии что-то человеческое. И когда он оборачивается, я делаю то же самое, что ранее сделал он – поспешно ухожу из здания, попутно вызывая такси.

Я понимаю, что мне придется из своего кармана оплачивать дорогу, но если я поеду туда на общественном транспорте, мое первое задание будет провалено, а получить наказание не хочу – тем более я не знаю, что он имеет в виду под ним.

Наверное, интересно, почему я согласилась на эту работу?

Все просто – у Тео есть деньги, которые он может выплатить мне за короткий срок. Пусть я буду выглядеть в его глазах меркантильной (хотя, именно для него, я такая уже очень давно), но это даст мне шанс на жизнь, приближенную к нормальной.

Стало еще интереснее, о чем идет речь?

Сюрприза о состоянии моих ног оказалось недостаточно – через некоторое время мне ярко напомнили, что я «особенная», ведь родилась с агенезией4, а функция моей единственной почки ухудшалось с катастрофической скоростью. Когда появились тревожные симптомы, врачи сказали, что теперь мне нужен регулярный гемодиализ.

Я просто выиграла в странную лотерею жизни — авария, ожоги, диагноз, редкая группа крови – красочный набор для уникальной биографии…

Врачи рекомендовали встать на лист ожидания в нескольких трансплантационных центрах, чтобы увеличить шансы, ведь ожидание может длиться годы. И если я сейчас об этом думаю – почка мне все ещё нужна.

Шок? То, что я чувствовала, не описать словами.

Как выяснилось, моя страховка покрывает лишь часть расходов: процедура диализа оплачивается, но операция, послеоперационное лечение и пожизненный прием иммуносупрессантов5 – все это ложится на мои плечи.

Без образования и документов меня брали только на низкооплачиваемую работу – официанткой или уборщицей. Заработать крупную сумму при моем графике там невозможно. Я бралась за любую удаленную работу, но этого все равно было мало.

Я работала, ждала, принимала лекарства и посещала диализ…

Ходила на диализ, принимала лекарства, ждала и работала… но недостаточно…

Я могла умереть еще тем ранним утром, но по какой-то причине мне дали второй шанс, напичкав его множеством препятствий, и снова поставили перед выбором: жить или лететь за обнимашками к смерти.

Пока что мой выбор очевиден…

Поэтому я готова, как говорил Тео, выполнять любое дерьмо, лишь бы поиметь его на деньги. Потерпеть три месяца и все.

Что может пойти не так?

Глава 3

СКАЙ ЛЕТТИ

Чувствую, что его нелюбовь ко мне будет прогрессировать с каждым новым днем…

Наплевав на ощущение сухости в горле и на поверхности кожи, я торопливым шагом направляюсь к машине такси, падаю на заднее сиденье и еду за этим проклятым энергетиком. Что ни сделаешь для того, чтобы Его Величество Придурок был доволен.

Повернув голову в сторону окна, я начинаю думать о том, смогла бы я сейчас рассказать ему ВСЮ правду о событиях восьмилетней давности? Нет.

Почему?

Потому что она ему не нужна. Я ему больше не нужна. Уже восемь лет как не нужна…

*восемь лет назад*

Кингман, Аризона

Палата интенсивного наблюдения

– Дайте мне мой телефон, – прошу в который раз, протягивая дрожащую ладонь, палец которой украшен медицинской прищепкой.

– Мисс, вы что-то вспомнили? – спрашивает врач, стоя перед моей кроватью.

– Не знаю… Мне нужен телефон, чтобы… проверить это.

– Когда вас привезли сюда, телефона при вас не было. На месте аварии так же не было никаких следов того, что у вас был хоть какой-то гаджет, – говорит он, заставляя меня нахмуриться и попытаться вспомнить, куда я его могла деть, а потом я вспоминаю…

– Тогда дайте ваш.

Доктор Ригерт засовывает руку в карман белого халата и выуживает оттуда телефон. Снимает блокировку и протягивает мне. Моя рука вот-вот сомкнется на холодном свете экрана, но врач в последний момент отдергивает устройство:

– Мисс, если вы что-то вспомните – скажите нам сразу. Это поможет нам выяснить что-то о ваших родственниках, найти кого-то из близких вам людей и сообщить о том, что вы находитесь здесь.

– Хорошо, – лгу я лишь бы получить телефон. И он дает.

Я захожу в сафари, вбиваю в поиск имя важного для меня человека, перехожу на его новый аккаунт в социальной сети и вижу… вижу то, что сковывает прутьями мое сердце и, забетонировав его, бросает в ледяную воду.

Тео… больше… не мой…

Никогда не был моим.

Никогда не станет.

Большой палец дрожит, удерживая фотографию, где он с засосом на шее сидит в обнимку с девушкой. Дальше – видео, где он улыбается кому-то другому, играет на гитаре для девушки, уже другой девушки. Дальше – вечеринки, другие объятия, другие лица. Дальше… одно и то же…

Слезы застилают глаза, я вижу лишь мутную расфокусировку изображений. Рукой сжимаю телефон еще сильнее, сдерживая внутри порыв не разбить его о что-то.

– Что такое? Что-то вспомнили? – спрашивает доктор, вырывая меня из плена увиденного.

Глаза больше не могут сдерживать такое количество влаги, выпуская ее горячими дорожками по лицу. Торопливо удаляю историю поиска и скрываю открытые вкладки.

– Концерт, – выдыхаю ложь, вытирая пальцами щеки. – Я хотела попасть на концерт, но… не успела.

Это был только начальный этап испытаний. Все то, что я видела на экранах на протяжении всех этих лет, то, что слышала о нем из новостей, то, каким он стал… Все это – подтверждение того, что ему и без меня отлично живется.

Я поняла, что ему не нужна такая, как я. Я прогнила до костей в своей лжи, испортила его представление о девушках и исказила восприятие любви.

Сейчас я знаю, что моя правда уже ничего не изменит. Время для этой роскоши упущено. Эта драгоценная валюта превратилась в дым, сгорела, не оставив после себя даже пепла. Шанс что-то объяснить, что-то исправить – просто исчез.

Поэтому я буду хранить эту правду внутри себя до самой смерти. До тех пор, пока функционирую, я буду прятать ее глубоко, там, где прячутся крошки от чего-то, что когда-то было первой любовью.

Купив этот проклятый энергетик, еду обратно, чувствуя, как напряжение пульсирует в висках. Время поджимает: взглянув на часы, я прошу водителя немного ускориться, чтобы не опоздать. А потом снова смотрю на мелькающий в окне город и думаю о том, какими будут три месяца прожарки рядом с ним.

Сможет ли он не проявлять ко мне интерес и продолжать пытаться втоптать меня в землю своей дорогущей обувью, пока я не сравняюсь с плоскостью? Смогу ли я сдержаться и не выплеснуть больше эмоций, чем нужно?

Ответы на эти вопросы я получаю почти мгновенно – когда вхожу в музыкальную студию, двери которой распахнуты настежь.

Он сидит на черном кожаном диване. В его руке точно такой же энергетик, как в моей. А на его бедрах – девушка.

Вторая за день?

Брюнетка резво смеется, вероятно, от его шикарного юмора, и откидывает голову назад так, что, кажется, она вот-вот свернет свою шею.

И я бы была только рада увидеть такую «красоту».

Она возвращает взгляд к его лицу. Но не только взгляд – ее руки тоже тянутся к нему: ладонь ложится на подбородок, пальцы скользят по щеке, поднимаются к кудрям и сминают их.

Сердце начинает фолить6.

Его словно перевязывают прочной нитью, и ее острые концы, как паутина, безжалостно обвивают его, стягивая с каждым рывком сильнее.

Проверка, что крепче: мой орган или моя выдержка.

Разрывает. Медленно. Больно.

Он отвечает на ее смех, нежно поглаживая спину.

Первый рывок.

Он откидывается и искренне смеется с ее очередной тупой шутки.

Второй рывок.

Его рука находит ее шею, и он притягивает ее к себе для поцелуя.

Третий рывок.

Не в силах удержать контроль над нервами, я выпускаю из пальцев банку с энергетиком, как ненужный атрибут, как раз в тот момент, когда их губы почти соприкасаются. Банка падает и с влажным хлопком разбивается, расплескивая по полу зеленую жидкость, словно наглядное отражение моего внутреннего состояния.

Застываю и смотрю на созданный напитком постмодернистский шедевр.

Флешбэк.

Наша первая встреча. Его белая футболка и джорданы, облитые моим энергетиком. Багажник. Его смех и искренность. Моя ошибка и желание сбежать. Его поступки. Мой провал. Его жизнь. Моя смерть.

– Скарлетт, ты опоздала, – голос Тео отрывает меня от никому не нужного погружения в прошлое.

Я поднимаю на него взгляд, стараясь не обращать внимания на прилипшую пиявку к его телу. Но она провоцирует меня: намеренно поднимает свое обнаженное колено так высоко, чтобы он его поцеловал. И он целует, но смотрит на меня. А я терплю…

Терплю, зная, что таких поцелуев у меня никогда не будет… ни с кем.

– Я вернулась вовремя, – отвечаю я, сдерживая себя где-то между вспышкой раздражения и желанием запустить в ее голову что-то тяжелое. – Уложилась в данные мне полтора часа.

– Но банка разбита, – с иронией оттеняет свои слова, бросая взгляд на пол.

Разбита, как и мое восприятие реальности.

– Да, – сдержанно киваю, – но у тебя в руке точно такая же.

– Ты решила перейти на «ты»? – хмыкает он.

И я понимаю, что из-за растерянности допустила идиотскую ошибку, но мне уже плевать. К черту эту уважительность и вежливость.

– Я его почти допил. – Он демонстративно поднимает руку с банкой и встряхивает ее.

– Хорошо. Я взяла еще один.

– Сколько лживой заботы, – он презрительно усмехается.

– Столько же сколько в тебе пафоса и нарциссизма, – приглушенно отвечаю я, развернувшись к выходу.

– Что ты сказала? – его вопрос выстреливает в мою спину.

– Сказала, что сейчас принесу второй.

Делаю несколько шагов, улавливая очередную странность, произнесенную его голосом:

– И пол.

– Что пол? – переспрашиваю я, обернувшись к ним.

– Вытри пол, Скарлетт, – повторяет он, будто действительно имеет в виду именно это. – Тут слишком мокро. Подошва будет прилипать. Тебе надо исправить свою же ошибку.

А тебе надо перестать открывать свой рот и пытаться задеть меня этими идиотскими заданиями.

– Здесь нет уборщицы?

– После твоего появления, я понял, что ей здесь делать нечего, поэтому перевел ее в другое место.

– Как это… мило с твоей стороны…

– Средства для уборки в шкафу. То есть в твоем кабинете, – кричит он вслед.

– Спасибо, что сказал, – громко бросаю через плечо, чувствуя, как мысли о мести слегка смазывают границы между логикой и желаниями.

Логика приводит меня к заключению: я ведь и вправду виновата в том, что выронила банку, но не виновата в том, что она лопнула.

Но желание тянет меня в сторону – сделать так, чтобы на колени встала я, а униженным при этом был он. Если он собирается относиться ко мне как к мусорному ведру, я позволю ему бросать в меня фантики. Но при случае ветер поднимет их и вернет прямо ему в лицо.

Подойдя к шкафу, в котором на самом деле находятся средства для уборки, я беру необходимые вещи и иду к столу, чтобы довести свой образ до совершенства насколько это допустимо.

Пальцы тянутся к рубашке, расстегивая несколько пуговиц, которые открывают вид на черный кружевной топ, поддерживающий форму груди. Снимаю очки и стягиваю резинку с идеально вылизанного хвоста, который я все утро с психами укладывала. Зарываюсь пальцами в рыжих локонах, массируя кожу головы, и закрываю глаза, ощутив облегчение.

– Задерживаешься, – слышу его голос за своей спиной. Чувствую его ладонь на своем животе, в котором от его прикосновений мгновенно возрождаются бабочки.

– Отпусти меня, – шепчу я, обхватывая его ладонь пальцами.

– Мышь, если я тебя отпущу, ты исчезнешь. А я этого не хочу.

Мышь… и тут, открыв глаза, я понимаю, что это – иллюзия того, что никогда не произойдет. Но решаю повернуться назад, чтобы убедиться в этом наверняка. Пусто. Его здесь нет. И не было.

Мотнув головой, перевязываю волосы в небрежный пучок, оставляя несколько локонов свисать на лице. Подхожу к своей сумке, достаю из нее наушники-капельки и, вставив их в уши, включаю музыку на среднюю громкость, чтобы не слышать ничего отвлекающего, пока я буду заниматься уборкой.

Захожу обратно, не смотрю на них, плевать, что там разворачивается почти порно-сцена. Бросаю на диван энергетик (а хотелось бы в голову этой даме) и сразу же приступаю к выполнению того, что он сказал мне сделать. Ставлю ведро на пол, надеваю перчатки и плавно опускаюсь на колени, пряча под маской пофигизма свое раздражение.

Руки погружают тряпку в ведро, достают и выжимают ткань. Вытираю места, где видны следы от энергетика – избавляюсь от липкости, к которой он так придирается. Лучше бы придрался к этой прилипале, которая слишком сильно увлажнила своим языком его шею.

Закончив с «уборкой», я провожу тыльной стороной ладони по лбу, убирая локоны с лица. Мой взгляд целится на происходящее впереди, пока в ушах играет трек, от которого спектакль перед моими глазами приобретает оттенки остросюжетной драмы, где главная героиня – бесхребетная амеба с половиной извилины на всю голову, мечтающая трахнуть того, кто не отрывает от меня своего озлобленного и агрессивного взора.

И чего это мы так агримся, напыщенный бурундук?

Намеренно учащенно дыша, я лишь вопросительно изгибаю бровь, как бы спрашивая: «Какого хрена ты на меня смотришь, если на твоих бедрах сидит другая?»

Его губы вздрагивают в ухмылке, будто он прочитал в моем взгляде то, что я и закладывала, а потом перестраивает маршрут своих глаз с меня на пышный бюст раздвигательницы ног.

Эта выброшенная на берег камбала что-то лепечет, округляя напичканный силиконом рот, а потом бросает на меня взгляд, наполненный каким-то дурацким подтекстом, и начинает смеяться.

Она поднимается с бедер Тео, берет банку энергетика и идет в мою сторону, веляя своей задницей так, что, кажется, у нее случится вывих тазобедренной кости. Она становится в чересчур уверенную позу, выставляя один плавник вперед. Открывает напиток, делает несколько глотков прежде, чем «случайно» уронить банку на пол прямо передо мной.