Под тенью твоих чувств

– Он позвонил мне вчера и попросил найти место, которое может помочь ему сбрасывать напряжение.

– И этот спорткомплекс – единственное место, подходящее под его требование?

– Нет, этот спорткомплекс – первое место, о котором я подумал, потому что знал, что ты здесь занимаешься и тебе здесь нравится.

– Если он будет сюда ходить, то уже не нравится, – произношу я, направляясь по коридору к выходу.

– У вас плохие взаимоотношения? – спрашивает он, догоняя меня.

– Что ты, просто потрясающие, – наигранно счастливо улыбаюсь я. – Я его собачка, а он очень хороший кинолог.

– Я серьезно.

– И я. Все нормально, просто в свой выходной я бы предпочла отдохнуть от работы, а не видеть лицо своего начальника… и не только лицо.

– Прости, в следующий раз спрошу у тебя, прежде чем сказать ему.

– Забей, – отмахиваюсь я, а потом, почувствовав резкую боль в голове, останавливаюсь, хватаюсь за стену и поворачиваюсь к нему лицом. – Постой, ты хотел со мной поговорить? О чем?

– Ты нормально себя чувствуешь? Ты какая-то бледная.

– Все нормально. Говори, что хотел, и я пойду домой, – говорю я, стараясь держать под контролем учащенное сердцебиение и внезапно возникнувший во всем теле жар с дрожью.

Айзек с подозрением смотрит на меня, а потом, покачав головой, все-таки озвучивает то, что хотел:

– Я говорил с мамой сегодня утром, и она подобрала для тебя новый комплекс лекарств, которые по концентрации лучше тех, что ты принимаешь сейчас.

– Почему она сама не сказала мне об этом вчера?

– Потому что знала, что ты начнешь возмущаться и говорить, что не будешь принимать ничего дороже пятидесяти долларов.

– И что изменится, если это скажешь мне ты? – интересуюсь я, на секунду закрывая глаза.

– Скай, – говорит он, и я уже догадываюсь, что последует за этим.

– Я просила тебя, Айзек, – начинаю злиться. – Не относись ко мне, как к дефектной. Не упоминай об этом при разговоре со мной и с любым другим человеком. Со мной все нормально. Ты уже мне помог с работой, и не один раз. Этого достаточно. А если ты хочешь заняться благотворительностью, открой интернет и вбей в поиске запрос, который выдаст тех, кому действительно нужна помощь. Я справлюсь сама. У меня еще есть время.

Распахнув дверь, выхожу на улицу, чувствуя, как жара резко бьет по голове, будто мощным ударом волны сбивает меня с ног. Делаю несколько шагов и останавливаюсь. В ушах что-то громко пищит, поражая барабанные перепонки громким звуком. Дыхание становится настолько тяжелым, что попросту кислороду не удается пробить эту броню.

Вспышки мутных образов каскадом проходят перед глазами.

Последнее, что я слышу: «Скай…»

Последнее, что я ловлю взглядом – Тео надевает на голову мотошлем. А дальше…

…дальше такая знакомая мне темнота.

– Скай… – мужской голос пробирается в сознание вместе с противным запахом.

– Убери от меня эту дрянь, – прошу я, поднимая ладонь к своему лицу. Расщепляю веки и смотрю на человека, который решил убить меня этим ядовитым ароматом.

– Вот так-то лучше, Скай, – улыбается он, убирая в сторону вату. – Что с тобой произошло? Ты не принимала лекарства?

– Принимала, – отвечаю я, фокусируясь взглядом на Айзеке. – Просто, видимо, переутомилась на тренировке.

– Как сейчас чувствуешь себя? – спрашивает он, обеспокоенно уставившись на меня.

– Все в порядке, – отвечаю я, приподнимаясь на диване. – Дышу, моргаю, конечности чувствую. Исходя из этого можно сделать вывод: я жива.

– Жива, Скай, жива.

– Спасибо, что не потащил меня в больницу, – благодарю его, слегка поджав губы. – Мари убила бы меня, увидев без сознания, и не выпустила бы оттуда никогда.

– Сначала бы она убила меня, а потом уже принялась за тебя, – произносит он, улыбнувшись. – И если бы я потащил тебя в больницу, ты бы перестала со мной разговаривать.

– Это правда.

– С тобой побыть или лучше оставить одну? – интересуется он, поднимая ладонь к моему лицу и проводя ею по щеке.

– Можешь идти, – отвечаю я, тяжело вздыхая. – У тебя есть дела поважнее, чем посиделки с частично откинувшейся Скай Летти.

– Не говори так, ты же знаешь, что…

– Айзек, это мой несмешной юмор, не парься, – улыбаюсь я, бросая на него взгляд. – Иди, я побуду наедине с собой. Мне нужно еще раз принять душ и смыть с себя остатки сегодняшнего дня и этот запах.

Запах…

Приподнимаю верх толстовки к своему носу и вдыхаю запах… И, вероятно, я при падении ударилась головой, потому что отчетливо улавливаю на себе парфюм Тео. Тот самый. Его.

Что за шутки? Он впитался в мою одежду, пока находился на дистанции?

Мне точно нужно в душ. Иначе я задохнусь.

Когда Айзек уходит, я отправляюсь на кухню, чтобы выпить лекарства, и, застываю напротив стола, на которым стоит аптечный пакет. Открываю его и, увидев сверху записку, беру ее в руки и читаю: «Можешь хоть всего меня утопить в медовом сиропе. Это не благотворительность, Скай, а дружеский жест. Если не будешь их пить, я привезу тебе домой бездомных кошек, и ты ничего не сможешь мне сделать. Твой ужасный друг Айзек».

Дочитав до конца, внутри появляется какое-то странное тепло… Тепло от осознания, что в моей жизни все-таки остались люди, которым на меня не плевать.

Как мы стали ужасными друзьями?

*семь лет назад*

Палата.

– И как я должна впихнуть в себя это? – монотонно спрашиваю сама у себя, тыча ложкой в порцию пресной овсяной каши.

Поднимаю ложку ко рту, собираясь заставить себя осилить эту неперевариваемую пищу, и как только каша касается моего языка, дверь палаты распахивается и внутрь входит какой-то темноволосый парень в белом халате, который тут же захлопывает ее за своей спиной и направляется ко мне. Точнее не ко мне.

Он опускается на колени перед моей кроватью, заглядывает под нее, а потом слишком быстро скрывается под ней, отдергивая простынь до самого пола.

Я устремляю взгляд в одну точку перед собой, не обращая внимания на странного парня под моей кроватью, где стоит пустая утка.

– Где этот мудак? – громкий голос взрывает стены палаты. Равнодушно смотрю на человека, который выглядит так, словно в него вселились сразу несколько демонов. – Я спросил: где этот мудак?!

– Я его почти доела, – отвечаю беспристрастным тоном, сглатывая небольшую порцию каши. – Хотите попробовать? – предлагаю я, протягивая ему тарелку.

– Что? Ты невменяемая? – возмущается он.

– Да, дисфункциональна на все тело. Не видно разве? – интересуюсь я, указывая пальцем на свои перебинтованные ноги. – Если вы дадите больше подробностей, я отвечу на ваш вопрос. Если нет, мне придется съесть и вас.

Он хмуро смотрит на меня, как будто видит перед собой психически неуравновешенную дуру, а потом окидывает взглядом палату, прежде чем молча покинуть ее и громко хлопнуть дверью.

– Жаль, – вздыхаю я, снова стуча ложкой по тарелке. – А так хотелось разнообразия…

Парень хватается двумя руками за край кровати, частично выползая из-под нее. Я перевожу на него взгляд, обращая внимания на его внешность: черные волосы, ниспадающие на лоб, тонкие губы изгибаются в улыбке, карие глаза смотрят на меня с теплотой и интересом.

– Мы с тобой не знакомы, но я хочу с тобой дружить.

– Если ты принесешь сюда нормальную еду, я подумаю над твоим предложением.

– Бургер? – интересуется он, изогнув бровь.

– Что-то без мяса, но очень вкусное. Если вкусного не найдется, то просто что-то соленое.

Он полностью выбирается из укрытия, после чего подходит к окну, открывает его и, обернувшись ко мне, говорит:

– Не закрывай, я сейчас вернусь.

Ну, как бы, «я» и «встать» все еще не сильно совместимы…

Он вылезает в окно, оставляя меня наедине, и я снова возвращаюсь к самому интересному занятию – смотрю в стену и лениво ковыряю ложкой слизкую кашу.

Спустя двадцать минут слышу шум и поворачиваюсь в сторону, видя то, что этот парень сдержал свое слово – вернулся с пакетом, вероятно, еды.

– Все, что было из соленого в ближайшем маркете, – говорит он, выставляя передо мной запечатанные контейнеры с едой. – Меня зовут Айзек, – протягивает мне руку, на которую я долго смотрю, а потом поднимаю взгляд к его лицу и произношу:

– Если ты врач, то я не помню своего имени.

– А если крестный сын врача? – интересуется он, продолжая держать руку передо мной. – Эйс Ригерт – мой крестный отец.

– Тогда тем более не помню.

– Перестань, ты спасла меня от смерти, я обязан знать имя своей спасительницы.

– Не сработает, – говорю я, открывая контейнер и нападая на рис с овощами, как будто впервые в жизни вижу его.

Стук в дверь заставляет меня напрячься, ведь по наставлению крестного отца этого парня мне нельзя есть ничего вкусного и соленого по какой-то причине. И в этот момент Айзек выхватывает из моих рук рис, усаживается на край тумбочки и приступает к поеданию моей еды:

– …представляешь, и в тот день я впервые узнал, что такое испанский стыд.

– Айзек, что ты тут делаешь? – спрашивает Эйс, бросая озадаченный взгляд на этого странного парня.

– Поднимаю настроение своей подруге, – невозмутимо отвечает он, – и ем.

– Можно тебя на минуту? – просит его, и тот, подмигнув мне, уходит с ним.

– Вот ты и поела, Скай… – падаю на кровать, разочаровываясь в очередном пустом дне.

Уже больше шести месяцев я лежу в этих стенах, где мне никто не может нормально объяснить, что со мной не так. Возможно, им до сих пор важно найти кого-то из моих ближайших родственников, чтобы как-то определить мою дальнейшую судьбу, но, увы, у меня никого нет… Больше никого нет.

После того раза, когда я попросила у доктора Ригерта телефон, я делала это еще несколько раз… В один из таких дней я нарыла информацию о смерти моей тети. И это была одна из самых топовых новостей в поиске по моему запросу…

Жасмин… Благородная семья Болдуин устроила торжественные и роскошные проводы неизвестной женщины, обеспечив ее захоронение со всеми почестями на мемориальном кладбище Пирс Брос Мемориал Парк.

Моя истерика в тот момент достигла пика. Я вновь возненавидела себя за свой выбор. Возненавидела себя за то, что я такая идиотка. Возненавидела за то, что не дала ей шанс на спасение, угробив и ее, и себя, и деньги, которые могли бы ей помочь.

Я лежала в палате и просто плакала в подушку, ощущая внутри себя только боль в совершенно разных объемах, которые поочередно вскакивали до предела и понижались до пустоты, а потом по новой.

В тот раз я узнала еще кое-что интересное…

Меня никто не искал, не ищет и не будет искать. Никто не афишировал мою смерть, которую так правдоподобно представила Карлотта Болдуин своей матери в день моей… смерти.

Все, что стало известно мне из новостей, найденных в интернете: «Приемная дочь семьи Болдуин по достижению совершеннолетия приняла решение покинуть семью и отправиться в путешествие по миру. И семья Болдуин не стала ей препятствовать, дав полную свободу выбора».

Как забавно…

Карлотта говорила мне об этом тогда. Сказала, что сделает все так, что обо мне даже никто и не вспомнит. И она, черт возьми, не солгала. Меня не вспомнили, не вспоминали и, видимо, никогда не вспомнят.

Наверное, это к лучшему…

– Ты собралась спать? – внезапно спрашивает парень, нависая над моим лицом. – А как же знакомство и еда?

Перевожу взгляд с его глаз на руки, замечаю еду и снова сажусь. Выхватываю из его рук контейнер и ем. Ем, пока никто не отобрал у меня эту вкуснятину.

– Эйс убьет тебя, если узнает, что ты принес мне еду, которую мне нельзя есть.

– Это стоит того, чтобы ты была довольной и сытой, – отвечает он, улыбаясь. – Вспомнила, как тебя зовут?

– Нет, – отрицательно качаю головой, пряча за жеванием намек на проявление эмоции, которую я думала, что больше никогда не испытаю. – После второй порции напрягу свой мозг и, может быть, что-то удастся вспомнить.

С тех пор Айзек был тем, кто нарушал правила в отношении всех, но не нарушал выстроенную между нами границу, где есть только дружба. Да, я была бы полной идиоткой, если бы утверждала, что его взгляды не заставляли меня иногда задумываться о чем-то большем. Но я четко донесла, что мне это не нужно.

После того опыта, когда я жестко облажалась, я не настроена на то, чтобы еще хоть раз вляпываться в дерьмо, связанное со словами «чувства», «любовь» и «отношения» к кому-то другому, кроме себя.

Но с появлением Тео, о котором он, конечно, ничего не знал, потому что я предпочла оставить это и всю свою жизнь до аварии в секрете, все начало идти по одному месту.

Сначала Айзек говорит, что есть один мужчина, который хочет предложить мне высокооплачиваемую работу и готов подстроиться под мой график, а потом приглашает его в зал, в который хожу я. Подозрительно? С моей паранойей – да! Еще как подозрительно.

Я поворачиваюсь к зеркалу и стягиваю с себя толстовку. Снимаю повязку с плеча и вижу свою руку, исколотую до страшных синяков. Провожу по бугорку пальцами и вздрагиваю, почувствовав легкое подрагивание в этой области.

Снимаю лосины и, оставшись в одном белье, смотрю на свое отражение… Вижу Скарлетт Скай – точнее, тот ее кусочек, который никто не увидит. Эта Скай-Франкенштейн будет до конца своей жизни прятаться за закрытой одеждой и скрывать от чужих глаз то, что кроме жалости не вызывает ничего.

На губах появляется смирительная улыбка, а в голову влетает напоминание о том, почему я должна держаться до самого конца.

Я справлюсь. Я прорвусь. Не из такого дерьмового положения я выбиралась. И из этого как-нибудь вынырну.

Глава 5

ТЕОДОР КАТТАНЕО

Чувствую, что мое веселье будет приносить мне уйму удовольствия…

…или стресса и нестабильности.

*два часа назад*

И что это за херня только что произошла? Какое мне, черт возьми, дело до того, что этот перекачанный стероидами человек трогал ее? Правильно – никакого.

Кто ее только не трогал…

Но тогда какого хрена я чувствовал что-то странное внутри, когда он так тесно прижимался к ней? Это неуместно. Не в случае, когда я горю желанием поиграть, насладиться вдоволь ее эмоциями и в процессе моего веселья кормить ее наивкуснейшей порцией приятных воспоминаний.

Почему я пришел сюда сегодня? Случайность?

Нет. Ни о какой случайности в отношении Скарлетт Скай не может быть и речи. Это план. Простой план снова вывести ее из себя своим присутствием, своим внешним видом, своими речевыми талантами. Она не должна расслабляться и думать, что у нее есть возможность отдохнуть от меня.

Но в итоге все пошло совсем не так, как я себе представлял. Все потому, что содержимое моего черепа начинает выдавать какие‑то нестабильные сбои, стоит мне остаться с ней наедине.

А когда что-то идет не по плану – нужно просто немного сместить траекторию и нанести удар с противоположной стороны, там, где противник не будет ожидать.

Поэтому сейчас я планирую устроить крышесносную поездку по городу, заставив Скай сидеть позади меня и наслаждаться «бессмысленным увлечением, которое ей больше не интересно», как она сказала ранее.

Выйдя из спорткомплеска, я направляюсь к своему мотоциклу и усаживаюсь на сиденье, выжидая появления Скарлетт, чтобы эффектно подкатить к ней колеса.

Спустя около десяти минут Скай выходит, и сквозь мутное стекло визора я вижу, как Айзек следует за ней, а затем, как запасной план с измененной траекторией отправляется в неизвестность.

Скарлетт падает.

Знаю, что я сексуален на байке, но в обморок падать не обязательно.

Я даже позволяю себе ухмыльнуться, но что-то странно-человеческое внутри меня просыпается, и я слезаю с байка. Стаскиваю шлем и направляюсь к ним, не упуская из внимания то, как Айзек прикасается к ее телу, пытаясь поднять ее.

Нормально ли то, что меня это раздражает?

– Что случилось? – лениво спрашиваю я, стараясь не коситься на его руки, которыми он удерживает ее за талию: – Что с ней?

Взгляд Айзека тупеет, он будто в моменте потерял способность озвучивать свои мысли или разучился говорить, но спустя полминуты все-таки произносит:

– Не знаю. Для меня это такая же неожиданность. – Он прижимает ее к себе, и, странно, но меня снова накрывает это удивительное чувство, которое я испытал, когда ее трогал тренер.

Это ведь ненормально. Она – никто. Ничего не значащая особа, с которой мне не придется делить ни кровать, ни будущее.

Еще более ненормально то, что я подхожу ближе, наклоняюсь и подхватываю рыжую на руки, лишая этой возможности Айзека, который слишком долго пытается сообразить, как правильно поднимать девушку, внезапно упавшую в обморок. Разворачиваюсь, собираясь отнести ее обратно в здание, но Айзек останавливает меня и слишком строго говорит:

– Ее надо отвезти домой.

Я поворачиваюсь, вопросительно смотря на него. Вместе с тем в голове прокручиваю тональность его слов, которая вновь вызывает возмущение и заставляет задуматься: нет у него никаких планов на Скай? Если бы были, он дал бы мне об этом знать, правильно? Или… или нет?

– Может, лучше привести ее в чувство здесь, а потом она своими ногами дойдет домой? Или отвезти ее в больницу?

– Нет, – настаивает он, стискивая зубы, и судорожно переводит взгляд с моего лица на лицо Скай. – Ей нужно домой. Она сойдет с ума, если узнает, что ее отвезли в больницу без ее согласия. Она не любит все эти запахи, стены, всю эту боль. Лучше домой, Тео.

Меня удивляет его попытки убедить меня в этом. Но он, вероятно, знает Скарлетт Скай в разы лучше меня, поэтому я решаю не спорить.

– Ты на машине? – спрашиваю я, бросив на него короткий взгляд.

– Да.

– Ну? Чего стоим тогда? – спрашиваю я, уставившись на него, и он, покачав головой, отворачивается и направляется на парковку.

Подойдя к его машине, я останавливаюсь напротив пассажирской двери и жду, когда Айзек откроет ее. Поместив ее на заднее сиденье, я захлопываю дверь и собираюсь уйти, но он останавливает меня вопросом:

– Ты не поедешь?

– У меня есть дела поважнее, – отвечаю я, пожав плечами.

– До ее дома ехать от силы восемь минут, мне нужна будет твоя помощь с… – он запинается, словно не успел придумать, с чем мне нужно будет ему помочь. – Просто нужно будет донести ее до дивана.

– Сам не справишься? – интересуюсь я, вопросительно изогнув бровь.

– Нет, Тео, – он отрицательно качает головой, открывая водительскую дверь. – Мне же надо как-то открыть дверь. Ты подержишь ее, положишь на диван и уйдешь.

Шумно вздохнув, обхожу машину и сажусь рядом со Скай. Кладу ее голову на свое плечо (хотя мог бы прислонить к подголовнику или к стеклу, но почему-то решаю подарить ей свои драгоценные восемь минут близости, позволив полежать на мне), и слежу за ее дыханием.

Мой взгляд скользит по ее лицу. Вблизи она по-прежнему красива (в принципе, как и вдали), так же, как и тогда… Веснушек на ее щеках стало еще больше, длинные и густые ресницы все так же без увесистого макияжа, к которому прибегает практически каждая лишь бы казаться красивее, чем есть на самом деле.

Скарлетт Скай это не нужно. Ни макияж, ни попытки казаться лучше, прыгая выше своей же головы, ни брендовые шмотки, ни духи…

Духи…

Короткий взгляд на ее влажные волосы, и я наклоняюсь немного ниже, прикрываю глаза и делаю глубокий вдох, позволяя ее запаху проникнуть немного глубже. Тот же… Мед и молоко. Ее запах. Бывший моим любимым.

Все, хватит.

Резко откидываю голову и открываю глаза, выдыхаю и смотрю перед собой. Пытаюсь отвлечь мысли, наблюдая за Айзеком, за движением машин впереди.

Но мои желания выше моих возможностей в данную секунду, и я снова заглядываю в умиротворенное лицо Скарлетт. Теперь мое внимание концентрируется на ее губах. Пухлые, бледные, потрескавшиеся, словно она постоянно пытается сгрызть тонкую, нежную кожу.

Надо подарить ей гигиеническую помаду.

В игру вступает моя ладонь. Она без моего разрешения скользит по ее бедру. Для чего? Просто, чтобы убедиться в том, что у меня нет настолько сильного интереса к этой умалишенной. И его, вроде бы, нет.

Но как тогда объяснить то, что я тянусь к ее запястью и сжимаю его своими пальцами? Прощупываю пульс? Проверяю жива ли она? Да, наверное, именно в этом и кроется основная причина.

А то, что теперь я держу ее ладонь в своей руке? Просто, чтобы ощутить тепло ее пальцев на своей коже? В этом нет ничего особенного – обычная проверка.

Мои пальцы переплетаются с ее, вспоминают каждый изгиб, каждую едва заметную шероховатость ее ладони. Разве это нормально?

Мне становится тесно в собственном теле. Я заставляю себя выпрямиться и вырвать руку, но она все равно тянется к ней и удерживает. Снова проверка пульса? Или проверка под названием «Теодор – конченный придурок»?

Автомобиль резко заносит вправо, и Скай соскальзывает с моего плеча, падая головой на мои бедра. И я, конечно же, не успеваю словить ее. Но успеваю уловить какой-то треск под грудной клеткой.

– Больной придурок! – кричит Айзек, ударяя ладонью по рулю.

– А то я без тебя не знал этого, Айзек! – отвечаю я, стараясь сдержать внезапно возникшую тяжесть – и я не про Скай, лежащую на мне, а про нечто другое.

Айзек смотрит в зеркало заднего вида, слегка нахмурившись, и спрашивает:

– Все нормально?

– В отличие от твоего умения водить, да.

– Он выехал на встречку, Тео, – объясняется он, возвращая свое внимание на дорогу.

– Окей, – отвечаю, лишь бы что-то ответить.

Моя рука прижата телом Скай. Ее голова на моем паху. Она на мне.

И не это ли было бы прекрасной реальностью, если бы она сделала это в сознании?

«Так, отбой, Тео! Что за идиотские мысли лезут в твою голову? Откинь их нахрен! И голову Скай откинь подальше от своего члена!»

Слушаю внутренний голос и тянусь свободной рукой к ее плечу, приподнимаю ее и укладываю в этот раз на подголовник. Отодвигаюсь от нее на максимальное расстояние, решив дать себе немного больше воздуха для дальнейшего существования, и устремляю взгляд в спинку переднего сиденья.

Спустя пять минут Айзек останавливает движение автомобиля, и я выхожу на улицу, позволяя себе постоять несколько секунд для дезинфекции мыслей. Затем обхожу машину и, оказавшись у пассажирской двери, открываю ее. Наклоняюсь, чтобы поднять Скарлетт, и, когда она почти оказывается в моих руках, ощущаю на своей грудной клетке ее ладонь, то, как она лениво пытается оттолкнуть меня от себя.

Мышь, ты даже без сознания пытаешься от меня избавиться? Забавно. Или я внушил это себе? Идиот.

Испускаю легкий смешок и достаю ее из машины, вновь отмечая ее поразительную легкость. Она всегда была такой? Я уже и не помню.

Помню. Прекрасно помню.

Подойдя к ее квартире, я слежу за тем, как Айзек роется в ее рюкзаке и достает оттуда ключи. Он открывает дверь, и я слегка удивляюсь апартаментам, которые вижу.

Мое представление о жилище девушки, которая спит с заряженными мужиками, получая за это бабки, было совершенно другим. Неужели, она не смогла своими талантами заработать себе на нормальную квартиру?

От вида этого места у меня внутри появляется какое-то сомнение: а точно ли это ее дом? Может, она продолжает вести двойную игру, и сейчас, например, она не в бессознательном состоянии, а просто притворяется, чтобы я поносил ее на руках? Да ну, бред.

Или нет?

Я снова смотрю на ее лицо. И по всем внешним признакам, она очень даже не бодрствует. Может, ущипнуть ее, чтобы узнать наверняка?

И я делаю это. Я перемещаю свою ладонь на единственное место, которое может пробудить ее – на ее задницу, и сжимаю ее. Сильно сжимаю. Так, что уже начинаю жалеть о том, что решил это предпринять.

Снова чувствую себя девственником, который впервые коснулся мягкой женской ткани, на которую просыпается мгновенная реакция моего организма. Зачем я вообще сделал это? Кому легче от этого? Мне? Или… никому.

– Тео? – зовет меня Айзек, вынуждая поднять на него взгляд. – Можешь положить ее сюда.