Византия. Удивительная жизнь средневековой империи

Judith Herrin

BYZANTIUM

THE SURPRISING LIFE OF A MEDIEVAL EMPIRE

Text copyright © Judith Herrin 2007

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2017

Введение

Другая история Византии

Однажды вечером – это было в 2002 г. – в дверь моего кабинета в лондонском Королевском колледже постучали двое рабочих. Они занимались ремонтом старых зданий и часто проходили мимо моей двери с табличкой «Профессор византийской истории». В конце концов они решили остановиться и спросить: что такое Византия? По их мнению, это было как-то связано с Турцией. И что особенного в ее истории?

И я попыталась вкратце объяснить двум серьезным строителям в касках и тяжелых ботинках, что такое византийская история. Многие годы преподавательской работы никак не подготовили меня к этому моменту. Ведь требовалось изложить в десятиминутной беседе все, что я изучала и чему учила целую жизнь. Рабочие тепло поблагодарили меня, сказали, что им было чрезвычайно любопытно узнать, что представляет собой эта самая Византия, и спросили: почему я ничего не написала о ней? Не написала книги для них? Я хорошо поняла, что они имеют в виду. О византийской истории написано бесчисленное множество книг – их слишком много, чтобы сосчитать, и большинство из них являются слишком длинными, чтобы их можно было прочитать. Очень часто они описывают череду ушедших императоров, более 125 константинопольских патриархов, многочисленные сражения в предсказуемых категориях политической, военной и религиозной деятельности на протяжении 11 столетий. Лишь немногое из всего перечисленного способно вызвать интерес строительных рабочих, впрочем, как и представителей любой другой профессии, за исключением разве что узких специалистов – историков. И я стала думать, как ответить на вопрос: что такое Византия? Византийская история?

И сразу столкнулась с трудностями. Я делала слишком много допущений, не могла обойтись без затруднительных для понимания моментов. Но я всегда гордилась тем, что мои лекции по византийской истории вызывают интерес у аудиторий, с ней незнакомых. Занимаясь поисками методики, я отлично знала, что в 1000-летней византийской истории достаточно ярких впечатляющих и трагических эпизодов, чтобы привлечь внимание любителей сенсаций. Однако это сводило написание истории к перечислению драматических случаев, лишая ее глубины, сглаживая богатейший и разносторонний опыт. Византия – это не только богатство, господство на море и имперское могущество. Я хотела, чтобы читатель почувствовал, почему Византию трудно понять, невозможно познать и почему она может представляться непонятной, смутной и, несмотря на огромное количество трудов о ней, малоизвестной. Сложности усугубились тем, что современные средства массовой информации сделали термин «византийский» оскорбительным. Чего, к примеру, стоит фраза «налоговые правила воистину византийской запутанности» в описании переговоров Евросоюза.

Византия вызывает в воображении двойственный образ: с одной стороны – заговоры, убийства, физические увечья, с другой – непомерное богатство, блеск золота и драгоценных камней. Однако в период Средневековья у византийцев не было монополии на запутанность, предательство, лицемерие, туманность и богатства. Они дали миру большое количество умных, способных лидеров, блестящих генералов, предприимчивых теологов, которым завидовали и которых всячески старались опорочить. Вовсе не византийцы изобрели инквизицию – они вообще, как правило, избегали сжигать людей на кострах. Но существует некая тайна, связанная с этим «потерянным» миром. Ее трудно определить словами, возможно, потому, что у Византии нет современного наследника. И она остается скрытой за великолепием средневекового искусства – золотом, мозаиками, шелками и императорскими дворцами.

Чтобы дать свою оценку Византии, в этой книге я постаралась по возможности ясно и интересно выделить самые важные, на мой взгляд, моменты, раскрыть, какие структуры и личности являлись их основой. Таким образом, я стремилась, чтобы вам было интересно до самой последней страницы, чтобы вы почувствовали, что познакомились с новой цивилизацией. Самое главное, чтобы вы поняли: современный западный мир, развившийся из средневековой Европы, не мог бы существовать, не будь он защищен и вдохновлен тем, что происходило на востоке – в Византии. Мусульманский мир тоже является важным элементом этой истории, равно как и отношения любви-ненависти между христианством и исламом.

Каковы ключевые черты этой важной, но малоизвестной истории? Во-первых, Византия – это тысячелетняя цивилизация, которая на протяжении всего Средневековья оказывала влияние на все страны Восточного Средиземноморья, Балканы и Западную Европу. В VI–XV вв. это влияние усиливалось и ослабевало, но было постоянным. Византийская цивилизация впитала языческие, христианские, греческие, римские, древние и средневековые компоненты. Ее культурное и художественное влияние теперь считается непреходящим наследием. Но вдобавок в Византии получили развитие фундаментальные аспекты управления, такие как имперский суд, дипломатическая служба, гражданская бюрократия, церемония коронации. Нельзя не упомянуть и о выраженной роли женщин в политике.

Величие Константинополя, сердца обширной империи, с унаследованной им системой имперского управления и разнообразием источников, ее стимулировавших, давало бесконечную уверенность и правителям, и подданным. Необходимо особо подчеркнуть этот аспект Византии. К началу правления императора Юстиниана (527–565) базовые структуры империи насчитывали уже 200 лет, и они так прочно закрепились, что оказались неизменными. Они создали глубоко укоренившуюся культуру, которая стала порождением древних греков, дохристианских источников, а также римских и христианских идей как идеологических, так и практических (пример – философские дискуссии и военные фортификационные сооружения). Вся система была воспета в имперской риторике и представлена в имперском искусстве, чтобы возвысить ее до вечного постоянства. Какими бы невыразительными ни казались высказанные идеи, они тем не менее подтвердили и еще глубже укоренили уверенность в себе византийских императоров, их приближенных и подданных. На этих идеях базировалась исключительная способность византийцев решать сложные задачи, требующие большого напряжения сил, в VII и XI вв. и, конечно, в 1204 г. И всякий раз она адаптировалась и изменялась, опираясь именно на базовые элементы империи, породив ощущение приверженности традициям.

В этом смысле византийская культура воплощает понятие французского историка Фернана Броделя об исторической долговременности – longue durée: о том, что переживает превратности смены правительств, новомодных фасонов и технологических усовершенствований, о постоянном бессрочном наследии, которое может одновременно сковывать и вдохновлять. В то время как Бродель применял эту идею больше к географическим факторам, которые определили историю Средиземноморья, мы можем адаптировать ее, чтобы отличить византийскую культуру от культур ее соседей. Ведь в противоположность другим средневековым обществам – и на западе, и в мусульманском мире, Византии было уже много веков к тому времени, когда Карл Великий и Гарун аль-Рашид в 800-х гг. появились на исторической сцене, и ее культура являлась одновременно и ограничителем, и источником силы. На самом деле, как мы убедимся, она родилась старой, импортировав в свою столицу еще при ее строительстве античную архитектуру и статуи. Концептуальные рамки византийской культуры, которую осуждают, считая консервативной, и хвалят, называя традиционной, дали общее чувство причастности, увековеченное в характерных и изменчивых образах, и все они предназначены исключительно для славы и величия Византии. Так образовалось гибкое наследие, которое доказало свою способность поддерживать, сохранять и усиливать империю в периоды даже самых тяжелых кризисов.

Имперские черты Византии подчеркивались лингвистической преемственностью, которая связывала ее средневековых ученых с древнегреческой культурой и побуждала их сохранять тексты основных философов, математиков, астрономов, географов, историков и врачей (путем копирования, редактирования и написания комментариев). Византия высоко ценила поэмы Гомера и создала первые критические издания Илиады и Одиссеи. Хотя публичные театральные представления прекратились, пьесы Эсхила, Софокла, Еврипида и Аристофана тщательно изучались и заучивались наизусть поколениями школьников. Они также учили речи Демосфена и диалоги Платона. Таким образом в византийскую культуру был включен сильный элемент стародавней языческой мудрости.

Древнее наследие сочеталось с христианской верой, которая постепенно вытеснила культы языческих богов. Византия поощряла и подпитывала ранние христианские монашеские традиции, возникшие на священных горах, таких как Синай и Афон, где духовные учения продолжали вдохновлять монахов и пилигримов. Она взялась за обращение в христианство болгар, сербов и русских, поэтому на значительной части Балкан до сих пор много ортодоксальных церквей, украшенных средневековыми фресками и иконами. Византия поддерживала контакты с христианскими центрами, перешедшими в VII в. под мусульманский контроль. Она оказывала помощь патриархам Иерусалима, Александрии и Антиохии, и даже более удаленным общинам – церквам Эфиопии и Судана, Персии, Армении и Грузии.

Используя наследие римских технологий и богатый инженерный опыт Римской империи, византийцы продолжали строить акведуки, фортификационные сооружения, мосты и дороги, а также такие грандиозные конструкции, как храм Святой Мудрости – Св. Софии в Константинополе. Она до сих пор демонстрирует массивные стены VI в., увенчанные самым большим куполом из всех, строившихся до собора Св. Петра в Риме, появившегося тысячелетием позже. Константинопольский купол часто ремонтировали, но он сохранился в целости и впоследствии копировался при строительстве церквей меньшего размера по всему миру ортодоксии. Он также вдохновил строителей крытых мечетей, появившихся после прихода арабов из пустынь, где они поклонялись своим богам на открытых площадях. «Купол скалы» в Иерусалиме получил название после мусульманской оккупации этого святого места, почитаемого и христианами, и иудеями. Не только круглая крыша, но и яркие мозаики демонстрируют византийское влияние – в VII в. халиф Абд аль-Малик попросил императора Юстиниана II прислать византийских ремесленников, которые вырезали из цветного камня и стекла тессеры,[1] мерцавшие всякий раз, когда на них падал свет. Возможно, они также выполнили надпись из Корана длиной 240 м, расположив ее в основании купола. В ней сказано, что ислам – завершающее откровение Аллаха (Бога) и превосходит все прочие религии.

От Рима Византия также унаследовала развитую правовую систему и военные традиции. Это помогло ей прожить столь долгую жизнь. Теоретически византийское общество управлялось законом: судей обучали, они получали заработную плату и решали споры. По всей империи люди приходили со своими проблемами в суды и подчинялись их решениям. Хотя знаменитых римских легионов после VII в. уже не было, и вооруженные силы – и пехота, и кавалерия – тренировались по римским военным руководствам. Стратегии для сражений на суше и море, осадные орудия, методы обеспечения снабжения вооруженных сил, их вооружение и доспехи – все это было адаптировано на основе старых практик. Состав «греческого огня» – сернистого вещества, которое горит на воде, – оставался государственной тайной, и мы до сих пор не знаем точного соотношения компонентов. Аналогичное оружие создали и арабы, но «греческий огонь» продолжал ужасать людей и в морских сражениях, и в сухопутных осадах.

Византия считала себя центром мира, а Константинополь – заменой Рима. Пусть византийцы говорили по-гречески, но империя все равно была римской, а ее жители – римлянами. Она руководила грекоговорящими сообществами на Сицилии и в южной части Италии, которые возникли из поселений древней греческой эмиграции. Византия защищала и стимулировала рост итальянских приморских городов, таких как Амальфи и Венеция, живших международной торговлей. В свое время эти города самостоятельно догнали и обошли Византию как экономические центры, создали собственный крупный флот. Но византийское влияние на них не подлежит сомнению. Бронзовые двери, созданные в Константинополе, украшают их соборы, в которых нередко присутствуют также мрамор, мозаика и иконы в византийском стиле. Процветание этих городов началось под крылом империи.

Для нас сегодня, вероятно, самой важной представляется историческая роль Византии в защите христианского Запада в раннем Средневековье. До VII в. Византия действительно была Римской империей. Она правила Северной Африкой и Египтом, житницами, которые кормили Рим и Константинополь, Южную Италию, Святую землю, Малую Азию до самой горы Арарат, всю сегодняшнюю Грецию и значительную часть Балкан. Затем аравийские племена, вдохновленные новой религией – исламом, покорили большую часть Восточного Средиземноморья. Они сражались, считая себя преемниками и христианства, и иудаизма. Византия сдержала их экспансию в Малую Азию, не допустила пересечения ими Дарданелл и продвижения на Балканы. Константинополь выдержал многочисленные осады и устоял.

Цель мусульман – захват Константинополя, превращение его в свою столицу, установление господства над всем римским миром – собственно говоря, была вполне законной и логичной. Поскольку главенствующей религией был объявлен ислам, естественно, его силы должны были заменить Рим и прийти на смену политическим структурам Древнего мира. Если следовать честолюбивым замыслам, перечисленным в Коране, все Средиземноморье должно было объединиться под мусульманским управлением, как и персидский мир зороастрийских верований. Необычайно быстрой и успешной кампанией 634–644 гг. арабские племена подошли вплотную к осуществлению своих целей. Именно арабы стали причиной первого из поворотных пунктов в византийской истории.

Если бы Византия не остановила в 678 г. их экспансию, мусульманские силы, насыщенные дополнительными ресурсами столицы, в VII в. распространили бы ислам по всем Балканам, Италии и далее на запад, поскольку господствовавшая в это время политическая раздробленность существовавших там стран снижала для них вероятность организованной обороны. Предотвратив это потенциальное завоевание, Византия сделала возможным развитие Европы. Она дала западным христианам, которые были разделены на небольшие группы, время накопить силы. Через 100 лет после смерти пророка Мухаммеда (632 г.) Карл Мартелл в центральной части Франции – при Пуатье разгромил пришедших из Испании мусульман и оттеснил их обратно за Пиренеи. Зарождающаяся идея о создании государств в Европе оформилась при внуке и тезке Мартелла – Карле Великом. Именно он и его последователи делали для этого все от них зависящее и немало преуспели.

В Средние века многие западные церковные деятели и правители имели представление, хотя и смутное, о существовании на востоке христианской византийской цивилизации. Хотя византийцы управляли значительно меньшей территорией, чем римляне в период расцвета Римской империи, с VII до XV в. Византийское государство развило новые политические и культурные формы. Оно совместило разные черты своего прошлого, чтобы создать новую средневековую цивилизацию, которая привлекла многих нехристианских северных правителей. В свою очередь, болгары, русские и сербы приняли христианскую веру и элементы византийской культуры. Более семи веков Византия оставалась маяком ортодоксальной веры и классической учености.

В период Крестовых походов Византия оказалась в центре усилий христиан, стремившихся отобрать у мусульман Святую землю. После XI в. Византия и Запад познакомились ближе, однако с негативными последствиями. Несмотря на успех Первого крестового похода, в результате которого возникло Латинское королевство Иерусалим, Четвертый крестовый поход повернулся против Константинополя, и в 1204 г. город был разграблен. Это событие стало вторым поворотным пунктом в византийской истории: империя так никогда и не сумела восстановить свою былую силу. Византийские императоры хотя и вернули собственную столицу, но правили тем, что, по сути, в 1261–1453 гг. являлось городом-государством, а в 1453 г. Константинополь был захвачен оттоманскими турками.

Любопытно, но факт: византийское культурное влияние распространялось обратно пропорционально политической силе. После 1204 г., когда многочисленные произведения искусства были вывезены из Константинополя обратно в Западную Европу, византийский вклад в возрождение западной науки и искусства стал весьма заметным. В XIV в. византийские преподаватели греческого языка назначались в итальянские университеты. Они и их ученики начали переводить труды Платона. Работы Аристотеля уже достигли Запада при посредстве мусульманского мира, но основные философские труды Платона оставались неизвестными. Во время переговоров во Флоренции, которые в 1439 г. привели к воссоединению восточной и западной церкви, публичные лекции о Платоне, которые читал известный греческий ученый и философ Георгий Гемист Плифон, подвигли Козимо Медичи на создание Платоновской академии. Таким образом, Византия начала вносить свой вклад в итальянское Возрождение значительно раньше, чем 1453 г., когда турки сделали Константинополь своей столицей. После падения города беженцы, перебравшиеся в Италию со своими манускриптами, укрепили новые науку и искусство. А несколькими десятилетиями позже, когда протестантские реформаторы осудили религиозное искусство и начали настаивать на появлении более духовного стиля христианского почитания, они использовали все библейские и святоотеческие тексты, собранные византийскими иконоборцами VIII и IX вв.

В этой книге я стремилась показать, что такое Византия, что она отстаивала, к чему стремилась, что символизировала. Этот сугубо личный взгляд сформировался на основе моих более ранних исследований проблем религии в ранней средневековой истории, важных для образования христианского мира. Вопросы веры считались жизненно необходимыми для людей эпохи Средневековья, их значение было намного важнее, чем принято сегодня. И это следует учитывать при исследовании средневекового искусства. В дополнение к идеям, которые объединяли или разделяли христиан, их религиозный мир был наполнен и другими верованиями, которых придерживались необращенные политеисты, приверженцы восточных культов, последователи Заратустры (Заратуштры) и Мани, иудеи. Ислам оказал большое влияние в этом мире на всех, кто жил на восточном и южном берегах Средиземного моря, в Сирии, Испании и во всех регионах между ними. В VIII в. имевшее место в Византии первое официальное уничтожение икон – иконоборчество – подвигло простых людей на смерть ради своих религиозных образов. В то время как ислам ввел строгий запрет на священные изображения, Рим обнаружил преданность иконам, а теологи Карла Великого начали колебаться. Таким образом, VIII–IX вв. стали критическими для развития трех отдельных, но связанных регионов: византийского востока, исламского юга (Египет, Северная Африка, Испания) и латинского запада, впоследствии ставшего Европой. В разных формах это разделение просуществовало до нашего времени.

В этот период истории достойно внимания такое явление, как увлеченность женщин Византии иконами, что могло быть связано с исключением женщин из официальной церковной иерархии. Также нельзя не упомянуть и о мотивах двух женщин-правительниц, о которых я писала в «Женщинах в пурпуре», восстановивших поклонение иконам в 787 и 843 гг. Когда императрицы Ирина и Феодора изменили политику иконоборчества, введенную и всячески поддержанную их мужьями и другими родственниками мужского пола, мне представляется, что они действовали со всей безжалостностью и коварством мужчин. Но, проявив эту инициативу, они также приобрели политическое признание и известность, не имевшие себе равных в других средневековых обществах. Так что, хотя хронисты того времени и предполагали, что почитание икон является проявлением их женской слабости, это вовсе не так. Здесь я прослеживаю связь с византийской традицией женского правления, «имперской женщиной».

Раскопки – хороший способ познать Византию. В Греции, на Кипре и в Константинополе на месте церкви Богородицы Кириотиссы я работала с предметами материальной культуры, являющейся основой византийской цивилизации. Когда исследуешь церкви Крита и Китиры, острова у южного берега материковой Греции, и фиксируешь находки гончарных изделий в средневековом замке в Куклии, что на юго-западе Кипра, поневоле становишься ближе к средневековым обитателям этих мест. Во время моего первого археологического сезона в Пафосе – тоже на Кипре – мы нашли остатки женского скелета в руинах замка «Саранда Колоннес» («Сорока колонн»). На нем были золотые и жемчужные кольца. Скорее всего, эта женщина погибла во время землетрясения 1222 г. В Стамбуле рабочие, ремонтировавшие зимнюю протечку у мечети Календер, обнаружили пустоту за стеной, ближайшей к монументальному акведуку, который все еще возвышается над старой его частью. Один из этих реставраторов ощупал, что находится за краем панели, и идентифицировал тессеры того, что на поверку оказалось ранней христианской мозаикой Святой Девы, которая показывает младенца Христа Симеону. Возможно, ее закрыли стеной, чтобы защитить от уничтожения иконоборцами. В точности так же целая часовня с фрагментарными фресками, посвященная св. Франциску Ассизскому, была в 1261 г. заложена кирпичами, когда монахи бежали из Константинополя после латинской оккупации. Эти произведения христианского искусства, восточного и западного, впоследствии были восстановлены Эрнстом Хокинсом и теперь выставляются в Археологическом музее Стамбула.

Мое понимание Византии также формировалось благодаря многочисленным свидетельствам ее средневекового величия. Еще подростком я побывала в Равенне – в Северной Италии – и была потрясена мозаичными портретами византийского императора Юстиниана и его супруги императрицы Феодоры, звездами на небесной тверди гробницы Галлы Плацидии, а также процессиями святых и отарами овец, которые украшают городские церкви. В 2005 г. – спустя более чем четыре десятилетия – мне разрешили подняться на крышу церкви монастыря Св. Екатерины (Синайский полуостров). Церковь была построена той же венценосной четой, несмотря на 2000 миль, разделяющие Северную Адриатику и Красное море. Считается, что там растет Неопалимая Купина. Именно там, где Моисею было приказано снять сандалии, потому что он ступал по священной земле, я прочитала надпись о патронаже Юстиниана и Феодоры, вырезанную на балках VI в., которые прекрасно сохранились в сухом климате египетской пустыни, где нет термитов. Подобный опыт подтверждал то, о чем писали византийские историки относительно императора и его супруги.

В Риме и Сицилии, Москве и конечно же в Константинополе, равно как и по всей Турции, видны следы византийского влияния. Но ничто не сравнится с изумлением от находки византийских мозаик в михрабе[2] Мескиты – кордовской Соборной мечети, которая была построена до начала X в. халифом аль-Хакамом II. И с благоговейным восторгом, который поневоле испытываешь, когда после долгого путешествия через Понтийские Альпы прибываешь поздно вечером в Трабзон (Трапезунд) и видишь дворец, горделиво возвышающийся над городом.

Упомяну о схождении Благодатного Огня на Гроб Господень в Иерусалиме в Пасхальное воскресенье. В этот день в темноте митрополит выходит из гробницы с зажженной свечой в ознаменование воскрешения Христа – от нее все верующие зажигают свои свечи. Даже в современных Афинах в Пасхальное воскресенье толпы народа со свечами поднимаются на гору Ликавит (Ликабет),[3] что является мощным напоминанием о силе церемоний, отмечающих это событие уже два тысячелетия.

По причинам, которые станут ясными из этой книги, византийские предметы разбросаны по всей Европе и их можно встретить в музейных экспозициях в самых неожиданных местах. Увидеть византийский шелк, названный «Плащ Александра», в Баварии, или брачный контракт Феофано и Оттона (Отто) II в Вольфенбюттеле, или пластины из слоновой кости, теперь используемые как книжные обложки, – значит проникнуться искренним восхищением к мастерам, их изготовившим, и культуре, к которой они принадлежат. На Западе их бережно сохраняли веками, хотя западные ученые и священнослужители также ответственны за поддержание недостоверных стереотипов того, что означает «византийский».

Византия становилась мне ближе и понятнее всякий раз, когда я готовила очередной курс лекций по ее истории. И мне хочется выразить особенную благодарность тем студентам, которые спорили со мной. После моего назначения в 1990 г. в Принстон я получила неожиданный бонус, столкнувшись с группой блестящих выпускников, привлеченных не имеющим себе равных историческим факультетом. Оказавшись в окружении студентов-интеллектуалов и активных коллег, я решила испробовать новые пути передачи окружающим моей страсти к Византии. Одна из коллег, Кристин Стенселл, позже навестила меня в Лондоне и с надеждой и симпатией поинтересовалась, не пора ли «собирать урожай». Так что эта книга своим появлением отчасти обязана и ей.