Явь
- -
- 100%
- +
– Тебя ничего не смущает? – Голос прозвучал так близко и внезапно, что я дернулась, чуть не рассыпав ягоды. Я так углубилась в свои мысли и сбор, что не услышала шагов. Кэп стоял в паре метров, его взгляд был пристальным, тревожным. Или это я не заметила, как подошла к месту, где он сидел? – Тишина. Ты слышишь? Настоящая.
– Мы привыкли к постоянному городскому гулу, – ответила я, стараясь звучать спокойно, успокаивая скорее себя, чем его. – Когда его нет, тишина кажется… громкой. Непривычной.
– Нет, это другое, – он покачал головой, поднял указательный палец вверх, прислушиваясь. – Послушай! Даже ветра нет. Ни единого дуновения. Листья не шелохнутся. Тебе не кажется это… ненормальным?
Меня больше смущало его обращение и сам факт этого разговора. Я слабо улыбнулась:
– Мне уже кажется ненормальным то, что ты со мной обсуждаешь что-то серьезное. Вдвоем.
– Тебя это смущает? – Его вопрос прозвучал прямо, без уловок.
– Давай на чистоту, Кэп, – я перестала собирать ягоды, глядя на него. – Я никогда не была душой компании. Прибилась к вам, как случайный попутчик. И уж тем более со мной никогда ничего не обсуждали. Разве что в тех редких случаях, когда ваши мнения расходились поровну, и моя задача была – просто проголосовать, потешив чье-то самолюбие.
– Жаль, что ты себе это именно так представляешь, – тихо сказал он и опустился на траву рядом с полянкой. Я молча продолжила собирать ягоды. Тишина повисла между нами, густая и неловкая, длилась минут десять. Закончив, я встала, собираясь уйти.
– Я доверяю тебе ровно столько, сколько и всем остальным в этой команде, – его слова остановили меня. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, на безмолвные избы. – Иначе тебя бы здесь не было.
Я замерла, перебирая в голове возможные ответы. Нашла лишь самый простой и бесцветный:
– Спасибо. – И повернулась, уходя прочь. Кэп остался сидеть, неподвижный, как часть пейзажа. А в голове крутился вопрос: «Почему он вдруг заговорил со мной?»
– О, что принесла? – Алиса встретила меня на крыльце, ее лицо сияло утренней свежестью, но в глазах мелькнуло что-то острое, когда она увидела мою панаму. – Ммм, ягодки! – Она почти выхватила панаму, быстро высыпала душистую землянику в жестяную кружку, стоявшую на перилах. – Испачкалась бедняжка. Возьмешь мою? – Она протянула свою, чистую, ярко-красную панаму.
– Нет, все в порядке, – мое утреннее умиротворение бесследно испарилось после разговора с Кэпом. И эта щемящая пустота внутри была непонятна даже мне самой.
– У тебя все хорошо? – спросила Алиса, слишком уж пристально глядя мне в лицо.
– Да, все нормально.
– Так и не скажешь, – она не отступала. – Поделишься? Что случилось?
– Нечем делиться, Алис, честно. Наверное, просто не выспалась. Ребята где? – Я попыталась свернуть разговор, отгородиться. Не готова я была пускать кого-либо в свои сомнения, особенно сейчас.
– Ищут Кэпа. Потерялся, видимо, в трех соснах, – ответила она небрежно, но я почувствовала напряжение в ее голосе.
– Он на поляне за домами, – сказала я, кивнув в ту сторону, где я собирала ягоды.
– Откуда ты знаешь? – Глаза Алисы сначала широко распахнулись от удивления, а потом сузились до щелочек, став холодными и подозрительными. – Ты с ним была? Только что?
– Скорее он со мной, – я невольно ухмыльнулась, почувствовав едкую иронию ситуации. И тут же пожалела, прекрасно зная о ее чувствах.
– Понятно, – бросила Алиса ледяным тоном, поставила кружку с ягодами с резким стуком и, не глядя на меня, зашагала прочь. Прямиком к той поляне.
– Зашибись! – вырвалось у меня шепотом, от обиды и досады, слишком тихо, чтобы кто-то услышал.
Я зашла обратно в пустую комнату. Спальники и вещи других были аккуратно свернуты, словно это делали умелые солдатские руки – наверное, Бурый. Я присела на лавку у окна, на которой он ночевал, и уставилась в окно, наблюдая, как солнечные лучи постепенно разгоняют остатки тумана, золотя траву. Мирно. Слишком мирно.
– Соня… – Голос. Тихий, ласковый, невероятно знакомый. Как теплая волна из далекого прошлого. – Соня, пора вставать, солнышко. – Тот же голос, полный нежности, пытался разбудить меня. Но я же не сплю! Я оглянулась – в комнате никого. – Сонечка, вставай… – И тут чья-то рука легла мне на плечо. Я резко дернулась и очнулась по-настоящему!
– Все в порядке! Это я, ты уснула, – над склонившимся надо мной Федором не было того тепла, что звучало в голосе сна. – Мы там завтрак организовали из того, что нашли в погребе. Пойдем?
Я сидела, оглушенная, пытаясь поймать ускользающее ощущение. Чей это был голос? Почему он резанул по самому нерву, вызвав такую щемящую тоску? Такое чувство, будто я забыла что-то жизненно важное. Или кого-то.
– Пришла? – Ехидная улыбка Алисы разрезала воздух. Она стояла за спиной Кэпа на крыльце, ее рука лежала на его плече, пальцы слегка сжимали ткань майки. Поза собственницы. Кэп сидел, ссутулившись, его взгляд был устремлен в никуда, лицо – маска сосредоточенной тревоги. Очевидно, его что-то глодало изнутри.
– Я что-то пропустила? – спросила я, подходя.
– Разве что пропажу всех вокруг, – мрачно заметил Бурый, ковыряя палкой землю. – Скот, люди, соседи – все в дым.
Федор молча пододвинул ко мне жестяную миску с печеной в золе картошкой и открытую банку с солеными огурцами.
– Еще есть ягоды, но ими сыт не будешь.
– Спасибо, Федь, – поблагодарила я. Спину пронзил холодок – Алиса не спускала с меня пристального, недоброго взгляда.
Мы сидели, казалось, вечность. Бурый травил байки, пытаясь разрядить обстановку, но его смех звучал фальшиво. Смеялась только Алиса, и то натужно. Федор сидел, как изваяние, его обычная каменная невозмутимость сменилась глубокой озабоченностью – он следил за Кэпом. А тот будто выпал из реальности, не реагируя ни на шутки, ни на вопросы.
Не выдержав тягостной атмосферы, я встала:
– Я пройдусь немного.
– Ты куда? – Резкий вопрос Кэпа заставил замолчать даже Бурого и Алису. Все взгляды устремились на меня.
– Выйду, пройдусь. Просто… подышать, – ответила я, стараясь звучать ровно, но внутри все сжалось.
– Одна? – не мог угомониться Кэп.
– Да что с ней станется? – фальшиво рассмеялась Алиса, но ее смех оборвался, как струна. Кэп медленно повернул голову и посмотрел на нее. Не сказал ни слова. Просто посмотрел. И улыбка мгновенно сошла с ее лица, сменившись обидой и… страхом?
«Мне конец!», мелькнуло в голове. Алиса теперь точно меня возненавидит. Со стороны вся сцена выглядела как семейная ссора на публике, где я невольно сыграла роль раздражителя. Абсурдность ситуации вдруг показалась забавной, и я невольно улыбнулась.
– С этого момента, – голос Кэпа прозвучал металлически, властно, не терпя возражений, – по одному никто не ходит! Никуда! Всем ясно? Он обвел взглядом каждого, и в его глазах горел холодный огонь.
– Мы чего-то не знаем? – вырвалось у меня с долей дерзости, к собственному удивлению.
– Это не обсуждается! – отрезал он. – Мы не знаем, где мы находимся, и что здесь происходит! Куда делись люди? Скот? Почему такая тишина? Я несу ответственность за всех вас! Надеюсь, мы друг друга поняли!
– Поняли! – ответила я, нарочито громко, почти выкрикнула.
– Я не слышу! – Кэп встал во весь рост.
– Поняли! – хором, но без энтузиазма, отозвались остальные. На их лицах читались растерянность, усталость и глухое недовольство.
Я развернулась и направилась прочь от крыльца, в сторону поля. Никто не двинулся с места.
– Эй, красавица! – Кэп окликнул меня. Я обернулась. – Никого не забыла? Спутника?
– Я провожу, – тут же поднялся Федор. Взгляды Бурого и Алисы, полные обиды и непонимания, впились в мою спину.
– Сегодня что, все сговорились? – спросила я Федора, как только мы отошли на приличное расстояние. – Что я им всем сделала? Особенно Алисе?
– Не обращай внимания, – Федор шел рядом, его шаги были тяжелыми. – Это место… оно влияет. Непонятность происходящего, усталость, нервы… Да еще и сны…
– Сны? – насторожилась я. – Какие сны? И при чем тут сны?
– Пока ты спала на подоконнике, мы успели обменяться впечатлениями о ночи. Выяснилось, что всем снились странные, очень яркие сны. Настолько, что ощущались как реальность. Эмоциональные, тяжелые.
– И что именно? – спросила я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
– Безумие какое-то. Алисе снилось, что у нее и Бурого… дети. И они пропали. Будто она отвернулась на секунду, а их и след простыл. Она металась, звала, но не могла найти, хотя чувствовала, что они рядом. Бурому снилось что-то похожее – он кого-то искал, отчаянно, с ужасом. Мне… – он помолчал. – Мне снилось, что я потерялся в каком-то бесконечном архиве. Коридоры, забитые стеллажами до потолка. Папки, книги, груды старых газет. Я бежал, искал выход, но коридоры множились, все одинаковые. Паника. А что снилось тебе?
– Не помню, – честно призналась я. – Вообще. Пустота. А вот когда уснула на подоконнике… Мне снилось, что меня кто-то зовет. Кто-то очень-очень знакомый. Голос… родной. Но я не разобрала, кто. И звал он меня… не по имени. Точно не по имени.
– Странно, – задумчиво произнес Федор. – Не правда ли, что всем нам в одну ночь приснился какой-то навязчивый бред про потерю и безысходность?
– Может, это просто накопленная усталость? – предположила я. – Нервы. Да еще и атмосфера этого места… жутковатая.
– А может, мы все вместе сходим с ума, – мрачно констатировал он. – Коллективно. Социальная индукция психоза. Галлюцинации, нарастающая агрессия, конфликты на пустом месте… – Федор мог рассуждать об этом часами. Его давняя страсть к психологии, особенно патопсихологии, была нам известна. Часто он делился какими-нибудь мрачноватыми или шокирующими фактами из прочитанных книг или лекций.
– Почему ты не стал психологом, Федь? – спросила я неожиданно для себя. – Тебе же это так интересно. И, думаю, у тебя бы получилось. Жаль, что не пошел этим путем.
Тень пробежала по его лицу. Он резко сжал губы.
– Эта тема закрыта для обсуждений. Точка.
– Но тебе же это нравится, – не унималась я, чувствуя, что задела больное. – Ты мог бы стать отличным специалистом. Очень жаль, что…
– Да, мне тоже жаль! – резко перебил он, и в его голосе впервые прозвучала боль. – И хватит об этом. Больше – ни слова.
Я поняла, что залезла слишком глубоко. Мы шли дальше в тяжелом, гнетущем молчании, под безмолвным взглядом пустых окон деревни.
ГЛАВА V
Солнце, раскаленное добела, медленно перевалило за зенит, застыв в безжизненной синеве неба. Время словно загустело, как смола. Мы пятеро растеклись по лужайке за домом Ануфрия, придавленные зноем и той странной, всепоглощающей тишиной, что висела над деревней. Пыльца от полевых цветов колыхалась в неподвижном воздухе, золотистыми мошками в лучах солнца. Бурый, прикрыв лицо панамой, дремал. Иногда его тело вздрагивало мелкой судорогой, когда он проваливался в какую-то бездну сна. Федор лежал на спине, уставившись в бескрайнюю синь, по которой медленно плыли редкие, ватные облака. Его взгляд был пуст и сосредоточен одновременно – будто он пытался прочесть в их бесформенных очертаниях неведомые руны или разгадать карту неведомых земель. Алиса примостилась так близко к Кэпу, что ее бедро касалось его руки. Ее пальцы, тонкие и бледные, лениво перебирали пряди его волос у виска, заплетая невидимые косы. Кэп не отстранялся, но и не реагировал, его лицо было обращено к небу, глаза прищурены. А я… я старалась раствориться в траве, стать невидимкой. Впервые за весь поход меня накрыло острое, щемящее чувство чужеродности. Как будто я – лишний винтик в отлаженном механизме, который вот-вот начнет скрипеть и ломаться. Никто не говорил этого вслух. Но тишина между нами кричала громче слов.
Погружение в полудрему было внезапно разорвано. Не грохотом, не криком – нарастающим гулом голосов, скрипом телеги, мычанием коровы, блеянием овцы. Мы вскочили, как по команде, ошеломленные этим внезапным вторжением жизни. Оглядевшись, увидели: хозяева вернулись! Ануфрий выпрягал лошадь, Авдотья несла корзину с травой, Алена гнала кур к сараю. Все было так, как вечером, будто и не исчезали.
– Вы проснулись уже? – Ануфрий обернулся, его загорелое лицо расплылось в широкой, чуть кривой улыбке. Глаза, однако, оставались острыми, как шило. – Думали, еще пятки греете.
– Где вы были?! – вырвалось у Алисы, она подбежала к нему, забыв про Кэпа. Голос ее звенел от натянутого беспокойства. – Мы вас потеряли! Думали, что-то случилось!
Ануфрий медленно повернулся к ней во весь рост. Его взгляд упал на нее тяжело, пронзительно, заставив смолкнуть на полуслове.
– За кого испугалась-то, милая? – спросил он тихо, но так, что слова прозвучали отчетливо на всю поляну. – За нас? Или за себя?
Алиса будто споткнулась о его взгляд. Она резко опустила глаза, губы ее дрогнули, сомкнулись. Ответа не последовало. Просто тишина, внезапная и леденящая.
– Давно не спим, – властно вступил Кэп, оттесняя неловкость. Его голос был ровным, но в нем чувствовалась стальная нить. – Разговор есть. Важный.
– Говори, – Ануфрий не спешил отрываться от своих дел, поправлял сбрую на лошади. – Чего не поговорить-то?
– Можем с глазу на глаз? – настаивал Кэп, делая шаг вперед.
Ануфрий обернулся, медленно, словно древний дуб скрипит ветвями. Его взгляд впился в Кэпа, изучающе, томно. Мгновение тянулось вечно. Наконец, он кивнул, коротко и резко.
– Ну пойдем! Только твои пусть Аленке подсобят. Не стоять же им столбами.
Аленка, дочь Ануфрия, стояла чуть поодаль. Стройная, как молодая березка, но одетая в бесформенные, поношенные лохмотья, которые гасили природную привлекательность, делая ее частью этого грубого пейзажа. Нам вручили тяжелые, туповатые вилы и грабли с облупившейся краской. Задача – перекидать гору душистого сена из телеги в темный провал сарая. Работа простая, почти медитативная. Солнце пекло спины, сено щекотало нос, оставляя сладковатую пыль на губах. Казалось, в этой простой работе было что-то освобождающее от накопившегося напряжения. Мы смеялись, шутили, Бурый изображал заправского косача.
Кэпа и Ануфрия не было около получаса. Мы управились с сеном, помогли Авдотье загнать в стойло коров и лошадей, накрыли на стол под навесом – грубый, но крепкий стол, пахнущий деревом и смолой.
– Что-то долго они там, – Алиса теребила край своей поношенной рубахи, ее взгляд беспокойно метался к краю деревни, за которым скрылись мужчины. Тревога вернулась, оттеснив минутную беззаботность.
– К Ануфрию тоже ревнуешь? – не удержалась я, едва заметная ухмылка тронула губы.
– Ха-ха! Очень смешно! – Алиса попыталась ответить с прежней дерзостью, но в голосе задрожали нотки. – Я не ревную!
– Еще скажи, что вы просто друзья! – Бурый залился своим громким, заразительным смехом, но в глазах Алисы мелькнуло что-то болезненное.
Она отвернулась, и следующая фраза вырвалась тихо, словно пепел:
– Нельзя ревновать того, кто тебе не принадлежит. – И она быстро ушла, растворившись в тени дома. Я сделала вид, что не расслышала, но краем глаза успела заметить – на ресницах блеснула влага. Плачет? Эта огненная, неуязвимая Алиса? Серьезно? Ущипни меня, я сплю!
Идти за ней показалось неправильным. Ей нужно было побыть одной. И мысль о том, чтобы подшучивать над ней позже, теперь казалась жестокой и пошлой.
– Собираемся! – Голос Кэпа разрезал тишину, как нож. Он стоял на краю поляны, лицо его было странно просветленным, будто с него сняли тяжелую маску. Ануфрий шагал к дому, не оглядываясь.
– В ночь?! – Бурый вскочил, глаза округлились от изумления. – Ты с ума сошел?
– А ты опять испугался? – Кэп усмехнулся, и в усмешке было больше облегчения, чем насмешки. – Сегодня отдыхаем. Завтра на рассвете – выходим.
– Ну, хотя бы так, – Бурый выдохнул, смирившись. – А то я уже думал, впотьмах по этим чертовым холмам тащиться.
Обед прошел под аккомпанемент звонких ложек о глиняные миски. Простая еда – щи, картошка, сало, квас – казалась невероятно вкусной. После еды мы, по молчаливому согласию, предложили помочь. Парни ушли с Ануфрием и его сыновьями чинить плетень за сараем. Нас с Алисой Авдотья и Алена повели на реку стирать. Несли мы корзины с грубым домотканым бельем, пахнущим потом и дымом.
– Это так забавно! – Алиса прыгала на ходу, как козочка, ее рыжие волосы сияли на солнце. Казалось, весь груз сомнений и обид с нее слетел. Она была счастлива, по-детски беззаботно.
Вода в реке была прохладной, прозрачной, с золотистым отливом от песчаного дна. Зайдя по пояс, Авдотья с Аленой затянули песню. Мелодия была древней, завораживающей, полной тоски и какой-то дикой силы. Слова звучали непривычно, гортанно, словно на забытом языке предков. Мотив щекотал память, будил что-то глубинное, дремавшее в крови. И вдруг… тонкий, чистый голосок Алисы вплелся в их напев! Она пела! Ее городской, обычно насмешливый голосок сливался с голосами деревенских женщин, звучал удивительно гармонично и… знающе. Я замерла, не веря своим глазам и ушам. Алиса? Эта икона стиля, привыкшая к каблучкам и коктейлям? Она стояла по пояс в речной воде, отбивая вальком тяжелую простыню на гладком камне, и пела на этом древнем наречии! И… плакала! Слезы катились по ее щекам, смешиваясь с речной водой, но она не останавливалась, ее лицо сияло какой-то просветленной печалью. Я почувствовала, как мурашки побежали по спине. Неужели опять сплю?
Алиса заметила мой взгляд, смахнула слезы тыльной стороной ладони и, улыбнувшись мне той же просветленной, немного печальной улыбкой, продолжила петь. Тайна витала в воздухе гуще речной влаги.
Возвращались мы, когда солнце уже касалось верхушек дальних холмов, отливая медь и багрянец. От нас пахло речной свежестью и травами. Алиса… цвела. В лучах заката она была невероятно, дико красивой. Ее рыжие волосы были увенчаны венком из ромашек и васильков, который сплела ей Алена. Огненные пряди развевались на легком, наконец-то подувшем ветерке. Без косметики ее лицо казалось юным, чистым, с легким румянцем на скулах. Широкая, искренняя улыбка не сходила с губ. Она не шла – она порхала! То приседала, чтобы вдохнуть аромат полевого цветка, то срывала спелую земляничину, подбрасывала ее в воздух и ловила ртом. И снова запевала ту самую песню, ее голос разносился по опустевшей деревне.
– Что это за песня? – спросила я шепотом у Алены, идя рядом.
– Мама пела мне ее колыбельную, когда я маленькой была, – ответила Алена, ее глаза тоже светились тихим светом.
– А на каком она языке? – допытывалась я, не в силах понять феномена Алисы.
– Это язык наших бабушек да прабабушек. Мы на нем уж не говорим, забыли. Но мама сказывала, что ее бабушка только на нем и изъяснялась. Как птица небесная. – Алена улыбнулась. Откуда Алиса знала этот язык? Этот напев? Эта мысль сверлила мозг.
– О! Алиска! – Бурый встретил нас у калитки, его глаза округлились от восхищения. – Какая же ты красивая! Прямо… русалка! Никогда тебя такой не видел.
– Спасибо, Миш! – Алиса засмеялась, и – о чудо! – легкий румянец залил ее щеки. Она смутилась! Быстро отвернулась и побежала на полянку, где уже собирались ребята. Я стояла, остолбенев.
– Ничего себе преображение! – пробормотал Федор, наблюдая, как Алиса кружится на поляне, подпевая себе. – Вы что с ней там, на реке, делали? Заклинание какое читали?
– Ребят, я сама в полном… недоумении, – призналась я, разводя руками. – Как будто подменили человека.
– Сонь, – пробормотал Бурый, не отрывая восхищенного взгляда от Алисы. – С тобой Кэп поговорить хочет. Срочно.
– Любопытно, – вздохнула я, предчувствуя новую волну напряжения. – Где он?
– На той же поляне. За домом.
Кэп стоял на краю знакомой поляны, спиной ко мне, глядя на солнце, которое уже наполовину скрылось за горизонтом, заливая все огненным светом. Картина была почти идиллической, если бы не гнетущее предчувствие.
– У меня только одна жизнь, – начала я, стараясь звучать легче, – и мне бы не хотелось ее лишиться из-за приватной беседы! – Намек на Алису был прозрачен.
Он обернулся. Лицо его было серьезным, даже суровым.
– Именно об этом нам и нужно поговорить. Мне дорога твоя жизнь. Поэтому…
– Поэтому ты зовешь меня на разговор наедине, чтобы она точно меня прибила? – перебила я, стараясь сохранить ироничный тон, но внутри все сжалось.
– Поэтому ты с нами не идешь. – Слова упали, как камни. Тяжелые, неоспоримые. Он смотрел мне прямо в глаза, и я поняла – это не шутка.
– Что, прости? – голос мой дрогнул. – С какого перепуга?
– Сонь, пойми! – в его голосе прозвучало что-то похожее на мольбу, но и на приказ. – Тебе туда нельзя. Там опасно.
– Пока плохо получается, – огрызнулась я. Он молча сел на примятую траву, его плечи слегка ссутулились. Я продолжала стоять. – На кой черт меня вообще звали тогда? Для массовки?
– Я не знал, – начал он, но я снова не дала договорить, выплеснув накопившееся:
– Не знал, что Алиса устроит истерику? Не знал, что я не выдержу марш-броска? Что?!
– Не истери! – его голос хлестнул, как плеть. В глазах вспыхнули знакомые красные прожилки. Я стиснула зубы, чувствуя, как предательские слезы подступают. Опустилась рядом на траву. Закат пылал невероятными красками – багрянец, золото, лиловая дымка. – Красиво, правда? – спросил он тише.
– Красиво, – прошептала я, глотая ком в горле. – Только я не понимаю.
– Останься здесь. Пока мы не вернемся. Я прошу. – Он снова поймал мой взгляд. – Обратный путь – через эту деревню. Вернемся через несколько дней. Ты даже не заметишь, что нас нет. Отдохнешь.
– Ты боишься, что если у тебя все получится, придется делить со мной славу первооткрывателя? – я попыталась рассмеяться, но смех получился нервным, надтреснутым. – Так я не претендую! Честно!
– Это здесь вообще ни при чем, – отрезал он.
– Тогда объясни мне, в чем дело?! – голос мой сорвался. – Почему именно мне там опасно, а остальным – прогулка? Что ты знаешь? Тебе Ануфрий что-то сказал?
– Ты что, думаешь, я шучу?! – Он вскочил, лицо исказила злоба. Кулаки сжались до побеления костяшек. – Ты не понимаешь?!
– Мне нужны объяснения! – я тоже вскочила, злость подпирала горло. – Или я сейчас же ухожу отсюда! Домой! И надеюсь, никогда больше вас не видеть!
– Ну и прекрасно! – он взревел, потеряв всякое самообладание. – Иди! В ночь! Одна! Доброго пути!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.