49 притч коуча. Книга 4

Вонючие обноски

В одном из величественных городов Персии жил искусный кузнец по имени Джалал. Его мастерская располагалась в самом сердце базара, где день и ночь кипела торговля, звенели монеты и слышались голоса купцов со всех концов известного мира.

Джалал был не просто мастером своего ремесла – он обладал жизненной мудростью, Его седая борода, покрытые копотью руки и простая одежда выдавали в нем человека труда, но его лицо с шрамами выдавало в нем человека, который перенес немало на своем жизненном пути, при этом его глаза всегда выражали силу уверенность, а весь облик говорил о мудрости.

В те времена в городе по соседству с ним жил молодой торговец драгоценными тканями по имени Касем. Он был сыном богатого купца и привык к роскоши с самого детства.

Касем часто проходил мимо мастерской Джалала, и каждый раз его охватывало раздражение при виде этого простого человека, который излучал достоинство и силу, не обладая богатством и высоким положением в обществе. В глубине души молодой торговец и презирал, и завидовал той внутренней уверенности и спокойствию, которые излучал старый кузнец, но эта зависть проявлялась в нем как злоба и желание унизить.

Однажды, когда солнце стояло в зените и базар был полон народа, Касем решил публично оскорбить Джалала. Он остановился перед мастерской кузнеца и громко, чтобы все могли слышать, начал произносить оскорбления:

– Эй, ты, грязный кузнец! Посмотри на себя – весь в копоти, в лохмотьях! Как ты смеешь называться и выдавать себя за мудреца среди приличных людей? Твое место – в подвале, среди крыс! Ты позор для нашего славного города! Твои руки так грязны, что даже собаки брезгуют есть из посуды, которую ты касался!

Толпа замерла, ожидая реакции кузнеца. Многие знали Джалала как человека мирного, но такие оскорбления могли бы вывести из себя даже святого. Торговцы перестали зазывать покупателей, дети прекратили игры, даже ослы и верблюды, казалось, замолчали, чувствуя напряжение в воздухе.

Джалал медленно поднял голову от своей работы. На его лице не было ни гнева, ни обиды, ни даже удивления. Вместо этого его губы тронула легкая, почти неуловимая улыбка – такая, какую можно увидеть на лице отца, наблюдающего за капризами неразумного ребенка. Он посмотрел на Касема долгим, проникновенным взглядом, полным не презрения, а какого-то глубокого понимания и сострадания.

– Мир тебе, сын мой, – тихо сказал кузнец, и в его голосе не было ни капли злобы. – Пусть твой день будет благословен.

Касем ожидал ярости, готовился к схватке, жаждал конфликта – но этот спокойный ответ привел его в еще большую ярость. Он продолжал кричать, но его слова терялись в той удивительной тишине, которая исходила от кузнеца, словно ураган, встретивший непоколебимую скалу.

Среди наблюдавших эту странную сцену был молодой ученый. Он прибыл в город из Багдада, где изучал философию и поэзию в знаменитой библиотеке. Он видел многое в своих путешествиях, встречался с мудрецами и философами, читал трактаты о человеческой природе, но никогда не наблюдал такого удивительного самообладания перед лицом открытого оскорбления. Когда Касем, так и не добившись желаемой реакции, с проклятиями удалился, Хаким подошел к кузнецу.

– Учитель, – сказал он с почтением у кузнеца– позволь мне спросить тебя. Как ты можешь сохранять такое спокойствие, когда тебя публично оскорбляют?

Неужели слова этого человека не задели твое сердце?

Неужели тебе не больно слышать такую несправедливость?

Джалал внимательно посмотрел на молодого человека, отложил молот, вытер руки о кожаный фартук и сказал:

– Сын мой, если ты действительно хочешь понять, пойдем со мной. Есть вещи, которые лучше показать, чем объяснить словами.

Хаким последовал за кузнецом через лабиринт узких переулков до дома Джалала – скромного жилища с небольшим садом, где цвели розы и журчал ручеек.

Кузнец провел гостя в небольшую комнату, которая служила ему кладовой. Здесь хранились старые инструменты, сундуки с вещами, накопленными за долгую жизнь, свитки с записями работ и заказов. Пыль плясала в лучах солнца, проникавших через небольшое окно, и в воздухе висел запах старины и забвения.

Джалал зажег масляную лампу, он подошел к большому деревянному сундуку, окованному железом, и начал рыться в его содержимом. Хаким наблюдал с любопытством – что же хочет показать ему мудрый кузнец?

Наконец, Джалал извлек из сундука нечто, что когда-то, возможно, было одеждой, но теперь представляло собой жалкое зрелище. Это был халат, настолько ветхий и изношенный, что его первоначальный цвет можно было лишь угадывать. Ткань была изъедена молью, покрыта пятнами неизвестного происхождения, источала запах плесени и затхлости. Дыры зияли в самых неожиданных местах, рукава были разорваны, подол истрепан до неузнаваемости.

– Вот, – сказал кузнец, протягивая эту жалкую одежду Хакиму, – примерь это. Я думаю, тебе подойдет.

Молодой ученый инстинктивно отшатнулся. Его тонкие руки, привыкшие к прикосновению шелка и бархата, не хотели касаться этого отвратительного тряпья. Лицо его исказилось от отвращения.

– Учитель, – сказал он, стараясь не показать своего негодования, – зачем мне эти… эти лохмотья? Я не понимаю твоей шутки. Посмотри на мою одежду – она сшита лучшими мастерами Дамаска, ткань привезена из самой Индии, каждая нить стоит больше, чем иные зарабатывают за месяц. Зачем мне надевать эти грязные обноски? Ты что, потерял рассудок?

Он отбросил халат так быстро, словно тот мог его заразить какой-то болезнью.

Джалал поднял отвергнутую одежду и аккуратно сложил ее обратно в сундук. Затем он повернулся к молодому ученому.

– Видишь, сын мой, – сказал он тихо– ты отказался надеть эти вонючие лохмотья. Ты не стал примерять то, что не подходит тебе по духу.

– Точно так же и я поступил с теми грязными словами, которые швырнул в меня тот несчастный юноша. Его оскорбления – это такие же лохмотья, только для души. Зачем мне примерять их на себя? Зачем позволять чужой злобе и невежеству закидывать это вонючее измышление в мою душу и сознание?

Когда кто-то оскорбляет нас, он предлагает нам надеть одежды его собственной души – грязные, рваные, пропитанные ядом зависти и гнева. Но у нас всегда есть выбор – принять этот дар или отвергнуть его.

Глаза Хакима широко раскрылись от понимания.

– Учитель, – прошептал он, – но как же научиться этому? Как приобрести такую силу духа, чтобы не поддаваться на провокации?

Джалал сел на низкую скамью и жестом пригласил молодого человека сесть рядом.

– Это приходит с пониманием того, кто ты есть на самом деле, – сказал он. – Когда человек знает свою истинную ценность, когда он понимает, что его достоинство не зависит от мнения других, тогда чужие слова теряют власть над ним.

Представь, что ты – драгоценный алмаз. Изменится ли его ценность от того, что кто-то назовет его куском стекла? Потеряет ли он свою чистоту от того, что в него бросят в грязь? Истинная ценность не нуждается в признании толпы.

Но есть и другая сторона этой мудрости. Когда мы отвечаем злобой на злобу, оскорблением на оскорбление, мы не только принимаем чужие лохмотья – мы сами становимся их распространителями этой вони. Мы заражаем мир тем же ядом, который пытались влить в нас.

Хаким размышлял над этими словами.

– Но скажи мне, учитель, – спросил он, – неужели вообще не стоит реагировать на несправедливость? Неужели нужно молчать, когда тебя оскорбляют?

Кузнец улыбнулся:

– Есть большая разница между реакцией из мудрости и реакцией из раненого самолюбия. Иногда мудрый человек может ответить резко, но его цель будет не месть, а исцеление – как хирург режет не из злобы, а чтобы удалить болезнь.

Но чаще всего лучший ответ на оскорбление – это жить так, чтобы твоя жизнь сама опровергала ложь, которую о тебе говорят. Пусть твои дела говорят громче любых слов.

Ну а если кто-то тебе бросает обидные слова – то это твой выбор одеть или не одеть на себя подобные вонючие лохмотья.

А история о мудром кузнеце и изысканных одеждах разлетелась по всему городу, затем по всей стране, и дошла до наших дней, напоминая нам о том, что каждый день мы выбираем, какие одежды надеть на свою душу – и от этого выбора зависит не только наш внутренний покой, но наше благополучие м самоуважение. Кто будет уважать тебя- если ты сам не позволяешь уважать себя.

Оскомина печали

В империи Месопотамии жил в одном из городов выдающийся философ по имени Абу Насир. Абу Насир прожил уже более семидесяти лет. Его лицо, изборожденное морщинами мудрости, светилось внутренним светом, а глаза, хотя и потускневшие от времени, сохраняли ту искру проницательности, которая позволяла ему видеть в души людей глубже, чем они сами видели в себя. Белая борода спускалась до груди, а простая одежда ученого мужа – длинный коричневый халат и белая чалма – говорили о том, что он давно отрекся от мирских соблазнов ради служения истине.

В те дни в городе существовал древний обычай – каждую неделю в большом дворе при главной мечети собирались люди, жаждущие мудрости. Это было священное место, где стирались различия между богатыми и бедными, между знатными и простолюдинами, между молодыми и старыми. Все приходили сюда как равные ученики перед лицом вечной истины.

В одну из таких пятниц, когда солнце уже склонялось к западу, окрашивая небо в оттенки золота и пурпура, во дворе собралась особенно большая толпа. Все они пришли, чтобы услышать Абу Насира, ибо молва о его мудрости разнеслась по всему городу. Говорили, что он может одной притчей изменить жизнь человека, что его слова обладают силой исцелять души, а его истории способны пробудить спящий разум.

Когда мудрец поднялся на небольшое возвышение, обложенное старинными коврами, толпа замолкла в благоговейном ожидании. Абу Насир окинул собравшихся долгим взглядом, и каждый почувствовал, словно философ заглянул именно в его душу, увидел его тайные печали и скрытые надежды.

– Мир вам, ищущие истины, – начал он своим глубоким, мелодичным голосом, который, несмотря на возраст, сохранил силу и выразительность. – Сегодня я расскажу вам историю, которая случилась давным-давно, в те времена, когда мир был еще молод, а люди только учились различать добро и зло.

И он начал рассказывать басню о хитром шакале, который обманом заставил льва поделиться с ним добычей. История была настолько увлекательной, полной неожиданных поворотов и тонкого юмора, что вскоре вся площадь оглашалась смехом. Дети заливались радостным смехом, а их родители, позабыв о повседневных заботах, на мгновение вернулись в собственное детство. Студент Ахмед, изучавший богословие, думал о том, как умело мудрец использует юмор для передачи глубоких истин. Даже чиновник Мансур, привыкший к придворному этикету, позволил себе тихо рассмеяться.

Когда смех утих, Абу Насир продолжил свою речь, говоря о важности терпения и мудрости в принятии решений. Его слова текли, как прохладный ручей в пустыне, принося облегчение жаждущим душам. Слушатели впитывали каждое слово, чувствуя, как их сердца наполняются покоем и пониманием.

Прошло около пятнадцати минут. Солнце опустилось еще ниже, и тени стали длиннее. Абу Насир сделал паузу, посмотрел на свою аудиторию и неожиданно сказал:

– А теперь позвольте мне рассказать вам еще одну историю.

И к удивлению всех собравшихся, он начал рассказывать ту же самую басню о хитром шакале и льве. Слово в слово, с теми же интонациями, с теми же жестами.

На этот раз реакция была совсем иной. Юсуф недоуменно поднял брови – он отчетливо помнил, что только что слышал эту историю. Несколько молодых людей переглянулись с озадаченными лицами. Фатима нахмурилась, пытаясь понять, не ошиблась ли она, думая, что уже слышала эту басню.

Лишь несколько человек засмеялись, и то скорее из вежливости, чем от искреннего веселья. Большинство слушателей молчали, пытаясь понять, что происходит. Студент Ахмед почувствовал, как сердце его сжимается от жалости. Неужели его учитель, которого он так почитал, действительно переживает закат своих умственных способностей?

Чиновник Мансур начал тихо совещаться со своим помощником – не следует ли доложить правителю о состоянии философа? А что, если его мудрость была лишь иллюзией, поддерживаемой его репутацией?

Абу Насир, казалось, не замечал замешательства в толпе. Он закончил историю с тем же спокойствием, с каким начал, и снова сделал паузу. Напряжение в воздухе можно было почти физически ощутить.

Прошло еще полчаса. Мудрец говорил о различных аспектах человеческой природы, о важности самопознания, о том, как страдания могут стать источником мудрости. Его слова по-прежнему были глубокими и проникновенными, что несколько успокоило обеспокоенных слушателей.

Но тут Абу Насир снова остановился и произнес:

– И в заключение позвольте мне рассказать вам еще одну поучительную историю.

Сердца слушателей замерли. Неужели он снова…?

Да, философ в третий раз начал рассказывать ту же басню о шакале и льве. Теперь уже никто не смеялся. В толпе слышались недовольные шепотки. Некоторые начали вставать, готовясь уйти. Юсуф качал головой с сожалением. Фатима вздыхала, думая о том, как жестоко время обращается даже с самыми мудрыми людьми.

– Довольно! – не выдержал один слушатель – Учитель, вы уже дважды рассказывали нам эту историю! Что с вами происходит?

Ропот одобрения прокатился по толпе. Многие кивали, соглашаясь с юношей. Атмосфера стала напряженной, почти враждебной.

Абу Насир спокойно закончил басню и медленно поднял руку, призывая к тишине.

– Дети мои, – сказал он тихим, но ясно слышимым голосом, – я вижу ваше недоумение и понимаю ваше беспокойство. Вы думаете, что старость лишила меня разума, что я забыл только что рассказанную историю. Но позвольте мне спросить вас: разве вы смеялись в третий раз так же громко, как в первый?

Толпа молчала.

– Разве шутка казалась вам такой же смешной, когда вы услышали ее во второй раз?

Снова молчание.

– Когда я рассказал эту басню в третий раз, смеялся ли кто-нибудь из вас?

– Нет, – прозвучало несколько голосов.

Абу Насир кивнул и широко улыбнулся:

– Прекрасно! Вы дали мне именно тот ответ, которого я ждал. Видите ли, мои дорогие друзья, вы не можете смеяться над одной и той же шуткой снова и снова. Ваш разум инстинктивно отвергает повторение того, что уже не приносит радости.

Он сделал паузу, позволяя своим словам дойти до сознания слушателей.

Но тогда скажите мне, – продолжил философ – почему же вы позволяете себе бесконечно плакать по одному и тому же поводу? Почему вы снова и снова прокручиваете в уме одни и те же болезненные воспоминания? Почему вы даете одной и той же печали терзать ваши сердца месяцами и годами?

Он медленно спустился с возвышения и подошел ближе к людям:

– Время – великий учитель. Оно показывает нам, что все проходит. Радость приходит и уходит, печаль приходит и уходит. Проблема не в том, что мы испытываем боль – это естественно и необходимо. Проблема в том, что мы цепляемся за эту боль, словно за сокровище, возвращаемся к ней снова и снова, как к любимой, но уже надоевшей песне.

Студент Ахмед поднял руку:

– Но учитель, как же забыть то, что причинило нам боль? Как перестать думать о потерях и обидах?

Мудрец улыбнулся:

– Я не говорю о забвении, сын мой. Память – это благословение. Она позволяет нам учиться на опыте, ценить то, что у нас есть, и избегать повторения ошибок. Я говорю о том, чтобы не позволять прошлому управлять настоящим.

Есть большая разница между памятью и мучительным переживанием. Можно помнить о потере, не терзаясь болью. Можно извлечь урок из предательства, не носить в сердце яд обиды. Можно чтить память ушедших, не погружаясь в безутешную скорбь.

– Но как этому научиться? – спросил кузнец Ибрагим.

– Тем же способом, каким вы перестали смеяться над повторяющейся шуткой, – ответил Абу Насир. – Естественным образом. Ваш разум знает, когда смех больше не приносит радости. Научите ваше сердце понимать, когда печаль больше не приносит исцеления, а только разрушает.

Каждый раз, когда вы ловите себя на том, что снова и снова переживаете старую боль, спросите себя: "Что нового я получаю от этого страдания? Какую пользу оно мне приносит? Делает ли оно меня мудрее, добрее, сильнее?" Если ответ "нет", значит, пришло время отпустить эту боль, как вы отпускаете надоевшую шутку.

– Помните, – продолжал Абу Насир, – страдание может быть учителем, но плохим хозяином. Позвольте ему научить вас тому, что нужно знать, а затем отпустите его с благодарностью. Жизнь слишком коротка и прекрасна, чтобы тратить ее на бесконечное пережевывание старых обид и потерь. Но только Вы выбираете, сколько времени отдавать своим страданиям точно так же, как выбираете, сколько раз над одной и той же шуткой вы готовы смеяться.

С тех пор история о мудром философе и повторяющейся басне передавалась из поколения в поколение, напоминая людям о том, что у каждого из нас есть власть над собственными эмоциями, и что мудрость заключается не в избегании боли, а в умении не превращать временные страдания в постоянных спутников жизни.

Два учителя

В далекие времена, в Поднебесной жили два наставника боевых искусств – Мастер Лю и Мастер Сунь. Оба были известны своим мастерством владения мечом и глубоким пониманием человеческой природы, но пути их воспитания учеников кардинально различались.

Мастер Лю был человеком мягкого сердца и философского склада ума. Он верил, что истинная мудрость приходит через понимание и терпение, что каждый человек должен найти свой собственный путь к просветлению. Седые волосы обрамляли его доброе лицо, а глаза светились спокойствием горного озера на рассвете.

В один осенний день, когда листья персикового дерева окрасились в золотые тона, к Мастеру Лю пришли его трое воспитанников – юноши, которых он растил с малых лет после того, как странствующие монахи привели их в его дом.

Старший из них, восемнадцатилетний Вэй, склонил голову и произнес дрожащим голосом:

Учитель, мое сердце терзают сомнения. Вы готовили меня стать великим воином, способным защитить слабых и восстановить справедливость в мире. Но я.… я чувствую, что мой путь лежит не в битвах. Мне снятся сны о тихих садах, где я выращиваю цветы лотоса и сочиняю стихи о красоте заката. Я хочу стать поэтом и жить в уединении, вдали от мирской суеты. Простите меня, но меч кажется мне слишком тяжелым для моих рук.

Глаза юноши наполнились слезами, и он прижал руки к груди, словно пытаясь унять стук сердца.

Средний ученик, семнадцатилетний Ли, сделал шаг вперед. Его обычно уверенный взгляд теперь блуждал по полу:

Мастер, я не могу больше скрывать правду. Все эти годы вы учили меня дисциплине, самоконтролю и умению подчинять свои желания высшей цели. Но во мне горит огонь, который я не в силах укротить. Я мечтаю о путешествиях по дальним землям, о приключениях и опасностях. Я хочу стать торговцем, пересекать пустыни и моря, искать сокровища в забытых храмах. Мне душно в этих стенах, учитель. Я жажду свободы и не хочу связывать себя обетами верности одной школе.

Младший ученик, шестнадцатилетний Чжао, едва осмелился поднять глаза: —

Почтенный наставник, – шепнул он, – я тоже должен открыть вам свое сердце. Вы видели во мне будущего хранителя традиций нашей школы, того, кто продолжит ваше дело и передаст знания следующим поколениям. Но… но я влюбился в дочь торговца рисом из соседней деревни. Ее зовут Мэй, и она прекрасна как весенний цветок. Я хочу жениться на ней и стать простым крестьянином. Я буду выращивать рис и овощи, у нас будет много детей, и мы проживем тихую, счастливую жизнь. Прости меня, учитель, но любовь сильнее всех наших традиций.

Мастер Лю слушал своих учеников, и сердце его сжималось от боли. Он видел, как рушатся все его планы и надежды. Годы упорных тренировок, передача древних знаний, мечты о том, что его школа будет процветать – все это таяло как снег под весенним солнцем.

Внутри него боролись два голоса. Один кричал:

– 

"Они предают тебя! Ты отдал им лучшие годы своей жизни, а они отворачиваются от твоих учений!"

Другой шептал:

"Но разве не счастье каждого человека является высшей ценностью? Разве можешь ты принуждать их к жизни, которая противоречит их природе?"

Мастер Лю закрыл глаза и вспомнил слова своего собственного учителя: "Истинная мудрость – это способность отпустить то, что тебе дорого, ради блага тех, кого ты любишь."

Когда он открыл глаза, они были полны печали, но также и понимания.

– Мои дорогие ученики, – сказал он мягко, – сердце каждого человека – это компас, который указывает путь к его истинному предназначению. Кто я такой, чтобы спорить с небесами? Если ваши души требуют иного пути, то идите туда, куда они вас ведут. Возможно, мудрость заключается не в том, чтобы держаться за старые способы, а в том, чтобы принять новые.

Ученики не могли поверить своим ушам. Они ожидали гнева, разочарования, но не такого понимания.

– Идите, – продолжал Мастер Лю, – живите так, как велит вам сердце. Может быть, счастье важнее традиций. Может быть, любовь важнее долга. Может быть, свобода важнее дисциплины.

Ученики поклонились до земли и со слезами благодарности покинули дом своего наставника.

Прошло десять лет. Мастер Лю постарел и поседел еще больше. Одиночество стало его постоянным спутником. Иногда он получал письма от своих бывших учеников, но слова в них звучали все более холодно и отстраненно.

Вэй писал из далекого города, где он действительно стал поэтом, но его стихи никто не читал, а сам он зарабатывал на жизнь, переписывая документы для чиновников. Он жаловался на одиночество и бессмысленность своего существования.

Ли сообщал о своих приключениях, но между строк читалась горечь. Он потерял в азартных играх все свои сбережения, его обманули партнеры, и теперь он скитался по дорогам, не зная, где найти пристанище.

Чжао женился на своей возлюбленной, но семейная жизнь оказалась не такой идиллической, как он мечтал. Жена оказалась капризной и расточительной, дети – непослушными, а работа крестьянина – тяжелой и неблагодарной.

В один дождливый вечер Мастер Лю решил навестить своего старого друга – Мастера Сунь, который жил в соседней долине. Путь был труден для старика, но одиночество терзало его сильнее, чем физическая усталость.

Дом Мастера Сунь был полон жизни и смеха. В главной зале собралась большая семья учеников и самого хозяина, а также его трое взрослых сыновей с женами, и внуками. Огонь в очаге весело потрескивал, на столе стояли чашки с горячим чаем, а воздух был наполнен ароматом праздничных угощений.

Мастер Сунь встретил друга с радостью, но заметил печаль в его глазах.

– Что тревожит твое сердце, старый друг? – спросил он, когда они остались наедине.

– Смотрю на твой дом, полный радости и гармонии, – ответил Мастер Лю, – и не могу понять, как тебе удалось воспитать таких преданных учеников. Мои ученики разбежались по свету в поисках счастья, но обрели лишь разочарование.

Мастер Сунь налил другу чаю и задумчиво посмотрел в огонь.

– Ты помнишь те времена, когда наши дети были молодыми и горячими? – спросил он. – Мой старший сын тоже приходил ко мне и говорил, что хочет стать бродячим музыкантом вместо воина. Средний заявлял, что боевые искусства – это пережиток прошлого, и он станет изобретателем новых механизмов. А младший клялся, что женится только на иностранке и уедет в далекие земли.

– И что же ты им ответил? – с болью в голосе спросил Мастер Лю.

Мастер Сунь улыбнулся и отпил чаю.

– Я сказал им простые слова: "Дети мои, я понимаю, что в ваших сердцах бушуют страсти и желания. Это естественно для молодости. Но знайте – пока вы живете под моей крышей и едите мою пищу, вы будете следовать моим правилам. Если же вы выберете иной путь, то должны будете сами нести ответственность за свои решения, без моей поддержки и защиты."