Возлюбленная псу. Полное собрание сочинений

О тексте Артура Хоминского «Уют Дженкини» (1908-1914)Уют Дженкини выглядит как проба пера. Текст пестрит юной максималистской чушью, однако, погружая искушенного читателя в омут гомерического хохота и заставляя удивляться стилистической безупречности произведения. «Поперек дороги лежала зрелая женщина, необычайной, ослепительной до слез красоты, одетая в лохмотья, столь грязные, что воздух вокруг нее казался липкой плесенью. Тальский дал ей пять рублей и сказал: „Встань и принеси крепкого вина и хороших конфет!“ И она встала и принесла крепкого вина и хороших конфет.» И так далее, можно вытаскивать перлы наугад – там такого много.Конечно, проза Хоминского не претендует на что-то серьезное и брюзгливо-глубокомысленное. Это книга юного бунтаря-стилиста, решившего похулиганить, росчерком пера опрокинуть отжившие литературные формы. Вызывает удивление, врем написания Уюта. Хоминский создал текст в 1910 году, за долгие годы до появления ОБЭРИУтов. А автор романа во многом опередил их. Абсурд и бред в духе Хармса, правда, более тонкий и умный у Хоминского выглядит оправданно и уместно. В целом, если проводит какие-то сравнения, то Уют Дженкини очень близок к «Козлиной Песни», «Странствиям и приключениям Никодима Старшего», «Городу Эн», ну и многим другим – если позволите – «Аполлону Безобразову», «Скандалисту или вечерам на Васильевском острове», и современному роману (ну уж очень похож стиль) «Путешествие к центру земли Александра Кутинова». Короче говоря, крутая книга, хавайте!

С оглядкой на список прочитанного появляется соблазн сопоставить загадочного Хоминского с недавно же читанным Леонидом Добычиным. Оба они относятся к silver age-китчу одновременно с нежностью и иронией (во всяком случае, такое складывается впечатление – как и к чему на самом деле относился Хоминский, никто доподлинно не знает); но если Добычин заботливо вклеивает картинки с ангелами и списки дурных стихов «под Блока» в специальный альбомчик, чтобы спустя годы с ностальгической усмешкой показывать посвященным, то Хоминский нарезает из них дикий дадаистский коллаж – кажется, ни на секунду не сомневаясь, что в точности следует этому самому духу Серебряного века: в самом деле, ангелочек с десятью головами всяко лучше, чем всего лишь с одной. Действительно, выходит неожиданно похоже на прозу Вагинова или Поплавского (хотя сравнения с ними уже стали общим местом), да и определение Волчека – «Лотреамон из Звенигородки» – приложимо не только к литературной судьбе Хоминского, но и непосредственно к его творчеству: пародийное и торжествующее буйство «Уюта Дженкини» временами довольно близко приближается к «Песням Мальдорора». Поэзия Хоминского, к сожалению, не производит столь же ошеломляющего впечатления, как его проза – но до чего же это образцовые «плохие стихи»! Чего стоит одно только авторское примечание: ударения в некоторых словах поставлены вопреки общепринятым (предваряющее стихотворение про «Я любил, но любовью утОмился» и «пустОты беззвучный закат»).