- -
- 100%
- +
Рецензент, доктор филологических наук, профессор Тверского государственного университета Нина Васильевна Семенова
© Лариса Хорева, 2020
ISBN 978-5-0053-0233-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРЕДИСЛОВИЕ
Учебное пособие «Испанская новелла в эпоху Возрождения» включает в себя материал по учебной дисциплине «История литературы Испании» для студентов филологических факультетов. Актуальность данного пособия обусловлена отсутствием системного анализа процесса становления новеллистического жанра в Испании, существованием многочисленных концепций жанра новеллы, часто противоречащих друг другу: в подавляющем большинстве работы по теории новеллы рассматривают жанр как совокупность формальных признаков, оставляя без внимания взаимоотношения, складывающиеся между тремя участниками процесса: автором, читателем и героем, которые становятся краеугольным камнем формирования и развития любого жанра. Представления об этих отношениях получили свое развитие в теории коммуникативных стратегий в литературоведении XX века. Изучение и анализ конкретных текстов испанских авторов убедительно доказывает, что жанровую сущность новеллы и ее качественное отличие от смежных жанров мы можем выявить, опираясь, прежде всего, на взаимоотношения (которые складываются в процессе формирования и развития жанра) между участниками процесса. Нарративы, которые априори относят к жанру новеллы только потому, что они включены в широко известные новеллистические сборники, очень часто новеллами не являются, так как событийность в таких текстах отражает либо притчевое начало (дуализм выбора), либо фаталистическую картину мира сказания. Включение же подобных нарративов в новеллистические сборники помогает понять исторический контекст произведения, связь с культурной традицией, к которой оно примыкает. Изучение испанской новеллы неотделимо от рассмотрения картины мира испанцев XIV – XVI вв., которая определяет концепцию жанра испанской новеллы.
В результате изучения курса обучающийся должен:
Знать
· теорию новеллистического жанра
· смежные жанровые образования, участвующие в образовании новеллы как жанра
· теорию коммуникативных стратегий
Уметь
· применять полученные знания на практике при анализе текста
· исследовать составы новеллистических жанровых комплексов периода Средних веков
· актуализировать признаки исторически существующего жанра
Владеть
· навыками анализа художественного текста с применением теории коммуникативных стратегий
· навыками анализа литературного жанра, заключающийся в сопряжении теории инвариантных жанровых стратегий с рассмотрением его генезиса в исторически конкретных условиях бытования
Методология работы определяется ее принадлежностью к исторической поэтике и опирается на концепцию «памяти жанра» и жанрового «хронотопа» М. Бахтина, на положение Ю.Н.Тынянова о том, что жанр должен определяться и изучаться в рамках современной произведению литературной системы и о нецелесообразности и даже невозможности изучения изолированных жанров вне знаков той жанровой системы, с которой они соотносятся; на категорию коммуникативных стратегий протолитературных нарративов, разработанную В.И.Тюпой; на понятие «внутренней меры», введенное в научный язык современного литературоведения Н.Д.Тамарченко.
Материал пособия поможет обучающимся усвоить материал по исторической и теоретической поэтике, по истории литературы Испании.
Автор благодарит кафедру романской филологии и кафедру теоретической и исторической поэтики ИФИ ИФиИ РГГУ за ценные замечания и комментарии.
Глава 1. Генезис испанской новеллы в отношении к анекдоту
Что же такое анекдот как жанр?
Словарь актуальных терминов и понятий дает следующее определение:
«Анекдот (греч.anekdotos – не изданное). – 1.Сохраняющийся в устной традиции «рассказ, передающий интимную страницу биографии исторического лица, яркий эпизод, острое изречение и т. п. (М. Петровский). 2. Полуфольклорный – полулитературный малый эпический жанр, отличительные черты которого – предельный лаконизм, схематичность изображения действующих лиц, сосредоточенность на одной ситуации, которая переосмысливается и переоценивается посредством резкой смены точки зрения (остроумного поворота или пуанта). И по предмету рассказывания (частная жизнь исторического, т.е. официального лица или случай из жизни людей обыкновенных), и по особенностям функционирования А. – в обоих значениях этого термина – жанр неофициальный: поэтому и рассказ всегда – не литературный, а «подпольно литературный (Е. Курганов), нуждающийся в общности кругозора рассказчика и слушателей (J. Hein) и доверительности их общения»1.
Словарь литературных терминов2 дает следующее определение: «АНЕКДОТ – по точному смыслу слова значит „неизданное“ (греч. Ανέκδοτον). Первые следы употребления этого слова, как термина, мы находим в Византии. „Тайная История“ византийского историка 6-го века Прокопия, содержащая ряд интимных рассказов о царствовании Юстиниана, вскоре стала известна под названием „анекдотов“ (Ανέκδοτα). Это применение термина к историческому рассказу, передающему какую-нибудь интимную страницу биографии исторического лица, яркий эпизод, острое изречение и т. п., стало традиционным и сохранилось до сей поры. Мемуарная литература дает обычно особенно богатый анекдотический материал такого рода».
Словарь литературный терминов, давая определение анекдоту, акцентирует внимание на его генезисе и определяет специфику его бытования: «Литературная обработка неминуемо придает анекдоту инородные для него жанровые черты. Мы говорим об анекдотическом содержании в некоторых новеллах Боккачио, Мопассана, Чехова, но не называем „Декамерон“ или „Пестрые рассказы“ собранием анекдотов. Анекдот в чистом виде трудно отнести поэтому к самостоятельным литературным жанрам, – в этом смысле он еще слишком сырой материал, – но он может быть вплетен в более крупное поэтическое целое, как он вплетается в разговор или в ораторскую речь»3.
Литературная энциклопедия дает обширное определение: «АНЕКДОТ. В переводе с греческого слово „А.“ обозначает „неизданное“ и у древних служило для обозначения произведений, не получивших огласки. Позднее (как напр. у византийского историка VI в. Прокопия в его „Тайной истории“) под А. стали понимать неизвестные факты из какого-либо интересного периода истории или „сокровенные“ подробности из жизни примечательного лица. Давая исход любопытству, возбужденному интересным историческим явлением или деятелем, „снижая“ их путем острого вещественного приближения читателя к чему-то в известном смысле недоступному (напр. вследствие высокого социального положения лица) – А. так. обр. почти с самого начала отличается занимательностью и неожиданностью материала. Если принять при этом во внимание, что устремленность А. в сторону частного и конкретного предопределяла выбор острых и эффектных положений, шутливых подробностей и т. п. элементов, – все более и более разнообразных по мере того, как А. переставал приурочиваться лишь к историческим лицам и событиям, а касался лиц и событий вообще, то вполне понятно будет, что появление А. в Западной Европе связывается обычно с развитием новеллы и легких шуточных рассказов – „фацеций“. Основателем этого рода литературных произведений считают итальянца Поджио Браччиолини (кон. XV в.). Во французской литературе можно соответственно назвать приписываемый Бероальду де Вервилю или Раблэ сборник фацеций-анекдотов „Moyen de parvenir“, а в немецкой литературе Паули, автора „Scherz mit der Wahrheit“ и „Schimpf und Ernst“ <….> Характер происхождения и развития А. частично уже объясняет особенности этого жанра. А. (в своем завершенном виде) является малой повествовательной формой, в основе к-рой лежит выразительно и остро очерченное положение, стремящееся к разрешению и находящее его в замкнутой строго концовке. А. соприкасается так. обр. с новеллой, и не случайно пути их развития совпадают. Хороший А. можно рассматривать как эмбрион новеллы и грань между ними устанавливается именно там, где А. готов перерасти в новеллу»4.
Языковедческие словари акцентируют другую сторону анекдота, прежде всего комическую составляющую, которая не была присуща этому жанру изначально.
1. «Анекдот, короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае; байка, баутка» (Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля. т.1, М., 1863)
2. Анекдот.
– Короткий забавный рассказ о незначительном, но характерном происшествии.
– Комический рассказ о поучительном случае из жизни исторического лица или фольклорного героя. Своеобразная юмористическая, нередко гротескная притча.
– Короткий устный рассказ злободневного бытового или общественного содержания с шутливой или сатирической окраской и неожиданной остроумной концовкой.
(Словарь русского языка под ред. А. П. Евгеньевой. т.1, М., 1986)
Но, несмотря на такой широкий охват всех возможных интерпретаций, эти определения не покрывают полностью всей широты этого жанра. Как видно из рассмотренных статей справочной литературы, лишь очень немногие авторы рассматривали анекдот как предшественник новеллы. В большинстве случаев эта связь не учитывалась и, соответственно, не прописывалась.
Чтобы понять, что же такое анекдот как жанр, обратимся к путям его развития: «С течением времени анекдот стал обозначать „неупомянутый“ прежними авторами, преимущественно историками, какой-нибудь особенно характерный факт, случай или особенное обстоятельство».5
Продолжая свою мысль, А.П.Пельтцер особенно подчеркивает тот факт, что анекдот как жанр во многом складывался благодаря импровизации и фантазии рассказчиков. Сами историки, описывая жизнеописание какого-либо известного лица, часто куражились, украшая свои сочинения деталями, которые не имели никакого отношения к реальной действительности. Так что вскоре наряду с историческим сочинением под термином «анекдот» стали понимать какой-либо занимательный факт, остроумное изречение; случай, поражающий неожиданной развязкой. Весьма скоро последнее толкование анекдота начинает превалировать над первым.
Сегодня, как пишет современный исследователь жанра анекдота Е. Курганов, принято считать, что отправной точкой анекдота является уникальное, но вполне реальное происшествие, которое создает совершенно особое ощущение, особый эффект. Для нас это наблюдение тем более ценно, что апеллирует к поэтике жанра. Согласно исследованию Е. Курганова, анекдот определяется как жанр именно по своему финалу – внезапному, непрогнозируемому, разрушающему стереотипы традиционного восприятия. Утверждая эту аксиому, исследователь задается вопросом, каким же образом достигается подобный эффект внезапности в анекдоте и существуют ли закономерности, позволяющие выстроить такой финал. Дальнейшие рассуждения приводят его к мысли, что анекдот по своей структуре и деталям построения является прообразом новеллы, поскольку при всей скудости деталей и характеристик представляет развернутый текст, с первых слов задавая определенный эмоциональный вектор. Финал анекдота непременно должен развернуть этот вектор в ином направлении, акцентировав совершенно иную логическую связь. Именно этот разворот и является пуантом, определяющим динамизм анекдотического жанра и его качественное отличие от смежных жанровых образований. Только анекдот, по мнению Е. Курганова, способен создать такую энергию при столкновении точек зрения, только в анекдоте возможна встреча принципиально различных миропониманий. Анекдотический эффект формирует убедительное соединение казалось бы несоединимых мнений. Этот жанр постоянно экспериментирует, он не стоит на месте. Невозможно в XX веке рассказать тот же самый анекдот, какой существовал в XV веке: изменились условия жизни, изменился быт, изменилось мировосприятие людей. Это наблюдение Е. Курганова заставляет вспомнить о специфике рецептивной компетенции анекдота.
Анекдот – это постоянное моделирование неожиданной (для данного исторического момента) ситуации. Несмотря на то, что ситуация изначально должна быть трудно представимой, обязательным условием является ее представление как вполне реальной и совершенно обычной, чтобы не возникало ощущение искусственного соединения разных психологических структур. Только в этом случае может быть сформирована логика бытования анекдота.
Отличительную, характерную особенность анекдота Е. Курганов видит именно в его финале, который по его мнению, представляет собой полновесный пуант. Точно такой же пуант присутствует в новелле, что, как пишет Е. Курганов, подтверждает теснейшее родство обоих жанров и огромную роль анекдота в становлении новеллы как жанра.
Соглашаясь со своим коллегой относительно сюжетообразующей роли финала в анекдоте, словацкий ученый В. Марчок6 выделяет следующие значимые, по его мнению, характеристики анекдотического жанра, среди которых разработка одного эпизода; краткость повествовования, соседствующая с намеком; диалогическая структура повествования; многозначность восприятия; заданный вероятных поступков / идеоречевых актов для определённых персонажей.
Далее он также проводит аналогии литературного анекдота с возникающим позднее жанром новеллы. Правда, только этим утверждением словацкий ученый и ограничивается, поставив для себя в качестве основного вопрос о специфике структуры анекдота как жанра.
Этот же вопрос стоял и перед отечественными исследователями. Для А. П. Пельтцера, типичной характеристикой анекдота как жанра является его жанровая гибкость: анекдот способен родиться и развиться из любого жанра, фольклорного и/или литературного. Точно также анекдот способен легко перенять признаки другого жанра, где на первое место выходит игра слов или положений. Е. Курганов, в свою очередь называет анекдот «жанром – бродягой, готовым приткнуться где угодно, лишь бы была крыша над головой»7.
Но, что важно отметить, анекдот не существует за счет других жанров, напротив, он во многом способствует их развитию. Эта особенность обусловлена исключительной жанровой природой анекдота, который комбинирует обширную ассоциативность и предельную краткость, объективное содержание и субъективное отражение реальности.
Проблеме генезиса и жанровых характеристик посвящены работы Е. Курганова «Устный рассказ в системе русской культуры в конце XVIII – начале XIX века» и «Анекдот как жанр», который проводит четкую границу между фольклорным и литературным анекдотом, указывая, что если фольклорный анекдот легко приспосабливается к любой исторической эпохе, то есть отличается универсальностью восприятия, то литературный анекдот – историчен, то есть абсолютно четко характеризует быт и нравы того исторического периода, в который он был создан, и подтверждает основополагающий принцип, который позволяет отделить анекдот от смежных жанровых образований: референтная компетенция дискурса. Слушатель/читатель должен преодолеть границы общепринятого восприятия, перейти в ту же систему координат, что и рассказчик, чтобы занять новую смысловую и оценочную позицию. «В этом заключается смеховой катарсис анекдота как жанра, эффект завершения высказывания как целого».8
Исследование жанровой специфики анекдота представлено в работах А.В.Лужановского «От анекдота к новелле» и «Выделение жанра рассказа в русской литературе», в которых анекдот интерпретируется как нарратив, который первым ввел ситуацию рассказывания в текст (а ведь последнее является характерным признаком новеллы).
Как видим, анекдот во многом сродни новелле в плане жанровых характеристик, не случайно, что он становится одной из протоформ новеллы, легко и органично вписавшись в традицию «примера», который, как мы выяснили в первой главе, лег в основу новеллистической жанровой системы.
Но значительно более роднит анекдот и новеллу единство их коммуникативных стратегий.
Оба жанра моделируют казусную картину мира, где доминирует игра случая, непредсказуемое столкновение инициативных индивидуальностей, где остроумный или глупый ответ/поведение персонажей подчеркивает хаотичность мира и отсутствие какого-либо заданного порядка. Герой анекдота, как и далее герой новеллы, становится нарушителем общепринятых норм, создавая анекдотический эффект, часто комический, но в большинстве случаев – просто занимательный и парадоксальный, в котором не общеизвестная аксиома или мораль становится финалом нарратива, а частное мнение, курьез, который может не отличаться глубиной идеи, но ценен, прежде всего, как проявление личностной инициативы.
Как же новеллизировался анекдот?
Обратимся к творчеству первого испанского новеллиста Хуана Манужля, автора сборника «Книга примеров графа Луканора и Патронио».
Рассмотрим «пример» II «De lo que contesció a un hombre bueno con su fijo» («О том, что произошло между одним почтенным человеком и его сыном»). Рейнальдо Айерб-Шо, анализируя данный «пример» Хуан Мануэля, пишет о существовании, по меньшей мере, двух предшественников испанского автора, разрабатывавших этот сюжет. Одним из них был немецкий писатель Ульрих Бонер, другой – английский проповедник Джон Бромьярд, «Сумма проповедников» которого датируется 1270 – 1275 гг. Какие же основные изменения были внесены Хуаном Мануэлем в этот сюжет? Сравним его текст и текст Джона Бромьярда. Начнем с того, что Хуан Мануэль в отличие от английского проповедника дает предысторию данного происшествия, рассказав о том, что некий человек долгое время мучился со своим сыном, который слишком зависел в своих действиях от мнения других людей. В один прекрасный день он решил преподать ему урок. Джон Бромъярд обходится без этой предыстории, начиная свой рассказ непосредственно с самого события: отец с сыном, прихватив осла, отправляются на рынок. Дальнейшее повествование – о том, как отец с сыном поочередно садились на осла, в зависимости о того, что говорили проходившие мимо люди – в целом совпадает у обоих. Но финал произведения сохраняет свои нюансы в каждом отдельном случае. Если в тексте Джона де Бромьярда финальный вопрос отца спровоцирован смехом прохожих, то в рассказе Хуана Мануэля акценты расставлены по-иному. Финальная речь отца перекликается с задачей, заявленной им в начале текста: научить своего сына как надо жить. Предыстория с объявленным заранее намерением отца усиливает поучительный смысл рассказанной истории и вместе с тем несколько мешает создать эффект неожиданной развязки – пуанта, роднящий анекдот и новеллу. Тем не менее, данный текст мы можем назвать анекдотом – новеллой, поскольку он осваивает ситуации частной жизни, основу сюжета здесь составляет диалог отца и сына, текст целиком ориентирован на ответную реакцию персонажей (что является одним из важнейших признаков анекдота, который предполагает диалогизированное слово прямой речи), и слушателей, которые должны преодолеть стандарт привычного поведения, обрести внутреннюю свободу и новую ценностную позицию.
Другой образец типичного «примера» – анекдота – «пример VIII» «De lo que contescio a un hombre que habian de alimpiar el figado» («О том, что случилось с человеком, которому надо было очистить печень»), который взят, видимо, из латинского сборника «Римские деяния». В этом рассказе в полной степени проявляется особенность мышления людей эпохи средневековья, склонных к индуктивному мышлению, к преувеличению фактов, которое помогало бы лучше осмыслить то или иное явление. Рассказ Патронио очень короток:
1. Un homne era muy mal doliente, assi quel dixieron los fisicos que en ninguna guisa non podia guarescer si non le feziessen una abertura por el costado, et quel sacassen el fidago por el, et quel alimpiassen de aquellas cosas porque el figado estaba maltrecho. Estando el sufriendo este dolor et teniendo el fisico el figado en la mano, otro homne que estaba y cerca del, comenco del rogarle quel diesse de aquel figado para su gato
(Некий человек был сильно болен. Врачи сказали, что есть только один способ его вылечить, а именно – сделать ему прорез в боку, вынуть печень, обмыть ее разными потребными снадобьями и таким образом очистить от всего, что было в ней причинившего болезнь. И когда он испытывал ужасные боли, а врач держал в руках эту печень, один человек, стоявший рядом, попросил у него этой печени для своего кота (пер. Д. Петрова)).
Это повествование наилучшим образом отражает жанровую природу анекдота: персонажи этой истории схематичны, лишены имен, каких-либо характеристик, индивидуальности. Об одном из трех персонажей известно только, что он врач, о двух других читатель не узнает вообще ничего. Сюжет совершенно не развернут. Страсти, чувства, переживания никак не отражены в данном тексте. Соответственно, нет изображения внутреннего мира персонажей, нет даже намека на интериоризацию конфликта, нет перспективы события. Неправдоподобность действия одного из персонажей («один человек, стоявший рядом, попросил <…> этой печени для своего кота») заставляет вспомнить о рассмотренных выше «примерах» средневековых сборников, где алогичные поступки персонажей часто завершали повествование, сообщая нам об анекдотической природе нарратива. С другой стороны, финал такого рода может рассматриваться как аналог новеллистического пуанта, завершающего повествование на самом пике напряжения, но одного этого элемента недостаточно, чтобы повествование смогло «оторваться» от изначальной анекдотической схемы, так что мы можем идентифицировать данный нарратив как «пример» -анекдот.
Иначе обстоит дело с «примером» IV: «El genoves y su alma» («О том, что сказал своей душе один генуэзец, когда умирал» (пер. Д. Петрова). В отличие от сюжетов ряда других «примеров», этот нельзя назвать широко распространенным бродячим сюжетом, хотя исследователям известны три его версии: тексты Этьена де Бурбона, Джона Бромъярда и Жака де Витри. В целом, сюжет всех версий идентичен: некто, почувствовав приближение смерти, предлагает душе взглянуть на богатства, приобретенные им в течение всей жизни. В итоге он либо просит душу еще немного задержаться в теле (как в рассказе Жака де Витри), либо проклинает ее за то, что она не ценит земных богатств и хочет отделиться от тела (как в рассказах Этьена де Бурбон, Бромъярда и Хуана Мануэля).
Хуан Мануэль значительно дополняет схему сюжета, предложенную его предшественниками. Его герой получает дополнительную характеристику. Он уже не просто абстрактный скупой, а богатый и удачливый генуэзец. Его разговор с душой также мотивирован (если персонажи предшествующих рассказов просто чувствуют приближение смерти, то генуэзец неожиданно серьезно заболевает). Слово «неожиданно» синономичное «вдруг», «внезапно», становится тем индикатором, которое сразу переводит текст в разряд нарративов, построенных по коммуникативной стратегии анекдота, где неожиданное происшествие становится событием и ломает привычные ожидания читаталей.
Хуан Мануэль в отличие от своих предшественников значительно детализирует действие: генуэзец сначала приглашает своих родственников и друзей, затем просит перенести себя во дворец, с террасы которого открывается прекрасный вид на море и на землю. Слуги по его приказу ставят перед ним все его драгоценности. Все эти действия генуэзца создают некую мизансцену, которая наглядно демонстрирует, чего лишается генуэзец в случае своей смерти, придает его речи большую убедительность, поскольку он апеллирует не к абстрактным сокровищам, а к вполне реальным, тем, что в этот момент находятся рядом с ним. Таким образом, по сравнению со своими предшественниками, Хуан Мануэль разрабатывает сюжет в очевидном психологическом ключе и тем самым придает ему большую достоверность и напряженность, приводящую к углублению конфликта. Ведь даже разговор со своей душой он начинает «en manera de trebejo» («как бы в шутку»). Его речь, обращенная к душе, построена по законам риторики: он перечисляет все то, что любит его душа (жена и дети, родственники и друзья, сокровища), затем говорит ей, что все это остается на земле, потому душе незачем расставаться с телом. Но, прибавляет он в конце, если душа не боится гнева божьего, она может идти куда захочет, никто не посочувствует ей, если она не найдет того, что хочет.
Последняя фраза генуэзца определяет жанровую принадлежность данного текста. Ее комический смысл отсылает нас к анекдотическому началу, курьезному своей окказиональностью и беспрецедентностью, хотя и приправленному «поучительностью» exempla. Начало этого рассказа вполне отвечает церковной проповеди – показать, что все земные богатства – ничто по сравнению с тем, что ожидает человека в потустороннем мире. Здесь, однако, ситуация решается качественно иным способом. Для героя этого повествования земные блага оказываются выше, чем небесные. Так что мы можем говорить, что перед нами, с одной стороны, типичный анекдот с его карнавальным мироощущением, выворачивающий наизнанку ценности миропорядка. С другой стороны, перед нами полноценная новелла: налицо два константных признака новеллы: коммуникативная стратегия анекдота и наличие пуанта, роль которого композиционно и интонационно играет та самая последняя фраза генуэзца. Именно эта фраза создает эффект неожиданной развязки и заставляет пересмотреть все рассказанное выше, ставя под сомнение исходный тезис о райском блаженстве. Оформление нарратива как некой зарисовки из жизни, юмор, асимметричная сюжетная структура – финальное событие значительно короче всего предшествующего перечня событий – заставляет нас рассматривать данный нарратив как полноценную новеллу.