Посвящение:
Для тех, кто знает, что такое сложный выбор.
Для тех, кто любил, несмотря на страх.
Для тех, кто падал, но находил в себе силы подняться.
Предупреждение о триггерах:
Содержит сцены эмоционального давления, токсичных отношений, сложных отношений с родителями, сцены физического насилия и похищения. Рекомендуется для читателей 18+.
Глава 1. Лиана
Сердце билось где-то в горле. Позвоночник продрал холод, а ткань футболки неприятно прилипла к влажной коже между лопатками.
Я судорожно сжимала пальцы, ногти впивались в ладони, оставляя глубокие красные полумесяцы. Резкий, стерильный запах дезинфекции, обычно едва заметный в кабинете доктора Робинса, сегодня буквально душил, вызывая приступы тошноты. Белый свет ламп казался нестерпимо ярким, резал глаза, усиливая головокружение. Время тянулось невыносимо медленно, каждая секунда отдавалась болезненным ударом в груди. Внешне я старалась сохранять спокойствие, но внутри был хаос.
Что я сделала не так в этой жизни?! Я ведь старалась быть хорошей, правильно питалась, занималась спортом… Но, видимо, для некоторых просто нет счастливого сценария. Почему я?!
Слёзы наворачивались на глаза, но я изо всех сил старалась сдержаться, сглатывая подступающий к горлу ком.
Взглянула на доктора и быстро отвела глаза, боясь увидеть в них подтверждения своим страхам. Сегодня он должен был объявить окончательное решение, от которого зависела моя жизнь. Мне всего двадцать пять. Жизнь только начиналась. Я столько всего хотела… А вместо этого – третья стадия сердечной недостаточности.
Год назад, на обычном, рутинном медосмотре для работы, одна фраза врача изменила всё. Одышка, головокружение, усталость – я упрямо списывала всё на стресс, на бешеный ритм Нью-Йорка. Думала, просто выгорела. Но нет. Оказалось, моё сердце сломалось. Буквально.
Я заставила себя сделать глубокий, дрожащий вдох, прежде чем спросить, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Ну что скажете?
Мне жизненно необходим донор со здоровым сердцем, которое всё ещё бьётся в чьей—то груди. А это ведь не почка и не фрагмент печени, которые можно пересадить от живого человека. С первой отрицательной шансов почти нет. Могла бы сыграть в лотерею – может, повезло бы больше.
Год, проведённый в национальном листе ожидания, был для меня вечностью, полной надежд и разочарований. Я была пятой в очереди. Благодаря помощи доктора Робинса и, конечно, крупной сумме (пришлось продать родительскую квартиру) меня передвинули на второе место. Человеку, который был передо мной, повезло – ему провели трансплантацию. Теперь моя очередь. Но когда она наступит?
Каждый звонок из клиники заставлял всё внутри замирать. Секундная вспышка – «а вдруг?» – и тут же холодный голос в трубке с привычным приговором: не та группа крови, не тот размер, несовпадение по антигенам. Очередной удар под дых.
Я вложила все свои ресурсы в экспериментальное лечение – клеточную терапию. Мне ввели стволовые клетки, которые должны были заставить сердце работать хоть немного дольше. Просто дождаться подходящего донора.
Если этого не случится… ну, я не знаю, что буду делать. Я не хочу умирать… Я не видела океан. Не влюблялась. Даже квартиру свою так и не обжила.
Я сделала несколько глубоких, рваных вдохов, пытаясь заставить себя сосредоточиться на том, что важно прямо сейчас.
– Лиана, ты же понимаешь, что… – начал доктор Робинс своим спокойным, ровным голосом, но я не выдержала и перебила его. Не хотела снова слышать эти уклончивые фразы.
– Просто скажите правду, доктор! – перебила я, не сдержавшись.
Он медленно опустил результаты моих последних обследований на стол. Тяжёлый вздох вырвался из его груди, взгляд метался между бумагами и моим лицом. В этот момент я всё поняла без слов. Воздух разом вышибло из легких. В груди что-то треснуло, и осталась лишь зияющая дыра.
– Прости, Лиана, но лечение не принесло ожидаемых результатов. – произнёс он тихо, почти шёпотом.
Мне показалось, в его взгляде было сострадание, будто он сам страдал от того, что ничем не может помочь. Но доктор Робинс всего лишь врач, а не волшебник, способный исцелить любую болезнь. И я это понимала. Где-то глубоко внутри. Но от этого было не легче.
В кабинете воцарилась абсолютная тишина. Настолько плотная, что я слышала, как кровь шумит в ушах. Слёзы начали скапливаться в уголках глаз, застилая пеленой окружающий мир, но я сдерживала их, изо всех сил цепляясь за остатки самообладания. В горле пересохло, образовался тугой ком, который мешал дышать. Дрожь бежала по рукам, не поддаваясь контролю. Дышать стало тяжело, будто кто-то давит на грудь. А сердце стучало так сильно, что мне стало страшно: а вдруг оно не выдержит и сдастся прямо сейчас?
– Что… что это означает для меня? – мой голос дрогнул, и слёзы всё-таки покатились по щекам, оставляя горячие дорожки на коже.
Доктор потёр переносицу, глядя куда-то поверх моей головы. По тому, как он на мгновение запнулся, прежде чем заговорить, я поняла – он ищет нужные слова. Но разве такие существуют? Наконец, он с шумом выдохнул, уронил руки на стол и, не глядя на меня, произнёс:
– К сожалению, терапия не дала того эффекта, на который мы рассчитывали. Остаётся только надеяться на чудо. На появление подходящего донора.
Но я знала, чувствовала в глубине души, что мне не поможет так повезти. Удача никогда не была на моей стороне. Будь всё иначе, разве я оказалась бы в такой ситуации?
Однако я не могла так просто сдаться и смириться с этим вердиктом. С трудом поднявшись со стула, я попыталась успокоиться и найти в себе силы бороться до конца, даже если это будет последнее, что я смогу сделать.
– Я поняла вас… Спасибо, доктор Робинс.
– Лиана, мы найдём решение. Я подниму все свои связи, свяжусь с коллегами за границей, поговорю с экспертами…
Руки не слушались. Я сгребла со стола документы, сминая углы, и молча кивнула. Сказать что-то было выше моих сил. Доктор Робинс не смотрел на меня, просто уставился на свои сцепленные руки.
Выйдя в коридор, я не могла вспомнить, как попрощалась. Щелчок замка все еще звучал в ушах, а ноги казались ватными. Я шла, словно во сне, сосредоточившись на монотонном узоре пола: квадрат, стык, ещё квадрат. Звуки пробивались словно из-под толщи воды: скрип колёсиков, далёкий смех, ровный гул ламп. Всё это было фоном для единственного настоящего звука – стука крови в ушах.
Остановилась посреди холла и оглянулась по сторонам, не понимая, где выход. Всё вокруг казалось чужим и каким-то неправильным. Но тут меня пронзила вспышка боли. Мимо пронёсся вихрь из тёмной ткани и отчаяния. Мужчина. Огромный. Дорогой пиджак натянулся на широченных плечах, галстук сбился набок. Он не замечал ничего вокруг. Я успела поймать его взгляд – в нём было что-то… нечеловеческое. На руках он нёс девушку. Её голова безжизненно моталась у него на плече, а ноги болтались в такт его шагам. Сквозь гул в ушах я едва разобрала обрывки его крика:
– …bystreye!… vracha!… zhivo!
Незнакомец двигался с такой скоростью и решимостью, что казалось, будто никакая преграда не могла его остановить. Он начал заворачивать за угол, и в этот короткий миг, когда его лицо показалось в профиль, я успела заметить его бледность и резко очерченные черты.
Я опустила глаза и сначала не поняла, что это. Тёмная, почти чёрная лужа на светлом линолеуме. Кровь. Во рту появился кислый, металлический привкус, и желудок туго скрутило.
– Боже! Что случилось? – прошептала я, скорее самой себе, чем кому-то ещё.
За спиной в этот момент раздались громкие голоса, говорящие на незнакомом мне языке.
– …okhrana!…proverit'!…sektor!…bystro!
Обернувшись, я увидела стену чёрных костюмов. Коротко стриженные затылки, блеск наушников-«улиток», жёсткие складки пиджаков, под которыми угадывалось оружие. Они двигались слаженно, как единый механизм. Холодок страха пробежал по моей спине. В ужасе я отпрянула назад и опустилась на ближайший стул.
Внезапно мир стал слишком шумным. Скрип колесиков, обрывки чьих-то голосов, пронзительный писк аппаратуры. Но картинка перед глазами подрагивала. Я вцепилась в собственную руку – нужно было хоть что-то, за что можно зацепиться. Почувствовать хоть что-то настоящее и прийти в себя. До дома я так точно не дойду.
Что с тем мужчиной? А с девушкой? Она была жива? Почему охрана отреагировала так быстро и жёстко?
Я настолько ушла в этот ступор, что не сразу почувствовала чужое прикосновение к плечу. Оно было осторожным, но я всё равно дёрнулась, резко поднимая голову. Передо мной стояла медсестра доктора Робинса.
– Мисс Миллер, с вами всё в порядке? – спросила она, ее брови были нахмурены, а в глазах читалась тревога.
– Да, просто… мне вдруг стало нехорошо. – пробормотала я, чувствуя, как щёки заливает краска стыда. Как объяснить ей, что я просто отключилась от реальности, погрузившись в переживания?
– Вы уже целый час здесь сидите, мисс Миллер. Позвать доктора? – её голос звучал всё более обеспокоенно.
– Что? – прошептала я, не веря своим ушам. – Я же… я же только…
Я огляделась. Больница за это время словно выдохнула. Суматоха улеглась, охрана исчезла, и в коридоре теперь царила привычная больничная тишина, нарушаемая лишь приглушёнными голосами и скрипом каталок. На полу, там, где совсем недавно расплывалось багровое пятно, теперь было чисто, словно ничего и не было. Я испуганно взглянула на наручные часы и с ужасом осознала, что медсестра права – прошёл целый час, а я этого даже не заметила. Время, которого у меня и так оставалось так мало, безжалостно утекало сквозь пальцы.
– Всё хорошо, я, пожалуй, пойду. – смущённо пробормотала я, поднимаясь на ноги. Схватив сумочку, которая незаметно для меня упала на пол, я поспешила к выходу.
На улице я наткнулась на тех самых мужчин, которые говорили на странном и резком языке. Что—то в их внешности привлекло моё внимание – та же жёсткая сосредоточенность, та же холодная решимость в глазах. Но разве это сейчас важно? Отбросив лишние размышления, поплелась к своей машине на парковке. Но когда открыла водительскую дверь, до меня снова донеслись громкие крики возле главного входа в клинику. Я остановилась и обернулась.
– Господин Викторов, подождите! – донёсся до меня почти хриплый голос доктора Робинса.
Не знаю зачем, но я прислушалась к их разговору. И наконец-то, смогла разглядеть мужчину, который толкнул меня ранее в коридоре. Дорогой костюм идеально облегал его атлетическую фигуру. Он стоял с безупречной осанкой, как военный генерал. Но несмотря на манеры и сдержанность, в его темных глазах таилось что-то пугающее. Мне инстинктивно захотелось отступить.
– Для вас, сенатор Викторов! – Голос незнакомца был низким и напряженным от ярости. – Я закрою эту клинику к чёртовой бабушке!
– Но, сенатор, как вы не понимаете?! Ваша сестра добровольно согласилась пожертвовать свои органы! – в отчаянии пытался убедить его доктор Робинс.
– Мне плевать на это! Я не позволю, чтобы Еву разобрали на запчасти!
Органы? Сестра?
Невольно вырвался вздох облегчения.
Неужели… это мой шанс?
– Одумайтесь, сенатор! Это может спасти жизнь нескольким людям! – парировал врач. – Она уникальный донор!
– Она моя сестра, а не грёбаный контейнер с органами! – отрезал Викторов, его глаза горели огнём ярости. Если бы взглядом можно было убивать, то доктор Робинс сейчас точно был бы мёртв.
– Ваша сестра погибла, и мне очень жаль, но она хотела спасти жизнь другим! У меня люди в очереди мечтают о таком шансе! И по закону, браслет на её руке предоставляет мне полное право передать органы Евы Кирилловны реципиентам, без вашего согласия.
Затаив дыхание, я смотрела на доктора Робинс, чувствуя глубокое восхищение. Он действительно всей душой болел за своё дело и пациентов. Внезапно, словно почувствовав мой взгляд на себе, мужчина обернулся и, наконец, заметил меня. Его глаза расширились от удивления и чего-то ещё, что я не смогла разобрать.
– Эта девушка борется за свою жизнь, и только ваше немедленное согласие может её спасти. – громко заявил он, жестом указав в мою сторону. – Если не получится получить ваше согласие – мы подадим запрос в комиссию. Но это займёт драгоценное время. Моя пациентка ещё жива, но это лишь вопрос времени – часы, дни, недели… или несколько месяцев. Ей сложно подобрать донора, да ещё и совместимого с её группой крови. Но прямо сейчас, пока сердце вашей сестры ещё бьётся – это, возможно, последний шанс для неё…
Во мне словно зажглось крошечное «а вдруг…» Я затаила дыхание. Сенатор посмотрел на меня, и от его тяжёлого взгляда захотелось съёжиться. Вся его поза кричала о боли и ярости. Но потом что-то изменилось. Его взгляд на долю секунды сместился в сторону, как будто он о чём-то задумался, а мышцы на лице на мгновение расслабились. Всего на миг. Этого хватило, чтобы я поняла – он колеблется.
Но уже через минуту незнакомец сказал только одно слово:
– Нет.
Глава 2. Артём
Потеря сестры выворачивала меня наизнанку. Я сжал пальцы так сильно, что костяшки побелели, борясь с подступающей к горлу криком. От Евы осталась только оболочка, подключённая к аппаратам. Всё вокруг – стерильная белизна, запах лекарств, жалостливые взгляды медиков – вызывало тошноту. Хотелось забыть этот проклятый день. Но назойливый доктор Робинс не давал мне покоя, догнав меня уже на парковке и пристал со своей просьбой – отдать органы сестры кому-то, кого я даже не знал.
– Сенатор Викторов, будьте благоразумны! – взмолился он, и в его голосе слышалась неподдельная мольба. – Ева Кирилловна мертва, её мозг не работает. Но сердце всё ещё бьётся. Подумайте – эта девушка может выжить, благодаря вашей сестре.
Проигнорировав Робинса, я уставился на девушку. Что-то в ее позе, в опущенных плечах, цепануло меня.
– Как вас зовут?
– Л…Лиана. – заикаясь, ответила она.
– Подойдите ближе, – коротко бросил я.
Она сделала несколько нерешительных шагов. Я встретился с ней взглядом – в карих глазах не осталось ни надежды, ни веры, только страх и усталость. На мгновение я даже забыл о собственной боли. Мой взгляд скользнул по её стройной фигуре, и в голове промелькнула мысль: ей бы жить, любить, смеяться… Но смертельная бледность её лица и дрожь в руках говорили о том, что она серьезно больна.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять…
Я задумчиво кивнул, переваривая слова девушки и Робинса.
«Сердце Евы… отдать незнакомке?» – мысль об этом казалось дикостью. Я никогда не думал, что сестра могла согласиться на такое. Но Еве оно уже не нужно… а девушке…
– Что с твоим сердцем? Ты действительно умираешь?
– Да. У меня сердечное заболевание, которое нельзя ничем вылечить, поможет лишь трансплантация сердца. – ответила она, её голос дрожал от волнения.
– Какая у тебя группа крови?
– П… первая отрицательная… – едва слышно прошептала Лиана, опустив глаза.
На мгновение я замер. Всё совпало. Какая-то злая шутка судьбы, бросившая эту девчонку на моём пути именно сейчас, когда всё ещё в её крови Евы, а эмоции разрывали меня на куски. Но сейчас не время для слабости. Я принял решение и повернулся к врачу.
– Слушай внимательно, Робинс. Ты можешь взять сердце моей сестры. Но только его. Если исчезнет хоть что-то ещё… – я сделал паузу, наслаждаясь тем, как страх искажает лицо доктора. – Ты пожалеешь, Робинс. И никто – ни твоя белая мантия, ни клятвы Гиппократа, ни связи – никто тебя не спасёт. Я. Понятно. Выражаюсь?
Доктор судорожно сглотнул и поспешно кивнул. Не дожидаясь его ответа, я резко развернулся и двинулся к машине, оставляя этих двоих на парковке. Каждый шаг отдавался тяжестью в груди. В висках пульсировала тупая боль. Мне нужно было уйти отсюда, побыть одному, справиться с эмоциями и, наконец, заняться делом.
Я должен найти снайпера. Ублюдка, который попал в Еву вместо меня.
Спустя двадцать минут я переступил порог своего пентхауса в самом сердце города. Напряжение последних часов сдавливало виски, а в душе поселилась пустота. Двери лифта бесшумно разъехались, и я ступил на ворсистый ковёр, не ощущая под ногами твёрдости. Знакомая обстановка не принесла ни малейшего утешения. Всё казалось чужим, бессмысленным.
Войдя в кабинет, я тяжело опустился в кожаное кресло. Горе, которое я сдерживал всю дорогу, наконец, нахлынуло в полную силу, сдавив горло. Я закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в руках. Феликс, мой лучший друг и секундант, молча стоял напротив. Всегда рядом, как тень, готовая подхватить. И сейчас его присутствие было остро необходимо, как глоток воздуха.
– Выпьешь? – тихо спросил он, подходя к бару, заставленному бутылками с разнообразными алкогольными напитками. Феликс старался говорить ровно, но в его голосе слышалось сочувствие, которое я так хорошо понимал.
– Давай что-нибудь покрепче. – хрипло бросил я в ответ, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза. Мне нужно было заглушить эту жгучую боль в груди, хоть на минуту забыть ее глаза. Иначе я просто не выдержу.
Феликс без слов понял, что мне нужно. Вскоре рюмка с водкой стояла передо мной. Я залпом выпил напиток, чувствуя, как он жжет пищевод, растекаясь теплом по венам. Но боль никуда не ушла.
– Интересный выбор. – пробормотал я, ощущая, как алкоголь начинает медленно расслаблять напряжённые мышцы. Но я знал, что это лишь временное затишье перед бурей.
– Сейчас только это тебе поможет обуздать гнев внутри. – ответил Феликс, опустошив свою рюмку.
– Сомневаюсь, что мне хоть что-нибудь поможет после того, как я не смог защитить Еву… – мой голос дрогнул. – …и потерял её.
Образ безжизненного тела сестры стоял перед глазами. Я сжал руки, ногти врезались в ладони. Эта боль немного привела меня в чувство.
Феликс тяжело вздохнул и устроился на диване напротив. Ему тоже было нелегко. Он уже давно влюблён в Еву, хоть и скрывал это. Я видел это в его глазах, в каждом жесте, в скрытой заботе, с которой он относился к моей сестре.
Сейчас Феликс, как всегда, будет скрывать свои истинные эмоции за маской хладнокровия, пока не окажется наедине с собой, рядом с боксёрской грушей или с пистолетом в руках, вымещая свою ярость и горе.
– Я найду виновника, – мрачно пообещал он. Я знал, Феликс не остановится, пока не найдёт ублюдка и не свершит правосудие.
– Мы разберёмся с этим вместе.
– Кстати, Артём, почему ты решил помочь той девушке? – внезапно поинтересовался друг, резким тоном возвращая меня в жестокую реальность. – Понравилась или просто стало жалко?
Я знал, что этот вопрос рано или поздно прозвучит, особенно после того, как Феликс стал невольным свидетелем моей перепалки с врачом. Но я и сам не до конца понимал, что мной двигало.
Прикрыв веки, пытаясь вспомнить Лиану. Ее широко распахнутые глаза, в которых застыл испуг. Тускло-золотистые пряди. Острые ключицы, проступающие под тонкой кожей.
Это было неправильное время для таких мыслей, но ничего не мог с собой поделать. Внизу живота что-то напряглось. Открыв глаза, я досадой стиснул зубы и тихо выругался про себя:
Черт побери! Как я смею думать об этом сейчас? Нужно сосредоточиться!
Я покачал головой, отгоняя наваждение, и посмотрел на Феликса.
– На самом деле я не планировал отдавать сердце, – искренне ответил я другу. – Но то, как Лиана на меня посмотрела… в её взгляде было столько боли, отчаяния и надежды. То, как послушно она отвечала на вопросы… Всё это пробудило что-то во мне. И она напомнила мне Еву.
Голос предательски дрогнул, когда я произнёс имя сестры. Но одновременно, где-то в глубине души, затеплилась слабая искра надежды. Возможно, у меня получится спасти хотя бы одну жизнь и искупить свою вину перед Евой, которую не смог уберечь.
– Они могут быть похожи внешне, – продолжил я, вспоминая моменты, проведённые с сестрой. – Но я уверен, что они совершенно разные. Ева могла казаться ангелом с виду, но у неё был сложный, взрывной характер, а Лиана… она больше напоминает невинную и пугливую лань.
– Если бы я был на месте этой девушки, то тоже испугался бы тебя. – усмехнулся друг, пытаясь разрядить напряжённую атмосферу. – Ты себя в зеркало видел? От одного твоего взгляда многие готовы в штаны наложить.
– Очень смешно. – фыркнул я, но уголки губ всё же дрогнули в улыбке. – Девушкам, между прочим, нравится моя… брутальность.
– Ага, как же, – Феликс многозначительно хмыкнул. – Ещё «волшебный член», если судить по стонам, которые я множества раз слышал из твоей спальни. Ну и не забываем про большой кошелёк, конечно.
Мы оба тихо засмеялись, и напряжение, сковывавшее меня, немного отступило. Смех, однако, быстро растворился в тишине кабинета, оставляя после себя лишь тяжесть невысказанных слов. Пауза затягивалась, каждый из нас погрузился в свой водоворот мыслей. Наконец, Феликс нарушил молчание, его голос звучал задумчиво, с лёгкой хрипотцой:
– Я бы на твоем месте присмотрелся к Лиане повнимательнее, брат.
Его слова заставили меня поднять голову.
– Почему ты так думаешь?
Друг сделал медленный глоток водки, словно взвешивал каждое слово, прежде чем произнести его вслух. Отставив стакан, Фел поднялся.
– Если бы она была простой, ты бы даже не посмотрел в её сторону, – ухмыльнулся Феликс. – Тебе всегда тянуло к женщинам, которые бросают тебе вызов, а не такие тихие мышки, как она.
– Туше, – горько усмехнулся я, признавая его правоту.
«И тем не менее что-то в Лиане зацепило меня, проникло сквозь тщательно выстроенную броню равнодушия» – эта мысль вызвала раздражение.
Мне не нужна ещё одна слабость. Она слишком чиста для этого дерьма. Как и я – слишком грязен для нее. И всё это лишь отвлекает от главного…
– Я понимаю тебя, Артём, – тихо произнёс Феликс, словно прочитав мои мысли. – Ты хочешь хоть как-то искупить свою вину за то, что не смог спасти Еву. Но помни – ты не виноват в её смерти. Это сделал тот ублюдок, и он заплатит.
Я благодарно кивнул, чувствуя, как его слова отзываются глухим эхом в моей душе. Петров был прав, но от вины избавиться не так-то просто. Мне нужно было сосредоточиться. На месте. На делах. И не поддаваться эмоциям.
Братва, моя империя, построенная на крови и костях, – всегда была для меня всем. Сенат —всего лишь инструмент. С его помощью я собирался защитить Братву и продвинуть наши дела. Я буду действовать хладнокровно и расчётливо, используя все доступные мне ресурсы.
Однако прежде чем приступить к реализации своего плана, было ещё одно неотложное дело.
– Я хочу, чтобы ты проверил её.
– Зачем? – Феликс снова ухмыльнулся, в его глазах плясало любопытство. – Собираешься познакомиться поближе?
– Идиот! – рявкнул я, резко пресекая его легкомысленный тон. – Я должен знать, кто получит сердце Евы.
Вся напускная лёгкость моментально исчезла, сменившись яростью и жаждой мести.
– Я всё сделаю. – ответил Феликс совсем другим тоном – кратким и серьёзным. Он кивнул и вышел из кабинета.
Я остался один, и напряжение, которое я сдерживал в себе весь вечер, наконец, начало отступать, волна усталости накрыла меня, и тело обмякло от бессилия.
Может, стоило пойти с Феликсом в спортзал, выпустить пар? Лупить грушу, пока костяшки не сотрутся в кровь, пока тело не заноет так, чтобы хоть немного заглушить душевную боль?
Но я сомневался, что даже это поможет мне смириться со смертью сестры, в которой были виновны мои враги.
Стянув с себя грязную одежду, я остался в одних боксёрах и уставился на тёмные пятна крови на своей рубашке.
Ева, клянусь, твоё сердце будет биться. Я прослежу, чтобы оно продолжало жить.