Красная жатва и другие истории

7

Вы связаны по рукам и ногам

В половине шестого, миновав несколько кварталов, я подошел к зданию с потухшей вывеской «Отель „Крофорд“», поднялся на второй этаж, в контору, снял номер, попросил разбудить себя в десять утра, получил ключ, вошел в довольно невзрачную комнатушку и перелил виски из фляжки себе в горло. Спать мы легли втроем: чек старого Элихью на десять тысяч, пистолет и я.

В десять утра я оделся, пошел в Первый национальный банк, разыскал там юного Олбери и попросил его заверить чек Уилсона-старшего. Кассир на некоторое время отлучился – по-видимому, звонил старику проверить, не фальшивка ли это. Наконец он вернулся с заверенным чеком.

Я вложил письмо старика и чек в конверт, заклеил его, написал адрес: Сан-Франциско, детективное агентство «Континентал», приклеил марку, вышел на улицу и бросил письмо в почтовый ящик на углу.

– Так почему же вы убили его? – поинтересовался я у юного Олбери, вернувшись в банк.

– Кого «его»? – улыбнувшись, переспросил он. – Президента Линкольна?

– Значит, не хотите признаваться, что убили Дональда Уилсона?

– Боюсь вас разочаровать, но не хотелось бы, – ответил он, по-прежнему улыбаясь.

– Вот незадача, – огорчился я. – Не можем же мы с вами препираться у всех на виду. Здесь нам поговорить не дадут. Кто этот тучный джентльмен в очках?

– Мистер Дриттон, старший кассир, – ответил, покраснев, молодой человек.

– Познакомьте нас.

Молодой человек, хоть и неохотно, обратился к кассиру по имени, и Дриттон – крупный мужчина в пенсне, с гладким розовым лицом и лысым розовым черепом, окаймленным редкими седыми волосиками, – подошел к нам.

Младший кассир пробормотал что-то невнятное, и я пожал Дриттону руку, внимательно следя за молодым человеком.

– Я как раз объяснял мистеру Олбери, – сказал я, обращаясь к Дриттону, – что нам с ним не мешало бы уединиться, а то, боюсь, он по собственной воле не сознается, а мне бы очень не хотелось, чтобы все в банке слышали, как я на него кричу.

– Не сознается?! – старший кассир чуть язык не проглотил от удивления.

– Вот именно. – Я расплылся в широкой добродушной улыбке, старательно подражая Нунену. – А вы разве не знаете, что Олбери – тот самый парень, который убил Дональда Уилсона?

Старший кассир отреагировал на показавшуюся ему идиотской шутку, изобразив под пенсне вежливую улыбочку, которая, впрочем, сменилась испугом, когда он повернулся к молодому человеку. Тот густо покраснел, на его застывшее улыбающееся лицо было страшно смотреть.

– Какое великолепное утро! – с жаром воскликнул Дриттон, откашлявшись. – Вообще погода последнее время – грех жаловаться.

– И все-таки, – настаивал я, – не найдется ли здесь пустой комнаты, где бы мы могли поговорить по душам?

– А что, собственно, происходит? – обратился к юноше Дриттон, нервно передернувшись.

Юный Олбери произнес нечто абсолютно нечленораздельное.

– В противном случае, – пригрозил я, – мне придется отвести его в полицию.

Дриттон ловко поймал съехавшее на нос пенсне, водрузил его на место и скомандовал:

– Следуйте за мной.

Мы пересекли холл и вошли в пустую комнату с табличкой «Президент» – кабинет старого Элихью.

Кивком головы я показал Олбери на стул и сел сам.

– Итак, сэр, объясните, в чем дело, – сказал старший кассир, который, поерзав, присел на край письменного стола лицом к нам.

– Всему свое время, – сказал я ему и повернулся к молодому человеку. – Одно время вы путались с Диной, но она вас выставила. Из тех, кто ее знал, только вы могли успеть известить по телефону миссис Уилсон и Тейлера о заверенном чеке. Уилсон был убит из пистолета тридцать второго калибра. Такие пистолеты обычно выдают работникам банка. Впрочем, возможно, вы воспользовались не служебным оружием, хотя лично я в этом сомневаюсь. Допустим, вы не положили его на место – тогда одного пистолета в банке не хватает. В любом случае я приглашу эксперта, и он с помощью своих микроскопов и микрометров сравнит пули, которыми был убит Уилсон, с пулями, которыми заряжены банковские пистолеты.

Молодой человек спокойно посмотрел на меня и промолчал. Он опять взял себя в руки. Плохо. Придется припугнуть.

– Ты ведь по этой девчонке с ума сходил, – сказал я. – Сам же мне говорил, не останови она тебя, ты бы…

– Не надо! Пожалуйста, не надо! – взмолился он, судорожно глотая воздух.

Его лицо опять густо покраснело.

Я смотрел на него с нескрываемой насмешкой до тех пор, пока он не потупился.

– Сам виноват, наговорил лишнего, сынок, – продолжал я. – А все потому, что слишком со мной разоткровенничался. Все вы, любители, переигрываете.

Он сидел с низко опущенной головой, а я его добивал.

– Ты сам знаешь, что убил Дональда Уилсона. Воспользовался служебным оружием, а потом положил его на место, да? Если так и было, ты пропал. Эксперты об этом позаботятся, будь спокоен. Если же ты стрелял не из служебного пистолета, я все равно рано или поздно тебя уличу. Ладно, не мне тебе рассказывать, есть шанс выкрутиться или нет. Без меня знаешь. Нунен шьет дело об убийстве Сиплому Тейлеру. Засадить его за решетку он не сможет – улик нет, а вот задержать – пожалуйста, и, если Тейлер будет убит полицией во время ареста, Нунену это сойдет с рук. Это ему и нужно – убрать Сиплого. Вчера полиция окружила притон на Кинг-стрит, и Тейлеру пришлось всю ночь отстреливаться. Они и сейчас его ловят – если еще не поймали. Если полиция его выследит, ему не жить. Может, считаешь, что у тебя есть шанс улизнуть, и хочешь, чтобы из-за тебя убили другого человека? Дело твое. Но поскольку ты сам знаешь, что шансов нет, а когда найдется пистолет, тебе точно крышка, дай, черт возьми, шанс Тейлеру, сними с него подозрение.

– Я не хотел… – произнес Олбери голосом глубокого старика. Он поднял голову, увидел Дриттона, повторил: – Я не хотел… – И замолк.

– Где пистолет? – спросил я.

– В ящике Харпера, – ответил молодой человек.

Я бросил злобный взгляд на старшего кассира и рявкнул:

– Принесите!

Он вылетел из комнаты как ошпаренный.

– Не хотел я его убивать, – промямлил юноша. – Правда.

Я понимающе кивнул, изобразив на лице глубокое сочувствие.

– Я его действительно убивать не хотел, – повторил он, – хотя пистолет с собой прихватил. Вы правы, тогда я был по уши влюблен в Дину и страдал ужасно. Бывали дни более или менее сносные, но иногда совсем невмоготу становилось. В тот день, когда Уилсон пришел к ней с чеком, я был в очень плохом состоянии. Мучила мысль, что я лишился ее оттого, что у меня не осталось денег, а Уилсон принес ей целых пять тысяч. Этот проклятый чек всему виной. Поймите, я ведь знал, что она… с Тейлером. Если бы я услышал, что она и с Уилсоном спуталась, но чека не видел, я бы ничего не сделал. Уверяю вас. Самое невыносимое было видеть этот чек и сознавать, что я потерял Дину из-за отсутствия денег.

В тот вечер я следил за ее домом и видел, как он вошел. Я за себя боялся: мне было плохо и в кармане лежал пистолет. Если честно, не хотелось ничего предпринимать. Я трусил. Только и думал о чеке и о том, почему я ее лишился. Я знал, что жена Уилсона ревнива. Про это все знали. Я подумал: а что, если позвонить ей и все рассказать?.. Впрочем, не могу точно сказать, о чем я тогда думал. Я зашел в магазин на углу и позвонил миссис Уилсон. А потом Тейлеру. Я хотел, чтобы оба приехали. Знай я кого-нибудь еще, кто имеет отношение к Дине или к Уилсону, я бы и им позвонил.

Затем я вернулся и опять стал следить за домом Дины. Сначала приехала миссис Уилсон, затем Тейлер, оба стали ждать. А я обрадовался: теперь не так за себя боялся. Через некоторое время из дома вышел Уилсон и пошел по улице. Я взглянул на машину миссис Уилсон и на подворотню, куда, я сам видел, скрылся Тейлер. Ни он, ни она даже не шелохнулись, а Уилсон уходил все дальше и дальше. И тут я вдруг понял, зачем их вызвал. Я надеялся переложить на них то, что боялся сделать сам. Но они бездействовали, а он уходил. Если бы кто-то из них догнал его и сказал что-нибудь или хотя бы пошел следом, я бы ни за что не решился.

Но они, повторяю, бездействовали. Хорошо помню, как я вынул пистолет из кармана. Перед глазами все затуманилось, как будто я заплакал. Может, так оно и было. Как стрелял, то есть как целился и нажимал на курок, я не помню. Помню только, что из пистолета, который я держал в руке, грянули выстрелы. Что было с Уилсоном, не знаю; то ли он упал до того, как я повернулся и побежал по переулку, то ли после. Вернувшись домой, я почистил и перезарядил пистолет, а наутро подложил его кассиру Харперу.

По дороге в муниципалитет, куда я решил доставить юного Олбери вместе с его пистолетом, я извинился перед ним за свои простецкие замашки в начале допроса.

– Мне надо было обязательно вывести тебя на чистую воду, – объяснил я ему. – Когда ты рассказывал про Дину, я сразу понял, актер ты отличный и голыми руками тебя не возьмешь.

Он вздрогнул и медленно проговорил:

– Я и не думал притворяться. Когда осознал, что меня могут вздернуть, то как-то… как-то охладел к ней. Я не мог… Я и сейчас не могу… уяснить себе, почему это сделал. Вы понимаете, что я хочу сказать? Ведь какая-то дешевка получилась… Все дешевка, с самого начала…

Мне ничего не оставалось, как с глубокомысленным видом заметить:

– Бывает.

В кабинете шефа мы встретили краснолицего полицейского Бидла, который накануне участвовал в налете на притон. Он с любопытством вытаращил на меня серые глаза, но вопросов про Кинг-стрит задавать не стал.

Бидл вызвал прокурора, молодого человека по имени Дарт, и только Олбери начал рассказывать все с самого начала Бидлу, Дарту и стенографистке, как в кабинет ввалился Нунен. Вид у него был такой, словно он едва продрал глаза.

– Ужасно рад тебя видеть, – сказал он, одной лапой хлопая меня по спине, а другой тиская мою руку. – Да, вчера ты чудом уцелел. Пока мы не вышибли дверь и не обнаружили, что притон пуст, я был уверен на все сто, что тебя порешили. Расскажи, как этим сукиным детям удалось уйти?

– Очень просто. Твои люди, несколько человек, вывели их через заднюю дверь, провели через дом и увезли в полицейской машине. Меня они забрали с собой, поэтому я и не смог тебя предупредить.

– Мои люди? – переспросил он, нисколько не удивившись. – Ну и ну! И как же они выглядели?

Я их описал.

– Шор и Риордан, – сказал Нунен. – Что ж, с этих станется. А это кто такой? – И он повел бычьей шеей в сторону Олбери.

Я вкратце рассказал ему всю историю, пока молодой человек диктовал свои показания.

– С Сиплым, выходит, я погорячился, – хмыкнул шеф. – Надо будет его поймать и извиниться. Так этого парня ты расколол? Отлично. Поздравляю и благодарю. – И он опять пожал мне руку. – Уезжаешь?

– Пока нет.

– Вот и отлично.

Я пообедал (а заодно и позавтракал), затем пошел постричься и побриться, дал в агентство телеграмму, попросив прислать в Берсвилл Дика Фоли и Микки Линехана, поднялся в номер переодеться и отправился к своему клиенту.

Старый Элихью, завернувшись в одеяло, сидел в кресле возле окна и грелся на солнышке. Он протянул мне розовую ладошку и поблагодарил за то, что я поймал убийцу его сына.

Я ответил то, что полагается отвечать в таких случаях, но расспрашивать, откуда он узнал, не стал.

– Вы заслужили деньги, которые получили вчера вечером, – сказал он.

– Чек вашего сына с лихвой возмещает все мои усилия.

– В таком случае мой чек считайте вознаграждением.

– Работникам «Континентал» запрещается принимать вознаграждения.

Его лицо стало наливаться краской.

– И что же, черт возьми…

– А вы не забыли, что ваши деньги должны были пойти на расследование преступлений и коррупции в Берс-вилле?

– Вздор! – фыркнул он. – Просто мы с вами вчера погорячились. Все отменяется.

– У меня ничего не отменяется.

На меня обрушился поток проклятий, после чего он заявил:

– Это мои деньги, и на всякую чепуху я их тратить не намерен. Не хотите взять чек в качестве вознаграждения – отдавайте его назад.

– Перестаньте кричать, – сказал я. – Никаких денег я вам не верну, а вот город, как мы и договорились, постараюсь очистить. Вы ведь этого сами хотели? Вот и получайте. Теперь вы знаете, что вашего сына убил юный Олбери, а вовсе не ваши дружки. А им стало известно, что Тейлер не был в сговоре с вами. Коль скоро вашего сына нет в живых, вы могли посулить им, что газетчики впредь не станут совать нос куда не следует. И в городе снова наступят мир и благодать. Я все это учел. А потому связал вас письменными обязательствами. И связаны вы по рукам и ногам. Чек заверен, не платить по нему вы не можете. Допустим, контракт был бы лучше официального письма, но, чтобы доказать это, вам придется обратиться в суд. Хотите – обращайтесь, но не думаю, чтобы такого рода реклама была вам на руку. А в рекламе вы недостатка иметь не будете, об этом я позабочусь. Шеф городской полиции толстяк Нунен попытался сегодня утром убить меня. Мне это не нравится. Я человек злопамятный и не успокоюсь, пока с ним не расквитаюсь. А пока я повеселюсь вволю. У меня есть десять тысяч ваших долларов, с их помощью я выверну наизнанку весь Берсвилл. Мои отчеты о проделанной работе вы будете получать исправно, не беспокойтесь. Надеюсь, они доставят вам удовольствие.

И с этими словами я вышел из дома, а вдогонку мне неслись отборные ругательства.

8

Ставь на Крошку Купера

Остаток дня я просидел над отчетом по делу Дональда Уилсона. Потом до самого обеда валялся на диване, курил сигареты и обдумывал дело Элихью Уилсона.

Вечером я спустился в ресторан и только открыл рот, чтобы заказать ромштекс с грибами, как меня вызвали к телефону.

В трубке раздался ленивый голос Дины Брэнд:

– Тебя хочет видеть Макс. Вечерком заедешь?

– К тебе?

– Да.

Я обещал, что приеду, положил трубку и вернулся в ресторан. Покончив с ромштексом, я поднялся к себе на шестой этаж. Окна моей комнаты выходили на улицу. Я отпер дверь, вошел и повернул выключатель.

По двери, у самого моего виска, чиркнула пуля.

Еще несколько пуль изрешетили дверь и стену, но я уже успел забиться в угол, который из окна не просматривался.

В пятиэтажном доме напротив размещалось какое-то учреждение, его крыша была чуть выше моего окна. В темноте крыши видно не было, у меня горел свет, и высовываться из окна было бы по меньшей мере неосмотрительно.

Я стал искать, чем бы запустить в лампочку, дотянулся до Библии, швырнул ее, лампочка разлетелась вдребезги, и комната погрузилась во мрак.

Стрельба прекратилась.

Я подкрался к окну и, прижавшись к стене, вперился в темноту, однако так и не увидел, есть ли кто-то наверху, между крышей и моим окном был слишком большой перепад. Десять минут я, не отрываясь, наблюдал одним глазом за домом напротив, в результате чего лишь свернул себе шею.

Затем, добравшись до телефона, я попросил коридорную прислать дежурного полицейского.

Им оказался упитанный малый с белыми усами и маленькой, как у ребенка, головкой. Крохотная шляпа была сдвинута на затылок. Звали его Кивер. Узнав, что в меня стреляли, он ужасно разволновался.

Следом за Кивером пришел управляющий отелем, дородный мужчина, бесподобно владеющий собой. Моя история не произвела на него никакого впечатления. Воспринял он ее с притворным испугом уличного факира, которому не удался фокус.

Мы рискнули включить свет, ввернув новую лампочку, но опять засвистели пули. В стене появилось еще десять дырок.

Полицейские приходили и уходили, безуспешно пытаясь обнаружить стрелявших. Позвонил Нунен. Сначала он говорил с сержантом, ответственным за проведение операции, а затем попросил к телефону меня.

– Представляешь, только что узнал, что в тебя стреляли, – сообщил он. – Кто бы это мог быть, как ты думаешь?

– Понятия не имею, – соврал я.

– Ты цел?

– Цел.

– И на том спасибо, – с облегчением вздохнул он. – Ничего, дай срок, мы эту пташку выловим. Никуда от нас не уйдет. Хочешь, я оставлю у тебя двоих ребят, если тебе так спокойнее?

– Нет, благодарю.

– А может, все-таки пусть останутся?

– Спасибо, не стоит.

Он взял с меня слово, что в случае чего я ему тут же позвоню; заверил, что вся полиция города Берсвилла к моим услугам; намекнул, что, если со мной что-нибудь случится, он этого не переживет, – и только тогда отстал.

Полицейские ушли. Я перенес вещи в другой, более безопасный номер, переоделся и отправился на Харрикен-стрит, на свидание с Сиплым.

Дверь мне открыла Дина Брэнд. Ее полные, чувственные губы на этот раз были накрашены ровно, но русые волосы так же плохо расчесаны, пробор неровный, а оранжевое шелковое платье в пятнах.

– Тебя еще не убили? – удивилась она. – А ты живучий. Заходи.

Мы вошли в захламленную гостиную. Дэн Рольф и Макс Тейлер играли в карты. Рольф кивнул, а Тейлер привстал и пожал мне руку.

– Говорят, ты объявил Бесвиллу войну, – просипел он.

– Я тут ни при чем. У меня есть клиент, который хочет проветрить этот нужник.

– Не хочет, а хотел, – поправил меня Сиплый, когда мы сели за стол. – Делать тебе больше нечего.

Тут я произнес целую речь:

– Видишь ли, мне не нравится, как Бесвилл со мной обошелся, а сейчас я могу взять реванш. Насколько я понимаю, ты опять вернулся в шайку, снова ходишь с ними в обнимку, все обиды побоку, верно? Ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Было время, когда и я хотел того же. Если бы меня оставили в покое, я, быть может, ехал бы сейчас назад, в Сан-Франциско. Но меня в покое не оставляют. Взять хотя бы толстяка Нунена. За два дня он дважды пытался меня прикончить. Не слишком ли часто? А теперь настала моя очередь за ним поохотиться, и в этом удовольствии я себе отказать не могу. Пришло время собирать бесвиллскую жатву. Этим-то я и займусь.

– Если останешься жив, – заметил Сиплый.

– Естественно, – согласился я. – Сегодня утром, например, я вычитал в газете, что какой-то парень ел в постели эклер с шоколадным кремом, подавился и помер.

– Хорошая история, – вставила Дина Брэнд, развалившись в кресле, – только в сегодняшней газете ничего такого нет.

Она закурила и швырнула спичку за диван. Чахоточный собрал разбросанные по столу карты и стал их бесцельно мешать.

– Уилсон хочет, чтобы ты взял себе эти десять тысяч, – нахмурившись, сказал Тейлер. – Чего упрямишься?