Красная жатва и другие истории

- -
- 100%
- +
– Склочный у меня нрав, вот беда, – сказал я. – Терпеть не могу, когда людей убивают.
– Смотри, сыграешь в ящик. Я-то против тебя ничего не имею. Ты Нунена от меня отвадил. Поэтому и говорю: плюнь и возвращайся во Фриско.
– И я против тебя ничего не имею, – сказал я. – Поэтому и говорю: порви с ними. Один раз они уже тебя обманули. И еще обманут. И потом, они плохо кончат. Выходи из игры, пока не поздно.
– За меня не бойся, – сказал он. – Я себя в обиду не дам.
– Охотно верю. Но ты же сам знаешь, долго они все равно не протянут. Ты уже сливки снял – пора и когти рвать.
– Парень ты не промах, не спорю, – сказал он, покачав черной головенкой. – Но ты не расколешь этот орешек. Если бы я считал, что он тебе по зубам, то перешел бы на твою сторону. Сам знаешь, как я отношусь к Нунену. Но тебе их не одолеть. Отступись.
– Ни за что. Вколочу в это дело все десять тысяч папаши Элихью до последнего цента.
– Говорила же я тебе, – зевнув, сказала Сиплому Дина Брэнд, – если он что-то вбил себе в голову, его не переубедишь. Эй, Дэн, у нас что-нибудь выпить найдется?
Чахоточный встал из-за стола и вышел из комнаты.
– Дело твое. – Тейлер пожал плечами. – Не мне тебя учить. Завтра вечером на бокс собираешься?
Я ответил, что собираюсь. Вошел Дэн Рольф с джином и стаканами. Мы выпили. Разговор зашел о боксе. О моей схватке с Бесвиллом больше никто не упоминал. По-видимому, Сиплый просто умыл руки, но мое упрямство его не разозлило. Он даже дал мне совет, если я пойду на бокс, поставить на Малыша Купера, который должен выиграть у Айка Буша нокаутом в шестом раунде. Тейлер явно что-то знал, и его прогноз ничуть не удивил Дину и Рольфа.
Ушел я в начале двенадцатого и добрался до отеля без всяких происшествий.
9
Нож с черной рукояткой
Утром, когда я проснулся, меня посетила гениальная идея. Ведь в Берсвилле всего сорок тысяч жителей, и слухи наверняка расходятся моментально. В десять утра я взялся за дело.
Я ходил по бильярдным, табачным магазинам, барам, закусочным, останавливался на перекрестках. Стоило мне увидеть одного-двух шатающихся без дела берсвиллцев, как я подходил и говорил примерно следующее:
– Спичек не найдется?.. Благодарю… Сегодня на бокс идешь?.. Буш, говорят, сольет в шестом раунде… Мне Сиплый рассказывал – он зря говорить не будет… Еще бы, конечно, жулики, все до одного…
Люди любят секреты, а все, связанное с именем Тейлера, носило в Берсвилле налет секретности. Слухи распространялись с невероятной быстротой. Многие из тех, кому я сообщил прогноз Сиплого, спешили передать его дальше – главным образом чтобы продемонстрировать свою осведомленность.
Еще утром шансы Айка Буша на победу считались более предпочтительными, некоторые полагали даже, что он победит нокаутом. Но уже к двум часам дня ситуация изменилась: сначала шансы боксеров выровнялись, а к половине третьего Малыш Купер стал фаворитом, ставки на него принимались два к одному.
Напоследок я зашел в закусочную и, уписывая сэндвич с жареной говядиной, поделился своим прогнозом с буфетчиком и несколькими постояльцами.
Когда я вышел, на улице меня ждал какой-то тип с кривыми ногами и острой, отвисшей, как у борова, челюстью. Он кивнул и пошел рядом, грызя зубочистку и косясь на меня. Когда мы дошли до перекрестка, он сказал:
– Все это вранье.
– Что именно?
– Что Айк Буш сольет. Вранье, я тебе точно говорю.
– А тебе-то какая разница? Знающие люди ставят на Купера два к одному, а ведь ему без помощи Буша не выиграть.
Кривоногий выплюнул изжеванную зубочистку и обнажил желтые зубы:
– Да он мне сам вчера вечером говорил, что уложит Купера одной левой, а уж мне бы он заливать не стал.
– Дружишь с ним?
– Дружить не дружу, но он знает, что… Слушай! Тебе правда про Купера Сиплый рассказывал?
– Правда.
– Надо же! – И он злобно выругался. – А я-то развесил уши, поверил этому паразиту, последние тридцать пять долларов на него извел. А ведь я мог бы его посадить… – Он осекся и стал озираться по сторонам.
– За что?
– Было за что. Не важно.
– Послушай, раз ты про него что-то знаешь, это меняет дело. Я и сам на Буша поставил. Если он у тебя на приколе, можно было бы с ним договориться.
Он взглянул на меня, на тротуар, порылся в кармане жилета, извлек оттуда зубочистку, сунул ее в рот и пробормотал:
– А ты кто будешь?
Я назвался то ли Хантером, то ли Хантом, то ли Хантингтоном и спросил, как зовут его.
– Максвейн, Боб Максвейн, – представился кривоногий. – Если не веришь, спроси кого хочешь. Меня в городе все знают.
Я сказал, что верю ему.
– Ну, что скажешь? Нажмем на Буша?
Его маленькие глазки вспыхнули и тут же погасли.
– Нет, – выдохнул он. – За кого ты меня принимаешь? Я всегда…
– …даю себя за нос водить, – подхватил я. – Не бойся, тебе с ним дело иметь не придется, Максвейн. Выкладывай все, что знаешь, а я уж сам все устрою, если будет что устраивать.
Обдумывая мои слова, он облизнул губы, и зубочистка выпала у него изо рта и застряла в пиджаке.
– А ты не разболтаешь, что и я замешан в этой истории? – спросил он. – Я ведь здешний, и, если это дело выплывет, меня тут же загребут. А его в полицию не сдашь? Только пригрозишь, чтобы он сегодня вечером не слил?
– Конечно.
Он вцепился в мою руку и с волнением в голосе спросил:
– Честно?
– Честно.
– Его настоящее имя Эл Кеннеди. Два года назад он принимал участие в налете на банк «Кистоун-траст» в Филадельфии, когда ребята Финки Хоггарта уложили двух посыльных. Сам Эл их не убивал, но в ограблении участвовал. Он вообще в Филадельфии немало дел натворил. Всю банду забрали, а ему удалось смыться. Поэтому-то он здесь и отсиживается. Поэтому никогда не даст репортерам свою физиономию в газетах пропечатать. Предпочитает не высовываться. Ты меня понял? Айк Буш – это Эл Кеннеди, которого разыскивают легавые за ограбление «Кистоуна». Уяснил себе? Он участвовал.
– Уяснил, уяснил, – заверил его я, с трудом остановив эту карусель. – Скажи лучше, как нам с ним встретиться?
– Он живет в отеле «Максвелл», на Юнион-стрит. Сейчас, надо думать, он в номере, отдыхает перед боем.
– Чего ему отдыхать? Он ведь еще не знает, что будет драться всерьез. Ладно, попробуем. Попытка – не пытка.
– Не мы попробуем, а ты! Сам же слово дал, что меня не выдашь, а теперь «мы да мы»!
– Извини, запамятовал. Как он выглядит?
– Черноволосый такой, стройный, одно ухо изуродовано, брови прямые. Не знаю, как он тебя встретит.
– Это дело мое. Где потом тебя найти?
– Буду возле бильярдной Марри. Смотри, не проговорись, ты обещал.
Гостиница «Максвелл» ничем не отличалась от десятка точно таких же, затесавшихся между магазинами, маленьких гостиниц на Юнион-стрит. Узкая входная дверь на второй этаж, в контору ведет крутая лестница с побитыми ступеньками. Располагалась контора прямо в холле; за деревянной стойкой с облупившейся краской стоял стенд с ключами и ячейками для писем. На стойке валялся медный колокольчик, а рядом захватанная книга гостей. В конторе было пусто.
Пришлось перелистать восемь страниц, прежде чем я обнаружил нужную мне запись: «Айк Буш, Солт-Лейк-Сити, номер 214». Ключа от его комнаты на стенде не было. Я поднялся этажом выше и постучал в дверь под номером 214. Безрезультатно. Постучал еще несколько раз и поплелся назад, к лестнице.
Кто-то поднимался наверх. Я остановился на площадке, решив посмотреть, кто это.
В полумраке возник стройный мускулистый парень в военной рубашке, синем костюме, серой кепке и с абсолютно прямыми бровями.
– Привет, – сказал я.
Он кивнул и молча прошел мимо.
– Сегодня выиграешь?
– Надеюсь, – бросил он, не останавливаясь.
– Вот и я надеюсь, – сказал я ему вдогонку. – Уж больно не хочется отправлять тебя обратно в Филадельфию, Эл.
Он сделал еще шаг, очень медленно обернулся, прислонился плечом к стене и с сонным видом буркнул:
– Чего?
– Ты меня, говорю, очень огорчишь, если проиграешь такому сопляку, как Малыш Купер. Не делай этого, Эл. Ты же не хочешь возвращаться в Филадельфию, верно?
Парень набычился и двинулся в мою сторону. Подойдя почти вплотную, он замер и повернулся ко мне вполоборота. Я держал руки в кармане плаща, он – по швам.
– Чего? – буркнул он во второй раз.
– Запомни хорошенько: если Айк Буш сегодня вечером не одержит победу, Эл Кеннеди завтра утром отправится на восток.
Он слегка повел левым плечом, а я пошевелил пистолетом в кармане.
– А с чего ты взял, что я не выиграю? – буркнул он.
– Слухи ходят. Вот я и подумал, что ты уже приобрел билет до Филадельфии.
– Челюсть бы тебе, жирному подонку, свернуть.
– Если сворачивать, то прямо сейчас, а то потом поздно будет: либо ты выиграешь, и тогда скорее всего больше меня не увидишь, либо проиграешь, но тогда руки у тебя будут заняты.
Максвейна я нашел в бильярдной Марри, на Бродвее.
– Ну что, видел его? – спросил он.
– Да, мы обо всем договорились. Если он сольет или скажет хоть слово тем, кто на него ставил, или наплюет на то, что я ему сказал, или…
Максвейн ужасно встревожился.
– Смотри, будь начеку, – предупредил он. – Они могут попытаться убрать тебя. Он… Ой, вон идет парень, мне с ним переговорить надо… – И с этими словами он исчез.
Боксерские поединки проводили в бывшем казино, большом деревянном здании на окраине Бесвилла, где раньше был парк с аттракционами. К половине девятого здесь собрался весь город. Когда я приехал, зал уже был набит под завязку: и внизу, где были расставлены складные стулья, и наверху, на крошечных балкончиках, куда внесли скамейки, свободных мест не было.
Дым. Вонь. Жара. Шум.
Я сидел в третьем ряду, сбоку от ринга. Пробираясь на свое место, я увидел неподалеку, на боковом сиденье Дэна Рольфа, а рядом с ним Дину Брэнд. На этот раз она причесалась, даже завилась, и в большой серой шубе выглядела «на все сто».
– Играешь Купера? – спросила она, когда мы помахали друг другу.
– Нет. А ты на него много поставила?
– Могла бы больше, но не стала. Он же фаворит, теперь за него много не получишь.
– Все почему-то считают, что Буш должен слить. Несколько минут назад я сам видел, как на Купера ставили сотню, четыре к одному. – Я перегнулся через Рольфа и, нырнув под серый меховой воротник, шепнул Дине на ухо:
– Буш не сольет. Поставь на него, пока еще есть время.
Ее огромные воспаленные глаза расширились и потемнели от волнения, жадности, любопытства, недоверия.
– А ты не врешь? – Она нахмурилась и стала кусать подкрашенные губы.
Я не ответил. Она опять прикусила губу:
– Макс в курсе?
– Я его не видел. Он здесь?
– Должен быть, – сказала Дина, рассеянно смотря перед собой. Рот ее шевелился, как будто она что-то про себя подсчитывала.
– Поступай, как знаешь, но это верняк, – сказал я.
Подавшись вперед, Дина пристально посмотрела мне в глаза, щелкнула зубами, взяла сумочку и достала оттуда пачку банкнот толщиной в кофейную банку. Часть денег она сунула Дэну:
– Пойди поставь на Буша. Впереди еще целый час, посмотришь, как его играют.
Рольф взял деньги и ушел, а я сел на его место. Она коснулась пальцами моей руки и сказала:
– Если он проиграет, я тебе не завидую.
Всем своим видом я дал ей понять, что о проигрыше не может быть и речи.
Начались предварительные четырехраундовые поединки между любителями. Все это время я искал глазами Тейлера, но безуспешно. Дине не сиделось, на ринг она почти не смотрела и занималась тем, что либо спрашивала, от кого я узнал про Буша, либо угрожала мне адским пламенем и вечными муками, если мой прогноз не сбудется.
Когда начались полуфинальные бои, вернулся с тотализаторными билетами Рольф. Дина вцепилась в билеты, а я пошел на свое место. Не поднимая головы, она бросила мне вслед:
– Когда кончится, подожди нас у входа.
Пока я пересаживался, на ринг поднялся Крошка Купер. Это был краснощекий светловолосый крепыш в лиловых трусах, зубастый и не в меру упитанный. В противоположном углу, нырнув под канаты, появился Айк Буш, он же Эл Кеннеди. Айк смотрелся лучше своего соперника: стройный, подтянутый, проворный, вот только лицо бледное, встревоженное.
Они сошлись в центре, обменялись, как полагается, приветствиями, опять разошлись по углам, сняли халаты, грянул гонг – и бой начался.
Купер двигался тяжело и, хотя владел мощным ударом снизу, попадал редко. В Буше же сразу чувствовался класс: прыгучий, отменная реакция, отлично работает правой. Если бы проворный Буш хоть немного постарался, Купера бы унесли с ринга прямо на кладбище. Но в том-то и беда, что Буш не старался, он совершенно не стремился к победе; наоборот, делал все возможное, чтобы проиграть.
Купер неуклюже расхаживал по рингу и со страшной силой лупил по всему, что попадалось под руку, – от свисавших с потолка ламп до боковых стоек. Его тактика была предельно проста: не щадить никого и ничего. Буш плясал вокруг него, то приближаясь, то отскакивая; все его удары приходились в цель, вот только настоящих ударов не было.
Еще не кончился первый раунд, а зал недовольно загудел. Второй раунд оказался ничем не лучше. Мне стало не по себе. Похоже, Буш не сделал выводов из нашей короткой беседы. Краем глаза я следил за Диной Брэнд: она была в исступлении и, как могла, пыталась привлечь к себе мое внимание, но я сделал вид, что ничего не вижу и не слышу.
В третьем раунде любовный танец на ринге проходил под аккомпанемент громких выкриков из зала: «Долой обоих!», «Вы еще поцелуйтесь!», «Драться будете?». Улучив момент, когда пляшущие по рингу боксеры оказались в ближайшем от меня углу, а негодующий крик болельщиков на мгновение смолк, я сложил руки рупором и крикнул:
– Привет из Филадельфии, Эл!
В этот момент Буш стоял ко мне спиной. Он поменялся с Купером местами, толкнул его на канаты и поглядел в мою сторону.
И тут откуда-то сзади, совсем из другого конца зала, кто-то выкрикнул:
– Привет из Филадельфии, Эл!
Максвейн, не иначе.
Какой-то пьяница слева от меня прокричал то же самое, его испитое лицо расплылось в широкой улыбке – шутка про Филадельфию, как видно, пришлась ему по вкусу. Подхватили ее и другие – в основном чтобы позлить Буша.
Видно было, как лихорадочно забегали под черной полоской прямых бровей его маленькие глазки.
В этот момент мощный удар Купера пришелся ему прямо в челюсть.
Айк Буш рухнул к ногам судьи.
Судья за две секунды успел досчитать до пяти, но тут грянул гонг.
Я посмотрел на Дину Брэнд и засмеялся. А что мне еще оставалось? Она тоже взглянула на меня, но не засмеялась. В эту минуту она была похожа на чахоточного Дэна Рольфа, только гораздо злее.
Секунданты оттащили Буша в угол и стали его растирать – без особого, впрочем, усердия. Он открыл глаза и опустил голову. Грянул гонг.
Подтянув трусы, Крошка Купер поплелся на середину ринга. Буш подпустил его поближе, а затем рванулся навстречу.
Левая перчатка Буша скользнула куда-то вниз, на мгновение исчезла, и Купер вдруг сказал «ух» и, скрючившись, подался назад – удар пришелся прямо ему в живот.
Ударом правой в челюсть Буш заставил его распрямиться, а затем его левая перчатка опять скользнула вниз. Купер снова сказал «ух» и еле устоял на ногах.
Буш еще пару раз стукнул его по голове, поднял правую перчатку, обводящим ударом левой заставил его раскрыться и, выбросив правую руку, нанес ему сокрушительный удар в челюсть.
Звук удара разнесся по всему залу.
Купер рухнул, дернулся и замер. До десяти судья ухитрился считать целых полминуты. Впрочем, он мог бы считать и полчаса. Крошка Купер был в нокауте.
Досчитав наконец до десяти, судья нехотя поднял руку Буша. Вид у обоих был невеселый.
Вдруг что-то сверкнуло в воздухе. Сверху, над головой зрителей, просвистела пущенная с одного из балкончиков какая-то серебряная стрелка.
Раздался женский крик.
Стрелка спикировала на ринг, издав глухой и в то же время какой-то резкий звук.
Айк Буш опустил поднятую судьей руку и ничком повалился на Крошку Купера. Из шеи у него торчала черная рукоятка ножа.
10
Срочно требуются преступники обоего пола
Выйдя через полчаса из зала, я увидел Дину Брэнд: она сидела за рулем маленького голубого «мармона» и беседовала со стоявшим возле машины Максом Тейлером.
Квадратная челюсть Дины выдавалась вперед, а углы большого красного рта опустились и заострились.
У Сиплого вид был не лучше. Его смазливое личико пожелтело и застыло, а губы были тоньше бумаги.
Семейная сцена, одно слово! Я бы не стал им мешать, если бы Дина сама не увидела меня.
– Господи, сколько же можно ждать! – воскликнула она.
Я подошел к машине. Взгляд, которым окинул меня Тейлер, не сулил ничего хорошего.
– Вчера я советовал тебе возвращаться во Фриско, – проговорил он шепотом, от которого стыла в жилах кровь, – а сегодня приказываю.
– Спасибо за заботу, – сказал я, садясь в машину рядом с Диной.
– Ты подводишь меня уже не в первый раз, – сказал ей Сиплый, когда она стала заводить мотор. – Но в последний.
Машина тронулась, Дина повернула голову и пропела:
– Катись, любимый, к дьяволу!
Вскоре мы въехали в город.
– Буш мертв? – спросила она, сворачивая на Бродвей.
– Мертвее не бывает. Когда его перевернули на спину, оказалось, что острие ножа торчит спереди.
– Сам виноват: не надо было их надувать. Давай где-нибудь перекусим. Я выиграла больше тысячи, и, если победа Буша моего дружка не устраивает, тем хуже для него. А ты в выигрыше?
– Я не играл. Макс, стало быть, недоволен?
– Не играл?! – удивилась она. – Каким же надо быть дураком, чтобы заранее знать результат и не играть! Первый раз такое слышу!
– Я не знал наверняка, что бой заделан. Значит, Макс не в духе?
– Не то слово. Он проиграл кучу денег. А теперь злится, что я в последний момент передумала и поставила на победителя. – Она резко затормозила перед китайским ресторанчиком. – Плевать я хотела на этого коротышку! А еще игрок называется!
От слез у нее заблестели глаза. Когда мы выходили из машины, она достала носовой платок и приложила к лицу.
– Господи! Как есть хочется! – воскликнула она и потащила меня в ресторан. – Ты меня угостишь чоуменем? Целую тонну съем!
Тонну она не съела, но со своей огромной порцией, а заодно и с половиной моей, расправилась без труда. Поужинав, мы сели в «мармон» и поехали к ней.
Дэн Рольф был в столовой. Перед ним на столе стояли стакан с водой и какая-то коричневая бутылка без этикетки. Он неподвижно сидел и пялился на бутылку. В комнате пахло опиумом.
Скинув шубу, которая тут же съехала со стула на пол, и нетерпеливо щелкнув пальцами, Дина Брэнд окликнула чахоточного:
– Деньги получил?
Не отрывая взгляда от бутылки, Рольф достал из внутреннего кармана пиджака пачку купюр и швырнул на стол. Девушка схватила деньги, дважды их пересчитала и, облизнув губы, убрала в сумочку.
Затем Дина вышла на кухню и стала колоть лед. Я сел и закурил. Рольф тупо смотрел на бутылку. Говорить нам, как всегда, было не о чем. Девушка вернулась с бутылкой джина, лимонным соком, минеральной водой и льдом.
Мы выпили.
– Макс злой как собака, – сказала она Рольфу. – Узнал, что ты в последний момент поставил на Буша, и теперь считает, что я его обманула. Макака! Я-то тут при чем? На моем месте так поступил бы любой разумный человек. Правда, я ни при чем? – спросила она у меня.
– Правда.
– Вот именно. Макс, и в этом все дело, боится, как бы другие не подумали, что он был в сговоре с нами, что Дэн в последний момент поставил на Буша не только мои деньги, но и его. Пусть себе боится, а мне наплевать! Пропади он пропадом, коротышка проклятый! Давай-ка еще по одной.
Она налила себе и мне. К своему стакану Рольф даже не притронулся.
– На его месте я бы тоже не веселился, – сказал он, по-прежнему не сводя глаз с коричневой бутылки.
– А я на твоем месте заткнулась бы, – одернула его Дина. – Разговаривать со мной в таком тоне никто ему права не давал. Я не его собственность, а если он так считает, то сильно ошибается. – Она залпом осушила стакан, хлопнула им по столу и резко повернулась в мою сторону. – Ты действительно собираешься употребить десять тысяч долларов Элихью Уилсона на то, чтобы очистить город?
– Да.
Ее воспаленные глаза загорелись алчным блеском.
– А если помогу, ты мне дашь?..
– Ты на это не пойдешь, Дина. – Рольф говорил с трудом, но спокойно и твердо – как с ребенком. – Это будет гадко с твоей стороны.
Девушка медленно повернулась к нему. У нее снова, как во время разговора с Тейлером, угрожающе отвисла челюсть.
– Я на это пойду, – сказала она. – Пусть даже буду гадиной, как ты говоришь.
Он ничего не ответил, сидел, как и прежде, не отрывая глаз от коричневой бутылки. Ее лицо покраснело, ожесточилось, а голос, наоборот, смягчился, сделался нежным и вкрадчивым.
– Нехорошо, что такой благородный джентльмен, как ты, даром что чахоточный, связался с такой гадиной, – проворковала она.
– Как связался, так и развяжусь, – медленно проговорил он, пытаясь подняться.
Опиум свое дело сделал.
Дина Брэнд вскочила и, обежав вокруг стола, двинулась на Рольфа. Он смотрел на нее пустым, одурманенным взглядом. Она подошла к нему вплотную.
– Значит, я гадина?
– Я сказал, что только последняя гадина может продать своих друзей этому типу, – спокойно сказал он.
Тут она вцепилась ему в запястье и стала выворачивать его тощую руку, пока он не упал на колени. Другой рукой она несколько раз наотмашь ударила по ввалившимся щекам. Он даже не пытался защитить лицо свободной рукой.
Дина отпустила его, повернулась к нему спиной и смешала себе джин с минеральной водой. Она улыбалась. Ее улыбка мне не понравилась.
Моргая, он поднялся на ноги. Рука в том месте, куда вцепилась Дина, покраснела и распухла, все лицо было в синяках. Он выпрямился и тупо уставился на меня.
Потом сунул руку за отворот пиджака, вынул пистолет и с таким же тупым видом выстрелил.
По счастью, у него тряслись руки, и я успел запустить в него стаканом. Стакан попал ему в плечо, а пуля просвистела у меня над головой.
Прежде чем он выстрелил снова, я бросился на него. Вторая пуля угодила в пол.
Я размахнулся и ударил в челюсть. Он отлетел в сторону, упал и затих.
Я обернулся.
Дина Брэнд занесла у меня над головой здоровенный хрустальный сифон с минеральной водой, который наверняка размозжил бы мне череп.
– Не вздумай! – крикнул я.
– А ты не распускай руки, – огрызнулась она.
– Лучше бы привела его в чувство.
Она поставила сифон на стол, и я помог ей отнести Дэна наверх, в его спальню. Когда он начал подавать признаки жизни, я оставил их с Диной наедине и вернулся в столовую. Через пятнадцать минут спустилась и Дина.
– Все нормально, – сказала она. – Но ты мог бы обойтись с ним и повежливее.
– Верно. Но ведь я это сделал ради него. Знаешь, почему он стрелял в меня?
– Потому что я хотела выдать тебе Макса.
– Нет. Потому что я видел, как ты его била.
– Не понимаю – его же я била, а не ты.
– Он тебя любит, а избиваешь ты его не впервые. Он совершенно не сопротивлялся – видимо, убедился, что бесполезно. Но когда тебя лупят по щекам в присутствии другого мужчины – радости мало, согласись?
– А я-то всегда считала, что в людях разбираюсь, – пожаловалась она. – Впрочем, попробуй тут разберись. Все вы психи.
– Ударив его, я вернул ему чувство собственного достоинства, ведь я повел себя с ним, как с настоящим мужчиной, а не с опустившимся ничтожеством, который позволяет девицам бить себя по лицу.
– Может, ты и прав, – вздохнула она. – Спорить не буду. Давай лучше выпьем.
Мы выпили, и я сказал:
– Ты говорила, что поможешь мне, если поделюсь уилсоновскими денежками. Я готов.
– Сколько дашь?
– От тебя зависит. Сколько заработаешь, столько и получишь.
– Это несерьезно.
– Пока что серьезной помощи от тебя я тоже не имею.
– Напрасно думаешь, что я своих денег не отработаю. Кто-кто, а я, дружок, изучила Бесвилл неплохо. – Она посмотрела на свои колени, помахала мне ногой в сером чулке и возмущенно воскликнула: – Ты смотри! Опять поехал. Видал что-нибудь подобное?! Хоть босиком ходи, честное слово!
– У тебя слишком толстые ноги. Никакой материал не выдержит.
– Много ты понимаешь. Так как же ты собираешься чистить наш бесвиллский нужник?
– Если я правильно информирован, Бесвилл превратился в нужник прежде всего стараниями Тейлера, Пита Финика, Лу Ярда и Нунена. У папаши Элихью, разумеется, рыльце тоже в пуху, но не у него же одного. Вдобавок, хочет он того или нет, он мой клиент; уже одно это может служить ему оправданием. Единственное, что мне остается, – это копнуть поглубже и вывести на чистую воду всю банду, одного за другим. Возможно, придется дать объявление в газете: «Срочно требуются преступники обоего пола». Если они действительно настоящие мошенники, а я в этом не сомневаюсь, за ними наверняка что-то числится – надо только как следует поискать.